СКАЗОЧНЫЕ ИМЕНА И НАЗВАНИЯ,

Майкл Бакли

Сёстры Гримм.

Книга 2. Тайна Алой Руки

OCR и вычитка Юля сентябрь 2010 г.

Аннотация

Сабрина и Дафна Гримм постепенно привыкают к необычной жизни в небольшом городке, где бок о бок с людьми живут сказочные герои. Сестры пошли в школу, директором которой является сам знаменитый крысолов из Гамельна, а Дафна учится в классе у Белоснежки. Девочка в полном восторге — ей все ужасно нравится в Феррипорт—Лэндинге. А вот Сабрина не доверяет вечножителям и считает их причастными к похищению родителей. Чтобы спасти их, она ищет в бабушкиных книгах волшебное средство.

Но однажды в школе произошло убийство — гигантский паук задушил учителя Сабрины мистера Брюзгнера. Шериф Свинсон попросил бабушку Рельду и сестер помочь в расследовании. В результате они выяснили, что вечножители готовят побег из заколдованного Бабой—ягой города.

Друзьям, повлиявшим на всю мою жизнь,—

Майклу Мэдония, Майклу Немету,

Тодду Джонсону, Рональду Шульцу,

Эду Келлету и Хэзер Эверил Фарли

 

Сабрина, держа в руках лопату, пробиралась поч­ты в полной темноте, на ощупь, хватаясь за холод­ные каменные стены. Каждый шаг давался ей с тру­дом. «Только бы не упасть», — думала она, напрягая все свои силы. Всякий раз, когда она натыкалась на каменные выступы, на брошенные инструменты, ло­пата издавала резкий металлический звук, который эхом отзывался в туннеле, что бы ни подстерегало ее во тьме, это нечто теперь наверняка знало, что она идет, вернуться она, увы, не могла. Ведь где—то там, в извивающемся лабиринте, были ее родные, и помочь им, кроме нее, не мог никто. Сабрина лишь молила о том, чтобы все они были живы.

Туннель сделал резкий поворот, и впереди забрезжил свет. Девочка прибавила шагу. Вскоре туннель расши­рился, и она очутилась в огромной пещере, выдолблен­ной в скале под Феррипортом. Тусклый свет факелов, закрепленных в расщелинах стен, не мог рассеять гу­стые черные тени, притаившиеся по углам.

Сабрина оглядела пещеру: несколько старых ведер да пара лопат, прислоненных к осыпающейся стене. Она повернулась было, чтобы уйти, но тут что—то ударило ее в спину. Она упала, сильно ушибив плечо, и выронила лопату. По всему телу растеклась жгучая боль, рука онемела. Девочка еще могла пошевелить пальцами, но рука безжизненно повисла. Наверное, сломана — решила Сабрина.

С трудом поднявшись, она схватила лопату здо­ровой рукой и, угрожающе замахнувшись ею, попыта­лась разглядеть, кто же на нее напал.

Вдруг Сабрина услышала странное шипение и по­щелкивание, а следом холодный, надменный смешок, похожий на кудахтанье, и тут же почувствовала, как чья—то длинная, тонкая нога нанесла резкий удар, чуть не попав ей в голову. Нога угодила в стену за спиной Сабрины, разбив камень в пыль. Сабрина под­няла тяжелую лопату и, размахнувшись что было сил, вонзила ее острый край в ногу монстра. Эхо раз­несло по всей пещере его жуткий вопль.

— Меня не так—то легко убить, — заявила девочка, надеясь, что ее голос звучит гораздо увереннее, чем казалось ей.

— Зачем же так сразу — убить? — ответил голос. — Это же праздник. И ты на нем — почетный гость.

А ТРИ ДНЯ НАЗАД…

— Пора бы уж этой вечеринке начаться! — недо­вольно прошептала Сабрина, растирая затекшую ногу.

Вместе со своей семилетней сестрой Дафной она уже битых три часа сидела на корточках, прячась за стопками коробок с беббибонами — куклами—младенцами. Она устала, проголодалась и теперь не на шутку злилась. Они тут, в засаде, торчали уже це­лую неделю, и вот опять, похоже, очередная бессон­ная ночь прошла впустую. Даже Эльвис — их огром­ный, килограммов на сто, датский дог не выдержал и, растянувшись на полу рядом с ними, чуть похра­пывал во сне.

И, разумеется, никому вообще (это Сабрина узна­ла на собственном опыте) не было дела до того, как она сама хотела бы проводить свое время, особенно когда начинало происходить что—нибудь таин­ственное. Их бабушка обожала тайны, поэтому, ког­да Джепетто пожаловался, что две недели подряд кто—то обворовывает по ночам его магазин игрушек, бабушка Рельда тут же предложила: она вместе с внучками поможет полиции поймать воров. Сабрина, правда, никак не могла взять в толк, как старуш­ка, две девочки и полусонный пес кого—то выследят, если установленные старым Джепетто дорогущие камеры слежения и специальные детекторы, спо­собные распознать движение в полной темноте, ничего не обнаружили. Но коли бабушке в голову что—то втемяшилось, пиши пропало: пока не добьется своего, дела так не оставит.

В любом обычном городе полиция не доверила бы ловить преступников старой женщине, двум де­вочкам и ленивому, полусонному псу, но в том—то и дело, что Феррипорт—Лэндинг обычным городом не был. Большая часть его населения входила в тайное сообщество, называемое вечножителями. Это были персонажи волшебных сказок, которым когда—то давно пришлось покинуть Европу, чтобы избежать преследования. Они обосновались в этом городке на реке Гудзон почти двести лет тому назад и с тех пор жили в нем среди обычных людей, с помощью волшебства став внешне такими же, как они. Лю­доеды работали на почте, ведьмы держали кругло­суточные дешевые закусочные, а мэром города стал не кто иной, как сам прекрасный принц — он был из­вестен здесь как мэр Шарманьяк. Обычные люди, их соседи, ни о чем и не догадывались. Никто, кроме семейства Гримм.

Вот здорово, скажете вы, жить среди сказочных героев! Однако Сабрине Гримм эта сбывшаяся мечта была уже не по душе. Ведь она и ее младшая сестра оказались последними в роду, который вел свое на­чало от знаменитых сказочников, братьев Гримм, и, следовательно, теперь на них легло тяжкое бремя: поддерживать мир и спокойствие в городке.

Ох и до чего же нелегкое это дело! Ведь почти все вечножители считали Гриммов виновными во всех своих несчастьях. Еще двести лет назад волшебное заклятие навечно обрекло их жить в Феррипорте, и всё из—за Вильгельма Гримма, прапрапрапрапрадедушки сестер. Чтобы между вечножителями и обыч­ными людьми не разгорелась война, Вильгельм при­влек самую могущественную ведьму. Бабу—ягу, и она заколдовала этот городок самым сильным заклина­нием. Однако заклинание действовало лишь до тех пор, пока в Феррипорте жили потомки Гриммов. Вечножители могли вновь обрести свободу, только если бы род Гриммов прервался, но Гриммы жили себе и не тужили. Бабушке Рельде удалось подружиться с некоторыми из жителей заколдованного городка по—настоящему. Одним из ее друзей был шериф Свинсон, отличавшийся не только упитанностью, но и оба­янием джентльмена из южных штатов. Он был одним из трех поросят из известной сказки (теперь, правда, уже совсем не таких маленьких). В последнее время шериф стал обращаться к Гриммам, чтобы они помо­гали ему раскрывать загадочные происшествия.

Вот поэтому сестры Гримм и оказались в этом ма­газине, сидят теперь с затекшими ногами и ждут, пока снова не объявится некто или нечто. Прошло уже пять долгих ночей, и терпение Сабрины лопнуло. У нее были дела поважнее, и надо было заниматься ими, а не прятаться за коробками со всеми этими игрушками и хлопушками, которые нагромоздили здесь по случаю празднования Рождества. Сабрина вынула из кармана фонарик, включила его, и лучик света скользнул по раскрытой книге, лежавшей на полу рядом с ней. Девочка подняла ее и принялась за чтение, но много прочитать не успела.

— Сабрина, ты что? — сердито прошептала Даф­на. — Ты же нас выдашь. Выключи!

Что—то недовольно проворчав, Сабрина захлоп­нула «Книгу джунглей» и отложила ее в сторону. Если в ней и скрывается ключ к спасению их роди­телей, придется подождать. А вот сестренка Сабри­ны принимала участие в расследовании с таким же воодушевлением, с каким пес кидается на колбасу. Как и бабушка Рельда, Дафна просто обожала ча­сами сидеть в засаде, маскироваться, выслеживать. Она, похоже, была создана для профессии сыщика и относилась к их заданию очень серьезно.

Вдруг в дальнем углу комнаты что—то зашуршало. Сабрина быстро выключила фонарик и осторожно выглянула из—за груды коробок с куклами. Что—то копошилось около витрины с игрой «Не дразни ти­гра», которая была гвоздем этого рождественского сезона. Дафна выглянула из—за плеча сестры.

— Что—нибудь видишь? — шепотом спросила она.

— Нет, но шуршит вон там, — прошептала в от­вет Сабрина. — Разбуди этого соню, может, он что—нибудь учует.

Дафна растолкала Эльвиса, и тот нехотя поднялся. Ему совсем недавно сняли повязку с раны, которую нанес ему коварный Джек. Дог еще окончательно не проснулся и озирался с таким видом, будто не знал, где он и что с ним.

— Ну, Эльвис, чуешь воров? — спросила Дафна.

Пес стал принюхиваться. Уши его поднялись, зрач­ки расширились. Он еле слышно тявкнул: ага, значит, что—то почуял.

— Тогда — фас! — крикнула Дафна, и пес взвился, как пущенная в небо ракета.

К несчастью, Сабрина только тут поняла, что поводок Эльвиса обвился вокруг ее ноги. Когда огромный дог, бешено рыча, рванул через весь ма­газин, он потащил за собой и ее, так что тут же во все стороны посыпались настольные игры, подска­кивая, запрыгали по полу мячи, из коробок дождем хлынули пазлы. Сабрина пыталась отцепить пово­док, но каждый раз, когда казалось, она вот—вот освободится, пес сворачивал в сторону, и ее резко заносило.

— Включи фонарик! — крикнула Дафна.

— Нуты, пусти! — раздался вдруг чей—то голос.

— Это еще зачем? — крикнул кто—то еще. Эльвис резко развернулся, и Сабрина врезалась во что—то липкое, похожее на ворох старых листьев. Некоторые тут же прилипли к ее рукам и ногам, а один даже колбу.

В это время зажегся свет. Эльвис замер, стоя над Сабриной, и гавкнул. Девочка села и стала себя ощупывать. Ну надо же! Сидит посреди игрушечного магазина вся в мышеловках—липучках[1], а на каждой из них прилип крохотный человечек — ростом санти­метров пять, не больше.

— Лилипуты, что ли? — только и спросила Сабри­на, поднимаясь с пола.

— Так я и знала! — заявила бабушка Рельда, появ­ляясь из—за коробок с заводными игрушками.

Она была в своем любимом синем платье и шляп­ке в тон аппликации в виде подсолнуха. И надо же — она еще смеялась!

Сабрина сердито сверкнула глазами, но бабушка смеяться не перестала.

— Ах, Lieblings! — хихикая, она опять перешла на свой немецкий.

Дафна бросилась к сестре, пытаясь отодрать мы­шеловку от ее рубашки, но та приклеилась намерт­во — вместе с дюжиной лилипутов.

— Какой дурак это придумал?! — негодующе про­пищал один из них.

Бабушка, улыбаясь, склонилась к нему:

— Не бойся, сейчас капнем растительного масла — и все свободны.

— Полагаю, что нет, — возразил шериф Свинсон, выходя из—за баррикады футбольных мячей. — Вы все арестованы!

Его пухлая розовая физиономия гордо светилась. Шериф подтянул брюки, вечно сползавшие с его большущего пуза.

Лилипуты заохали, негодующе зашумели, а Свин­сон стал отдирать липучки от одежды Сабрины.

— Вы имеете право хранить молчание, — сказал шериф. — Всё, что вы скажете, может быть использо­вано против вас в суде.

— Аи! — вскрикнула Сабрина, когда шериф резко дернул клейкую полосу, прилипшую к ее лбу.

— А зачем мне говорить, — огрызнулся вдруг один из лилипутов. — За меня мой адвокат всё скажет, ког­да мы привлечем тебя к суду за репрессии.

— Какие еще репрессии?! — воскликнул шериф.

К несчастью, когда он начинал не на шутку сер­диться или волноваться, волшебство, с помощью ко­торого он скрывал свое истинное обличье, прекра­щало действовать. Вот и сейчас его нос вдруг исчез, а вместо него проступило влажное розовое рыльце. На голове выросли два свиных уха, а изо рта теперь слышалось только хрюканье, повизгивание и сопе­ние. Превращение почти завершилось, когда неожи­данно вошел охранник из соседнего магазина.

— Что это вы тут делаете? — спросил он грубым на­чальственным тоном.

Это был крепкий, рослый детина с короткой, по—военному, стрижкой. Выпятив грудь колесом, он вытащил из—за пояса дубинку и оглядел всех так, будто готов был тут же вступить в схватку с бандита­ми. Однако, увидев свинью в полицейской форме и дюжину крохотных человечков, барахтавшихся на клейкой ленте, он сразу стушевался. Даже дубинку уронил.

— Как это мы упустили из виду, что в магазинах по соседству тоже есть охрана? — тихо проговорила ба­бушка Рельда и, открыв свою сумку, подошла к рас­терявшемуся охраннику.

Она дунула ему в лицо розовым порошком, и охранник тупо уставился на нее. Бабушка сообщила ему, что у него обычная ночная смена, без происше­ствий, и он согласно кивнул.

— Да уж, смена как смена, ничего особенного, —пробормотал он под действием волшебного порош­ка забвения.

Сабрина скривилась: она терпеть не могла, когда для решения проблем применяли магию, особенно если это касалось людей.

* * *

— Нет, гуманные липучки — это блестящая идея! — одобрительно кивал шериф Свинсон, подвозя Грим­мов домой на своей полицейской машине.

Бабушка с удовольствием приняла его похвалу. Она сидела на переднем сиденье, а сзади Сабрина с Дафной понарошку боролись с Эльвисом. Свин­сон запер всех лилипутов в ящике под приборной доской, в так называемом бардачке, и, когда они там принимались слишком громко стенать, он хлопал по крышке ящика пухлой рукой и прикри­кивал:

— Эй, а ну тихо!

— Я очень рада, что мы смогли помочь вам, — ска­зала бабушка Рельда. — Джепетто ведь такой слав­ный! У меня прямо сердце зашлось, когда я узнала, что у него без конца что—то пропадает. До Рождества всего две недели осталось!

— Да, в праздники ему особенно тяжело: по сы­нишке скучает, — заметил Свинсон. — Даже не верит­ся, что двести лет от Пиноккио ни слуху ни духу.

— У Вильгельма в дневнике записано, что он отка­зался плыть на корабле, — отозвалась бабушка Рельда. — Впрочем, если бы меня проглотила гигантская акула, я бы тоже не жаждала отправляться в плавание.

— А разве не кит? — спросила Дафна.

— Нет, детка, кит — это в кино, — ответила бабуш­ка. — Жаль, правда, что он отцу ничего не сказал. Когда Джепетто обнаружил, что мальчика нет на ко­рабле, берег был уже далеко.

— Я очень признателен вам за помощь, — сказал шериф. — В последнее время наш мэр только и знает, что урезает бюджет. У меня теперь нет ни людей, ни денег, чтоб ловить даже мелких воришек.

— Ага, а охранника с дежурства не снял, вот и при­шлось пудрить ему мозги, — проворчала Сабрина.

— Шериф, Гриммы всегда в вашем распоряже­нии, — не обращая внимания на внучку, ответила ба­бушка.

— Спасибо, Рельда, ваша помощь просто неоцени­ма. Я бы с удовольствием всем сообщил, что это вы нам помогли, да только, если мэр узнает про наше сотрудничество, моей заднице достанется не мень­ше, чем футбольным мячам в лавке Джепетто.

— Пусть это будет нашей маленькой тайной, — под­мигнула Свинсону бабушка Рельда.

— А как дела у Каниса?

Бабушка заерзала на сиденье. Сабрина с Дафной глядели на нее во все глаза, ожидая, что она скажет.

— Спасибо, неплохо, — ответила бабушка, выда­вив из себя улыбку.

Сабрина ушам своим не поверила. За то недолгое время, что они знали бабушку, она ни разу не сказала неправды. А ведь бедняга мистер Канис... Какое там «неплохо»! Три недели назад верный друг бабушки мистер Канис превратился в кровожадное существо, известное всем как Серый Волк — Зубами Щелк. С тех пор его никто не видел. Он заперся у себя в спальне, пытаясь справиться с распоясавшимися демонами своего истинного «я». Каждую ночь девочки слыша­ли его жалобные стоны и ужасные хрипы или просы­пались от удара в стену. Нет, ни о каком «неплохо» и речи быть не могло.

— Что ж, я рад за него, — сказал Свинсон, хотя в его голосе Сабрина почувствовала сомнение.

— А право на телефонный звонок? — донеслось из бардачка. — Нас же подставили!

Шериф стукнул кулаком по приборной доске:

— Судье всё и расскажешь.

Вскоре машина подъехала к двухэтажному жел­тому дому семейства Гримм. Была глубокая ночь, и свет нигде не горел. Сабрина открыла дверцу маши­ны, и Эльвис выскочил наружу; на его спине еще кра­совались две липучки, правда, без лилипутов. Было ужасно холодно, и Сабрина надеялась, что взрослые обойдутся без обычно долгого ритуала прощания — бабушка ведь могла кого угодно заговорить. Но шериф лишь еще раз поблагодарил их и поспешил откланяться: мол, пора в участок, надо еще горы бу­мажек заполнить.

У входной двери бабушка достала из сумки свою огромную связку ключей и принялась открывать бесконечные замки. Прежде Сабрина думала, что у бабушки навязчивая мания преследования, однако за последние три недели она столкнулась с такими невероятными вещами, которые, казалось, даже в страшном сне не привидятся, и поняла, почему дом запирался так тщательно.

Но вот бабушка Рельда трижды постучала по две­ри и известила дом, что семья вернулась. Открылся последний волшебный замок, дверь распахнулась.

После того как они выпили молока с печеньем и протерли ссадины на боку Эльвиса тампонами с рас­тительным маслом, бабушка скомандовала:

— А теперь — быстро умываться и спать! Завтра ведь в школу! Я вас и так задержала дальше некуда.

— Послушай, ба, — ответила Сабрина, — я, похоже, заболеваю. Если я пойду в школу, то всех заражу.

Бабушка усмехнулась:

— Вы и так уже три недели пропустили. Если зав­тра не пойдете, меня в тюрьму посадят. Ну—ка марш в постель!

Сабрина, нахмурившись, притворно закашляла, чтобы бабушка почувствовала себя виноватой, и ста­ла подниматься по лестнице в спальню. Неужели ба­бушка не понимает, что есть вещи поважнее школы?

* * *

Дафна уже давно посапывала во сне, когда Са­брина выбралась из огромной кровати с пологом. Кровать стояла в комнате, в которой в детстве жил их отец. Под потолком еще висели сделанные им мо­дели самолетов, а на письменном столе лежала его бейсбольная перчатка. Сабрина, встав на четверень­ки, вытащила из—под кровати несколько пыльных книг и связку ключей, поднялась и тихо прокралась в коридор.

А красться Сабрина умела мастерски. В этом она была, пожалуй, своего рода экспертом: полтора года жизни в приютах и приемных семьях научили ее со­вершенно беззвучно ступать по деревянному полу, избегая скрипучих досок. Это выручало ее в самых неприятных ситуациях — за эти полтора года сестры сбежали более чем от дюжины опекунов. Некоторые из них использовали сестер как своих личных слуг, другие — как развлечение для собственных неснос­ных детей, которые их без конца лупили. Сейчас, ко­нечно, девочки никуда не собирались убегать, ведь у бабушки Рельды они были в родном доме, но уме­ние красться бесшумно и здесь могло пригодиться. Особенно когда Сабрина знала наперед: за то, что она делает, бабушка по головке не погладит.

Сабрина подошла к двери около лестницы и, перебрав ключи в своей разросшейся коллекции, нащупала длинную медную отмычку. Раз — и замок открыт. Быстро оглядевшись — не видит ли ее кто—нибудь, девочка шагнула в комнату.

Там было пусто, если не считать огромного, во весь рост, зеркала, висевшего на дальней стене. Благодаря лунному свету, проникавшему в комнату сквозь единственное окно, Сабрина могла хоть что—то разглядеть в темноте. Она подошла к зеркалу, и в нем появилось ее отражение: длинные светлые во­лосы и голубые глаза, которые в полумраке отсве­чивали молочной голубизной, словно у призрака. Но Сабрина пришла сюда вовсе не для того, чтобы полюбоваться на себя. Она сделала то, что для боль­шинства людей было просто невозможно: прошла сквозь зеркало и исчезла.

Зеркало на самом деле было порталом — входом в огромное помещение, которое Сабрина знала как Чертог Чудес. Своим невероятно длинным цилин­дрическим сводом, опиравшимся на грандиозные мраморные колонны, он напоминал ей Центральный вокзал в Нью—Йорке. Вдоль каждой стены чертога тя­нулись тысячи дверей. На каждой двери — бронзовая табличка, объяснявшая, что находится за дверью. А там были и говорящие растения, и гигантские живые шахматные фигуры, и синий бык по кличке Малыш, и тысячи других волшебных предметов и существ. Всё это собрали Гриммы. Бабушка называла это храни­лище самой большой в мире кладовкой. Сабрина же знала — здесь ее единственная надежда.

Она оглядела зал и, заметив одинокую фигуру, сидевшую в кресле с высокой спинкой, направилась прямо к ней.

— А знаешь, Зерцало, — обратилась девочка к не­высокому, коренастому человечку, — мне кажется, я нашла кое—что полезное.

Зерцало (так звал и сидящего в кресле) был лысею­щий человечек с грубыми, угловатыми чертами лица, на котором выделялись полные губы. Он жил внутри зеркала. Именно Зерцало когда—то провозгласил, что Белоснежка «всех милее, всех румяней и белее», чем ужасно разгневал злую королеву—мачеху.

Увидев Сабрину, Зерцало отложил иллюстриро­ванный журнал из жизни знаменитостей и поднялся с кресла.

— Я уж думал, ты больше не придешь, — сказал он.

— Да бабушка всех загрузила, — объяснила девоч­ка. — Ну что, начнем?

— Как? А где же твое «Здравствуйте!»? Где «Как поживаете?» или «Как жена и детки?» — обиделся человечек.

— Извини, Зерцало, у меня мало времени.

— Извинения принимаются. Ну, что у нас сегодня на повестке дня?

— Я тут кое—что обнаружила в книге сказок «Тыся­ча и одна ночь», которую перевел Бёртон, — нетер­пеливо сказала девочка и, открыв книгу, протянула ее Зерцалу.

Но тот даже не взглянул на раскрытую страницу.

— Понимаешь, Беляночка, — сказал он, — тут такое дело... Уверяю тебя, будь у нас волшебная лампа с джинном, у меня бы росло куда больше волос на го­лове и все мы уже жили бы на Гавайских островах... Родная моя, тебе не кажется, что, имей твоя бабушка доступ к тому волшебству, она бы уже давным—давно отыскала твоих родителей?

Сабрина нахмурилась. Целыми днями она искала по книжкам способ, как спасти родителей, но каж­дую ночь Зерцало разносил ее идеи в пух и прах.

— Ну, хорошо... А как тебе вот это? — спросила Сабри­на, протягивая Зерцалу еще одну раскрытую книгу.

На этот раз Зерцало взглянул на страницу, потом, перевернув книжку, посмотрел на обложку и улыб­нулся.

— А—а... Фрэнк Баум! Ну, пойдем со мной, мой ма­ленький ковбой. Это, надо думать, у меня как раз имеется. — Человечек повернулся и пошел по длин­ному коридору со словами: — На самом деле Золотая Шапка — самое интересное, что принадлежало Злой волшебнице Запада, но всех почему—то куда больше привлекает ее метла.

— Знаешь, сколько я всего перечитала? В меня уже больше не лезет, — сказала Сабрина, стараясь не от­ставать.

— Ну, в этом я нисколько не сомневаюсь, — от­ветил человечек, оборачиваясь к ней на ходу. — А ты знаешь, как ею пользоваться? — спросил он Са­брину.

— Конечно. Надел ее — и обезьяны тут как тут. И сделают всё, что ни пожелаешь.

— Только вот запах от этих обезьян... жуть, — сказал Зерцало. — Такая вонь... Никак потом не выветришь.

Через некоторое время Зерцало остановился пе­ред дверью с табличкой «ВОЛШЕБНЫЕ ШАПКИ». Сабрина протянула ему свою связку ключей.

— О, да у тебя уже целая коллекция, — неодобри­тельно буркнул он. — А бабушка знает, что ты берешь у нее ключи и делаешь дубликаты?

Сабрина покачала головой: нет, мол, не знает.

— Ну, от этой у тебя ключ есть, — сказал он, откры­вая дверь и входя внутрь.

Сабрина ждала снаружи, наблюдая, как он роет­ся в комнате. Он с грохотом двигал тюки и коробки, уронил какой—то шлем, и тот, брякнувшись на пол, загремел и покатился. Но вот Зерцало вышел из комнаты с тяжелым золотым шлемом, к которому по бокам были приделаны две банки с содовой. Из банок свешивались трубочки, болтавшиеся ниже ремня, застегивающегося под подбородком. Впе­реди на шлеме крупными зелеными буквами было написано: «ИЗУМРУДНЬ И ГОРОД. ЗЕЛЕНЫЕ ГОЛЬ­ФЫ». Зерцало стряхнул пыль со шлема и протянул его Сабрине.

— Как? — недоверчиво спросила девочка. — Неуже­ли это та самая Золотая Шапка, с помощью которой Злая волшебница Запада вызывала Летучих Обе­зьян?

— Да, она обожала спорт, болела за свою коман­ду, за эти «Зеленые гольфы». Волшебные инструк­ции внутри шлема.

— Может, ты мне голову морочишь? — спросила Сабрина, углубляясь в инструкции.

— Боюсь, что нет.

Девочка нахмурилась, нахлобучила на себя шлем. Следуя этим дурацким инструкциям, она, встав на левую ногу, подняла правую и принялась повторять какой—то бред:

— Эппи—пеппи—как!

Зерцало отвернулся и захихикал.

— Перестань, я и так себя идиоткой чувствую, — сказала Сабрина.

Она переступила на правую ногу и, подняв левую, сказала:

— Хилло—холло—хелло!

— Эх, сейчас бы видеокамеру! — прыснул со смеху человечек.

— Зиззи—зуззи—зук! — прозудела Сабрина, стоя на полу теперь уже обеими ногами.

Внезапно ей заложило уши — от шума сотен хло­пающих крыльев. Обезьяны возникали прямо из воздуха. Собравшись вокруг той, которая призвала их, они скалились, вскидывая свои черные крылья. Сабрина тут же почувствовала специфический за­пах, о котором ее предупреждал Зерцало. Фу, хуже протухшего рокфора... Ее чуть не стошнило, когда Предводитель обезьян в круглой шапочке с ярко—голубым помпоном на макушке вдруг взял ее руку и поцеловал слюнявыми губами.

— Чего изволите, повелительница? — спросил Предводитель низким, бархатным голосом.

Сабрина никогда не имела дела с говорящими животными и потому страшно заволновалась.

— Ну, мистер Обезьян... э—э—э... мне нужно, чтобы вы наших родителей... э—э—э... домой доставили, — не очень уверенно приказала она.

Обезьяны пронзительно завопили и захлопали в ладоши с таким энтузиазмом, будто она посулила им гору бананов. Потом, захлопав крыльями, они под­нялись над полом, но не исчезли, как того ожидала Сабрина, а заметались, носясь из стороны в сторону, как будто не понимали, куда лететь. Вскоре Предво­дитель приземлился у ног девочки в совершенном замешательстве.

— В чем дело? — спросила Сабрина.

— Великое колдовство, повелительница... Нас не пускают. Ваше желание, увы, невыполнимо, — ска­зал Предводитель, и все обезьяны исчезли так же быстро, как и появились.

— Ну почему?! — отчаянно вскрикнула Сабрина и, сорвав с головы этот идиотский шлем, тряхнула им что было сил, но обезьяны не вернулись.

Зерцало сочувственно улыбнулся ей. У Сабрины же не было сил даже взглянуть на него. Измученная, взвинченная, она опять ни на шаг не приблизилась к тайне исчезновения родителей. Сколько еще тупиков ждет ее?

Она выдавила улыбку и протянула ему Золотую Шапку. Человечек кивнул, положил ее на прежнее место, закрыл дверь и запер замок.

— Всё равно спасибо тебе, — вздохнула Сабрина, забрала свою связку ключей и направилась к выходу.

Она прошла через портал, не оборачиваясь, и опять оказалась в пустой комнате. В дверях она вне­запно остановилась и, повернувшись, внимательно посмотрела на свое отражение в зеркале.

— Зерцало! — негромко позвала девочка. Стекло заволокло голубым туманом, а потом по­явилась лысая голова.

— Хочешь на них посмотреть? — спросил Зерцало.

Сабрина кивнула.

Он подмигнул:

— Давай, сама ведь знаешь, как это делается.

— Свет, Зерцало, помоги — папу с мамой мне яви...

Гладь зеркала вновь помутнела, и вместо лица ма­ленького человечка появились ее родители: Генри и Вероника Гримм. Они лежали на какой—то кровати в полутемном помещении и спали глубоким сном.

Сабрина вздохнула, глядя на лица родителей: у отца такое же округлое дружелюбное лицо, как у Дафны, только обрамленное белокурыми волосами. А мама... Мама была красавица: тонкий овал лица, высокие скулы, иссиня—черные локоны. Родители казались такими беззащитными в этой темноте.

— Не хочу, чтобы следующее Рождество прошло без вас, — прошептала Сабрина, пытаясь дотронуть­ся до них рукой. — Что угодно придумаю, лишь бы вы вернулись домой...

Тут ее рука коснулась волшебного зеркала, и по изображению пошли круги, будто кто—то бросил ка­мешек в воду; всё стало медленно расплываться и — пропало. Сабрина не сводила с родителей глаз, пока они не исчезли.

— Ну что, завтра в то же время? — спросил Зерца­ло, вновь возникая в зеркале.

— Да, до завтра, — ответила Сабрина.

Смахнув слезы со щек, она с надеждой улыбну­лась человечку. Тот кивнул и тоже исчез.

Сабрина на цыпочках прошла по коридору, но, почти добравшись до своей спальни, услышала му­чительный стон из комнаты напротив. У мистера Каниса очередная трудная ночь. Сабрина представила себе, как в любой момент дверь слетит с петель и этот страшный, злой Серый Волк схватит ее своими ужасными зубами. Что же с ними всеми будет, если волк возьмет верх над мистером Канисом и вырвет­ся наружу? Что, если старику недостанет сил спра­виться с ним?

В последнее время, правда, она стала сомне­ваться не только в мистере Канисе, но и в других вечножителях. Вся прелесть новизны, что, мол, жи­вешь неподалеку от Золушкиной крестной или от Трусливого Льва, поблекла. Сабрина теперь на всех вечножителей взирала с подозрением. Ведь кто—то из них, вообще говоря, похитил ее родителей. Она решила внимательно следить за всеми, пока мама с папой не вернутся. И за мистером Канисом в том числе.

— Шла бы ты спать, детка! — прорычал из—за две­ри хриплый голос. — Или ты сейчас дунешь—плюнешь так, что дверь тут же слетит с петель?

Сабрина вздрогнула от неожиданности и страха: голос напугал ее. Он звучал так, словно говорили одновременно и мистер Канис, и волк. Девочка бро­силась к себе в спальню и крепко—накрепко затво­рила за собой дверь. Прислонившись к стене, она поняла, какую глупость совершила. Он конечно же всякий раз чуял, когда она проходила по коридору мимо его двери.

Сабрина чрезвычайно гордилась тремя своими качествами: во—первых, она переборола всех мальчишек их приюта в армреслинге (вклю­чая двух сторожей, крайне униженных этим обстоя­тельством); во—вторых, она совершенно не боялась высоты; в—третьих, она не была неженкой. Но, про­снувшись утром оттого, что по ее лицу полз огромный волосатый паук, Сабрина пронзительно завизжала.

Этот леденящий душу вопль разбудил Дафну, и она, увидев паука, тоже закричала от ужаса. Даль­ше — больше: Сабрина, испугавшись воплей сестры, завизжала громче прежнего, а Дафна уже кричала из—за визга Сабрины — в общем, этот истерический мини—концерт продолжался добрых пять минут.

Бабушка Рельда влетела в спальню девочек в со­провождении Эльвиса. Ее седые волосы, в которых кое—где еще проглядывали рыжие пряди, были за­виты на огромные бигуди и заправлены под ночной чепчик. На ней была ярко—синяя ночная сорочка с нарисованными коровками, прыгавшими через ма­ленькие луны, на лице — маска из зеленой глины, которая, как божилась бабушка, позволяла ей вы­глядеть моложе своих лет. Но больше всего в ба­бушкином облике поражала даже не маска, а острый меч с широченным лезвием, который она сжимала в руке, да еще ее свирепый боевой клич!

Озираясь в поисках противника, бабушка спро­сила:

— Боже правый, Lieblings, что случилось?

— А вот что! — закричали в унисон Сабрина и Даф­на, указывая на черного тарантула размером с боль­шую картофелину, который уже спрыгнул с постели и теперь карабкался по занавеске.

Пока он неторопливо поднимался всё выше, пере­ставляя восемь длинных мохнатых лап, его клешни зловеще клацали.

— Ай—а—ай, девочки, это же просто паук, — замети­ла бабушка Рельда, подходя к окну и хватая ползу­щую тварь голыми руками.

Дафна взвизгнула так, будто сама прикоснулась к пауку, и от ужаса нырнула под одеяло.

— Ничего себе «просто паук»! — крикнула Сабри­на. — Это же целая лошадь! Седло можно надеть!

— Наверное, южноамериканский. — Бабушка по­глаживала паука, как если бы тот был котенком. —Твой дом далеко отсюда, дружок. Как это тебя к нам занесло?

— Ты еще с ним разговариваешь?! – возмутилась Сабрина.

— Ну—ну, перестань, — сказала бабушка. — Это же совсем безобидный паук.

Эльвис подошел к пауку, обнюхал его. Тарантул поднял две лапы и зашипел на их великолепного датского дога. Пес, всегда такой бесстрашный, от­прянул, удивленно тявкнув.

— Ну что, всё уже? — раздался голос Дафны, при­глушенный одеялом. — Раздавили?

— Девочки, ну что вы! Наш Пак — самый обычный мальчишка. А братья всегда издеваются над сестра­ми, — примирительно сказала бабушка.

— Никакой он нам не брат! — крикнула Сабрина, вскакивая с кровати и направляясь к двери.

— Куда это ты? — спросила бабушка.

— Сейчас мой кулак кое—что расскажет его физио­номии! — заявила девочка, проходя мимо бабушки в коридор.

— Не оставляй меня с этим жутким пауком! — взмоли­лась Дафна, но сестра проигнорировала ее просьбу.

Этому противному Паку давно пора дать по носу как следует, а уж она, Сабрина, мастер на такие дела.

Пак, как и мистер Канис, был вечножителем, толь­ко выглядел как одиннадцатилетний мальчишка, хотя на самом деле был лесным эльфом, которому стукну­ло уже четыре тысячи лет. Несносный, грубый, само­влюбленный, вечно немытый, он с первой же встре­чи стал издеваться над Сабриной: то выльет на нее ведро с краской, то вотрет ей в зубную щетку семена красного перца, то дождевых червей в карманы под­ложит. Да это еще ладно. Но то, что он напихал ей в туфли, она до сих пор вспоминала с содроганием.

У него в запасе было полным—полно волшебных проделок. Он мог превратиться в любое животное или даже в неодушевленный предмет. Сабрина и считать перестала, сколько раз он притворялся сту­лом, а потом, когда она собиралась сесть на него, исчезал. Почему бабушка Рельда опекала Пака, было уму непостижимо, особенно если вспомнить всё, что он натворил (что, кстати, было описано и запротоко­лировано, так сказать). Все — от Уильяма Шекспира до Редьярда Киплинга — рассказывали о его безоб­разных проделках, а бабушка почему—то относилась к нему как к члену семьи, даже пригласила его по­жить у них. Но на этот раз Сабрина уж точно покажет этому королю всех пакостников где раки зимуют, чтобы пожалел, что согласился жить в их доме.

Она, демонстративно топая, направилась к его комнате. Ее совсем недавно пристроили, и никто из них в ней еще ни разу не был. Добрая волшебница Глинда и три поросенка соорудили ее с помощью гвоздей, молотков и волшебных заклинаний, поэто­му грубияну и в голову не пришло пригласить кого—нибудь на новоселье. Поэтому, распахнув дверь и шагнув внутрь, Сабрина остолбенела. Комната у Пака была совершенно невероятной!

Там, в траве между деревьев, вилась каменистая тропинка, а с утеса в голубую лагуну низвергался во­допад. В настоящем небе, с облаками, парили воздуш­ные змеи, а в центре, на полянке, был боксерский ринг, где в углу в спортивных трусах и боксерских перчатках сидел живой кенгуру. Он лениво развалился на стуле в ожидании соперника. Прямо над Сабриной по рель­сам «американских горок» пронесся поезд, а в сторон­ке она увидела фургон с мороженым. Посреди всего этого великолепия на гигантском троне восседал Пак собственной персоной. На его голове красовалась ду­рацкая корона. Он уплетал мороженое из рожка, в ко­торый поместилась целая дюжина разных на вкус ша­риков, и мороженое, разумеется, капало ему на руку.

Бедная Сабрина была так поражена увиденным, что не заметила, как наступила на какую—то металли­ческую крышку. Встав на нее, она, видимо, включила неведомый механизм — из желоба вдруг выкатилось яйцо и, упав с небольшой высоты на ржавый гвоздь, раскололось пополам. Содержимое яйца шмякну­лось на сковородку, под которой тут же вспыхнула газовая горелка. Вскоре на сковородке вкусно зашкварчало, от жаркого пламени зашипело, и от ско­вородки стал подниматься пар, наполняя, в свою очередь, воздушный шарик. И он взлетел! А шарик был привязан к маленькому рычагу, рычаг наклонил ведро с водой, вода вылилась в стакан, стоявший на детских качелях. Сиденье качнулось, из—под него высвободилась веревка, что удерж