Спору нет, денек выдался премерзкий. Наверху нависло тусклое небо, обложенное снеговыми облаками, трава под ногами почернела от мороза, ветер дул такой сильный, что, казалось, готов содрать с вас кожу. После спуска на равнину древняя дорога оказалась почти совершенно разрушенной. Приходилось пробираться по огромным разбитым глыбам, между валунами, по щебенке. Небольшое удовольствие, когда ступни совсем стерты. И даже привала нельзя было устроить из-за холода.
Часов в десять на руку Джил упали первые неторопливые снежинки. Через десять минут они уже ложились довольно густо, через двадцать землю покрыл тонкий снежный ковер, а полчаса спустя самая настоящая метель слепила им глаза и, казалось, не собиралась уняться до конца дня.
Чтобы понять все последующее, вы должны помнить, что из-за метели наши путники почти ничего вокруг не различали. Подойдя к невысокому холму, отделявшему их от освещенных окон, они уже не могли его толком различить. Приходилось напрягать глаза даже для того, чтобы видеть происходящее на расстоянии двух шагов. Конечно, разговаривать при этом у них никакой охоты не было.
У основания холма они заметили какие-то скалы с обеих сторон. Скалы были правильной кубической формы, но никто из путников этого не заметил, потому что не приглядывался. Их куда больше заинтересовал скалистый уступ высотой в метр с лишним, лежавший прямо на пути. Длинноногий квакль, впрочем, не без труда вскочил на него и помог остальным. На уступе было мокро от снега — небольшая беда для болотного жителя, но для детей вещь противная. Еще метров сто они карабкались наверх. Джил один раз упала, потом они наткнулись еще на один уступ. Всего этих уступов оказалось четыре, и шли они через неравные промежутки.
Карабкаясь на четвертый, путники уже были уверены, что теперь-то добрались до вершины плоского холма. До сих пор горный склон защищал их от ветра, который теперь набросился на них изо всех сил. Дело в том, что вершина холма действительно была такой же плоской, какой казалась издали. Она была чем-то вроде огромного стола, по которому беспрепятственно мог гулять ураган. Редко где снегу удавалось лечь на землю: ветер тут же срывал его, поднимал в воздух, кружил, бросал в лицо путникам. Маленькие снежные смерчи кружились возле их ног, как бывает на катке. Да и впрямь равнина местами была словно ледяная. В довершение всего ее пересекали странные выступы шага по три в ширину, разрезавшие вершину на квадраты и прямоугольники. Через них, разумеется, приходилось перелезать. Иные были детям до пояса, иные — до самой макушки. Перелезая через выступы, путники немедленно проваливались в сугробы, нанесенные с северной стороны. В конце концов совершенно вымокли.
Подняв капюшон и опустив голову, пряча окоченевшие пальцы под плащ, Джил с трудом пробиралась вперед. Она еле замечала странные предметы, окружавшие их на этой равнине — справа высились глыбы, отдаленно похожие на заводские трубы, слева громоздился почти вертикальный утес. Но, повторяю, все это мало волновало девочку. Она только и думала, что о своих замерзших пальцах (а также носе, подбородке и ушах), да о горячих ваннах и теплых постелях в Харфанге.
Вдруг она поскользнулась, проехала шагов десять и с ужасом обнаружила, что скатывается в узкую темную трещину, неожиданно появившуюся впереди. Через мгновение она уже очутилась на самом дне этой не то траншеи, не то шахты, чуть больше метра в ширину. Несмотря на встряску, первым чувством Джил было облегчение — стены траншеи надежно укрыли ее от ветра. В следующий миг она, естественно, заметила испуганные лица Вреда и Хмура, глядящие на нее сверху.
— Ты не ушиблась, Джил? — крикнул Юстас.
— Наверное, обе ноги переломала, — сказал Хмур.
Джил встала и сообщила, что все у нее в порядке, только наверх она сама выбраться не может.
— Что же это за яма такая? — спросил Вред.
— Похоже на окоп. Или на осевшую тропинку. Она довольно прямо идет.
— Точно, — воскликнул Юстас, — идет прямо, и к тому же на север. А может, это такая дорога? Она бы нас укрыла от этого дьявольского ветра. Снега внизу много?
— Почти нет. Его поверху проносит, наверно.
— А дальше там что?
— Погоди. Я посмотрю. — Джил встала и пошла по траншее, которая почти сразу же резко повернула направо. Об этом она и крикнула своим путникам.
— А за поворотом что? — спросил Вред.
Тут заметим, что Джил точно так же боялась извилистых проходов и темных подземных мест, как Вред — скалистых обрывов. Никакого желания идти одной за поворот у нее не было, особенно когда она услыхала позади оклик Хмура:
— Осторожней, Джил! Такие канавы вполне могут вести в пещеру дракона.
Или — раз уж мы в стране великанов — к гигантскому червяку или жуку.
— Никуда она, кажется, не ведет. — Джил быстро вернулась назад.
— Нет, дай-ка мне посмотреть, — сказал Вред. — Что значит “никуда”?
Он присел на край канавы и скатился вниз. Потом протиснулся мимо Джил, не сказав ни слова, но она почувствовала, что он заметил ее трусость. Тогда она пошла с ним, стараясь, правда, оставаться сзади.
Поиски ни к чему не привели. Через несколько шагов за поворотом канава разветвлялась. Можно было пойти либо прямо, либо снова направо. “Так не пойдет, — сказал Вред, оглядев поворот направо, — эдак мы возвратимся обратно на юг”. Он пошел прямо, но и тут его вскоре ожидал правый поворот. На этот раз даже выбора не было — траншея заканчивалась тупиком.
— Дело дрянь, — проворчал Вред.
Джил, не теряя понапрасну времени, решила возвращаться. Когда они вернулись, квакль без труда вытащил их своими длинными руками.
Ах, как было ужасно снова очутиться наверху. В траншее уши у них почти что оттаяли. Там они могли ясно видеть, легко дышать и говорить спокойно, не стараясь перекричать ветер. Тем труднее оказалось вернуться на этот дьявольский холод, и тем тяжелее услышать неожиданный вопрос Хмура:
— А ты хорошо помнишь знаки, Джил? Который из них нам сейчас надо искать?
— Кончай, — сказала Джил. — Какие такие знаки? Кто-то должен вроде бы упомянуть имя Аслана. Кажется. Только не жди, что я сейчас стану их снова повторять, эти знаки.
Дело в том, что Джил перепутала весь порядок знаков, потому что давно перестала повторять их каждый вечер. Конечно, она их еще помнила, но восстановить без усилия в правильном порядке уже не могла. Вопрос Хмура привел ее в раздражение оттого, что в глубине души она сама на себя злилась. Не стоило забывать знаков. Потому-то, да еще из-за холода и усталости, и нагрубила она своему спутнику. Вряд ли знаки Аслана ей были так уж безразличны.
— Разве этот знак был следующим? — удивился Хмур. — Ты путаешь, по-моему. Мне кажется, стоило бы осмотреться на этой плоской вершине. Вы не заметили...
— Господи! — сказал Вред. — Нашел время любоваться видами. Ради всего святого, пошли дальше!
— Ой, посмотрите! — воскликнула Джил.
На севере, много выше уровня плато, появилась череда огней. Еще яснее, чем в прошлый вечер, было видно, что это свет в окнах — в маленьких окнах, наводивших на мысль об уютных спальнях, и в окнах побольше, заставлявших думать о залах, где гудит пламя в очагах, а на столах дымится горячий суп или сочное жаркое.
— Харфанг! — воскликнул Юстас.
— Все это очень хорошо, — настаивал Хмур, — я только хотел сказать, что...
— Заткнись, — отрезала Джил. — Нельзя терять ни секунды. Помнишь, что сказала дама в зеленом? Они рано запирают ворота. Мы должны попасть туда вовремя. Мы попросту погибнем без крова в такую ночь.
— Еще вовсе не ночь, — начал было Хмур, но тут дети хором перебили его. “Пошли”, — сказали они, и побежали по скользкому плато так быстро, как только могли.
Бредущий за ними квакль еще пытался что-то сказать, но из-за ветра они не могли его услышать, даже если бы очень захотели. Впрочем, они и не хотели. Они думали только о ваннах, постелях и горячем чае, да еще о том, как страшно было бы опоздать в Харфанг.
Несмотря на спешку, брести им пришлось долго, а в самом конце плато их ожидало еще несколько уступов, с которых на этот раз пришлось спускаться. Наконец они добрались до самого подножия холма и увидели Харфанг вблизи.
Замок стоял на высокой скале и, несмотря на многочисленные башни, больше напоминал огромный дом, чем крепость. Добрые великаны, очевидно, никого не боялись. В наружной стене совсем над самой землей были прорублены окна, которых в настоящей крепости, конечно же, не бывает. Там и сям виднелись двери, так что в замок легко можно было попасть, минуя главный двор. Дети приободрились. Харфанг казался им приветливым.
Утес был ужасно крутой и высокий. Они отыскали, правда, вьющуюся вокруг него тропинку, но после такого дня взбираться по ней все равно было нелегко. Джил совершенно выдохлась — Вреду и Хмуру пришлось последние сто метров тащить ее чуть ли на своих плечах. Наконец они очутились перед воротами. Ворота были распахнуты. Решетка поднята.
Но как бы ты ни устал, страшновато заявляться в гости к великанам. Несмотря на все свое недоверие к Харфангу, самым храбрым оказался Хмур.
— Шагом марш, — сказал он, — не показывайте вида, что боитесь. Самое глупое — что мы вообще сюда пришли. Но раз уж мы здесь, глядите посмелее.
С этими словами он зашел под арку так, чтобы эхо усиливало его слова, и крикнул во весь голос:
— Эй, привратник! Принимай гостей!
В ожидании ответа он снял шляпу и стряхнул с ее полей толстый слой снега.
— Может, он и нытик, — шепнул Вред Джил, — но в смелости ему не откажешь.
Дверь, отворившаяся в глубине двора, дивно отсвечивала пламенем очага; появился привратник. Джил закусила губу, чтобы не закричать. Это был не такой уж большой великан — повыше яблони, но пониже телеграфного столба. У него были всклокоченные рыжие волосы, он носил кожаный камзол со множеством металлических пластинок, которые образовывали что-то вроде кольчуги, и какие-то краги на голых ногах с волосатыми коленями. Он наклонился и вытаращил глаза на Хмура.
— А ты что за создание? — спросил он.
Джил собрала всю свою храбрость.
— Простите, — она возвысила голос, — дама в зеленом уборе приветствует короля добрых великанов. Она послала нас, двух детей с юга, и этого квакля-бродякля по имени Хмур на ваш осенний пир. Если мы вас не потесним, конечно, — добавила она.
— Ого! — сказал привратник. — Тогда совсем другое дело. Входите, малявки, входите в дом, а я пока доложу его величеству. — Он посмотрел на детей с любопытством. — Какие у вас лица синие. Противно даже. Ну, друг другу-то вы наверняка нравитесь. Одних жучков всегда к другим тянет.
— Это мы от холода посинели, — объяснила Джил. — На самом деле мы не такого цвета.
— Тогда ступайте греться. Заходите, коротышки, — сказал привратник.
И они последовали за ним. Когда сзади опустилась огромная дверь, они перепугались, но тут же об этом забыли — потому что увидели то, о чем мечтали со вчерашнего вечера — огонь! И какой это был огонь! Он выглядел так, словно в нем пылало зараз штук пять толстенных деревьев, и был такой жаркий, что подойти к нему ближе, чем на несколько шагов, путники не могли. Они улеглись на теплом кирпичном полу и вздохнули с облегчением.
— Вот что, юноша, — приказал привратник великану, сидевшему в глубине комнаты и глазевшему на пришельцев так, что у него глаза вылезли на лоб, — беги с этой вестью к королю. — И он повторил то, что ему сказала Джил.
Юный великан еще раз глянул на пришельцев своими выпученными глазами, громко фыркнул и исчез.
— А тебе, лягушонок, — обратился привратник к Хмуру, — не помешало бы взбодриться. — Он извлек откуда-то черную бутылку, почти такую же, как у Хмура, но раз в двадцать больше. — Погоди. Стакана я тебе не дам — еще утонешь. Дай-ка подумать. Солонка, пожалуй, будет тебе в самый раз. Только не говори об этом никому. Сюда все время попадает столовое серебро. Но я в этом не виноват.
Солонка эта была уже и выше, чем в нашем мире, так что из нее вышел отличный кубок для Хмура. Дети думали, что их друг из-за недоверия к великанам откажется пить, но ошиблись.
— Поздно уже осторожничать, — проворчал он, — мы уже здесь, и дверь захлопнулась. — Он понюхал жидкость. — Пахнет нормально. Надо проверить на вкус. — Он отпил из солонки. — Тоже неплохо. Может, только первый глоток такой? — Он выпил еще, на этот раз побольше. — Ага! Наверное, вся гадость на самом дне. — Он осушил солонку и заметил, облизав губы: — Это я пробую, дети. Если я сморщусь, взорвусь или превращусь в ящерицу, вы поймете, что здесь ничего нельзя ни пить, ни есть.
Великан, стоявший слишком далеко, чтобы его услышать, расхохотался:
— Ну, лягушонок, да ты настоящий мужчина! Посмотрите только, как он ее выдул!
— Я не мужчина, — нетвердым голосом сказал Хмур, — я квакль-бродякль. И не лягушонок. Говорю же — квакль!
Тут дверь отворилась, и вошел молодой великан.
— Немедленно ступайте в тронный зал.
Дети встали, но Хмур остался сидеть, повторяя: “Квакль-бродякль.
Квакль-бродякль. Весьма уважаемый квакль-бродякль. Весьмакль уважакль”.
— Покажи им дорогу, юноша, — сказал привратник. — А лягушонка лучше отнести. Он чуток перебрал.
— Со мной все в порядке, — возмутился Хмур. — И не лягушонок я. А уважакль-трезвакль.
Но молодой великан только схватил его поперек пояса и дал детям знак следовать за ним. В таком не очень достойном виде они пересекли двор. Квакль, брыкавшийся в руке великана, и впрямь напоминал лягушку. Однако думать об этом у них времени не было. С колотившимся сердцем они вошли в главную дворцовую дверь, миновали несколько коридоров, едва поспевая за великаном, и очутились в огромной ярко освещенной зале. Там сияли лампы, и пылал в очаге огонь, отражаясь в позолоте потолка и карнизов. Справа и слева теснились великаны в роскошных одеждах. А на двух гигантских тронах в дальнем конце залы сидели две громадины — по всей видимости, королевская чета.
Шагах в двадцати от тронов все четверо остановились. Юстас и Джил неловко попытались отвесить поклон (в Экспериментальной школе не учили хорошим манерам), а молодой гигант осторожно поставил Хмура на пол, где тот принял что-то вроде сидячей позы. По правде говоря, из-за своих длинных рук и ног сейчас он ужасно походил на огромного паука.
В ХАРФАНГСКОМ ЗАМКЕ
— Валяй, Джил, говори, — прошептал Вред.
Но во рту у девочки так пересохло, что она не смогла произнести ни слова, и только испуганно мотнула головой. Юстас ужасно разозлился. “Ни ей, ни Хмуру ни за что не прощу”, — подумал он. Но делать было нечего.
Вред облизал губы и закричал королю великанов:
— С позволения вашего величества, Дама в зеленом приветствует вас. Она сказала, что мы украсим собой ваш осенний пир.
Король и королева обменялись взглядами, кивнули друг другу, и губы их расплылись в улыбке, которая не очень-то понравилась Джил. Король, кажется, был не такой противный, как его супруга. Для великана он даже был хорош собой, со своей кудрявой бородой и орлиным носом. Королева же отличалась кошмарной полнотой: двойным подбородком и жирными напудренными щеками. И обычного-то человека все это не украсит, а в десятикратно увеличенном виде выглядит еще хуже. Тут король облизнулся. Конечно, так любой может сделать. Но язык у него был такой огромный и красный, и высунулся так неожиданно, что Джил вздрогнула.
— Что за славные детки! — сказала королева. (“А может, она и ничего” — подумала Джил).
— Очень славные, — поддержал ее король. — Добро пожаловать к нашему двору. Позвольте пожать вам руки.
Он протянул свою правую ручищу — чистую, со множеством колец на пальцах и с длиннющими острыми ногтями. Пожать руки он не смог, пришлось сжать им локти.
— А это еще кто? — король указал на Хмура.
— Уважако-бродякль, — отвечал тот.
— Ой! — завизжала королева, подбирая юбки. — Какая гадость! Оно живое!
— Да он хороший, ваше величество, честное слово, — заторопился Вред. — Он вам очень понравится, когда вы познакомитесь поближе. Я уверен.
Надеюсь, вы не утратите интереса к Джил, если я сообщу, что в этот момент она вдруг расплакалась. И ее можно было извинить. Руки, уши и нос только начали оттаивать, по одежде стекала талая вода, весь день она почти ничего не ела и не пила. И ноги у нее ныли так, что трудно было стоять. Во всяком случае, слезы ее оказались кстати.
— Ах, бедненькая, — сказала королева. — Друг мой, почему же мы заставляем гостей стоять! Уведите их побыстрее. Дайте им еды, вина, вымойте в горячих ваннах. Утешьте девочку. Дайте ей леденцов, дайте кукол, дайте лекарств, дайте всего на свете — печенья, копченья, соленья, варенья, игрушек. Не плачь, милочка, а то ты никуда не будешь годиться на пиру.
При словах о куклах и игрушках Джил вознегодовала, как любой из нас сделал бы на ее месте. И хотя конфеты и печенье — тоже в своем роде вещь неплохая — она очень надеялась получить что-нибудь посущественней. Дурацкая речь королевы, однако, возымела отличное действие — тут же подхватив Хмура и Юстаса, гигантские лакеи унесли их в комнаты. Фрейлина-великанша сделала то же самое с Джил.
Комната Джил, размером с дом, была бы довольно мрачной, если бы не ревущий в очаге огонь и толстый алый ковер на полу. К тому же в этой комнате дела у девочки сразу пошли на лад. К ней приставили королевскую кормилицу, которая на великанский взгляд была согнувшейся в три погибели старушкой, а на человеческий — великаншей, достаточно маленькой, чтобы войти в обычную комнату, не ударившись головой в потолок. Старушка оказалась очень проворной, хотя Джил предпочла бы поменьше причмокиваний и разговоров вроде “Ути-тюти, какой цветочек”, “Ах ты, котичка” и “Теперь все будет ладушки”. Наполнив великанскую ванну горячей водой, она помогла Джил забраться в нее. Если вы умеете плавать (а Джил умела) то великанская ванна — отменная штука. И великанские полотенца, при всей их грубости, тоже отличная вещь — такими огромными даже вытираться не нужно, знай катайся по ним перед очагом в свое удовольствие. После купания Джил одели в чистую, теплую, свежую одежду, великоватую, но все-таки человеческую, а не великанскую. “Раз сюда наезжает дама в зеленом, они, наверное, привыкли к гостям нашего размеров”, — подумала Джил.
Вскоре она убедилась в своей правоте, потому что в комнату принесли стул и стол, явно предназначенные для обычных людей. Ножи и вилки тоже были вполне обыкновенные. Хорошо было сидеть за столом в тепле и чистоте, прикасаясь голыми подошвами к великанскому ковру. Стоя, она утопала в нем чуть ли не до колен. На обед — я полагаю, это можно назвать обедом, хотя было время чаепития — подали луковый суп, запеченную индейку, горячий пудинг, жареные каштаны и множество фруктов.
Раздражала Джил только старая великанша, которая постоянно входила и выходила, принося с собой великанские игрушки — то куклу размером с саму Джил, то деревянную лошадку на колесах, величиной с доброго слона, то барабан, похожий на дирижабль. Игрушки были грубые, игриво раскрашенные, и Джил даже смотреть на них не могла. Несмотря на ее протесты, кормилица продолжала сюсюкать:
— Ну-ну-ну! Очень даже захотим поиграть, когда отдохнем немножко. Баиньки, баиньки... Ах, какой поросеночек!
Джил с наслаждением вытянулась в кровати — не великаньей, но все-таки огромной, какие бывают в старых гостиницах.
— А снег еще идет, няня? — спросила она сквозь сон.
— Нет, лапочка, теперь дождик идет. Дождичек растопит весь этот отвратительный снег, чтобы утром наша деточка могла поиграть на дворе!
Ничего не знаю отвратительней, чем поцелуй великанши. Джил показалось точно так же. Но как бы то ни было, через пять минут она уже спала.
Весь вечер и всю ночь в окна замка стучался дождь, которого Джил не слышала. Она проспала и время ужина, и полночь. Наступил самый глухой час, когда в замке у гигантов не спали только мыши. И тут Джил приснился сон: будто она проснулась в той же самой комнате, увидела потухающий огонь и деревянную лошадь на колесах, которая сама подкатилась по ковру к ее изголовью и превратилась в льва, такого же огромного, как она сама. Лев был сначала игрушечный, а потом стал настоящим. Таким же настоящим, как тот, что повстречался Джил на горе, на краю света. Комнату наполнило немыслимое благоухание. Но девочку мучила непонятная тревога, и у нее по щекам на подушку текли слезы. Аслан велел ей повторять знаки, а она их позабыла. Мысль эта ужаснула Джил. Лев, шумно дыша, осторожно взял ее одними губами и поднес к окну. При ярком свете луны она увидала начертанные на небе слова: ПОДО МНОЙ. Проснувшись утром, Джил совершенно забыла о том, что ей снилось.
Она уже оделась и позавтракала у камина, когда вошла няня.
— А вот и наши друзья пришли поиграть с нашей деточкой, — провозгласила она.
Джил увидела Вреда и квакля-бродякля.
— Привет! — сказала она. — С добрым утром! Здорово я поспала — часов пятнадцать, наверно. Мне куда лучше, а вам?
— Мне-то да, — отвечал Вред, — а вот Хмур жалуется на головную боль. А! У тебя окно с подоконником. Давай-ка заберемся на него и посмотрим, что делается снаружи.
Так они и поступили. Джил сразу же вскрикнула:
— Ну и кошмар!
Светило солнце, почти весь снег растаял под дождем. Под ними, словно распластанная на столе карта, лежала плоская вершина холма, на которую они с таким трудом взобрались вчера. Из замка было ясно видно, что это развалины огромного города. Плоской вершина была, как сейчас увидела Джил, из-за мостовой, местами разрушенной. Торчавшие вкривь и вкось выступы были остатками домов, некогда служивших великанам дворцами и храмами. Один участок стены, метров в полтораста высотой, был тем самым утесом, который Джил видела вчера. Обломки колонн лежали у его подножия, словно каменные стволы чудовищных деревьев. А уступы, по которым они карабкались на северной стороне горы, как и те, что на южной, были остатками великанских лестниц. И в довершение, в самом центре холма было начертано большими темными буквами: ПОДО МНОЙ.
Трое путешественников взглянули друг на друга почти в отчаянии, и Вред, присвистнув, сказал то, что все они думали.
— Мы пропустили второй и третий знаки.
— Это я виновата, — Джил мгновенно припомнила свой сон. — Я... я перестала повторять знаки каждый вечер. Если бы я о них думала, я бы даже в снегу узнала, что мы в разрушенном городе.
— Я еще больше виноват, — сказал Хмур. — Я-то его узнал. Или почти узнал. Мне казалось, что холм очень похож на развалины.
— С тобой-то как раз все в порядке, — сказал Вред. — Ты ведь нас старался остановить.
— Плохо старался, — ответил квакль. — Надо было лучше. Ах! Я же мог вас просто за руки схватить!
— Правда в том, — сказал Вред, — что мы так рвались в это место, что все остальное вылетело у нас из головы. У меня, по крайней мере. С тех пор, как мы встретили ту даму с молчаливым рыцарем, мы только о Харфанге и мечтали. А о принце Рилиане почти забыли.
— Не удивлюсь, — сказал Хмур, — если она как раз этого и хотела.
— Чего я не понимаю, — заговорила Джил, — почему мы букв не увидели? Или они там появились за эту ночь? Может быть, Аслан успел их начертить за это время? Мне такой странный сон приснился...
Она пересказала друзьям свой сон.
— Ух ты, дубина! — воскликнул Вред. — Мы же их видели. Мы побывали у этой надписи. Понимаешь? Мы были у буквы М... Пошли по левой палочке буквы на север, потом повернули направо, потом из угла снова направо, и затем на юг. Идиоты! — Он в сердцах ударил по подоконнику. — Прекрасно знаю, что ты думала, Джил. Я и сам думал о том же самом — как было бы замечательно, если бы Аслан начертал буквы на камне уже после того, как мы миновали разрушенный город. Да? Нет! Они там были уже вчера. Нам и всего-то дали четыре знака, и три из них мы проворонили...
— Ты хочешь сказать, я проворонила, — сказала Джил. — Хорошо. Я все вам портила с самого начала. Ладно, мне ужасно стыдно. Но все-таки, что же означают эти слова, — “подо мной”? Абракадабра какая-то.
— Нет-нет, — сказал Хмур. — Это значит, что мы должны искать принца под городом.
— Но как? — удивилась Джил.
— В том-то и вопрос, — Хмур потер свои большие лягушачьи лапы. — Как нам теперь это сделать? Несомненно, будь у нас голова на месте, когда мы брели по Городу Развалин, мы бы обнаружили что-нибудь — дверцу, пещеру, туннель. Встретили бы кого-нибудь, кто сумел бы помочь. Может быть, даже самого Аслана, кто знает. Как-нибудь пробрались бы под эти глыбы. Указания Аслана всегда действенны, без исключений. А вот как нам быть теперь — это уже другая история.
— Наверно, надо вернуться в город, — сказала Джил.
— Легче легкого, не правда ли? — съязвил Хмур. — Давайте для начала попробуем открыть хотя бы эту дверь.
Они взглянули на дверь и увидели, что никто из них не достает до ручки, а если и дотянется — не сможет повернуть.
— Может быть, нас выпустят, если мы попросим? — спросила Джил. Все промолчали, но каждый подумал, что вряд ли это возможно.
Мысль была не из приятных. Хмур категорически возражал против откровенничанья с великанами и просьб об освобождении. Дети, конечно, не могли рассказать великанам о цели своего похода, потому что обещали Хмуру, что будут об этом молчать. Все трое были почти уверены, что ночью из замка улизнуть не удастся. Вечером их запрут в комнатах, где им придется томиться до утра. Можно, конечно, попросить оставить двери открытыми, но это вызовет у великанов подозрение.
— Единственный шанс, — заговорил Вред, — это сбежать днем. Наверняка после обеда великаны ложатся на часок-другой поспать. И если прокрасться на кухню — черный ход может оказаться открытым?
— Шанс из самых крошечных, — сказал Хмур. — Но другого-то у нас нет.
Вообще-то план был не такой уж безнадежный. Иной раз выскользнуть из дома средь бела дня легче, чем в полночь. Двери и окна скорее всего будут открыты, а если поймают, всегда можно притвориться, что просто хотел прогуляться. (Ни взрослые, ни великаны ни за что такому не поверят, если увидят вас вылезающим из спальни в час ночи).
— Надо усыпить их бдительность, — заявил Вред. — Притвориться, что нам здесь жутко нравится и что мы, умирая от нетерпения, ждем их осеннего пира.
— Он завтра вечером, — сказал Хмур. — Я слыхал разговор между этими чудищами.
— Понятно, — вступила Джил. — Сделаем вид, что мы в полном восторге и будем задавать им кучу вопросов. Чтобы они приняли нас за простачков. Тогда легче будет.
— Веселиться, — глубоко вздохнул Хмур, — веселиться. Вот что нам нужно. Будто других забот у нас нет. Резвиться, да. Вы, молодые люди не всегда веселитесь, как я заметил. Учитесь у меня. Я буду веселый. Вот такой, — он криво ухмыльнулся. И резвый. — Он скорчился и подпрыгнул. — У вас скоро получится, не беспокойтесь. Смотрите только на меня повнимательней. Они меня и так уже держат за сущего клоуна. Вы, полагаю, думали вчера, что я подвыпил. Но это все — верней, почти все, — было притворством.
Позже, вспоминая свои приключения, Джил и Юстас никак не могли понять, когда их товарищ говорил правду, а когда немного заливал. Во всяком случае, они решили, что сам Хмур в свои слова верил твердо.
— Отлично, — сказал Вред. — Будем веселиться. Кто бы нас теперь выпустил из этой комнатищи? Веселиться, дурачиться, но нужно как можно больше при этом узнать о замке.
К счастью, в то же мгновение дверь отворилась.
— Ну, детишки, — закудахтала няня-великанша, — хотите посмотреть, как король с придворными собираются на охоту? Такая милая картина!
Не теряя ни секунды, они бросились мимо нее вниз по ступенькам — на собачий лай, звуки охотничьих рожков и гам великанских голосов — и тотчас оказались во дворе. Великаны охотились пешими, потому что гигантских лошадей у них не было. И собаки были обычных размеров.
Отсутствие лошадей сначала разочаровало Джил. Ей показалось, что толстухе-королеве никогда не поспеть за собаками, а значит, она останется дома на весь день. Но Джил ошиблась — королеву тащили на носилках шесть молодых великанов. Глупая старуха была одета во все зеленое, а на боку у нее висел рожок. Несколько десятков великанов, включая короля, галдели и смеялись так, что можно было оглохнуть. Рядом с Джил лаяли, махали хвостами собаки, некоторые тыкались ей в ладони своими влажными носами. Хмур начал было изображать игривое веселье (что испортило бы всю затею, если бы его веселье заметили), но тут Джил, изобразив самую привлекательную детскую улыбку, подбежала к носилкам королевы и крикнула ей:
— Ваше величество! Неужели вы покидаете нас?
— Да, милочка, — отвечала королева, — я вернусь к вечеру.
— Ой, как замечательно! — сказала Джил. — А правда, что нам можно будет завтра вечером прийти на пир? Мы об этом так мечтаем! И нам тут так нравится! А пока вас не будет, можно мы побегаем по замку, осмотрим его? Пожалуйста!
Королева кивнула и что-то сказала — но слова ее заглушил дружный смех придворных.