Например, 1 одно предложение на всю строфу из 4 главы (XXXV строфа) «Евгения Онегина»:
Но я плоды моих мечтаний
И гармонических затей
Читаю только старой няне,
Подруге юности моей,
Да после скучного обеда
Ко мне забредшего соседа,
Поймав нежданно за полу,
Душу трагедией в углу,
Или (но это кроме шуток),
Тоской и рифмами томим,
Бродя над озером моим,
Пугаю стадо диких уток:
Вняв пенью сладкозвучных строф,
Они слетают с берегов.
С точки зрения синтаксиса – очень сложное предложение письменного языка: есть определение-приложение, три деепричастных и один причастный оборот, но читается оно легко и свободно, т.к. в него включен и разговорный синтаксис: Да после скучного обеда, вводное предложение (но это кроме шуток), бессоюзное присоединение последних двух строк (первоначально они составляли отдельное предложение, после уток была точка). В стихах порядок слов более свободный, чем в прозе, что создает ощущение отражения в словах естественного хода мысли (например, прямое развернутое дополнение («плоды моих мечтаний и гармонических затей») расположено между подлежащим и сказуемым).
Штампы-перифразы: «плоды мечтаний, сладкозвучные строфы, гармонические затеи» несут налет шутливости и легкой иронии, направленной на самого автора, но параллельно идет серьезный разговор: автор тоской и рифмами томим, кроме шуток.
Пушкин использует в романе разные стили для характеристики разных героев:
В романе представлена речь и культурной, образованной части дворянства, и провинциальных помещиков, и дворовых, язык народной поэзии и поэтический стиль, характерный для различных литературных направлений: романтический стиль для Ленского, сентиментальный - для Татьяны, элементы старого низкого стиля – для гостей Лариных и разные поэтические стили эпохи в речи Автора. Для Онегина нет особого стиля – и это не случайно. Стиль автора и Онегина, их языки совпадают, этот стиль сопоставим только с разнообразием самой жизни.
Разнообразный язык автора помогает «увидеть» разные стили и образы героев. Отделенность автора от героев создает новый роман, который получил развитие в прозе; был создан новый тип повествования – реализм. Напомним, что сама идея присутствия автора в романе, обращения к самому себе, отступления-размышления - это идея Байрона.
В первой главе, знакомя читателя с Онегиным, Пушкин применяет стиль светской речи с её особенностью «без принуждения в разговоре коснуться до всего слегка». Здесь мы находим свободное пользование иноязычными словами (французскими, английскими, латинскими), упоминание имён греческих и римских поэтов, употребление книжных выражений («всевышней волею Зевеса наследник всех своих родных»; «отступник бурных наслаждений» и т. п.). С тонкой насмешкой рассказывает поэт о воспитании Онегина, о его образовании.
Характеризуя Ленского, Пушкин использует все особенности языка романтической поэзии: «Он с лирой странствовал на свете», «поэтическим огнём душа воспламенилась в нём», «он пел... и нечто, и туманну даль, и романтические розы» и т. п.
Передавая мысли Ленского перед дуэлью, Пушкин в его монолог вставляет излюбленные романтиками цветистые слова, затуманивающие их подлинный смысл:
Он мыслит: «Буду ей спаситель,
Не потерплю, чтоб развратитель
Огнём и вздохов и похвал
Младое сердце искушал;
Чтоб червь презренный, ядовитый
Точил лилеи стебелёк;
Чтобы двухутренний цветок
Увял ещё полураскрытый».
Отношение автора к этой витиеватой, цветистой речи романтика подчёркивается резким переводом её на простой язык реалиста:
Всё это значило, друзья: С приятелем стреляюсь я.
Но когда Пушкин приводит разговоры Онегина и Ленского на бытовые темы, он устраняет слова и выражения книжного стиля; речь их проста, непринуждённа, полна народно-бытовых выражений. Таков, например, разговор Онегина с Ленским о Лариных (гл. 3, IV—V).
Насмешливость, прозаические слова и выражения совершенно исчезают в стихах Пушкина, когда он рисует образ Татьяны и говорит о её жизни, о её любви к Онегину. О своей любимой героине поэт отзывается с особой теплотой и лаской. Эпитет милая употребляется особенно часто: «Я так люблю Татьяну милую мою»; «Татьяна, милая Татьяна»; «и меркнет милой Тани младость» и т. д. С большой нежностью говоря о Татьяне, Пушкин прибегает к словам уменьшительно-ласкательным: «прелестным пальчиком писала»; «головкой томною склонясь»; «голосок звучит» и т. п., применяет народные формы слова: «к плечу головушкой склонилась».
Рассказывая о любви Татьяны, поэт украшает свой рассказ эпитетами, метафорами, подчёркивая этим романтический характер чувства героини, её душевные волнения: «пьёт обольстительный обман», «ты пьёшь волшебный яд желаний», «и вдруг недвижны очи клонит...», «ланиты мгновенным пламенем покрыты» и т. п.
Татьяна пишет письмо к Онегину по-французски. По чужой язык является лишь внешней оболочкой мыслей и чувств девушки с русской душой. Переводя письмо, поэт вкладывает в уста героини романа речь, близкую по своему духу и словесным средствам к народно-поэтическому языку. В письме звучит голос простой русской девушки: «к моей несчастной доле»; «всё думать, думать об одном»; «по сердцу я нашла бы друга»; «вся обомлела, запылала». В разговоре Татьяны с няней близость её речи к народной ощущается ещё полнее.
Известно определение Белинского: «Евгений Онегин» - «энциклопедия русской жизни ». Он имел в виду и то, что огромное «количество бытовых тем и материалов принципиально отличает пушкинский роман от предшествующей литературы. В „Евгении Онегине“ перед читателем проходит множество бытовых явлений, нравоописательных деталей, вещей, одежд, цветов, блюд, обычаев».
Например, деталь с изучением латыни. Латынь получила распространение в образовании дворян в начале 19 в. Онегин, учившийся под руководством аббата-католика, конечно, должен был бы при минимальном усердии основательно усвоить латынь. Характеристики: «Не мог он Тацита <читать>», «не мог он tabula спрягать» (VI, 219) имеют иронический характер. С закрытием католических пансионов в 1815 г. латынь выпала из круга «светского» образования («из моды вышла ныне»). К 1820-м гг. знание латыни стало восприниматься как свидетельство «серьезного» образования в отличие от «светского». Знание латинского языка было распространено среди декабристов. Пушкин изучал латынь в Лицее» и мог читать в подлиннике даже малоизвестных латинских авторов.
В заключение хотелось бы процитировать Белинского: «Не будь Крылова в русской литературе, стих Грибоедова не был бы так свободно, так вольно, развязно оригинален, словом, не шагнул бы так страшно далеко. Но не этим только ограничивается подвиг Грибоедова: вместе с "Онегиным" Пушкина его "Горе от ума" было первым образцом поэтического изображения русской действительности в обширном значении слова. В этом отношении оба эти произведения положили собою основание последующей литературе, были школою, из которой вышли и Лермонтов и Гоголь. Без "Онегина" был бы невозможен "Герой нашего времени", так же как без "Онегина" и "Горя от ума" Гоголь не почувствовал бы себя готовым на изображение русской действительности, исполненное такой глубины и истины».
И немного более современного материала:
Великий русский писатель Владимир Набоков, ставший также французским и английским писателем, говорил: «Быть русским - значит любить Пушкина», а про онегинскую строфу: «Я много бы дал, чтобы хорошо перевести эти четырнадцать строк».
Лучший перевод на английский язык «Онегина» принадлежит Набокову. На перевод ушло 10 лет (как и на написание Пушкиным «Онегина»). Перевод «Евгения Онегина», комментарии, указатель, статья о просодии (учение об ударении) составили 2500 страниц. Пушкинистика, да и отечественное литературоведение в целом не знают подобного.
Набоков писал: «Парадоксально, но, с точки зрения переводчика, единственным существенным русским элементом романа является именно эта речь, язык Пушкина, набегающий волнами и прорывающийся сквозь стихотворную мелодию, подобной которой еще не знала Россия».
----------------------------------
Интересная статистика у Набокова: «Таким образом, всего в тексте 5523 строки, написанные четырехстопным ямбом. К ним следует добавить:
(а) прозаический эпиграф к роману на французском языке (сочиненный автором, но представленный как tiré d'une lettre particulière);
(б) песню из 18 строк, написанную трехстопным хореем с длинными стиховыми окончаниями, — «Песню девушек» (в гл. 3, между XXXIX и XL строфами);
(в) сорок четыре авторских примечания;
(г) приложение с прозаическими комментариями к «Отрывкам из „Путешествия Онегина“».
Кроме того, главам предпосланы следующие эпиграфы: первой — строка Вяземского; второй — старый, несколько переделанный каламбур (О rus! Hor. О Русь!); третьей — строка Мальфилатра; четвертой — фраза мадам де Сталь; пятой — два стиха Жуковского; шестой — два (не связанные между собой, но напечатанные вместе) стиха Петрарки; седьмой — два стиха Дмитриева, один Баратынского и два Грибоедова; восьмой — два стиха Байрона».
ИСПОЛЬЗОВАННЫЕ ИСТОЧНИКИ
1. Белинский В. Статьи о Пушкине. 8 и 9
2. Левин Виктор Давыдович (традиция «исторической стилистики»). Статья "Евгений Онегин" и русский литературный язык \\ Известия АН СССР. Серия лит. и языка. 1969. Т. 28. № 3 или https://rus.1september.ru/article.php?ID=200102104
(В статье много ссылок на труды разных литературоведов-пушкинистов).
3. Лотман Ю. М. Роман в стихах Пушкина «Евгений Онегин». Тарту, 1975. или
https://feb-web.ru/feb/pushkin/critics/lot/lot-472-.htm
4. разные интернет-страницы по поводу имен, произведений, понятий, уточнений, т.д.