Перемена темы
Можно с уверенностью сказать, что никто не стал бы ломать копья из-за свободы воли, если бы речь шла всего-навсего о привлекательной абстрактной идее. Сам факт того, что это понятие пережило века, следует приписать в первую очередь нашей природе. Ведь в большинстве своем мы действительно ощущаем, будто управляем мыслями и действиями (как бы ни было трудно это объяснить с точки зрения логики и вообще науки). Так что идея свободы воли восходит к чувственному опыту. Тем не менее этот аспект обычно теряют из виду, как только разговор касается философии.
В философской литературе существуют три основные трактовки проблемы свободы воли: детерминизм, либертарианизм и компатибилизм. Сторонники детерминизма и либертарианизма разделяют мнение, что если наше поведение полностью предопределено жизненным опытом, то свободная воля – фикция. (По этой причине и первым, и вторым приписываются «инкомпатибилистские» взгляды.) Детерминисты считают, что все в нашем мире взаимозависимо, тогда как сторонники либертарианизма (не путать с политической философией – либертарианством) воображают, что совершающий действие человек каким-то волшебным образом должен преодолеть рамки причинной обусловленности. Либертарианисты иногда упоминают такой метафизический объект, как душа, видя в наших волевых актах ее проявление. Компатибилисты находят воззрения сторонников детерминизма и либертарианизма ошибочными, заявляя, что свобода воли сочетается с принципами детерминизма.
Сегодня единственно приемлемый вариант для адептов свободы воли, нуждающихся в философском обосновании, – встать на позиции компатибилизма…Компатибилисты считают, что человек свободен в своих действиях до тех пор, пока не сталкивается с внутренними и внешними препятствиями, не дающими ему поступать в соответствии с его истинными намерениями и желаниями. Если вам хочется еще одну порцию мороженого и никто не заставляет вас его есть, вы, покупая мороженое, демонстрируете свободу воли. Люди, однако, претендуют на большую автономность. Нравственные представления и ощущение свободы действий обусловлены тем, что мы воспринимаем себя как источник наших мыслей и поступков. Выбирая жениха, невесту или книгу для чтения, мы не испытываем никакого воздействия предшествующих событий, над которыми у нас нет контроля. Мы охотно наделяем себя и окружающих свободой, отрицая влияние объективных факторов, связанных с жизненным опытом. Когда же оказывается, что мы не правы (о чем свидетельствуют данные нейрофизиологических исследований мыслительной деятельности и поведения человека), мы уже не понимаем, какими правдоподобными доводами можно было бы обосновать наши привычные представления о личной ответственности.
Проанализируем утверждение: насильники и убийцы совершают преступления по собственной воле. Если оно не полная бессмыслица, значит, преступники имели возможность поступить иначе – и не под влиянием случайных неконтролируемых факторов, а потому, что они, как разумные существа, обладали свободой мысли и действий. Сказать, что они были вольны не насиловать и не убивать, – значит признать, что они могли подавить в себе импульсы агрессии (либо даже пресечь само их появление), даже будучи в том состоянии, в каком они пребывали в момент преступления (с учетом всех факторов влияния, включая деятельность мозга). Допустить наличие свободы у жестоких убийц равносильно вынесению приговора. В противном же случае пространство для обвинения сужается, и даже самый закоренелый социопат отчасти выглядит жертвой. В тот момент, когда мы задумываемся о причинах, следствиями которых стали сознательные акты насильников и убийц, и в зоне нашего внимания оказывается целая вереница таких причин, уходящая в их детство и за его пределы, вина преступников перестает представляться такой уж очевидной.
Компатибилисты в своей обширной литературе обошли эту проблему весьма хитроумно…Согласно компатибилистам, если человек хочет совершить убийство и идет на преступление по собственному желанию, действия этого человека отражают его свободу воли. Построение нарочито нелепое как в этическом, так и в научном плане. Людьми владеет много противоречивых желаний, однако некоторые из них, с какой стороны ни посмотри, являются патологией (то есть абсолютно неприемлемы). Большинство из нас в каждый конкретный момент находятся во власти сразу множества взаимоисключающих целей и стремлений. Вам хочется закончить работу и одновременно тянет ее отложить и поиграть с детьми. Вы намерены бросить курить, но мечтаете о сигарете. Вы дрожите над каждой копейкой, но не можете устоять перед покупкой нового компьютера. В конце концов одно из противоборствующих желаний необъяснимым образом берет верх над другим. И где же здесь свобода?
Проблема с компатибилизмом, однако, гораздо глубже. Потому что какая же это свобода – хотеть то, что хочется, обходясь вообще без внутренних конфликтов? Какая же это свобода – удовлетворяться собственными мыслями, намерениями и вытекающими из них действиями, когда все они – следствие факторов, к которым вы не имеете ни малейшего отношения?
Например, я выпил стакан воды, и это решение меня умиротворило. …именно так мне следует поступать, когда мучает жажда. Если бы я с утра пораньше достал пиво, во мне заговорила бы совесть, а стакан воды не зазорно выпить в любое время суток, и я полностью доволен собой. Где здесь свобода? Возможно, если бы я думал поступить иначе, я бы так и сделал, тем не менее я повел себя так, как мне на самом деле хотелось. Я не предопределяю свои желания и не решаю, какое из них лучше. Моя психическая жизнь – это дар из космоса. Почему я не догадался выпить сока? Мне это даже не пришло в голову. Свободен ли я делать то, что не приходит мне в голову? Разумеется, нет. Повлиять на свои желания не в моей власти. Какие у меня есть на то рычаги влияния? Другие желания? Компатибилизм всего-навсего формулирует кредо: марионетка свободна до тех пор, пока ей нравится висеть на нитях.
Компатибилисты вроде моего друга Дэниела Деннета утверждают, что, даже если наши мысли и действия есть продукт неосознанных факторов, они все-таки наши по определению. Что бы ни решал или ни делал наш мозг, осознанно или бессознательно, все равно это наши решения и поступки. Тот факт, что мы не всегда осознаем причины наших действий, не отрицает свободы воли, поскольку нейрофизиологические механизмы такие же наши, как и осознанные мысли…
Я считаю (об этом я уже говорил), что компатибилисты вроде Деннета занимаются подменой понятий. Они выдают психологическое явление – субъективный опыт сознательной личности – за концептуальное понимание себя как личности. Это прием вроде мошеннического маркетингового хода. На самом деле люди мысленно отождествляют себя с неким информационным каналом. Деннет же утверждает, что наше устройство куда сложнее – мы причастны ко всем процессам, происходящим внутри наших тел, независимо от того, сознаем мы это или нет. Это все равно что сказать: мы созданы из космической пыли. Собственно, так и есть. Но мы не ощущаем себя космической пылью. И знание о том, что мы пыль, никак не отражается ни на нашем восприятии добра и зла, ни на системе уголовного судопроизводства.
В каждый момент вы принимаете бесчисленное множество неосознанных «решений», мозг в их принятии не участвует, но задействованы разные органы. Однако вы не чувствуете себя ответственными за эти «решения». Вырабатывает ли сейчас ваш организм красные кровяные тельца и пищеварительные ферменты? Разумеется, и, если бы он «решил» поступить иначе, вы стали бы скорее жертвой перемен, чем их причиной. Сказать, что вы отвечаете за все происходящее в вашем теле, потому что все это «ваше», по сути своей означает претензию, никак не связанную ни с ощущением себя как личности, ни с моральной ответственностью, хотя именно эти два фактора и придают идее свободы воли философский смысл...
Люди чувствуют, что руководят своими мыслями и действиями (либо думают, что руководят), хотя это лишь иллюзия. Если бы мы им сообщили, что, по данным сканирования головного мозга, их выбор происходит за секунды до того, как они его осознают, это бы их чрезвычайно удивило: их статус сознательных индивидов, контролирующих свою внутреннюю жизнь, оказался бы под угрозой.
Как мы можем быть свободными личностями, если все наши осознанные намерения вызваны процессами в мозге, которые мы не запускали и которые мы абсолютно не контролируем? Никак. Сказать, что мой мозг осознанно или бессознательно решил подумать или поступить тем или иным образом и что на этом основывается моя свобода, значит пренебречь главным источником нашей веры в свободу воли – чувством, что мы сознательные личности. Люди чувствуют, что управляют своими мыслями и поступками, это и есть единственная причина, по которой проблема свободы воли достойна обсуждения.
Вредна ли нам правда?
Принято считать, что иллюзия свободы воли необходима, потому что в противном случае мы не сможем жить творческой и насыщенной жизнью. Подобные опасения не такие уж и беспочвенные. Одно из исследований показало, что испытуемые, которым привели аргументы против свободы воли, более склонны списывать на экзаменах. Другое исследование продемонстрировало, что у испытуемых в этих условиях повышается агрессивность и уменьшается готовность оказывать другим помощь. Вполне возможно, что знания о некоторых особенностях человеческого мозга (или акцентирование внимания на некоторых его свойствах) могут привести к нежелательным психологическим и (или) культурным последствиям.
Исходя из собственного опыта, я считаю, что, утратив веру в свободу воли, я только укрепил свою мораль – стал более сострадательным и великодушным и меньше полагаюсь на собственную удачу…
Потеря веры в свободу воли не превратила меня в фаталиста – на самом деле мое ощущение свободы даже упрочилось. Надежды, страхи и неврозы стали казаться преходящими и переживаются не так остро…Более внимательное отношение к причинам, скрытым за мыслями и чувствами, помогает, как это ни парадоксально, лучше контролировать свое существование…Понимание того, что стоит за нашими осознанными мыслями и чувствами, позволяет нам увереннее шагать по жизни (разумеется, зная при этом, что мы всего лишь ведомые).
Моральная ответственность
На вере в свободу воли основывается религиозное понимание греха, этой верой объясняется и наша приверженность карательному правосудию. Верховный суд США назвал свободу воли «универсальной и непреходящей» основой нашей правовой системы, в отличие от «детерминистского взгляда на поведение человека, несовместимого с базовыми положениями нашей системы уголовного права» (США против Грейсона, 1978). Казалось бы, любые интеллектуальные посягательства на свободу воли делают наказание людей за неправильное поведение сомнительным с этической точки зрения…
У мужчин и женщин, сидящих в камере смертников, дурная наследственность сочетается с дурными родителями, дурной средой и дурными идеями (больше других не повезло, конечно, невинным). За какие из этих величин с них можно спросить? Ни одно человеческое существо не отвечает за свою генетику или свое воспитание, однако у нас есть все причины полагать, что именно эти факторы определяют характер. Нашей системе правосудия следует учесть, что любой из нас мог бы попасть совсем в другую компанию. На самом деле аморально не признавать, что везение имеет отношение к морали…
Как бы мы ни держались за понятие свободы воли, большинство из нас знают, что нарушение работы мозга способно свести на нет самые благие помыслы. Этот сдвиг в понимании – шаг к более глубокому, последовательному и сострадательному взгляду на человечество и, кстати говоря, отступление от религиозной метафизики, что тоже прогресс. Мало что дало столько возможностей для разгула человеческой жестокости, как идея бессмертной души, неподвластной никаким влияниям материального мира, начиная с генетических и кончая экономическими. В рамках религии вера в свободу воли подразумевает понятие греха, оправдывающее не только суровое наказание при жизни, но и вечное наказание после смерти. С другой стороны, по иронии, прогресс в науке всегда сопровождается опасениями, что более полное понимание человеческой натуры приведет к дегуманизации общества.
Политика. … весьма разумно требовать от людей ответственности, если такой подход влияет на их поведение и идет на благо обществу. Однако все это нисколько не обязывает нас верить в свободу воли. Необходимо лишь признавать важность усилий и считать, что люди способны измениться. Строго говоря, мы не меняем себя, поскольку, чтобы это осуществить, мы можем опираться лишь на нас самих, но мы постоянно испытываем влияние окружающего нас мира и мира, заключенного внутри нас, и сами на них влияем. Возможно, парадоксально требовать от людей ответственности за события, которые происходят в их уголке мироздания, но, рассеяв чары свободы воли, мы способны исполнить свое предназначение в той мере, в какой это пойдет на пользу всем. Если люди могут измениться, мы имеем право требовать от них изменений. Если перемены невозможны либо люди невосприимчивы к требованиям, мы берем другой курс. Улучшая самих себя и общество, мы трудимся совместно с силами природы, ибо нет ничего, кроме самой природы, над чем можно работать.
Заключение. Принято оспаривать ту мысль, что в свободе воли для нас больше таинственности, чем реального опыта. С одной стороны, мы не можем дать ей научного определения, с другой – чувствуем себя творцами, управляющими нашими мыслями и действиями. Однако, по-моему, сама эта таинственность – симптом путаницы. Свобода воли – это не просто иллюзия, и наш опыт не просто дает нам искаженное представление о реальности. Скорее, мы ошибаемся по поводу нашего опыта. Мы не только не в такой степени свободны, как мы полагаем, – мы и не чувствуем себя настолько свободными, как нам кажется. Наше ощущение свободы – результат нашего небрежения к себе таким, какие мы есть. Как только мы обратим на себя внимание, станет очевидно, что признаки свободы воли не обнаруживаются, что подтверждает и наш опыт. Мысли и намерения возникают в психике. Где же еще? Правда о нас еще более странная, чем расхожие подозрения. Иллюзия свободы воли – это тоже иллюзия.