Человек жив, если жизненность в силе. Опала жизненность, ушли жизненные силы — и жизни нет. Много жизненности, тогда и жизнь в радость и жить хочется. Ресурс жизненности у всех разный. Уверенно стоят в жизни, в ком жизненность сильна. Говорят — живучий, значит жизненности много.
Триедина жизненность. Как триедина? Вроде она одна, и вся в человеке. Жизненность же человека. Да. Но человек нуждается в условиях и в людях. Без них нет и жизненности. В голоде и в холоде, в зное и жажде, постоянно не может жить человек. Какая бы жизненность ни была, она иссякает. Тем более в побоях и пытках, в болезнях и переломах, ожогах и обморожении.
Очевидно, что человек избегает тех условий, где он постоянно испытуется на выживаемость. И, напротив, ищет и находит такие условия, где ему хорошо, где он может жить. Этим «хорошо» и »может жить» отличается человек, например, деревенский от городского — хорошо и может жить в деревне, но плохо ему и не может жить в городе, и наоборот, как житель степей или гор, от жителя равнин или приморья, склонный к одному климату от нуждающегося в другом, то есть условия определяют его жизненность. Скудость жилья, простота обстановки одним хороша, другому терпима, третьи не могут так жить. Постная и скудная пища для одних есть желанное, для других есть вынужденное, а третьи начинают погибать от неё. Читаешь жития подвижников и дивишься, как могли они в одной рубашке десятками лет жить в пустыне, в горах, в пещерах, в лесу, на каменных столбах, или в городах, но без жилья, на улице зимой и летом. Они искали этого, хотели, они жили так. Помести их в другие условия и жизненность у них начинала гаснуть.
Очевидно, что по своему внутреннему устроению человек ищет условия жизни и удерживается в них. Очевидно, и другое — без условий жизни нет жизненности, да и человека нет. Даже при обмороке человек нуждается в тех или иных условиях жизни. Человек без сознания, а жизненность применяется и прилаживается к условиям. Потому что нет жизненности без условий.
|
|
То же и с окружением. Потребность в людях исходит от жизненности. Утрата близкого человека у одних людей приводит к полной потере жизненности, так что нередко они тоже вскоре умирают. У других утрата долго сказывается на жизненном самочувствии. Третьи равнодушно переносят смерть кого-либо из близких. Но даже и они не могут быть совсем без людей. Поэтому одна из мучительных пыток — это одиночная камера в тюрьме. Жизненность постоянно окружает себя определёнными людьми. И без людей не может.
Например, это семейные узы, родственные узы. Принадлежность к группе людей, коллективу, народу. Дружба, товарищество, побратимство. Удерживание при себе людей приятных, нужных, желаемых. Потребность в знакомствах, встречах, общении. Вместе с тем, противоположное -когда нет людей, тогда одиночество, безлюдье, тоска. И выход из этого — выход к людям и через то возвращение чувства защищённости, уверенности в жизни, ухоженности в болезни, старости. Вот перечень состояний, которые прямо указуют на связь жизненности с окружающими людьми. Без людей и жизненности нет.
Теперь можно определённо сказать, что жизненность имеет три состава. Первый состав — сам человек с его предпочтениями, душевными и телесными потребностями, второй — условия жизни и третий — окружение людей. При наличии всех трёх человек деятелен, активен.
|
|
Смотрим дальше. Жизненность его не только нуждается в условиях, но человек может активно создавать себе условия жизни. Когда нет возможности создавать, тогда он живёт в том, что предложат или что есть. Например, в общежитии, где вся обстановка ему не принадлежит, где приходится считаться с нравами и привычками жильцов, которые живут вместе с ним, и где он не хозяин и самолично распорядиться ничем не может. Когда человек устаёт от общежития, он хочет уйти в свой уголок, свою комнату, свой дом. Здесь он хозяин. Он может устраивать своё жильё как ему нравится, т. е. так, как он сам устроен. Он и уединения ищет ради того, чтобы в нём быть так, как сам хочет, и опять же — как сам устроен. То же и с окружением. Человек не только нуждается в людях, но и сам активно ищет их, идёт им навстречу, привязывается к ним и их привязывает к себе. При этом делает это в угоду себе. С одними сближается по интернету, с другими по чувственно-плотянымпотребностям, с третьими по душевным симпатиям и взаимности, с четвёртыми — по делу, с пятыми — из тайной, ему одному ведомой корысти, шестых удерживает при себе, чтобы было над кем надмеваться, седьмым жаловаться, восьмых как интересных собеседников или слушателей и т. д.
Теперь остановимся на самом человеке — на четырёх вариантах его устроения, по которым он устраивает и внешние условия своей жизни. Так один любит чистоту, порядок и уют. Другой устроен совсем неприхотливо. Его жизненности нужны только крыша, кровать и тепло. Даже мебель не нужна. Кровать заменяет ему и стул, и стол. Когда нужно спать, он с неё сбрасывает всё на пол. Если утром после сна что-тоиз сброшенного ему нужно, он переложит с пола вновь на кровать. То, что не нужно, останется на полу. Постепенно всё, что на полу, запинывается под кровать. Со временем там собирается целая гора — не только мусора, но и разных предметов: ложки, книги, рубашка, штаны. В комнате у такого человека везде грязь, пыль. Но он не замечает ни того, ни другого. То ли потому, что не достаёт воспитания, то ли из-за душевного расстройства или неустроенности характера, то ли из-заравнодушия. Есть люди, которые так внутренне устроены, что не нуждаются в тепле. Крыша и кровать или что-то вместо кровати им достаточны. Такими бывают отшельники и они обходятся без дополнительного тепла. Другой вопрос — жизненность ли у них или что-то другое? Жизненность нуждается в тепле.
|
|
Четвёртому не нужны уже ни крыша, ни кровать. Он столпник или юродивый, или странник. Здесь очевидно что-то другое, не жизненность. При том, что он не хочет быть хозяином обстановки и не хочет быть владельцем каких угодно предметов. Чтобы таким стать можно постепенно от первого варианта переходить ко второму, от него к третьему и четвёртому. Постепенно освобождаясь от желания своего и от желания быть хозяином своих условий. Таковые устроены так, что ищут только Царствия Божия внутри себя.
То же и с окружением. Мы уже говорили, что жизненность не только нуждается в окружении, но и сама активно созидает его. Добавим. Одни люди своей чувственно-страстной жизненностью влюбляются друг в друга, образуя времянку-семью, или прилепляются друг к другу, как например, мамочки с детьми, или находят друзей по питью, товарищей по развлечению (рыбалка, мотоцикл, спорт). Другие узнают друг друга нравственным призванием — истинное супружество, родительство, сыновство, настоящая дружба, верность Отечеству, приходу, монастырю. Третьи, как чада одного духовника, через «взаимоскрепляющие связи» между собою (Еф. 4,16) соединяются в одну общину. Участвуя друг в друге, и помогая друг другу даже до смерти. Четвёртые так на земле живут, чтобы жизнь свою «во един состав с ангелами» устроить. А когда запоют о них «со святыми упокой», чтобы так оно на деле и произошло, чтобы мир и радость душа после смерти нашла в собрании святых.
Из этих четырёх вариантов только в первом ничего не созидается — в чувственно-страстной жизненности. Здесь накапливается только разрушение в отношениях и почти всегда завершается всё разделением. Во втором варианте жизненность живёт созиданием сближения и стяжанием единения. В третьем и четвёртом случае уже не жизненность, но что-то другое собирает людей воедино.
Чтобы увидеть, что другое, рассмотрим три состояния. Есть живость, жизненность и жизнь. Здесь невольно у читающего эти строки может возникнуть тоскливый вздох: ещё одно различение. Уже устала душа разбираться в разных состояниях и настроениях. Когда же конец? И для чего так много подробностей? Ответим словами Евангелия. «Потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими, и тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их». (Мф. 7,13–14). Но вернёмся к трём состояниям.
Живость мимолётна, была и нет её. Увлекает человека на день, на год, на несколько лет. Но потом кончается и уже ничем человека не удержать в данных условиях, в которых, казалось, так живо было находиться, ни в данном окружении, в том числе и в семье, среди которых вроде так живо было жить, ни в самом человеке не удерживается то увлечение, каким он загорелся. Прошло время и всё потухло, силы ушли, жажда оставаться в семье, в товарищах, компаньонах угасла и постепенно переросла в противоположное — отторжение, нежелание, избегание.
Жизненность, напротив, устойчива. Она не просто прилепляется к условиям, но получив подобающие условия, человек успокаивается в них своей жизненностью и в его душе наступает мир. Жизненность знает, что делать с условиями, как и во что развивать их, строить, созидать, умножать, расширять, улучшать, обогащать. Свои условия, соответствующие устроению человека — свой комфорт, удобства, виды ландшафта, город, работу — жизненность в наше время не сразу находит. Порою годами человек ищет подходящее для него, сам пытается созидать, и не может найти нужное или устроить то, что просит душа.
Мешают чувственные мимолётные — на месяц, на несколько лет — увлечения, фантазии, планы, мечты, подогретые притязаниями, юношеские самоуверенность, самонадеянность, мешают и соблазнительные подсказки сверстников, случайных людей, соблазняющие сюжеты фильмов, книг. При том, что всё перечисленное есть на деле следствие утраты в современных поколениях самого главного — сыновства с его пятью свойствами: почитанием, преемственностью, принадлежностью своей семье, роду, народу, нравственным чувством жизненного пути вместе со своим Отечеством, Церковью, заботой о своих родителях.
Утрата сыновства — это утрата внутреннего религиозно-нравственноготрудового человека. Замена его внешним содержательно-интеллектуальными средним творчески-прикладным, деятельно-душевным человеком. Внешний и средний человек в условиях отсутствия патриархально устроенной семьи с раннего детства формируется как самолюбиво-самоугодный в самом себе человек. Человек этот ориентирован на внешние впечатления из-за мультиков, телевизора, интернета, на рассыпанные в окружающей среде соблазны. По натуре он либо дезориентирован в своих внутренних силах и возможностях, ленив, расслаблен, капризен, обидчив, заквашен на тунеядстве, претензиях и требованиях ко всем вокруг, либо в такой характер наставлен своими родителями, особенно бабушками.
Либо он другой человек. Что-то умея, чему-то научившись, наслушавшись в своём окружении разных доводов и взглядов, берётся устраивать свою жизнь сам, как придётся и как получится, лишь бы никто из старших не мешал, ему дела нет до вековых традиций, он будет опираться на традиции новые, духом времени, духом мира и духом лжи подсказанные. Он человек прогрессивных взглядов, человек своего героического, как он думает, времени. Уж свою-то жизнь он как-нибудьустроит. А то глядишь выбьется в число богатых, известных, стоящих у власти.
Есть и третий человек, который не свою жизнь сам себе устраивает, а занят устроением жизни других или совместной жизни в составе своего окружения. Устраивает вместе со сверстниками или людьми века сего, или притязая войти в число сильных мира сего. Он хочет кому-то устроить жизнь — мужу, жене, детям, бедным, нуждающимся, или наоборот, богатым, именитым, имеющим власть, хочет устроить жизнь села, города, страны.
Мало кто из них отдаёт себе отчёт, какой силой наполняется их жизненность. Они будут христианами, будут иметь церковную жизнь и будут «слышать евангельское слово» и все учения Церкви будут знать, «но заботы века сего, обольщение богатством и другие пожелания, входя в них, заглушают слово, и оно бывает без плода». (Лк. 4, 18–19). Будут всё знать, как это и есть у людей внешних и средних, но будут бесплодны, т. е. не ради нравственных плодов будет их жизнь. А если и будут людьми, как-то сохранившими в себе отчасти внутреннего нравственно-трудового человека, но не о плодах духовных будут они жить в своей христианской жизни. Оставаясь людьми века сего, они и жизненностью своею будут ему принадлежать.
Апостол Павел в послании к евреям прямо и строго, если не сказать жёстко, об этом говорит. Для вас, говорит, страдания Христовы «трудно истолковать, потому что вы сделались неспособны слушать» (Евр. 5,11). «Сделались», т. е. схвачены такой жизненностью, которая, будучи по всему внешне христианской, на деле далека от Христа. Далека от Того, Кто «во дни плоти своей (т. е земной жизни) с сильным воплем и со слезами принёс моления и молитвы Могущему спасти Его от смерти; и услышан был (Отцом Небесным) за Своё благоговение». (Евр. 5,7).
Далека на деле, т. е. в реалиях жизни жизненность далека от Христа. Потому что жизненностью своею, говорит апостол, вы остаётесь младенцами, «и для вас нужно молоко, а не твёрдая пища. Твёрдая пища свойственна совершенным, у которых чувства навыком приучены к различению добра и зла». (Евр. 5,12,14). Вы же из года в год вращаясь или пребывая вроде бы в христианской жизни, остаётесь своенравием всё при «начатках учения Христова». И вам снова и снова нужно «полагать основание обращению от мёртвых дел», разъяснять и говорить «о вере в Бога», призывать вникать и помогать вникать «учению о крещениях, о воскресении мёртвых и о суде вечном». Но »невозможно, — говорит он, — однажды просвещённых и вкусивших добра небесного, и соделавшихся причастниками Духа Святого, и вкусивших благого глагола Божия и сил будущего века, и (после этого жизненностью своею) отпавших, опять обновлять покаянием, когда они (живя Христианской жизнью и развивая бурную церковную деятельность в ней, на деле) распинают в себе Сына Божия и ругаются Ему. Земля, пившая многократно сходящий на неё дождь, и производящая тернии и волчцы негодна и близка к проклятию, которого конец — сожжение». (Евр. 6,1–8).
Какие жестокие слова для современного христианства толерантно устроенного к своим слабостям, своей жизненностию принадлежащей земле, христианства, которое сплошь и рядом оправдывает и находит всё новые оправдания для устроения современной жизни по четырём направлениям церковной деятельности так, как она что сверху, что снизу одинаково сегодня устраивается. И два очевидных направления этого устроения сегодня выдвинулись вперёд. Одно — различные послабления, которые на глазах умножаются и получают самые непредвиденные, а вместе возмутительные, если смотреть глазами древних христиан, формы. Другое — такая деятельная активность, живость, профессионализм, которые обычно свойственны «сынам века сего», а теперь делается свойственной сынам церкви.
»Невозможно, — говорит апостол, — таковых опять обновлять покаянием». А перед этими строгими словами произносит уже очень жёстко — «и не станем». (Евр. 6,1). Потому что они предавшись своей трисоставной жизненности, отдаваясь ей с такой силой убеждённости, это с одной стороны, а с другой — с такой силой преданности самим себе, «что сделались (совершенно) не способными (что-либо или кого-либо) слушать» (Евр. 5,11), таковые всем ходом своей инициативной, самоуверенно настойчивой и молодостью обеспеченной христианской жизни «снова (и снова) распинают в себе Сына Божия». Оставаясь при своей околоцерковной жизненности и развивая в ней свои человеческие дарования, и утверждая в ней свой профессионализм. Они вдохновляются человеческой, не по-Божьи устроенной своей собственной ревностью по устроению церковной жизни. И дальше апостол добавляет: «и ругаются Ему, Христу» (Евр. 6,6), то есть жизненностью своею настаивают на выгодных для себя цивилизованных, удобством и комфортом обеспеченных условиях, и на угодном для себя окружении людей, выделяя приятных и неприятных.
»Если мы, получив познание истины, произвольно грешим», то есть силою и властью свойственной нам жизненности остаёмся преданными ей, остаёмся при ею диктуемом образе жизни и поведения, когда власть натуры или власть жизненности, вместе — власть падшей природы, не даёт нам идти против неё к заповедям Христовым, «тогда, — говорит дальше апостол, — не остаётся более жертвы за грехи». (Евр. 10,26). Ни мы эту жертву не приносим, но и Господня жертва Его страданий на кресте отнимается от нас. Тогда втуне наше причастие, мерзость запустения наше стояние на службах, пустая наша молитва, фарисейство наш пост и гроб повапленный вся наша христианская жизнь. «Посему Я вознегодовал на оный род и сказал: непрестанно заблуждаются сердцем, не познали они путей Моих, посему не войдут они в покой Мой» (Пс. 94, 10–11). Когда весь народ и священство в храме, согласившись между собою и ободрив друг друга толерантными доводами, что пребываем мол все в ограде церкви, придёт в такое состояние, тогда, говорят старцы ХХ века, отойдёт благодать от таких храмов.
В »Толковой Библии» А. П. Лопухина даётся ещё более суровое толкование этих слов: «Невозможно отпадших опять обновлять покаянием». «Отпадших»…, это те, что всегда соединяются между собою с ожесточением против Христа и Его Церкви, делая это отпадение хулою на Духа Святого, которая не может быть отпущена ни в сей век, ни в будущий (Мф. 12,31), потому что для людей такого рода невозможно исправление». (3-й том, репринт, Петербург 1911–13 г. г., стр. 455–456). Т. е.с упрямством и своенравно держащийся своей жизненности неисправим.
» Без пролития крови не бывает прощения». (Евр. 9,22) но теперь, принимая в причастии Кровь прощения «да приступаем» (Евр. 10.22) и далее говорит уже св. Иоанн Златоуст: «что для этого — для приступания, требуется не только вера. Но и добродетельная жизнь. В святое не допускаются те, которые не ведут себя вполне так (добродетельно), сюда не входит никто из нечистых. Т. е. (ветхозаветные люди) омывали тело, а мы — совесть, и добавляет Златоуст, нужно и ныне омываться, но уже добродетелью». (Толковая Библия, 3-й том, стр. 472)
Если мы не приносим никакой жертвы от себя в виде чистой совести, веры и добродетелей, тогда остаётся нам, говорит апостол, «некое страшное ожидание суда и ярость огня, готового пожрать противников. Если отвергшийся закона Моисеева (ветхозаветного) без милосердия наказывается смертью, то сколь тягчайшему, думаете, наказанию повинен будет тот, кто попирает Сына Божия и не почитает за святыню Кровь завета и Духа благодати оскорбляет. „У Меня отмщение, Я воздам, говорит Господь." (Вт. 32,35). Страшно впасть в руки Бога живаго!» (Евр. 10,28–31).
Господь призывает жить
Что же такое третье состояние человека — жизнь? Если первые два состояния — живость и жизненность свойственны индивиду, то жизнь — это состояние личности. Утрата личности произошла в Раю в грехопадении Адама и Евы. Утрата не в смысле её исчезновения из человека, а в смысле её незадействованности. Уже не её жизнь стала жизнью человека, а жизнь индивида, поглощённого природой, сделалась, но не жизнью, а жизненностью, и в дальнейшем с поглощением грехами и совсем стала страстной, греховной живостью — с гоготом, хохотом, юмором и смехом, танцами и плясками, бесшабашными песнями, выходящими из на бесовский лад устроенной души, а в поведении с интригами, кокетством, соблазнами ссорами, драками, войнами и прочим.
В людях, изгнанных из рая, жизнь отчасти сохранилась в праведниках. Этою жизнью была в них жизнь веры. „Надобно, — говорит апостол Павел, — чтобы приходящий к Богу веровал, что он есть, и ищущим Его воздаёт“. (Евр. 11,6). „Веровал“ и “воздаёт» — здесь речь о живых и реальных отношениях человека и Бога. Так «верою Енох переселён (на небо), и не стало его, потому что Бог переселил его. Верою Ной приготовил ковчег для спасения дома своего. Верою Авраам принёс в жертву Исаака, ибо он думал, что Бог силен и из мёртвых воскресить. Верою пророки побеждали царства, творили правду, заграждали уста львов, угашали силу огня, жёны получали умерших своих воскресшими, (иные) скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления. Те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли». (Евр. 11,5,7,17–19,33–38).
Вера эта, говорит св. Игнатий (Брянчанинов) вышеестественная. Потому что естественная вера — это религиозность. И свойственна она всем народам земли. Равно как и в России в сегодняшней Церкви люди в большинстве своём религиозны, и мало тех, кто имеет веру свыше. У них религиозность православная, потому что родились в православной стране и ещё, потому что в религиозности побуждены благодатью. Они были неверующими, стали теперь православно-религиозными.
В ветхозаветное время вера праведников — это начало жизни личности в них. Личность в раю знала Бога — Творца своего и была едина с Ним. После изгнания из рая возможность личности в индивиде — это вера как возстановление единения с Богом. В новозаветное время она с крещения даёт начало этому единению. Потому «без веры угодить Богу невозможно» (Евр. 11,6), она лишь, вера, знает, чем и как можно Богу угодить.
Кроме праведников все остальные народы на земле, будучи индивидами, не знают личности в себе. И в наше время семь с половиной миллиардов людей на земле, разных национальностей и религий, хотя и знают о православии, однако переходить в него не собираются и не понимают, зачем это надо делать. Подавляющее большинство их так устроены, что никогда не будут искать православия
Индивид — это отрицание в себе личности. С отрицанием личности произошло в Раю отрицание Бога, потому что единение с Богом и Бога знает личность. Утрата её немедленно привела к отрицанию Бога. С отрицанием Бога явилось отрицание ближнего, потому что ближнего нашего и нас самих как личность знает только Бог, Творец её. Отрицая Бога, индивид теряет и ближнего. Он не знает в себе личности и тем более не может знать личности в ближних. Вместо личности индивид, поглощённый природой, знает только её — дух, душу и тело. Индивид — это падение в плоть. Душою впал в неё, а духом встал на её защиту. В этих трёх составах индивид присутствует и через них осуществляет себя или осуществляется. Осуществление это есть его жизненность. Энергией или силой духа, в душевной жизненности действует, живёт на земле как плоть. С плотью и соединена душевная жизненность. Потому человек и боится смерти, что с её наступлением, отрывом тела от души, прекращается телесно-душевная жизненность. А другой жизненности у индивида нет. Потому и печётся так о теле, и всей душой печётся о своём здоровье, и падает духом, когда заболевает, особенно, когда узнаёт, что болезнь смертельна.
Потому и спасение человека от его индивида невозможно было совершить иным образом, как только через телесные страдания и смерть, т. е. отлучение тела от души, но исполненное не в человеческом разлучении с телом, что стало бы реальной смертью, какою умирают все люди, а в божеском, т. е. по-божьи пережитом разделении тела и души, при этом без разлучения их друг от друга. Христос, по смерти на кресте, как человек душою отходя во ад, будучи Богом, не разлучался со Своим человечеством. Тело, разделённое с душою, оставалось в единении с Его божеством и оставалось неразлучным с Христом — Богом. Потому и было нетленным, во Христе пребывая в некотором ожидании воскресения.
Христос не был индивидом. В своём человечестве Он был, есть и всегда остаётся Лицом — Богом, вторым Лицом Святой Троицы, Сыном Отца Своего Небесного. В Нём нет того, кто мог бы впасть в отрицание в себе себя — личности в пользу человеческой природы. Он не знает такого соблазна — влаения (термин св. Феофана Затворника), соскальзывания в узы своей природы. Лицом Своим Он остаётся совершителем Своей человеческой природы в божеское присутствие, в божественный нетварный свет, как это явилось на Фаворе, в сияние божества через человечество. Так Евангелие открывает нам на Фаворе божество Христа в Его человечестве, в страданиях и смерти на кресте и сошествии в ад — неразлучность того и другого, а в воскресении восстание Нового Адама, собирающего из всего земного человечества часть его «могущих спастись» в Свою Церковь.
В воскресении Христа «ад упразднися», т. е. утратилась власть ада над праведниками, двери рая открылись и тысячи вошли в него. А со дня Пятидесятницы в таинстве крещения начала расторгаться власть отрицания индивида от личности, Бога и ближнего. «Ад, где твоя победа?" Нет её. „Восста Христос!“. С этого времени личность в крещении получает начало свободы, развить которую — задача каждого человека. Смертью Христа положено начало умирания людей для греха. Воскресением Его для каждого верующего наступила великая духовная Пасха. Исход личности из индивида. Для истинных христиан она продолжается не одну неделю, а целую жизнь. А до степени истинного христианина со дня крещения начинается у них великий подвиг возстания из трёх отрицаний, а вместе с этим и подвиг преодоления падшего естества, падшей природы. Преодоления, т. е. победы над падшим естеством и одновременно победы над индивидом.
О тех, кто достигает этой победы, Господь говорит: „Побеждающему дам вкушать от древа жизни, которое посреди рая Божия“ (Откр. 2,7) „Побеждающий не потерпит вреда от второй смерти“ (Откр. 2,11) „Побеждающему дам вкушать сокровенную манну, и дам ему белый камень и на камне написанное новое имя, которого никто не знает, кроме того, кто получает“ (Откр. 2,17) „Кто побеждает и соблюдает дела Мои до конца, тому дам власть над язычниками, как и Я получил власть от Отца Моего“ (Откр. 2,26). „Побеждающий облечётся в белые одежды, и не изглажу его из книги жизни и исповедую имя его пред Отцем Моим и пред Ангелами Его“ (Откр. 3,5). „Побеждающего сделаю столпом в храме Бога Моего и напишу на нём имя Бога Моего и имя града Бога Моего, Нового Иерусалима, и имя Мое новое“ (Откр. 3,12) „Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил, и сел с Отцем Моим на престоле Его“ (Откр. 3,21).
Так говорящий Господь „может всегда спасать приходящих чрез Него к Богу (Отцу), будучи всегда жив“ (Евр. 7,25). „Всегда спасать“, то есть давать жизнь личности вопреки индивиду. Давать жизнь, „будучи всегда жив“. Давать жизнь, чтобы „чрез Него“ обретающие Сыновство, в Нём и приходили к Богу-Отцу. Ибо никем другим к Отцу нельзя прийти, кроме как Сыном. Но не человеческим, а Сыном Божиим. „Потому что чрез Него имеем доступ к Отцу, в одном Духе“ (Еф. 2,18). И »Бог-Отец, богатый милостью, по своей великой любви, которою возлюбил нас, оживотворил со Христом, и воскресил с Ним, и посадил на Небесах во Христе Иисусе». (Еф. 2,4–6). «Итак, если вы (в крещении) воскресли со Христом, то ищите горнего, о горнем помышляйте, а не о земном» (Кол. 3,1), т. е. будьте всегда живы, личностью пробуждаясь сквозь индивида. Потому что личности свойственна жизнь, а индивиду — жизненность падшего естества, и индивиду развращённому свойственна греховная живость с юмором и хохотом, плясками и пьяным весельем, с греховными увлечениями и зрелищами, с интернетом и работой до упаду.
Жизнь же — это «облекитесь, как избранные Божии, святые и возлюбленные (зная, „что сие не от вас, Божий дар“ (Еф. 2,8) в милосердие, благость, смиренномудрие, кротость, долготерпение. Более же всего облекитесь в любовь, которая есть совокупность совершенства» (Кол. 3,12,14).
Вместе с тем жизнь — это чистое сердце и в основании его добрая совесть. Она, совесть, не знает за собой никакой вины ни перед Богом, ни перед людьми, и возникает из веры. Так как вера является первоосновою и доброй совести, и чистоты сердца. Совесть без веры не может быть чистою. А очищается она кровию Иисуса Христа. (Евр. 9,14). И истинная вера открывает силу свою в совести. (Толковая Библия, 3-й том, стр. 387,389).
В грехопадении падение индивида в плоть не было абсолютным, как это случилось у падших ангелов. От абсолютного падения человека удержала совесть. В ней сохранилась у человека связь с Богом. Ею он удерживается хотя бы в частичной Божией правде. Она есть живой, не писанный, закон Божий в нём.
Адам был сотворён, Ева — произведена из Адама, а все люди на земле рождаются от родителей. Не сотворены, не произведены — рождены. В этом третьем виде происхождения человека, в рождении, действует неведомая нам нравственная тайна, по которой среди рождённых одни рождаются к развитию совести от детства до старости, другие рождаются к отхождению от неё и в старости превращаются в злых стариков и старух, и третьи колеблются между тем и другим состоянием. И это происходит независимо от религиозности человека. Так мы видим среди религиозных людей, достигших зрелости и старости, ужасно злых, корыстных, жадных, тщеславных, завистливых, одним словом, бессовестных людей. Мы можем обнаружить их среди работников и служащих храмов, монастырей, среди священников и даже епископов. Вся история Церкви о том только и повествует, как худые характеры церковных людей, особенно на уровне высшей иерархии, производили разного рода нестроения в церковной жизни. У таких людей чем старше возраст, тем несноснее характер. Знаем мы это и на примере своих родных, близких, знакомых, соседей.
Иное, когда человек с рождения чуток к совести и с её участием идёт по жизни из возраста в возраст. Тогда религиозность таких людей делается оправданием Церкви. Не религиозность красота Церкви, но совесть и совестливость. В таком случае совестливых людей очень много вне Церкви, среди неверующих людей. Много их и в России, много и в других народах, странах, много добрых, честных, искренних, жертвенных, бескорыстных и преданных семье, отечеству людей. И это, опять же, независимо от их религиозности.
Наконец, таких, кто колеблется от совести к бессовестности и обратно, в последние двести лет становится бесконечно много. И среди них всё больше тех, кто в этом маятнике, склонившись к бессовестности или просто к нечувствию в себе совести, надолго, а то и навсегда, может задержаться в этом состоянии.
С угасанием совести в людях связана столь откровенная деградация мужского населения у нас в стране, особенно после Великой Отечественной войны и до наших дней — пьянство, блуд, наркомания, распад семей, нецензурная брань, тунеядство.
С угасанием совести связан столь стремительный выход женщины во все сферы социальной жизни. Ей стали свойственны всезнайство, методическое руководство всех и вся, она учит всех как жить, появились женщина банкир, начальник, директор, министр. А после периода взлёта эмансипации женщины начались сейчас вслед за мужчинами процессы деградации женского населения — блудное распутство, алкоголизм, наркомания, стремительно развивающееся курение, утрата женского наряда, женщина оделась в брюки, и, преданная духу времени, начала облекать себя в его символику, прежде всего отращивание, а затем и наращивание и украшение ногтей в вид пальцев ведьмы, до этого вошли в норму распущенные волосы, теперь в пальцы ведьмы вложились тонкие сигареты, началась матерщина.