Удивительно, как к концу, картина изнашивается и становится совершенно не похожей сама на себя. В конце все настолько видоизменяется, что теряется нить связующая, протянутая от того, с чего все началось, к тому, чем все заканчивается. Вот и наш герой, Григорий Александрович уже успел давно позабыть о том, как все происходящее выглядело в самый свой миг зарождения и лишь картина искаженного настоящего, стоит у него перед глазами и щеголяет своими метаморфозами. Но, не забегая вперед, постараемся придерживаться уже заданной хронологии событий, и посему, начнем повествование с того дня, с которого (по мнению Григория Александровича, разумеется), начались все последующие неприятности. А началось все с того букета, который одним прекрасным вечером оказался в квартире у Наволоцких. Оказался он в том месте совершенно не случайно, по причине довольно очевидной, и на первый взгляд, даже безобидной в определенной степени: принесла его сама Виктория Олеговна, сопровождая появление цветов в доме лучезарной улыбкой и рассказом о «милом Андрюше Беляеве», сделавший такой вот презент, нашей общей знакомой. Когда вечером заявился Григорий Александрович, уставший и вдоволь наслушавшийся за пролетевший день нелицеприятных фраз от клиентов в свой адрес (некоторых фраз, надо заметить, чрезвычайно неприличных, и в большей степени, крайне оскорбительных), и увидел на кухонном столике старую добрую хрустальную вазу (которую за ненужностью, спихнула молодым Арина Юрьевна), а в вазе внушительный красный букет, наше герой, мягко говоря, растерялся. Он сразу же начал тормошить свое сознание, пытаясь выведать у него, что за праздник явился давеча на их общий двор, но так и не найдя, что можно отпраздновать в ноябре месяце, направился с расспросами к Виктории Олеговне, а душе испытывал крайне неприятные ощущения. В качестве ответа на поставленный вопрос, наш герой выслушал историю о медбрате Андрюше, «очень милом и отзывчивом», сделавшим подобный презент его жене, в качестве «одного лишь знака внимания» и единственной целью – «сделать что-то приятное в их такой тяжелой и изнурительной работе». Григорий немного растерялся во всех этих эпитетах, окрашивающих Андрюшу в золотые краски филантропа, но следом поинтересовался о том, одной ли Виктории выпало счастье получать такие подарки, на что ответ был дан уклончивый, и ничего толком не проясняющий. В конце Виктория Олеговна по-простому, только так, как умела она лишь одна, улыбнулась, и подвела черту под этим разговором, еще раз напомнив, что «это всего лишь подарок». Григорий Александрович только плечами пожал в ответ, тоже улыбнулся, хоть и вымученно, и удалился на кухню, дабы поужинать, любуясь на кроваво-красные цветы.
Все это неожиданное обстоятельство, случилось как игла в сердце нашему герою, и надо сказать, что кольнуло не просто единожды, а хаотично двигалась, то покидая сердечко, то пронзая его вновь. Все это было до невозможного неприятно нашему Григорию Александровичу, моментами просто противно, и он, как мышь, загнанная веником в угол, метался из стороны в сторону, не зная кого обвинить в этом инциденте: толи любвеобильного Андрюшу, имевшего под своими действиями, явно корыстные цели, толи Викторию Олеговну, до самых костей простую и добродушную, не в силах которой, было заподозрить даже самую явную ложь.
Наверное, об этом уже было говорено на страницах этого романа, но я повторюсь, что Виктория Олеговна была из тех людей, которых ввести в заблуждение не составило бы никакого труда – он искренне верила всем и каждому, готова была отдать все что имела, ради помощи ближнему, и даже если этот ближний был знаком с ней всего пару минут, она бы не сомневалась в решении помочь ему. Наверное, именно поэтому, Виктория Олеговна в своей жизни натерпелась немало от людей, попадая в различные, компрометирующие и ее, и злодеев ситуации, которых она не могла разглядеть ни в начале, ни даже в конце, когда вся желчь и лживость, всплывали на поверхность. Наверное, в самой своей светлой душе, Виктории хотелось до конца верить в непорочность человечества, в то, что люди действуют, единственно, из своих лучших побуждений и не способны на обман, или действия, скрытые под маской доброты. Виктория просто не могла обозначить тот момент, когда ее намеренно вводили в заблуждение, когда ею пытались попросту воспользоваться, опираясь на ее честность, доброту и веру лишь в хорошее. Она попросту не могла отличить добра от зла, и очень от этого страдала.
Есть сила та, что разумом зовется.
И взвесить вы способны на весах
Добро и Зло.
Возвращаясь к нашему Григорию Александровичу, мы увидим, как он в эти дни, после неприятного возвращения домой, уже не мог найти себе места, и надоедливая мысль, ревнивая, зигзагами виляющая по его сознанию, не давала ему покоя. Хотя сама Виктория Олеговна не высказывала по поводу принесенного ею букета никаких мыслей, и казалось, как будто даже запамятовала, откуда он мог взяться, Наволоцкого это никак не успокаивало, и даже, наоборот, в его сознании порождало иллюзию того, что жена намеренно уклоняется от факта существования презента и причины его появления на кухне квартиры номер «двадцать три» по Озерной улице.
Вокруг Наволоцкого, возник целый новый мир, искаженный происходившими в нем бедами, и наш герой, перестал чувствовать то чувство постоянства, что все последние годы спасало его от полной потери чувства реальности, и оставляло болтаться на плаву в бескрайнем океане жизни. И когда Григорий Александрович стал ловить Викторию за разговором по мобильному телефону (в присутствии мужа, разговор из богатого на фразы, резко превращался в примитивное «угу» и «конечно»), нашему герою стало, мягко говоря, совершенно не по себе. С одной стороны, звонить-то мог кто угодно, собеседников в окружении Виктории Олеговны хватало на целый вагон, но с другой стороны, в мозгу Григория пульсировала и громко визжала лишь одна мыслишка, и визжала она о том, что на том конце провода тот самый «презентатор». В поведении жены ровным счетом ничего не менялось, да только голос в голове нашего героя, твердил обратное, и предупреждал о скором крахе уютного мирка, в котором Наволоцкий проживал уже давно. Григорий, в свою очередь, по возможности, старался не думать о плохом, и чем это плохое способно завершиться, а постоянно настраивал самого себя на лад хороший – когда бывал в одиночестве, твердил, что все видимое лишь фикция, порожденная его природным чувством ревности.
И даже на этом, зебра жизни нашего героя не заканчивалась, а только начинала преображаться в вороного коня, из раза в раз подшвыривая к ногам Григория все новые и новые неприятности, как подарки детям на новогодние праздники. После короткого отсутствия, Наволоцкий в том же самом магазинчике, чуть ли не лоб в лоб, столкнулся с Динарой Калимуллиной, пытаясь расплатиться на кассе. Подняв от кошелька глаза, он заприметил на соседней кассе, знакомый силуэт, облаченный в красную куртку, силуэт, который выкладывал на ленту провиант, и пока что не видел нашего героя. Судорожными движениями, Григорий вытащил сторублевую купюру, и бросил ее перед продавщицей, глядящей на покупателя, взглядом, исполненным крайней степени терпимости. Когда убирал кошелек в карман – просыпал всю имевшуюся в кармашке мелочь, и монетки, звонко и весело попадали на кафельный пол, привлекая к себе внимание покупателей. Покраснев, Григорий схватил свой батон хлеба, пробубнил что-то нечленораздельное по поводу сдачи, и чуть ли не бегом, покинул магазинчик. В пальто нараспашку, семимильными шагами улетел наш герой в сторону дома номер «четыре», чтобы поскорее оказаться за дверью своего убежища, защищающего его от любого, кто пожелает вторгнуться и разрушить его маленький мир.
С тех пор, мобильный пару раз трещал, разрываясь от неизвестного номера, который намеревался всенепременно войти в контакт с Григорием Александровичем, и который, этот самый Григорий Александрович, категорически игнорировал. Приходило несколько сообщений, по поводу пропажи Наволоцкого в неизвестном направлении, от того же самого неизвестного номера, и одно сообщение, с просьбой перезвонить. А в один день, даже случился звонок на городской телефон. К трубке подошла Виктория Олеговна, и после непродолжительной тишины, положила трубку, так и не добившись и слова от звонившего. Григорий тогда подумал, что то, была на проводе Калимуллина, но услышав в трубке голос Виктории, решила поиграть в «молчанку». И надо заметить, что все эти беды и неурядицы, как с горы катившиеся, превратились в такой огромный снежный ком, что складывалось впечатление, еще немного, и он массой своей придавит Григория Александровича к заснеженному спуску, раздавив попутно все его члены. И самое печальное в сложившихся обстоятельствах было именно то, что не представлялось возможным, что-то поделать с этими черными пятнышками, испортившими их с Викторией Олеговной, идеально белый холст.
Но не одна лишь Динара Калимуллина заимела привычку, хвататься за трубку стационарного телефона, в минуты, когда девушку начинала одолевать нестерпимая скука – в жизни молодых Наволоцких, прямо как гром среди ясного неба, появился еще один человек, присутствие которого, уже омрачало все вокруг. Но обо всем по порядку.
Олег Викторович Корнилов, персонаж в жизни супругов Наволоцких небезызвестный, и следует заметить, малоприятный, пропал бесследно несколько лет тому назад, не оставив напоследок ни записки, ни даже послания, нацарапанного на входной двери Наволоцких ржавым гвоздем, как делали в некоторых случаях граждане, подобные этому человеку. Вернее будет заметить, что следы его исчезновения, все-таки остались, и носил их на своем лице (и частично в селезенке) некто, по имени Борька Копылов, прославившийся тем, что мог пить водку и не закусывать в продолжение долгого и бурного застолья. Случилась вся эта беда как-то сумбурно, да так, что те, кто знал и Копылова, и Корнилова, пропустили все произошедшее мимо себя, – одни, по причине отсутствия на месте происшествия в тот день, другие же, по причине обильного употребления спиртных напитков, и как следствия – ретроградной амнезии и синдрома свидетеля. Кто-то, кто сумел сохранить ничтожные обрывки из общей ленты воспоминаний, утверждает, что спор между господами возник на почве разногласий, связанных с делами давно минувших дней, в частности, с прошлой и нынешней деятельностью Ритки Аркадьевой – местной красавицы, не упускавшей случая как следует нализаться спиртного, и, как продолжение всего этого действа, вступить в непосредственные половые отношения с выборочным господином на короткий срок. Так, по крайней мере (это рассказывали свидетели), утверждал дорогой Борис Васильевич, и даже настаивал, что однажды бывал и он в шкуре «выборочного господина». На этот аргумент, выпалил свой контраргумент Олег Викторович, назвав оппонента «лживым брехуном», и попытался уличить Копылова в деморализации облика их общей знакомой, к которой, как мне рассказывали, Корнилов в глубокой юности питал самые теплые чувства и нынче, просто не в состоянии был принять сей, опорочивающий первую любовь, факт. Одним словом, между ними завязался спор, вначале подкрепленный кое-какими аргументами и мнениями, а далее (после откровенных слов, порочащих имя и личность Аркадьевой) перешел в самую настоящую вооруженную потасовку – сначала бывшие приятели помяли друг другу лица, поставив друг дружке внушительные синяки, а после, Олег Викторович, решив, что помятого лица в наказание Копылову будет недостаточно, схватил со стола кухонный нож, и желая не то убить, не то просто заставить переменить позицию по поводу Ритки Аркадьевой, – вонзил неприятелю в левый бок по самую рукоять. Борис Васильевич (как говаривали очевидцы) завопил на всю небольшую кухоньку, схватился за, торчащую из-под ребер, рукоять, и упал ничком на грязный пол. Сначала все подумали, что Копылов помер, но спустя какое-то время, раненный зашевелился, замотал головой, и его рот раскрылся, высыпая на окружающих тонны разнокалиберных ругательств, которые я здесь обозначать не стану, ибо все то, было до невозможной степени неприлично. Ну а дальше случилось так, что кто-то вызвал полицию, приехали молодчики в черной униформе с обрезанными автоматами наперевес, распихали выпивох, заломали руки Корнилову, который после потасовки просто продолжил пить водку, совершенно забыв о проткнутом недруге, помутузили его резиновыми дубинками по бокам, и увезли в каталажку «для дальнейшего расследования преступления». По крайней мере, так мне все это описывали одни, из участников той попойки. Другие же, утверждали, что объектом насмешек Копылова, была вовсе не Аркадьева, а бывшая жена Олега Викторовича – Лариса Евгеньевна, нынче вернувшаяся, после развода, к фамилии Бантеева. Обозначена, устами Копылова Лариса Евгеньевна была известным словом, который Корнилову пришелся не по душе, и который, отозвался разбитой физиономией Бориса Васильевича и ножом в его селезенке. Хотя, я слышал и такую историю, в которой в роли антагониста выступил сам Корнилов, озвучивая вслух, нелицеприятные подробности, касательно появления на свет дочери Бориса Васильевича, точнее сказать, ее первопричины. Но почему нож оказался под ребром у Копылова, а не наоборот, если придерживаться этой версии, – так и вовсе было не понятно. Одним словом, разобрать, где правда, а где сущая ложь уж не представляется возможным, и единственный факт, что оказался в нашем распоряжении, заключался в том, что Олег Викторович исчез с поля своей обыденности, и переехал жить в места, о которых законопослушные граждане предпочитают вежливо умалчивать.
Вот таков был Корнилов в своем истинном лице. Именно в таком виде и узнал его Григорий Александрович, когда возымел желание жениться на его дочери – Виктории Олеговне. Первое знакомство было совершенно отвратным, и окрасилось в краски войны – красный и черный, ибо то были те цвета, что символизируют кровь и самое настоящее разрушение. В данном случае кровь изливалась из окружающих, а разрушение было присуще уже самому Корнилову, – в руках этого господина, рассыпалось все, что только можно, и совершенно ничего не создавалось. Все что представляло интерес для Олега Викторовича – употребление внутрь тяжелых спиртных напитков, праздное хранение собственного тела на диване перед телевизором, и в некоторые дни, дабы получить денег на эти самые напитки, и между делом, закинуть в свой загнивающий желудок что-нибудь съестного, – работа на местном предприятии. Работенка Корнилова была не пыльная – знай, ящики в фуру, да и из нее кидай, лишних вопросов не задавай, даже если увидишь какие-то хитрые манипуляции, которые проворачивает начальник предприятия. Корнилов так и делал: ящики кидал, вопросов не задавал, – тем и был уже довольно ценным кадром в организации.
Что же до жены его, Ларисы Евгеньевны, так на этом фронте все сложилось довольно неприятно для Корнилова: прожив вместе с супругом семнадцать долгих лет, в один прекрасный момент Корнилова осознала, что под боком у нее притаился настоящий монстр, с опухшим лицом и примитивными желаниями. Когда она заявила в первый раз о своем намерении разъехаться, Корнилов поставил ей под глазом внушительный синяк, и приложил по голове табуреткой, подвернувшейся под руку. Корнилова промолчала, хотя и не в первый раз была потрепана мужем. После этого, попытки сбежать от нависшего, как скала, над ней чудовища были, конечно, предприняты, но снова и снова Лариса Евгеньевна возвращалась в надежде, что тот, за которого она когда-то выскочила замуж (хоть и по причине негаданной беременности), преобразится в прекрасного принца на белом коне. Но принц в надлежащий вид не преображался, а вместо коня, под ним оставался лишь продавленный диван. И лишь когда мать Ларисы Евгеньевны скоропостижно скончалась, ввиду сильнейшего геморрагического инсульта, напавшего из темного угла неизвестности, Корнилова, порешила для себя одно: теперь она точно уйдет. И ушла, прибрав к рукам Викторию. И оставшись один на один с собою, Олег Викторович, предпринимал попытки воссоздать потерянную семью из, еще теплого пепла, но когда удача отвернулась от него, и единственный, кто остался с ним, так это бутылка водки, то Корнилов совершенно впал в отчаяние, и с тех погрузился в такой сумрак, из которого не найти никогда выхода, если кто-то не удосужится протянуть тебе руку помощи.
В тот момент, когда его знал Григорий Александрович, Корнилов, совершенно потерял человеческий облик, пил беспробудно, часто терялся в дебрях собственного района по несколько дней, а пару раз случалось так, что его, прямо на его промятом диванчике, начинала бить эпилепсия, с судорогами и пеной изо рта. Так случалось в некоторые визиты к нему, и каждый раз, «скорая» увозила бедолагу в стационар, и каждый раз, Корнилова это не останавливало на пути к полному забвению – этот человек попросту не желал жить, и всеми своими делами, намеревался доказать это.
И в один из дней, после такого приступа, Олег Викторович, как бы прозрел. Он пробудился с утра, выблевал содержимое желудка в тазик, что хронически поселился у него подле кровати, покурил сигарету и понял, что сможет все изменить. С тех пор, как знал Григорий Александрович, Корнилов обвешал всю квартиру иконами с изображениями святых, стал регулярно читать Евангелие, и в концовке прикупил лампадку, которую время от времени поджигал. В то малое количество раз, что бывали Наволоцкие у Корнилова дома, старик без умолку говорил то о Боге, то о своей никчемной жизни, то о политике – ареал тем в его разговорной речи был широк, и вплотную стояли духовность, повседневность и неприкрытая злоба. А зачастую, его монологи в подвыпившем виде, более были похожи на шизофазию, чем на конструктивное мнение. Он именовал всех «псами», гневался на всех сразу и на каждого в отдельности, и утверждал, что их ждет, всенепременно, «самая паскудная и собачья погибель». Наволоцкого он так же причислял к разряду «псов», обвиняя его в том, что в жизни тот ничего не добился, что «кроме, как тыкаться в свой компьютер» он более не способен ни на что (то было, видимо штампованное мнение в целом, о выросшим после «корниловского», поколении), но, тем не менее, открыто заявлял о своем уважении по причине того, что Григорий Александрович не употреблял спиртного и не курил сигарет (по его собственному заключению, разумеется). А еще он, частенько приводил в пример вымышленные цитаты из книги Достоевского «Записки сумасшедшего », в молодости, как он утверждал, так удивившей его. Хотя, книги такой в природе никогда не существовало, и цитаты все, были придуманы самим же Корниловым, никто никогда ему в упрек то не ставил, и Олег Викторович был, несомненно уверен в ценности такого произведения для всего общества.
Такой был Олег Викторович, и надо признать, Наволоцкий его на дух не переносил. Частенько бывало так, что Корнилов снимал трубку, набирал на Озерную улицу, и в динамик, говорил все, что придет в пьяную башку: начинал несусветными бреднями (то говорил, что умирает, и то есть его последние слова; то утверждал, что начинается война, и под Москвой уже стоят, готовые к бою танки), и заканчивал, стабильно заканчивал, личными оскорблениями, в не зависимости от того, кто с ним беседовал – у него на каждого обитальца было припасено оскорбленьице. Однако же Виктория, из раза в раз прощала такое компрометирующее поведение, ездила к горе-отцу, и всячески тешила себя надеждой на то, что в один день отец ее образумится и станет совершенно иным человеком. Григорий же Александрович, в такое чудо поверить не мог, и тешил себя надеждой, что Корнилов отправиться на тот свет раньше, нежели успеет натворить что-то истинно бедственное. И такое бедствие, в какой-то мере произошло, как вы, мои дорогие читатели, могли лицезреть выше – потасовка и драка с ножеприкладством, и вот, наш известный Олег Викторович, поехал «отдыхать» от повседневности и ненавистных ему «псов» на долгие два года, подальше от людей, дабы не травмировать их психику своими речами и непосредственным присутствием.
Теперь вы в полной мере может осознать, что почувствовал герой наш, Григорий Александрович, когда в один вечер, снял телефонную трубку и услышал там хриплый голос Корнилова. Сначала Наволоцкий, решил четко и ясно обозначить свою позицию, попросив более не тревожить их семью подобными звонками, и конкретно обозначил то, что на возвращение Корнилова ему глубоко плевать. Но в ту минуту материализовалась, как бы из ниоткуда, Виктория Олеговна, а ей соврать Григорий не смог. С кислой миной на лице, он передал жене трубку, без объяснения личности звонившего. А Виктория, услышав в трубке голос отца, как раз наоборот – пришла в восторг, воодушевилась, и пообещала непременно заглянуть на светящийся огонек. И то было исполнено в надлежащем виде – действительно, пришлось повидать старика Корнилова, во всей его красе. И вот что из этого вышло.