Воспоминания участника Великой Отечественной войны
«Страшно было. Я даже не думал, что выживу…»
Морщинки на лице, конечно, выдают его почтенный возраст, но осанка, чувство собственного достоинства и живые эмоции по-хорошему поражают…
Про Ивана Васильевича ЛОГИНОВА, как и про многих наших уважаемых ветеранов Великой Отечественной войны, заводская газета рассказывала не раз. Конечно, основное внимание в тех материалах мы всегда уделяли «лицевой» стороне войны – боевым действиям, запомнившимся военным эпизодам. И это, безусловно, правильно!
Но ведь четыре суровых года – это ещё и фронтовая дружба, передышки между боями, даже какие-то забавные жизненные эпизоды! Но как бы «за кадром» всегда оставались эти «бытовые» картинки... Вот мы и решили поговорить с Иваном Васильевичем именно про это. И он тему одобрил! Мало того - оказалось, он в деталях и в красках помнит всё, в том числе и смешные случаи. Пока он рассказывал, мы вместе и посмеялись, и поплакали.
Вот его воспоминания, без купюр (практически слово в слово, без редактирования).
«Про то, как питались, говорите? Горячее, конечно, не всегда давали. Вот только когда в длительной обороне были (выкопаны окопы, траншеи), то поздно вечером или ночью старшина, допустим, стрелковой роты, с термосами (брал в помощь одного солдата) тащил на передовую первое и второе. И утром рано также кормил людей. А в наступлении или днём об этом и речи не могло быть никакой. Это – если только в тылу, на переформировании, пополнении воинской части или передислокации. Там, конечно, полевая кухня была и всё такое.
Повара готовили и первое, и второе. Суп и обязательно второе с рыбой или мясом. Однообразие, конечно, было. А когда по юго-западу Польши шли, то здесь нас встречали поляки хорошо, дружелюбно. И угощали нас кофе (натурального не было, суррогатом). Ещё рыбные консервы были - вкусные.
Я помню, у нас повариха Аня была. Небольшого роста, полненькая, пышненькая, молодая. Солдаты я бы не сказал, что приставали к ней, так, шутили. У нас Осип был. Здоровый алтайский мужчина – метра под два ростом, сажень в плечах. Он подойдёт к ней за порцией, а Аннушка ему и полторы положит. Ну, где же такому наесться!
А в наступлении или днём – только вещмешок. Но там всегда запас был: хлеб, тушёнка, кусок сала, колбаса, сахар. Помню вот, зимой сорок четвёртого, на позиции… Я – молодой, остальные пожилые были. Я свой мешок развязываю, достаю хлеб. А он мёрзлый, как камень. Всё равно – грызу. А они на меня смотрят, переговариваются: «Ну, как ему естся!». Кругом ведь стрельба и всё такое. Ну, есть мне захотелось (смеётся)! Сейчас бы я, конечно, так не стал! А молодым присуще.
Когда на отдых выходили, старшина спрашивал, кому что надо, так и пополняли свои запасы. В каждой части были ответственные при штабе. Один отвечал за продовольственную часть, а другой – за вещевую. Как солдаты одеты, своевременно ли, чтоб сменить одежду: летнюю на зимнюю или наоборот.
Когда на фронт прибыли, у нас был командир взвода лейтенант Смирнов, пожилой такой мужчина. Вызвал нас и прочитал, так сказать, нотацию: «Вот что, молодые люди, я вам скажу! Здесь каждый день положено по сто грамм водки. Я прошу вас не пить! Пьяный человек – два шага до смерти!». И я не пил! Ни грамма. А фляжка у меня полная была всегда. Ну, приходили ребята, я выручал.
Хулиганили тоже. Всё бывало. Особенно в конце войны, где-то в апреле сорок пятого. У нас много молодых ребят было с двадцать шестого, двадцать пятого годов рождения. Один – Шахов, я помню. Такой боевой паренёк. Стоим, значит, в обороне, наша часть – потрёпанная. Ждали пополнения, а потом сразу - в наступление.
Он залазил на чердак и наблюдал через бинокль или просто так, как немцы там ходят в траншеях с котелками. И, значит, что наши придумали? Нашли где-то винтовку. Оружия полно было. И пальнули по немцам (может, и убили кого, а может, и нет, я не знаю). И началась такая «котовасия». Стрельба с обеих сторон, потом артиллерия подключилась, миномёты. Это что-то… Но если бы узнали, что он начал, то, конечно, осудили бы военным трибуналом. Но никто не знал, никто ничего тогда не понял (смеётся). Всякое бывало.
Что ещё рассказать? Где мылись? Да я, наверное, в бане-то был раза два за всё время (я около года был на фронте). Ставили полевые бани, но в тылу, где-то километров за полсотни, за сотню.
Отводили часть для пополнения и там ставили огромные палатки. Она называлась только баня, а вода чуть тёпленькая - на улице же холодно. Ну, зайдёшь туда: кто-то ополоснётся, а кто-то не ополоснётся. Но бельё меняли. Только ради того, чтобы всё снять, потому что всё же потное, туда и ходили! Но и такое редко было.
Конечно, одежда и обувь быстро пачкалась и изнашивались. Мы преодолевали большие расстояния - и всё пешком. Но одежда была тёплая. Зимой фуфайки, ботинки с обмотками и шерстяные носки выдавали. Не мёрзли сильно. И ещё варежки были специальные: указательный и большой пальцы отдельно были, чтоб стрелять удобнее. Всё предусмотрено.
А вот вши… У меня на фронте их не было, а в тылу, здесь, – да. Меня в семнадцать лет взяли в армию, под Кунгуром я служил. И вот полгода пополнение обучают и – на фронт, потом – других. У нас были такие полуземлянки: сверху – рубленная и наполовину в земле. И там были двухъярусные нары, обтянутые вроде брезентом или таким материалом похожим. А что там внутри было, я не знаю: или солома, или ветки еловые. Но это не менялось ничего. Этот материал был прибит. Вот там было этих вшей!.. Это что-то - не передать словами.
Каждые десять дней нас водили в баню. Заменят бельё, пропарят, всё – чистое. Всех вроде уничтожат. Придёшь, ночь переспишь - и то же самое! Потому что надо там, в землянке, всё обрабатывать, дезинфицировать.
Тогда все рады были дневалить идти. Вот, один следит за печкой, за порядком, а другой, подменный, снимает своё белье и швами по трубе проводит. И только - чик, чик, чик - слышно (смеётся). В таких условиях жили. На фронте такого не было, хотя мы подолгу не мылись!
Штопали тоже всё сами. Иголка была где-то в пилотке или в шапке спрятана. Портних у нас не было (смеётся)!
Вот летом, в мае, после Дня победы, нас сразу стали переодевать. Бани истопили. Только после победы!
В Германии я четыре года служил, там нас одевали хорошо: новая форма, материал хороший. И кормили на убой. И в Венгрии я год служил – то же самое. За границей наши войска хорошо обеспечивали.
А ещё из Германии я каждый год ездил в отпуск. Четыре раза приезжал. Последний раз приехал в июне пятидесятого, а в июле, когда вернулся туда, нас мобилизовали.
В санслужбе у нас было несколько женщин-медсестёр: двое или трое. Были и мужчины – врачи. Они первую помощь оказывали, а потом отправляли всех в медсанбат.
Мы сами не болели. Я вот всё удивляюсь! Ни гриппа не было, ни зубы не болели. Ничего! Напряжение вот это, видимо, сказывалось. Чтобы кто-то пожаловался – не было. Может, и терпели. Ладно, я тогда молодой был, но и от пожилых не слыхал! А вот после войны - то зуб, то живот, то ещё что-нибудь.
А потом… Срок службы солдата – невелик… Я командиром орудия был, так через мои руки и то сколько мужиков прошло. Так, каждый день, ранит или убьёт кого-нибудь. Сегодня дадут новенького, а через день-два… (глаза заблестели от слёз). Очень много людей ушло.
Свободного времени, особенно после Сандомирского плацдарма, в Польше, не было. Там - только вперёд, вперёд, вперёд (сжал в кулаки руки, онм от напряжения немного побелели). Даже не давали нам раненых забрать и захоронить наших. Не давали!
В моменты затишья надо было перекусить, выспаться. Вот это сверлило всё время в голове: выспаться! Какая возможность, привал или что. Неважно - холод, ветер, дождь! Сел - и сразу засыпаешь, особенно мы – молодые солдаты.
Вот шли в походе. Нашу «сорокопятку» лошади тащили. Вот, держишься за оглоблю и на ходу засыпаешь, рука скользит по стволу. А сзади тебя, значит, толкнут, очухаешься и - дальше шагаешь. Конечно, и орудие надо было почистить.
Лошади у нас были – «монголки», маленькие такие. Они – очень выносливые и мало едят. Две лошадки возили нашу пушку. Сложно с ними было… Вечером или ночью распрягали их и в укрытие прятались – где-то в километре в овраге или в кустах. И накормить их надо было.
Всякое было. Страшно. Я даже не думал, что выживу…».
Записала Анастасия ПАНТЕЛЕЕВА.
Фото автора и из архива редакции
Армейская служба Ивана Васильевича ЛОГИНОВА началась в самый разгар войны – в 1943-м.
В составе 285-й дивизии он воевал на 1-м Украинском фронте («специальность» - артиллерист-наводчик противотанкового орудия). Освобождал страны Восточной Европы: Западную Украину, Польшу, Германию, Чехословакию.
Никогда не сможет забыть ветеран жесточайших боёв за взятие Сандомирского плацдарма в Польше: тогда он остался единственным уцелевшим бойцом из своего орудийного расчёта! Ратный труд солдата в той операции отмечен Орденом Славы 3-й степени.
А вскоре Логинов был назначен командиром артиллерийского расчёта. Было ему тогда всего восемнадцать лет…
До самого окончания войны прослужил молодой командир в противотанковой артиллерии. Был контужен и ранен.
Победу встретил в Германии, десятого мая.
Среди боевых наград Ивана Васильевича - медали «За Отвагу» и «За освобождение Польши», орден Отечественной войны второй степени, пять благодарностей от Верховного главнокомандующего.
После войны Иван Васильевич проработал тридцать лет на Соликамском магниевом заводе. Сначала - хлораторщиком в четвёртом цехе, затем – в ремонтно-механическом.