В САМОМ ЦЕНТРЕ БЕЗМОЛВИЯ 1 глава




В этом безмолвии

20 января 1987.

 

Возлюбленный Мастер,

 

И просил оратор: «Скажи нам о Свободе». И он ответил: «У городских ворот и у ваших очагов я видел, как вы простираетесь ниц и поклоняетесь своей свободе, — так рабы унижаются перед тираном и восхваляют его, хотя он и убивает их.

Да, в храмовой роще и в тени крепости я видел, как самые свободные из вас носят свою свободу, как ярмо и наручники.

И сердце мое обливалось кровью, ибо вы можете стать свободными, лишь тогда, когда даже само желание искать свободу станет для вас уздой, и вы перестанете говорить о свободе как о цели и осуществлении.

Истинно свободными вы станете не тогда, когда лишены забот будут ваши дни и когда ваши ночи будут избавлены от нужды и горя, но лишь когда ваша жизнь будет повита ими, а вы подниметесь над ними нагие и без оков.

И как вам подняться над днями и ночами, не разорвав цепей, в которые вы заковали свой полдень на заре своего постижения?

Воистину, то, что вы зовете свободой, — самая прочная из этих цепей, хотя звенья ее блестят на солнце и ослепляют ваши глаза».

Свобода не имеет ничего общего с внешним миром. Подлинная свобода — не политическая, не экономическая: она духовна. Политическую свободу можно отнять в любой момент; экономическая свобода может исчезнуть, словно роса на раннем утреннем солнце. Они не в ваших руках. А то, что не у вас в руках, не может быть названо подлинной свободой.

Подлинная свобода всегда духовна. У нее есть нечто общее с вашим сокровенным существом: его тоже не заковать в цепи, на него не надеть наручники, его не посадить в тюрьму.

Да, ваше тело может страдать от всего этого, но вашей душе присуща свобода. Вам не надо просить ее, вам не надо бороться за нее. Она уже здесь, в этот самый миг. Если вы обратитесь внутрь, все цепи, все тюрьмы, все виды рабства исчезнут — а их множество. Свобода только одна, рабств — множество; совсем как истина — одна, а обманов могут быть тысячи.

И просил оратор: «Скажи нам о Свободе».

Оратор только произносит слова. Он говорит о свободе, о любви, о красоте, о добре, но он только говорит; его ораторство — не что иное, как тренировка ума. Оратор не касается действительности. Его мир состоит только из слов, которые — бессильны, в них нет никакого содержания, и его искусство — управлять теми бессильными и бессодержательными словами так, чтобы вы в них поймались.

Очень уместно оратор просил Альмустафу:

Скажи нам о Свободе.

В чем же именно сокровенная сущность свободы? — Она в том, что вы свободны от прошлого, что вы свободны от будущего. У вас нет воспомина­ний, привязывающих вас к прошлому, тянущих вас всегда назад, — они противны сущему: ничто не движется назад. Вы свободны также и от воображения, желания, страсти — они тянут вас к будущему.

Так же, как не существует прошлого, не существует и будущего.

Все, чем вы располагаете, — это настоящее.

Человек, живущий в настоящем, не обремененный прошлым и будущим, знает вкус свободы. У него нет цепей — цепей воспоминаний, цепей желаний. Это настоящие цепи, которые сковывают вашу душу и никогда не дают прожить мгновение, которое принадлежит вам.

Что касается меня, то я не вижу, как без медитативного ума можно освободиться.

В Индии то, что вы называете на Западе раем, известно под названием мокша. Мокша означает: свобода; рай (Paradise) не означает свободу, рай происходит от персидского слова Phirdaus — «обнесенный стеной сад». Но не забывайте, что этот сад за стеной; может, это и сад, но это — тюрьма.

Библейская история гласит, что Бог, раздраженный Адамом и Евой, вышвырнул их из Эдема. Во что? Куда? Хотите знать мое мнение — это было проклятие, открывающее величайшую свободу; это было величайшее благос­ловение. Они выбрались из тюрьмы, и это стало началом человечества. Теперь им принадлежало все небо и вся земля, однако на этом все и закончилось. К несчастью, они не были в состоянии создать свободный мир. Каждая нация снова оказывается в стенах тюрьмы — даже не в стенах сада.

В маленькой школе учитель религии рассказывал детям о библейском начале мира. Малыш поднял руку, чтобы задать вопрос. Учитель спросил: «Что у тебя за вопрос?»

Тот сказал: «У меня такой вопрос: Библия гласит: «Бог отправил Адама и Еву». Какую модель автомобиля он использовал?»*

Это, очевидно, был «форд» первой модели — «модель-Т форд». И я думаю, что бедный Бог все еще водит «модель-Т форд» без всяких усовер­шенствований, ведь ни его сын Иисус Христос, ни Святой Дух, ни сам Он не являются механиками.

* Игра слов: to drive out — выгнать; управлять автомобилем.

Христиане думают, что Бог наказал человека. Мое понимание и интуи­ция говорят мне: Бог, может быть, и думал, что он наказал их, но реальность такова, что это Бог все еще в заключении за стеной сада.

И стало неявным благословением то, что он сделал человека свободным. Его замысел не был добрым, но результатом оказалась вся эволюция человека. И если эволюция не происходит с должной быстротой, то только потому, что священники Бога всех религий мешают этому.

Когда Галилео обнаружил, что это не Солнце движется вокруг Земли, что такова видимость, а не реальность... Реальность прямо противоположна: Земля движется вокруг Солнца. Когда он написал трактат, поясняющий его доводы, основания, доказательства, аргументы, он был совсем старым — семидесяти или семидесяти пяти лет — и больным, прикованным к постели, почти умирающим. Но христианская любовь такова, что люди Папы выта­щили его из постели и повели на суд к Папе.

Папа сказал: «Ты совершил серьезнейшее преступление, поскольку Библия гласит — и каждому известно, — что Солнце движется вокруг Земли. Либо тебе придется изменить свое мнение, либо смерть станет твоим наказанием».

Галилео, даже в своем преклонном возрасте, больной и умирающий, был, очевидно, безмерно прекрасным человеком, человеком с чувством юмора.

Он сказал: «Ваше Святейшество, никакой проблемы. Я могу написать то, что вы говорите. Только одно я хочу пояснить вам — моих писаний не прочтут ни Солнце, ни Земля. Они будут продолжать свой прежний путь как всегда. Земля будет все так же двигаться вокруг Солнца. Можете сжечь мою книгу, или, если хотите, я изменю этот параграф».

Папа сказал: «Измени параграф».

Галилео изменил параграф и написал: «Согласно Библии, согласно Папе и согласно простому человеку, получается, что Солнце движется вокруг Земли». А в примечании написал: «Истина прямо противоположна. Ничем не могу помочь — я не могу убедить Землю следовать Библии, я не могу убедить Солнце следовать Библии: они не христиане». Примечание обнару­жили лишь после его смерти, иначе он был бы распят христианами — теми самыми, которые поднимают столько шума вокруг распятия Иисуса.

Я разговаривал с одним из наиболее значительных христианских мисси­онеров, Стэнли Джонсом, и спросил: «Что вы думаете об этом? Зачем было Папе настаивать? Если наука открыла это, Библию следовало исправить».

Стэнли Джонс сказал мне: «Это могло повлечь за собой слишком многое. Если одно утверждение в Библии ошибочно, то где гарантия, что другие утверждения не ошибочны?»

А Библия — это святая книга, исходящая прямо от Бога. Ничего нельзя изменить в ней, ничего нельзя отредактировать, ничего нельзя добавить в нее. Но за прошедшие триста лет человек обнаружил множество вещей, которые противоречат Библии.

Действительно, если ваше осознание растет, вы обязательно обнаружите, что написанное две тысячи лет назад или пять тысяч лет назад нужно все время совершенствовать. Должны быть выпущены новые издания. Но каким религиям хватит смелости стать на сторону истины? И таковы не только христиане, то же самое с индуистами, мусульманами, иудеями, буддистами, джайнами. Нет никакой разницы в их мышлении.

Человек свободы свободен от прошлого. И человек свободы свободен также от будущего, ибо вы не знаете, чему предстоит произойти в следую­щий миг. Как вы можете продолжать желать?..

Умирал старик. Это был еврей; его четверо сыновей, которые жили в отдельных домах, были, разумеется, чрезвычайно богатыми людьми. Услы­хав, что отец умирает, они бросились к нему.

Отец умирал, испуская последний вздох на кровати, и, сидя прямо рядом с кроватью, сыновья принялись обсуждать, как доставить его тело на кладбище. Их заботой был не отец — еще несколько минут, и он должен будет уйти навсегда; никогда больше им не встретиться, не узнать друг друга... но не это их беспокоило. Их заботило: «Когда он умрет, как нам транспортировать его тело?»

Младший предложил: «Он всю жизнь хотел иметь «роллс-ройс». И у него достаточно денег, и у нас достаточно денег; ему незачем страдать и подавлять невинное желание. Давайте хотя бы наймем «роллс-ройс», чтобы перевезти его тело на кладбище. В своей жизни он лишен был «роллс-ройса», пусть получит его хотя бы со смертью».

Другой сказал: «Ты слишком молод и не понимаешь денежных расчетов. Это сущая растрата. Он мертв — доставишь ты его в «роллс-ройсе» или в грузовике — какая ему разница? Он не сможет узнать об этом, так зачем транжирить деньги?» Не так уж дорого стоило взять напрокат «роллс-ройс», речь не шла о покупке, но он сказал: «Мое предложение таково: дешевый грузовик так же хорош, как и любой «роллс-ройс», — для мертвого это не имеет значения».

Третий сказал: «Ты тоже еще незрел. К чему заботиться о грузовике, когда грузовик муниципальной корпорации бесплатно забирает любого ни­щего, когда тот умирает? Вынесем его на улицу! Утром муниципальный грузовик с мусором бесплатно заберет его. А нам того и надо! И какое это имеет значение для мертвого — муниципальный это грузовик, взятый напрокат грузовик или "роллс-ройс"»?

В этот самый миг старик открыл глаза и сказал: «Где мои туфли?» Они были обескуражены: «Что ты собираешься делать с туфлями? Зачем выбра­сывать пару туфель? Так или иначе, ты собрался умирать».

Он сказал: «Я пока жив и, возможно, имею в запасе еще несколько вздохов. Подайте туфли; я сам пойду на кладбище. Это самый дешевый и самый разумный способ. А вы все — пижоны и моты».

У людей могут быть деньги, и деньги становятся их оковами. У людей может быть престиж, и престиж становится их оковами. Похоже, все прошлое человечества было совершенствованием: как сделать цепи получше. Но даже если цепи сделаны из золота, все равно это цепи. Внешняя свобода есть просто нескончаемый обман всего человечества политиками.

Свобода — это ваше личное дело.

Она совершенно субъективна.

Если вы выбросите весь хлам прошлого и все желания и амбиции будущего, в этот самый миг вы свободны — словно птица в полете: все небо ваше. Быть может, даже и небо не предел.

Почему же оратор, не раб, спрашивает его? Было бы гораздо уместнее спросить рабу: Скажи нам о Свободе. Нет, оратор спрашивает о свободе более квалифицированно, с большей выразительностью.

Он не заинтересован в том, чтобы быть свободным. Его желание — стать великим глашатаем свободы, ведь все в цепях разных видов, порабощены религиями, политиками, родителями, обществом. Оратор хочет просто при­украсить свои речи, это не подлинный вопрос. Но ответ гораздо более подлинный. Альмустафа ответил:

У городских ворот и у ваших очагов я видел, как вы простираетесь ниц и поклоняетесь своей свободе.

Что вы делаете, когда идете в индуистский храм, мусульманскую мечеть, христианскую церковь или синагогу? — вы поклоняетесь вещам, которые сами же создали. Это демонстрирует полную глупость человека: вначале вы высекаете статую Бога, а потом простираетесь перед ней ниц. Это и есть ваша религия. Почему бы вам, не начать касаться собственных стоп? Разницы нет.

Мусульмане были в затруднении, потому что Мохаммед четырнадцать веков назад обнаружил, что люди Аравии поклонялись тремстам шестидесяти пяти статуям. Кааба была их храмом, и каждый день шло поклонение одной статуе. Даже необразованный Мохаммед смог увидеть глупость этого — вы делаете статуи, а потом вы поклоняетесь им — поэтому он уничтожил все те триста шестьдесят пять статуй.

Я не в восторге от его разрушения. Взамен... то же самое началось снова. Он сам начал это, потому что обнаружил: человек настолько влюблен в собственное страдание, что ему непонятна идея свободы — ведь быть свободным — это быть свободным и от страдания.

В той же Каабе, где существовало триста шестьдесят пять статуй, был также большой прямоугольный камень. Это был не обычный камень, это был астероид. Каждую ночь вы видите падающие звезды — но звезды не падают, и с их стороны хорошо, что они не падают, ведь они так велики, что если бы упали на Землю, то вся Земля исчезла бы, будто ее никогда и не существовало. То, что вы видите и называете падающими звездами, не что иное, как небольшие камни.

Когда Луна отделилась от Земли... В начальные дни Земля не была такой твердой. Она не тверда даже сегодня, ведь если продвинуться глубоко внутрь, то там оказывается пылающая лава. Время от времени она изверга­ется вулканом, но верхняя корка остается прочной. Итак, вначале она не была твердой, и когда жидкая Земля только начинала двигаться вокруг своей оси...

Двадцать четыре часа длится оборот вокруг оси. Прибавьте к этому движение вокруг Солнца — на это требуется триста шестьдесят пять дней. При таком двойном движении части жидкой коры отваливались здесь и там. Там, где вы найдете сегодня большие океаны, — это те места, где отваливались большие куски Земли. Соединившись вместе, они сделались нашей Луной. Эта Луна продолжает двигаться вокруг Земли, но ни в одном религиозном писании мира нет ни слова об этом. Иногда, из-за того, что почти три тысячи камней падают каждые двадцать четыре часа на Землю... Днем вы не увидите их из-за яркого Солнца, но ночью можете видеть. Камень, движущийся к Земле, притягивается гравитацией с такой скоростью, что сгорает от трения; так вы видите свечение и считаете его звездой.

Но иногда падают и большие камни, и Кааба — один из самых больших упавших камней. Из-за того, что он свалился сверху, люди, которые поклонялись тремстам шестидесяти пяти статуям, подумали, что, то был дар от Бога, и поместили его в середину храма. Храм был огромным — естественно, вместить триста шестьдесят пять постояльцев — это был целый пятизвездочный отель! И было просто совпадением, что камень Каабы упал именно там. Мохаммед уничтожил все статуи, но он не смог уничтожить человеческих воспоминаний, он не смог уничтожить человеческих представ­лений. Не находя больше статуй, люди стали поклоняться тому большущему камню.

Похоже, что человек боится быть свободным. Он хочет какого-то отца в небесах, по крайней мере, для жалоб и молитв. Ему нужен Бог как отец на небесах, который будет заботиться о нем. Без Бога в небесах человек чувствует себя потерянным ребенком. Говоря языком психологов, это фик­сация на отце.

Альмустафа говорит: «Я видел, как вы поклоняетесь и простираетесь ниц; определенно, вы поклоняетесь себе — косвенным путем». Простейший способ был бы просто подвесить зеркало, стать перед зеркалом и со сложенными руками повторять любой вид молитвы — еврейскую, санскрит­скую, арабскую, греческую, латинскую. Не используйте известный вам язык, потому что, когда вы знаете язык, ваша молитва выглядит совсем обычно. Когда вы не знаете языка, она таинственна.

...Так рабы унижаются перед тираном и восхваляют его, хотя он и убивает их.

Вы поклоняетесь, словно рабы, восхваляющие тирана, который низвел их от человечества к рабству. И он может убить их в любой миг, ведь раб — это имущество, не личность.

Да, в храмовой роще и в тени крепости я видел, как самые свободные из вас носят свою свободу как ярмо и наручники.

Тысячи лет всевозможного рабства сделали вас такими трусами перед свободой, которая есть ваше право по рождению и которая есть ваше окончательное блаженство. Ваши так называемые храмы, синагоги, мечети и церкви — не символы свободы, это символы вашего рабства, ваших мертвых тиранов. Но даже разумные люди продолжают заниматься тем же самым.

Например, я хотел бы рассказать вам... Махатму Ганди восхваляли по всему миру. Возможно, я единственный, кто смог увидеть его отсталость: он проповедовал ненасилие всю свою жизнь, и в то же самое время поклонялся Шримат Бхагавадгите, индусской библии, единственной святой книге в мире, которая учит насилию. И я не могу представить, как он не видел противо­речия.

Кришна в Бхагавадгите постоянно говорит Арджуне: «На то Божья воля, чтобы ты шел на войну и уничтожил своих врагов». Но так как это была семейная ссора — они были двоюродными братьями, сражающимися между собой, Арджуна и Дурьодхана, — то это было очень странное сражение. С обеих сторон у них были родственники. Это была одна семья — даже деду пришлось выбирать, на чьей стороне быть; даже их мастер, который обучил их обоих искусству лучников, должен был выбирать.

Бхишма известен как один из великих людей Индии, потому что он соблюдал безбрачие всю свою жизнь. А Дроначарья, мастер-лучник, любил Арджуну за то, что тот способен был самостоятельно стать мастером-лучни­ком. Но все же оба они, мудрый Бхишма и великий лучник Дроначарья, решили выступать против Арджуны и его братьев — ведь тех было всего пятеро, а другая сторона насчитывала сто братьев. Выбор Дроначарьи и Бхишмы — выступить за другую сторону — демонстрирует не мудрость, но лишь деловой ум. Видя, что у ста братьев силы больше... всегда хорошо примкнуть к сильным.

Почти вся страна была разделена на две части. Были друзья на той стороне, были друзья на этой стороне. Даже Кришна находился в затруд­нении — он был духовным руководителем всей семьи. Поэтому он нашел способ и оставил выбор за Арджуной и Дурьодханой: «Один может взять меня, а другой может взять мое войско. Выбирайте». Естественно, Дурьод­хана выбрал его большую армию, а Арджуна выбрал самого Кришну своим возницей.

День битвы настал. Обе стороны, миллионы людей, собрались на поле боя, лицом друг к другу. Странное сражение — все они были связаны тем или иным образом друг с другом. Видя все это, Арджуна сказал: «Я не чувствую никакой ценности в этой победе. Убивать родных... ведь на другой стороне тоже мои родные — мой дед, мой учитель, мои друзья, мои родственники — и на моей стороне тоже мои друзья. Все будут убиты.

Даже если я стану победителем над миллионами трупов, сидя на золотом троне, я не буду счастлив. Это люди, которых я любил, это люди, для которых я жил. И только ради королевства и золотого трона?.. Мне очень горько видеть истину своими собственными глазами, я хочу отречься от мира, стать саньясином и уйти в Гималаи. Пускай правят мои двоюродные братья — по крайней мере, никто не пострадает.

Как я могу убить собственного мастера, который на другой стороне? Как я могу убить своего деда, который на другой стороне?»

А Кришна продолжал и продолжал убеждать его: «Религия воина — это битва. Ты делаешься слабым, ты делаешься мягким. Воину вообще не нужно сердце».

Но никакой аргумент не мог убедить Арджуну. Наконец, как последнее средство, Кришна сказал: «На то воля Бога: ты должен участвовать в войне». Если бы на месте Арджуны был я, то не потерял бы столько времени — почему это Бог должен говорить Кришне, а не Арджуне! «Если такова Его воля, Он должен сказать это прямо мне. Я чувствую, что все это совершенно нелепо, и намерен принять саньясу и уйти в горы медитировать».

Но мы всегда признавали посредников: Бог говорит через Папу, Бог говорит через Иисуса Христа, Бог говорит через Кришну. У него определен­ная разновидность почтовой системы; Он никогда не говорит прямо.

Вся Бхагавадгита наполнена аргументами в пользу насилия — даже Бог за насилие. Меня ставило в тупик, что Махатма Ганди, обучающий ненаси­лию, постоянно носил с собой Бхагавадгиту. Он поклонялся Бхагавадгите, каждое утро ее часть декламировалась в ашраме Махатмы Ганди. И он никогда не осознавал того факта, что это единственная книга в мире, которая выступает так открыто за насилие, и даже Бога втягивает в это.

Слепота человека, похоже, безгранична.

Поэтому за тысячу лет, что вы пробыли в цепях, наручниках, вы, очевидно, начали верить, что это украшения, что это воля Бога. Ваши родители не могут быть вашими врагами. Если они берут вас в церковь или храм, они берут вас потому, что любят. Но на самом деле они берут вас потому, что их брали их родители. Это роботообразный процесс, механический. И мало-помалу рабство проникло в вашу кровь, в ваши кости, до самого мозга костей.

Так что если кто-то говорит против Кришны, вы тотчас готовы сражать­ся с ним: он высказался против вашего Бога! — но он высказался только против ваших цепей.

Это и есть причина, по которой меня осудили все страны мира, все религии мира, — ведь я высказываюсь против их рабства. Оно отшлифовано, украшено, и они всегда жили в нем. Их родители и родители их родителей... длинная линия рабов. Как они могут отбросить свое наследство? Вы берете в наследство не что иное, как рабство. Даже если вы не принимаете его серьезно, это все равно серьезно.

Рассказывают, что однажды трое рабби вели беседу о своих синагогах. Первый рабби сказал: «Моя синагога самая передовая, потому что у меня в синагоге, когда я читаю проповедь, людям позволяется курить, сплетничать, разговаривать. Я даю им полную свободу».

Двое других рабби рассмеялись. Второй сказал: «Это ты называешь — передовая? Приходи ко мне в синагогу. Я разрешил им свободно пить спиртное, а когда они напьются, они кричат, вопят, дерутся, а я продолжаю свою лекцию. Вот это свобода».

В синагоге женщины и мужчины не могут сидеть рядом; между ними есть занавеска. И второй рабби добавил: «Занавес убрали. Теперь женщины и мужчины сидят вместе. Я даже не интересуюсь, со своей женой вы сидите или нет. Парочкам разрешается заниматься даже всякими любовными штуч­ками — целоваться, обниматься, — а моя лекция продолжается. Мы вступили в эру свободы».

Третий рабби сказал: «Вы оба идиоты. Вам надо когда-нибудь прийти ко мне в синагогу. Я поместил перед синагогой доску, объявляющую, что в каждый еврейский праздник синагога будет оставаться закрытой. Вот это свобода. Зачем людям тратить время? По крайней мере, в праздник пускай они получат все виды доступных развлечений».

Но это не свобода. Они все еще иудеи. Пока вы не отбросите свой иудаизм, индуизм, джайнизм, ислам, пока вы полностью не очиститесь от прошлого, пока вас не перестанет тиранить мертвое прошлое и сковывать непредсказуемое будущее, вы не свободны. Свобода здесь и сейчас — не вчера, не завтра, но в этот самый миг.

Человек понимания разгружает себя.

И все цепи, которые были тяжелы его сердцу — хотя он и привык к этой тяжести, — исчезают.

Я говорю это вам с полным правом, потому что это мой опыт. В тот миг, как ваши цепи исчезают, у вас начинают расти крылья для неба. Тогда все небо, полное звезд, ваше.

И сердце мое обливалось кровью, ибо вы можете стать свободными, лишь тогда, когда даже само желание искать свободу станет для вас уздой...

Очень глубокое изречение: само желание свободы может стать оковами. Все желания связывают вас; свобода не исключение... по той простой причине, что все желания живут в будущем. Человек, который свободен, даже не знает ничего о рабстве или свободе, он наслаждается своей свободой. Это само качество его бытия.

И сердце мое обливалось кровью, ибо вы можете стать свободным лишь тогда, когда даже само желание искать свободу станет для вас уздой, и вы перестанете говорить о свободе как о цели и осуществлении.

Все цели обязательно в будущем, а все желания исполнения в будущем — не что иное, как прикрытие вашего страдания в настоящем. Ваши «завтра» продолжают давать вам обещания — только один день, и это пройдет; завтра я стану свободным.

Но завтра никогда не приходит, и никогда не приходило. Вы никогда не станете свободными. «Завтра» — это только утешение. Вместо того чтобы нести вам свободу, оно несет вам смерть. А все прожитые вами дни вы жили как раб, потому что вас никогда не заботило настоящее.

Я говорю вам, что настоящее — это единственная реальность. Будущее — это ваше воображение, а прошлое — ваша память. Их не существует. Что существует, - так это настоящий миг.

Быть полностью алертным в настоящем, собрать свое сознание из прошлого и будущего и сконцентрировать в настоящем — это и значит узнать вкус свободы.

Истинно свободными вы станете не тогда, когда лишены забот будут ваши дни и ваши ночи будут избавлены от нужды и горя...

Похоже, человек попал в такую западню. Он не свободен даже так, как птицы небесные или дикие животные из леса. На нем столько оков, и он принял их. Но на самом деле, какая у вас забота сейчас? О чем вы тревожитесь сейчас? Что у вас за боль сейчас?

В этом безмолвии вы абсолютно свободны.

Когда ваши дни свободны от забот, ваши ночи обязательно будут без горя, ведь тот же день отражен в ваших ночах. Если целый день вы волнуетесь, беспокоитесь, жаждете, желаете и чувствуете расстройство, ваши ночи будут кошмарами. Но если вы проживаете каждый миг в его полноте, интенсивно, целостно, — ваши ночи будут спокойными, безмятеж­ными, тихими и умиротворенными. Даже сновидение не обеспокоит вас, потому что сновидение приходит от неосуществленной жизни, от подавлен­ной жизни.

Западная психология совершенно упустила этот момент, особенно пси­хоанализ; он продолжает анализировать ваши сновидения, не заботясь об источнике. Источник этот — ваши часы бодрствования, но вы в таких оковах и в заключении у своей религии, у своей морали, этикета, манер, что вы не можете жить. Все эти неживые мгновения будут возвращаться к вам, когда вы спите, потому что все неживое пробирается в ваше бессознательное. Если же вы живете полно...

Фрейд, очевидно, был бы очень удивлен, если бы приехал на Восток и пошел посмотреть аборигенов, которые живут глубоко в лесах... Я навещал их, и самой удивительной вещью было то, что у них не бывает никаких сновидений. Они знают настоящую глубину и покой жизни. Естественно, утром они более живы, более молоды, более свежи, — они снова готовы встретить день и прожить его весь. Состояние цивилизованного человека прямо противоположно. Он видит сны не только ночью. В любое время сядьте

на свой стул, расслабьтесь, закройте глаза, и какое-то сновидение выплывет.

Вы не живете.

Вы только хотите жить.

Вы надеетесь жить когда-нибудь, надеетесь, что эта ночь не навсегда, что когда-то должен быть рассвет. Но для раба нет рассвета. Ему приходится жить во тьме, даже не осознавая, что есть такая вещь, как свет.

Не считайте свою так называемую жизнь нормальной. Это не жизнь вообще. Вы должны пройти через революцию; и эта революция не имеет ничего общего, ни с какой политикой, ни с какой экономикой. Она связана с вашей духовностью и осознанием — когда ваша сокровенная сущность полна света, ваш наружный свет тоже начинает отражать его.

Истинно свободными вы станете не тогда, когда лишены забот будут ваши дни и ваши ночи будут избавлены от нужды и горя,

Но лишь когда ваша жизнь будет повита ими, а вы подниметесь над ними нагие и без оков.

Из-за того, что это ваши старые-старые компаньоны, они будут снова и снова стараться закабалить вас. Но вы должны всегда быть готовыми стать выше, превзойти их. Вы должны замечать их появление и уметь распрощаться с ними навсегда. Это, по-моему, неотъемлемая суть саньясы. Тогда вдруг вы станете частью этих замечательных деревьев... прекрасных роз, огромных звезд — они все свободны.

За исключением человечества — не существует рабства в мире. И выйти из него не трудно. Дело не в том, что ваше рабство держит вас. Реальность такова, что вы цепляетесь за свое рабство.

Однажды случилось так: я был возле большой реки в половодье, а что-то вроде одеяла двигалось вниз по реке. Один человек, рыбак, сразу же бросился, чтобы поймать одеяло, но, едва схватив его, заорал: «Спасите, помогите!»

Я не мог понять, я сказал ему: «Не понимаю; если одеяло такое тяжелое, брось его».

Он ответил: «Это не одеяло, это живой волк, а я увидел только его спину и решил, что это одеяло».

Я сказал: «Тогда оставь меня в покое».

Но ситуация с вашим рабством не та, что у рыбака; так не бывает, чтобы ваше рабство цеплялось за вас. Рыбак же попал в затруднение потому, что теперь волк вцепился в него.

Ваши цепи — на вашей ответственности.

Вы приняли их; они есть. С полным осознанием скажите им: «Прощайте, вы долго были с нами. Довольно, мы уходим».

Необходимо простое осознание, чтобы обрести свободу, но есть некото­рые шкурные интересы, цепляющиеся за ваше рабство.

Я преподавал в университете и почти двадцать дней в месяц не был в городе, разъезжая по стране. Такой большой отпуск невозможен, но за десять дней я каждый раз завершал месячный курс со студентами. Я спросил их: «Есть у вас какие-нибудь жалобы?»

Они отвечали: «Мы благодарны, потому что на небольшой курс трати­лось два года, а вам потребовалось не более шести месяцев».

Но проректор забеспокоился, так как снова и снова он обнаруживал, что меня не было в университете.

Я изобрел одну хитрость: там были прекрасные деревья, но почему-то все они посохли — осталось только одно дерево, которое все еще зеленело и давало тень, так что обычно я парковал свой автомобиль под тем деревом. Было известно, что никто не должен парковать там свою машину. Раз или два охочие находились, но я просил моих студентов убрать машину... пусть едет куда угодно, но это место зарезервировано. Поэтому всякий раз, как я выбирался из города, я обычно присылал машину с моим шофером, и проректор, видя мою машину под деревом из своего окна, был спокоен: я здесь.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-05-16 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: