С недовольной миной она поднялась на ноги. Есть дела куда важнее. Намного важнее. Взгляд пробежал по раскрытым книгам и бумагам, заполнявшим всю комнату. Так много намеков, ниточек, но ни одного ответа.
Вошла Вандене, в руках – поднос с чайником и чашками. Она была изящной и стройной, с прямой спиной, почти белые волосы аккуратно собраны на затылке. Безвозрастности гладкого лица – много‑много лет.
– Я бы не стала беспокоить тебя сама, а послала бы с этим Джаэма, но он в амбаре тренируется с мечом. – Она хихикнула, отодвигая в сторону помятый манускрипт и ставя на стол поднос. – Лан здесь, и его присутствие заставило Джаэма вспомнить, что он не просто садовник или работник на подхвате. Гайдины такие упрямцы! Я думала, Лан еще тут, и поэтому прихватила лишнюю чашку. Ты нашла, что искала?
– Я даже не уверена, что же я ищу. – Морейн нахмурилась, изучая собеседницу. Вандене была из Зеленой Айя, а не из Коричневой, как ее сестра, но они вдвоем провели в изысканиях столько времени, что ее познания в истории сравнялись со знаниями Аделис.
– Чем бы это ни было, ты, видно, даже не знаешь, где смотреть. – Вандене, покачивая головой, покопалась в книгах и манускриптах на столе. – Такой разнобой тем. Троллоковы Войны. Наблюдающие За Волнами. Легенда о Возвращении. Два трактата о Роге Валир. Три – о темном пророчестве, и… Свет, это же труд Сантры об Отрекшихся! Отвратительная вещь! Такая же гадкая, как эта, о Шадар Логоте. И Предсказания о Драконе, в трех переводах и вдобавок оригинал. Морейн, чего же тебе все‑таки надо? Пророчества я еще могу понять – до нас здесь доходили кое‑какие вести, хоть и на отшибе мы. Кое‑что слышали и о происходящем в Иллиане. В деревне ходят слухи, что, мол, кто‑то уже сыскал Рог. – Она постучала по манускрипту о Роге и закашлялась от поднявшегося пыльного облачка. – Конечно, этому я не доверяю. Слухи они слухи и есть. Но?… Нет. Ты говорила, тебе нужно уединение, и не буду тебе мешать.
– Погоди‑ка, – сказала Морейн, останавливая вторую Айз Седай у двери. – Может, ты сумеешь дать ответы на некоторые вопросы.
– Я постараюсь. – Вандене неожиданно улыбнулась. – Аделис заявляет, что я зря не выбрала Коричневую. Спрашивай. – Она налила две чашки чая и подала одну Морейн, затем пододвинула стул к камину.
Парок вился над чашками, а Морейн тщательно продумывала, какие вопросы задать. Чтобы получить ответы и не открыть чрезмерно много.
– Рог Валир не упоминается в Пророчестве, но он как‑то связан с Драконом?
– Нет. За исключением того факта, что Рог должен быть найден до Тармон Гай'дон и что, как считается, Дракон должен сражаться в Последней Битве, между ними нет никакой связи.
Беловолосая женщина потягивала чай и ждала.
– Что‑нибудь связывает Дракона с Мысом Томан?
Вандене помешкала с ответом.
– И да, и нет. Этот вопрос – яблоко раздора между мною и Аделис. – Голос ее обрел менторский тон, и какое‑то время она говорила в манере Коричневой. – В оригинале есть строфа, которая буквально переводится так: «Пятеро скачут дальше, и четверо возвращаются. Над наблюдающими провозгласит он себя, со знаменем пронесясь через небо в огне…» Ну и так далее. Вся закавыка в слове ма’врон. Я утверждаю, что оно переводится не просто «наблюдающие», которое есть а’врон. Здесь намного важнее ма’врон. Я утверждаю, что оно значит «Наблюдающие За Волнами», хотя сами они называют себя До Миер А'врон, разумеется, а не Ма’врон. Аделис говорит мне, что я занимаюсь софистикой, что это натяжка. Но я полагаю, это означает, что Возрожденный Дракон появится где‑то над Мысом Томан, в Арад Домане или в Салдэйе. Пусть Аделис думает, что я глупа, но я прислушиваюсь к каждому словечку, каждой крупице новостей, приходящих в эти дни из Салдэйи. Мазрим Таим способен направлять, как я слышала, и нашим сестрам не удалось еще его обложить и загнать в угол. Если Дракон возрожден и Рог Валир найден, значит, скоро Последняя Битва. Мы можем так и не закончить нашу историю. – Она вздрогнула, затем внезапно засмеялась. – Нашла о чем беспокоиться. Наверное, я и в самом деле становлюсь более Коричневой. Страшно даже размышлять о таком. Задавай следующий вопрос.
– Не думаю, что тебе стоит волноваться о Тайме, – рассеянно заметила Морейн. Нащупалась связь с Мысом Томан, хотя и тонкая и слабая. – С ним разделаются, как и с Логайном. Что по поводу Шадар Логота?
– Шадар Логот! – фыркнула Вандене. – Если вкратце, то город был уничтожен своею собственной ненавистью, были уничтожены все живые существа, до единого, исключая Мордета, советника, который все и затеял, начав применять тактику Друзей Темного против самих Приспешников Тьмы, и теперь он пойман в ловушку, дожидаясь возможности украсть какую‑либо душу. Входить туда небезопасно, и небезопасно прикасаться в городе ко всему. Но любой послушнице, приблизившейся к ступени Принятой, известно столько же. Если подробно, то тебе нужно остаться здесь на месяц и выслушать лекцию Аделис – она об этом знает все доподлинно, но даже я могу сказать тебе, что Драконом там и не пахнет. Этот город был мертв еще за сто лет до того, как из пепла Троллоковых Войн восстал Юриэн Каменный Лук, а из всех Лжедраконов по времени он ближе всех к нему.
Морейн подняла руку:
– Я не говорю точно, и пока я не говорю о Драконе, Возрожденном или ложном. Не могла бы ты указать причину, по которой Исчезающий взял бы нечто, пришедшее из Шадар Логота?
– Нет, если он знает, что это за вещь. Ненависть, убившая Шадар Логот, была ненавистью, которую предполагали использовать против Темного; исчадия Тени она уничтожает с тем же успехом, как и тех, кто шагает в Свете. Они справедливо боятся Шадар Логота, и не меньше, чем мы.
– А что ты можешь рассказать мне об Отрекшихся?
– Что‑то ты перескакиваешь с одной темы на другую? Рассказать я могу не многим более того, что ты узнала послушницей. Сверх того никому больше не известно о Безымянных. Ты хочешь, чтоб мы болтали о том о сем, что выучили будучи обе девчонками?
Морейн молчала. Ей не хотелось говорить слишком многое, но у Вандене и Аделис под рукой сведений обо всем неизмеримо больше, чем где‑либо, не считая Белой Башни, а там ее ожидало сложностей куда больше, чем ей того хотелось иметь сейчас. Она позволила имени скользнуть с губ, словно радуясь избавлению от него.
– Ланфир.
– На сей раз, – вздохнула собеседница, – я не знаю ни чуточки больше, чем знала послушницей. Дочь Ночи остается во многом загадкой, как будто и вправду закутана в плащ мрака. – Она помолчала, глядя в чашку, а когда подняла взор, острые глаза впились в лицо Морейн. – Ланфир связана с Драконом, с Льюсом Тэрином Теламоном. Морейн, у тебя есть какой‑то намек, где будет Возрожден Дракон? Или был Возрожден? Он уже идет?
– Если бы был, – спокойно ответила Морейн, – разве сидела бы я здесь, вместо того чтобы находиться в Белой Башне? Амерлин знает столько же, сколько и я, в этом готова поклясться. Ты получила от нее вызов?
– Нет, но полагаю, что получу. Когда придет время и мы должны будем встретиться с Возрожденным Драконом, Амерлин понадобится каждая сестра, каждая Принятая, каждая послушница, способная самостоятельно зажечь свечу. – Голос Вандене стал глуше, задумчивей. – При той мощи, которой он будет обладать, мы обязаны сокрушить его до того, как у него появится шанс использовать ее против нас, до того, как он сойдет с ума и успеет разрушить мир. Но сначала мы должны позволить ему встретиться с Темным. – Она нерадостно рассмеялась, видя лицо Морейн. – Я – не Красная. Я достаточно изучала Пророчества, чтобы понимать: до того мы не осмелимся его укротить. Если мы вообще сумеем укротить его. Я не хуже тебя знаю, как и любая сестра, которая имеет желание понять, что печати, удерживающие Темного в Шайол Гуле, слабеют. Иллианцы сзывают Великую Охоту за Рогом. Лжедраконы кишмя кишат. И двое из них, Логайн и теперь тот, в Салдэйе, способны направлять. Когда было в последний раз, чтобы Красные меньше чем за год обнаруживали двух мужчин, способных направлять? Когда в последний раз они находили одного в пять лет? Не на моей памяти, а я порядком старше тебя. Знамения повсюду. Тармон Гай'дон близится. Темный вырвется на свободу. И Дракон будет Возрожден. – Чашка задребезжала, когда Вандене поставила ее на поднос. – Вероятно, потому‑то я и опасаюсь, что ты увидела какие‑то признаки этого.
– Он придет, – ровным голосом сказала Морейн, – и мы сделаем то, что должно быть сделано.
– Если б я думала, что из этого будет какой‑то толк, то оторвала бы от книг нос Аделис и отправилась в Белую Башню. Но мне здесь хорошо, и я рада, что я здесь, а не там. Вдруг у нас будет время закончить нашу историю.
– Надеюсь, сестра, что будет.
Вандене встала:
– Ладно, у меня еще есть дела перед сном. Если вопросов больше нет, то я оставлю тебя, продолжай свои поиски. – Но помедлила, и тут обнаружилось, что, сколько бы она ни провела времени с книгами, она по‑прежнему оставалась сестрой из Зеленой Айя. – Ты что‑то должна решить с Ланом, Морейн. В душе этот мужчина клокочет похлеще Драконовой Горы. Рано или поздно, но его прорвет. Я достаточно знаю мужчин и понимаю, когда мужчина взволнован из‑за женщины. Вы долго были вместе. Может, он наконец‑то увидел в тебе не только Айз Седай, но и женщину.
– Лан видит во мне ту, кто я есть, Вандене. Айз Седай. И по‑прежнему, как я надеюсь, друга.
– Ох уж эти Голубые. Всегда готовы спасать мир, а теряют сами себя.
Беловолосая Айз Седай ушла, и чуть погода Морейн взяла плащ и, бормоча, вышла в сад. Что‑то из сказанного Вандене зацепило ее мысли, но ей не удавалось вспомнить, какие именно слова стали тому причиной. Ответ, или намек на ответ, на вопрос, который она не задала, – но все равно вопрос упрямо не давался, не облекался в осмысленные слова.
Сад, как и дом, был небольшим, но аккуратным даже в лунном свечении, смешанном с желтыми пятнами из окошек домика, между ухоженными клумбами с цветами бежали песчаные дорожки. От мягкой прохлады ночи Морейн накинула на плечи плащ. Каков же был ответ и каков же был вопрос?
Позади заскрипел песок, и она повернулась, думая, что это Лан.
В нескольких шагах от нее в полутьме смутно вырисовывалась тень – тень, казавшаяся очень высоким человеком, закутанным в плащ. Но лунные отсветы выхватили лицо: со впалыми щеками, бледное, с черными, чрезмерно большими глазами над морщинистым красногубым ртом. Плащ распахнулся, распластавшись в громадные крылья, наподобие крыльев летучей мыши.
Понимая, что опоздала, она открыла себя саидар, но Драгкар уже начал еле слышно напевать, и это тихое воркование наполнило ее, разбивая ее волю. Саидар ускользнула прочь. Она ощутила лишь неопределенную печаль, шагнув к этому созданию; низкий напев, что притягивал все ближе, притуплял, подавлял чувства. Белые‑белые руки – как человеческие, но оснащенные когтями, – протянулись навстречу Морейн, и губы цвета крови изогнулись в пародии на улыбку, обнажая острые зубы, но смутно, совсем смутно, она понимала – он не будет ни кусать, ни рвать. Бойся Драгкарова поцелуя. Как только эти губы коснутся ее, она будет все равно что мертва, они высосут душу, после – жизнь. Кто бы ни нашел ее, пусть даже Драгкар выпустит ее, когда они придут, но обнаружат тело без единой раны и холодное, как двухдневный труп. А если они появятся прежде, чем она умрет, обнаружат они куда худшее и на самом деле не ее вовсе. Напев тянул ее все ближе, к этим бледным рукам, и уже голова Драгкара медленно склонилась к ней.
Когда клинок мелькнул над плечом Морейн и пронзил Драгкару грудь, она почувствовала слабое – слабее некуда – удивление, и лишь чуть побольше, когда второй меч накрест блеснул над другим ее плечом и ударил вослед первому.
Ошеломленная, покачиваясь на слабых ногах, она словно бы издалека наблюдала, как тварь отбросили назад, прочь от нее. Потом появился Лан, затем Джаэм. Костистые руки седоволосого Стража сжимали меч так же уверенно и крепко, как и у мужчины помоложе. Скребущие по острой стали бледные руки Драгкара окровавились, крылья оглушительно хлопали по двум мужчинам. Вдруг, израненный и истекающий кровью, он вновь начал тихо напевать. Теперь – Стражам.
С усилием Морейн собрала волю в кулак; она чувствовала себя опустошенной, словно бы твари удалось ее поцеловать. Нет времени быть слабой. Мгновенно она открыла себя саидар и, когда Сила наполнила ее, собралась с духом, чтобы непосредственно дотронуться до исчадия Тени. Двое людей были слишком близко; что‑нибудь иное неизбежно заденет и их. Даже используя Единую Силу, она знала, что почувствует себя запачканной Драгкаром.
Но когда она шагнула вперед, Лан выкрикнул:
– Прими смерть!
Эхом твердо отозвался Джаэм:
– Прими смерть!
И оба шагнули вплотную к Драгкару, по рукоять вбивая клинки.
Запрокинув голову, Драгкар взвыл, его пронзительный крик, сорвавшись на визг, тысячью иголок вонзился в голову Морейн. Даже в коконе саидар Морейн ощущала этот визг. Словно подрубленное дерево, Драгкар завалился на спину, ударом крыла сбив Джаэма на колени. Лан, как будто обессилев, осел на землю.
От дома спешили фонари, это подбегали Вандене и Аделис.
– Что тут за шум? – спросила Аделис. Она была почти зеркальным отражением своей сестры. – Ушел Джаэм и… – Свет фонаря упал на Драгкара; слова замерли у нее на языке.
Вандене взяла Морейн за руки.
– Он не?…
Она не договорила, как взору Морейн предстал сияющий нимб, окруживший Вандене. Чувствуя силу, втекающую в нее от другой женщины, Морейн уже не в первый раз пожалела, что Айз Седай не могут сделать для себя столь же многого, как в состоянии сделать другим.
– Нет, – благодарно произнесла она. – Он не сумел. Посмотри, что с Гайдином.
Лан с напряженным выражением на лице посмотрел на Морейн.
– Если бы ты не рассердила меня настолько, что я пошел отрабатывать приемы вместе с Джаэмом, настолько, что бросил их и решил вернуться в дом…
– Но я рассердила, – сказала она. – Узор все включает в плетение. – Джаэм заворчал, но позволил Вандене осмотреть плечо. Он был костистый и жилистый, но выглядел будто старое корневище – таким же крепким.
– Каким образом, – спросила Аделис, – какое из порождений Тени смогло приблизиться настолько, а мы его и не почувствовали?
– Его опекали, – сказала Морейн.
– Невозможно, – отрезала Аделис. – Только сестра могла бы… – Она осеклась, и Вандене, отвернувшись от Джаэма, посмотрела на Морейн.
Морейн произнесла слова, которые ни одна из них не хотела услышать.
– Черные Айя. – От деревни раздались крики. – Лучше вам спрятать это, – она указала на Драгкара, распростертого на цветочной клумбе, – и поскорее. Они придут и станут спрашивать, не нужна ли вам помощь, но вид этого вызовет толки, которые вам ни к чему.
– Да, разумеется, – сказала Аделис. – Джаэм, иди встреть их. Скажи, что не знаешь, откуда такой шум, но у нас все хорошо. Задержи их подольше.
Седоволосый Страж торопливо зашагал в ночь на голоса приближающихся селян. Аделис повернулась, разглядывая Драгкара, словно тот был запутанным абзацем в ее книгах, какой‑то головоломкой.
– Вовлечены в это дело Айз Седай или нет, но что привело его сюда?
Вандене молча смотрела на Морейн.
– Боюсь, мне нужно от вас уезжать, – сказала Морейн. – Лан, не подготовишь ли лошадей? – Когда он ушел, она сказала: – Я оставлю вам письма, которые надо отправить в Белую Башню. Сумеете их отослать?
Аделис молча кивнула, не отрывая взора от твари на земле.
– А там, куда ты уходишь, ты найдешь ответы? – спросила Вандене.
– Видимо, я уже нашла один ответ, который искала, не зная об этом. Я лишь надеюсь, что не слишком опоздаю. Мне нужно перо и пергамент.
Она увлекла Вандене к дому, оставив Аделис разбираться с Драгкаром.
Глава 23
ИСПЫТАНИЕ
Найнив с опаской разглядывала огромный зал, расположенный глубоко под Белой Башней, и с той же опаской посматривала на стоящую рядом Шириам. Наставница Послушниц, казалось, чего‑то ожидала, даже с некоторым нетерпением. За несколько дней пребывания в Тар Валоне Найнив всегда видела на лицах Айз Седай только безмятежность, и они с улыбкой принимали то, что случилось и случится.
Купольный зал был высечен в скальном основании острова; свет фонарей на высоких стойках отражался от бледных гладких каменных стен. В самом центре купола находилось сооружение из трех закругленных серебряных арок – высоких, в них можно было пройти во весь рост, – посаженных на толстое серебряное же кольцо‑основание; боковинами арки касались друг друга. Арки и кольцо составляли единое целое. Внутренность арок Найнив разглядеть не могла; там странно мерцал свет, а если смотреть слишком долго, возникало сосущее чувство под ложечкой. Там, где арки соединялись с кольцом, на голом камне пола, скрестив ноги и созерцая серебряную конструкцию, сидели Айз Седай. Еще одна была поблизости, возле обыкновенного стола, на котором стояли три больших серебряных кубка. Каждый, как знала Найнив – или же так ей говорили, – наполнен ключевой водой. Все четыре Айз Седай были в шалях, как и Шириам; с голубой бахромой – у Шириам, красная – у смуглой женщины у стола, с зеленой, белой и серой – у трех, что расположились у арок. На Найнив был одно из платьев, подаренных ей в Фал Дара, – бледно‑зеленое, вышитое мелкими белыми цветками.
– Сначала вы оставляете меня с утра до ночи пялиться на свои большие пальцы, – проворчала Найнив, – а теперь гоните, как на пожар.
– Сей час ни одной женщине не слуга, – ответила Шириам. – Колесо плетет так, как угодно Колесу, – и тогда, когда оно желает. Терпение – добродетель и качество характера, которому должно научиться, но мы все должны быть готовы к мгновенным переменам.
Найнив удержалась от яростного взгляда. Самой раздражающей чертой характера рыжеволосой Айз Седай, которую Найнив успела для себя открыть, была та, что порой Шириам говорила так, словно цитировала некое высказывание, пусть даже обстояло все совсем по‑иному.
– Что это за штука?
– Тер'ангриал.
– Ну, это мне ровным счетом ничего не говорит. Что она делает?
– Тер'ангриал, дитя мое, многое делает. Подобно ангриалам и са'ангриалам, они остались от Эпохи Легенд и используют Единую Силу, хотя и не столь редки, как другие два. Некоторые тер'ангриалы, вероятно, предназначены для работы с Айз Седай, как этот вот, а другие срабатывают просто в присутствии женщины, способной направлять. Считают даже, будто есть и такие, что будут действовать в руках любого. В отличие от ангриалов и са'ангриалов, они предназначены для исполнения чего‑то определенного. В Белой Башне имеется один такой, его назначение – скреплять клятвы. Когда ты станешь полноправной сестрой, свои завершающие обеты ты принесешь, держа в руках тот тер'ангриал. Не говорить ни единого слова, которое не является правдой. Не создавать никакого оружия, чтобы с его помощью один человек убивал другого. Никогда не использовать Единую Силу как оружие иначе как против Друзей Темного или исчадий Тени, или как крайнее средство для защиты собственной жизни, или жизни своего Стража, или жизни другой сестры.
Найнив покачала головой. Для клятвы это звучало или слишком много, или чересчур мало, и она не преминула так и заявить.
– Когда‑то от Айз Седай не требовалось приносить клятвы. Было общеизвестно, кто такие Айз Седай, что они защищают, и в большем не было необходимости. Многие из нас хотели бы, чтобы так было и впредь. Но Колесо поворачивается, и времена меняются. Поэтому мы даем клятвы и поэтому известно, что мы ими связаны, это и позволяет государствам иметь с нами дела без боязни, что мы бросим свою мощь, Единую Силу, против них. Этот выбор мы сделали между Троллоковыми Войнами и Войной Ста Лет, и благодаря такому решению Белая Башня еще стоит и мы можем делать все, что в наших силах, в борьбе с Тенью. – Шириам глубоко вздохнула. – О Свет, дитя мое, я пытаюсь научить тебя тому, что всякая другая женщина, стоящая на твоем месте, постигала бы в течение целых лет. Так нельзя. Сейчас твои мысли должны занимать тер'ангриалы. – Нам неведомо, для какой цели они созданы. Мы осмеливаемся пользоваться лишь горсточкой их, и способ, каким мы смеем их использовать, может не иметь ничего общего с целями, для которых их предназначали создатели. Большинство из тер'ангриалов – как мы узнали по горькому опыту – лучше – а то и необходимо – избегать. За минувшие годы немало Айз Седай погибли или их Талант выжгло, когда они пытались узнать о них больше.
Найнив ощутила внутренний трепет:
– И вы хотите, чтобы я шагнула в этот?…
Свет в арках мерцал теперь меньше, но, что лежит за ними, она видела ничуть не лучше.
– Нам известно, что он делает. Он поставит тебя лицом к лицу с твоими самыми большими страхами. – Шириам мило улыбнулась. – Никто не спросит тебя, с чем ты столкнулась; тебе не нужно рассказывать больше того, что пожелаешь. Страхи любой женщины – ее личное дело.
Туманно Найнив подумала о своем нервном отношении к паукам, особенно в темноте, но вряд ли Шириам имела в виду именно это.
– Я просто шагну в одну арку и выйду из другой? Три раза пройти, и все?
Айз Седай, раздраженно дернув плечом, поправила шаль.
– Если тебе угодно свести к такому, то да, – сухо ответила она. – По пути сюда я рассказала тебе, что ты должна знать о церемонии заранее, и не более того, что положено знать. Если бы ты пришла сюда послушницей, то знала бы все наизусть, но не волнуйся об ошибках. Надо будет, я тебе напомню. Ты уверена, что готова к испытанию? Если хочешь остановиться сейчас, я могу еще записать твое имя в книгу послушниц.
– Нет!
– Тогда ладно. Теперь я скажу тебе две вещи, которые ни одна женщина не услышит, не оказавшись в этом зале. Первое. Начав, ты должна продолжать до конца. Откажешься – и, каков бы ни был твой потенциал, тебя очень вежливо выпроводят из Башни, снабдив серебром в достатке, чтобы поддержать тебя год, и тебе никогда не будет позволено вернуться. – Найнив открыла было рот, чтобы заявить, что не откажется, но Шириам оборвала ее резким жестом. – Слушай и говори лишь когда знаешь, что сказать. Второе. Чтобы добиваться чего‑то, чтобы бороться с чем‑то, должно знать опасность. Здесь ты осознаешь опасность. Некоторые женщины вошли туда и никогда не вышли. Когда тер'ангриалу дали время успокоиться, их – там – не было. И больше их не видели. Чтобы выжить, ты должна быть стойкой. Дрогни, потеряйся, и… – Ее молчание было красноречивей любых слов. – Это твой последний шанс, дитя. Сейчас еще, прямо сейчас, ты можешь повернуться и уйти, и я впишу твое имя в книгу послушниц, и против тебя будет одна‑единственная пометка. Дважды еще тебе будет позволено прийти сюда, и лишь после третьего отказа тебя выставят вон из Башни. В отказе нет ничего позорного. Многие так делали. В первый раз я тоже не смогла войти. Теперь можешь говорить.
Найнив покосилась на серебряные арки. Свечение в них больше не дрожало; они были наполнены мягким белым сиянием. Чтобы узнать, что она хочет узнать, ей нужна свобода Принятой – свобода задавать вопросы, заниматься по своему собственному усмотрению, без руководства со стороны, сверх того, что она сама попросит. Я должна заставить Морейн заплатить за то, что она содеяла с нами. Должна.
– Я готова.
Шириам медленно двинулась внутрь зала. Найнив шла рядом с ней.
И, словно по сигналу, громким церемонным тоном заговорила Красная:
– Кого ты привела с собой, сестра? – Три Айз Седай вокруг тер'ангриала продолжали неотрывно смотреть на него.
– Та, кто пришла кандидатом к Принятию, сестра, – столь же церемонно отозвалась Шириам.
– Готова ли она?
– Она готова отринуть все, чем была, и, пройдя через свои страхи, добиться Принятия.
– Знает ли она свои страхи?
– Она никогда с ними не сталкивалась, но таково ее желание.
– Тогда пусть она встретится с тем, чего страшится.
В двух шагах от арок Шириам встала, и рядом остановилась Найнив.
– Твое платье, – не глядя на нее, прошептала Шириам.
Щеки Найнив порозовели – она успела забыть, что говорила Шириам по пути из ее комнаты. Торопливо она сняла платье, сбросила туфли чулки. Сворачивая одежду и аккуратно укладывая ее рядом, она почти позабыла об арках. Под платье она тщательно запрятала Ланово кольцо; она не хотела, чтобы его видели. Потом с одеждой было покончено; а тер'ангриал был по‑прежнему тут, он по‑прежнему ждал.
Камень холодил голые ступни, и Найнив тут же вся покрылась гусиной кожей, но стояла прямо и дышала медленно. Она никому не позволит увидеть, что она боится.
– Первый раз, – произнесла Шириам, – за то, что было. Путь обратно появится, но лишь единожды. Будь стойкой.
Найнив заколебалась. Потом шагнула вперед, через арку и в свечение. Оно окружило ее, словно сиял сам воздух, она будто погружалась в свет. Свет был везде. Свет был всем.
* * *
Сообразив, что она нага, Найнив вздрогнула, потом изумленно оглянулась. По бокам от нее стояли каменные стены, вдвое выше ее роста и гладкие, будто обтесанные. Под пальцами ног чувствовались пыльные шероховатые каменные плиты. Блеклое небо над головой было будто свинцовое, лишенное облаков, и в нем висело распухшее красное солнце. В стенах в обоих направлениях имелись проемы, отмеченные короткими квадратными приворотными тумбами. На краю зрения стены сходились, но от места, где она стояла, уровень земли понижался – и впереди, и позади. Через ворота она разглядела дальше еще больше толстых стен и проходов за ними. Она очутилась в гигантском лабиринте.
Где это? Как я сюда попала? Будто сказанная другим голосом, явилась мысль. Выход появится, но лишь единожды.
Она помотала головой.
– Если есть лишь один выход, то, стоя тут, я его не найду. – Хорошо хоть воздух был сухим и теплым. – Надеюсь, до того как наткнусь на людей, я найду какую‑нибудь одежду.
Смутно она припомнила, как маленькой девочкой играла на бумаге в лабиринты; был прием, как отыскивать выход, но на память он не приходил. Прошлое казалось неясным, словно прячущимся в дымке, словно все случилось с кем‑то другим. Ведя рукой по стене, она зашагала вперед, и облачка пыли закружились из‑под ног. У первого проема в стене она поймала себя на том, что вглядывается вдоль второго прохода, который, по‑видимому, ничем не отличался от того, в котором находилась она. Глубоко вздохнув, она зашагала прямо, мимо бесчисленных ворот, которые в точности походили друг на друга. Вскоре она наткнулась на нечто иное. Путь раздваивался. Она свернула налево и в конце концов вновь оказалась у развилки. Еще раз она пошла налево. У третьей развилки поворот налево привел к глухой стене.
С мрачным видом она вернулась к последней развилке и оттуда пошла направо. Теперь в тупик она уперлась после четырех поворотов направо. Несколько мгновений она зло смотрела на стену.
– Как я здесь очутилась? – вслух поинтересовалась она. – Где это место?
Выход появится лишь единожды.
Еще раз она вернулась обратно. Она была уверена: есть способ выбраться из лабиринта. У последней развилки она пошла налево, у следующей – свернула направо. Так и решив поступать, она двинулась дальше. Налево, потом направо. Прямо до развилки. Налево, потом направо. Ей показалось, что этот трюк действует. По крайней мере она миновала с дюжину развилок, а тупика на сей раз не встретилось. Она подошла к очередному разветвлению.
Уголком глаза она уловила мимолетное движение. Повернулась и увидела лишь пыльный проход между гладкими каменными стенами. Она шагнула было на левую дорожку… крутанулась волчком на другой промельк движения. Ничего не было, но на этот раз она чувствовала уверенность. Кто‑то был позади нее. Кто‑то был. Взволнованной рысцой она сорвалась с места, устремившись в противоположную сторону.
Теперь вновь и вновь, на самой границе зрения, дальше по тому проходу или по этому, она замечала какое‑то движение, неразличимое – слишком быстрое, пропадавшее, не успевала она повернуть голову и присмотреться получше. Она рванула бегом. В Двуречье, когда она была девчонкой, немногие мальчишки могли обогнать ее. Двуречье? Что это такое?
Из проема впереди нее выступил мужчина. Темные одежды имели затхлый, наполовину сгнивший вид, а сам он был стар. Старее, чем стар. Кожа, смахивающая на пергамент с тонкими трещинками, слишком туго обтягивала череп, под нею будто не было плоти. Редкие пучки ломких волос топорщились на покрытом струпьями скальпе, а запавшие глаза выглядывали, будто из двух пещер.
Она остановилась, тормозя ногами и обдирая их о шершавые каменные плиты.
– Я – Агинор, – произнес он, улыбаясь, – и я пришел за тобой.
Сердце у нее чуть из груди не выпрыгнуло. Один из Отрекшихся.
– Нет. Нет, этого не может быть!
– А ты хорошенькая, девочка. Я тобой потешусь.
Вдруг Найнив вспомнила, что на ней ни лоскутка, ни ниточки нет. Завизжав, с красным – лишь отчасти от гнева – лицом, она юркнула в ближайший поперечный коридор. Кудахтающий смех погнался за нею, и звуки шаркающего бега, которые не отставали от нее, бегущей во всю прыть, и шепоток обещаний того, что он с нею сделает, когда поймает. От этих обещаний, услышанных даже наполовину, крепко сдавило и скрутило желудок.