Проникновение западноевропейской культуры в Россию в XVIII веке можно сравнить с приходом византийской культуры в Киевскую Русь в X веке. Оба раза контакт с иноземной культурой способствовал культурному (так же как экономическому и политическому) подъему страны, формированию нового облика ее культуры. Но как в первом, так и во втором случае это был сложный и противоречивый процесс, наталкивающийся на сопротивление приверженцев старины. Петр I насаждал европейское светское просвещение, преодолевая враждебное отношение к нему церкви и консерватизм общества. Он отлично понимал, что Россия должна сделать резкий рывок для преодоления экономической и культурной отсталости, иначе ей грозит участь колосса на глиняных ногах, который не сможет выстоять под ударами и будет отброшен на задворки мировой истории. Заслуга Петра в том, что он осознал, что главное условие этого рывка – наличие знающих, образованных людей, инженеров, ученых и художников, специалистов по производству металлов и оружия, по кораблестроению и навигации, по физике и химии, по архитектуре и живописи. Но в России столь необходимых «царю-плотнику» профессионалов практически не было. Поэтому Петру пришлось привозить их из-за рубежа и вместе с тем налаживать дело обучения отечественных кадров. Однако засилье «немцев» вызывало недовольство даже у его сподвижников. А у русских светское, нецерковное образование не считалось достойным благородного человека занятием. Поднять престиж знания в глазах российского общества было очень нелегко. Когда по велению Петра в 1725 г. была учреждена Академия наук с гимназией и университетом, где должны были преподавать приглашенные из Германии профессора, то среди желающих учиться там русских не оказалось. Пришлось выписать из-за границы и учеников. Через некоторое время первый русский университет (Московский университет был основан лишь через 30 лет — в 1755 г.) из-за отсутствия студентов был закрыт. Новый тип культуры стал складываться среди сравнительно узкого круга людей. В него входили, главным образом, представители дворянской элиты, а также обрусевшие иностранные специалисты и «безродные» люди, сумевшие, подобно Ломоносову, благодаря своим способностям добиться успехов в науке, технике, искусстве или продвинуться вверх на государственной службе. Даже столичная знать в значительной ее части не пошла дальше усвоения лишь внешней, показной стороны европеизированного быта — одежды, убранства комнат, «политесного» этикета. Большинству же населения страны — крестьянству, городским обывателям, купечеству, ремесленникам, духовенству — новая, впитавшая в себя соки европейского просвещения культура осталась чуждой. Народ продолжал жить старыми верованиями и обычаями, просвещение его не коснулось. Если к XIX веку в высшем обществе университетское образование стало престижным и талант ученого, писателя, художника, композитора, артиста стал вызывать уважение независимо от социального происхождения человека, то простонародье видело в умственном труде «барскую забаву», развлечение от безделья и смотрело на интеллигенцию «как на чуждую расу» (Бердяев). Возник разрыв между старой и новой культурой. Такова была цена, которую заплатила Россия за крутой поворот своего исторического пути и выход из культурной изоляции. Историческая воля Петра I и его последователей смогла вписать Россию в этот поворот, но ее оказалось недостаточно, чтобы погасить силу культурной инерции, владевшую народом. Культура не выдержала создавшегося на этом повороте внутреннего напряжения и разошлась по швам, которые до того соединяли ее различные обличья — народное и господское, деревенское и городское, религиозное и светское, «почвенное» и «просвещенное». Старый, допетровский тип культуры сохранил свое народное, деревенское, религиозное, «почвенное» бытие. Более того, отторгнув все чуждые иноземные новшества, он замкнулся и надолго застыл в почти не меняющихся формах русской этнической культуры. А русская национальная культура, освоив плоды европейской науки, искусства, философии, в течение XVII-XIX веков приняла форму господской, городской, светской, «просвещенной» культуры и стала одной из богатейших национальных культур мира.
Отделение национального от этнического, конечно, не было абсолютным. Оно больше проявлялось в различии образа жизни и поведения «верхов» и «низов», в их речи, отношении к науке и искусству, понимании и оценке явлений церковной, государственной, общественной жизни. Но, скажем, классическая русская литература или музыка как бы надстраивалась над своим этническим базисом и использовала фольклор, старинные народные напевы. «Россия XVIII и XIX столетий жила совсем не органической жизнью», — пишет Н. А. Бердяев. «...Образованные и культурные слои оказались чужды народу. Нигде, кажется, не было такой пропасти между верхним и нижним слоем, как в петровской, императорской России. И ни одна страна не жила одновременно в столь разных столетиях, от XIV до XIX века и даже до века грядущего, до XXI века». Разрыв между этнической и национальной культурой наложил свой отпечаток на быт и нравы русского народа, на социально-политическую жизнь страны, на взаимоотношения между различными социальными слоями общества. В общественной мысли он породил идейную полемику между «славянофилами» и «западниками» - двумя течениями в русской философской и общественно-политической мысли. Он обусловил особенности русской интеллигенции, болезненно переживавшей свою оторванность от народной почвы и стремившейся восстановить потерянную связь с нею.
Только в советское время этот разрыв был в значительной мере преодолен благодаря развитию индустриальной экономики, введению всеобщего школьного обучения, созданию многочисленного слоя образованных специалистов как в городе, так и на селе. Однако при этом были утрачены некоторые этнические традиции русского народа (в том числе религиозно-нравственные), а выезд из страны после революции и гибель от сталинских репрессий многих выдающихся деятелей культуры, а также узко утилитарная направленность обучения специалистов существенно снизили культурный потенциал интеллигенции. Последствия пережитого русской культурой разрыва между этническим и национальным ощущаются до сих пор в разрыве уровня жизни города и села.