От автора перед выходом второй части.

Глава 1

Я синяя птица
Вечером кто-то придет меня поймать, неся серебряную клетку.
Я синяя птица
Я буду петь у чьего-то окна, внутри серебряной клетки.
Из японской песни «Boku wa aoi tori»

Я никогда не думал, что смогу полюбить. Я всегда считал любовь глупостью, считал именно это чувство сказкой. После некоторых событий я понял, что она бывает разной, у меня она какая-то… странная… да, именно странная, но это любовь. Но не будем забегать вперед.

Меня зовут Хидеки Рийо, и я известный художник-портретист. Мои работы приносят мне колоссальный доход, но больше всего я люблю рисовать обнаженных юношей — это приносит мне истинное удовольствие. Жаль, что я почти никогда не общаюсь со своими моделями, которые меня возбуждают, потому что, как показывает практика, эти милые мальчики не разделяют моих увлечений. Я самый настоящий садист. Это у меня в крови, и сначала это беспокоило меня: я оказался геем, да к тому же садистом. Растерявшись тогда, будучи совсем молодым, я ходил к психотерапевту, но сейчас мне абсолютно все нравится. Когда я понял, что среди геев не так мало мазохистов, мне это даже начало нравиться, поначалу… позже все эти игры мне наскучили… Боги… чего я только ни перепробовал! Но это постепенно надоедало по одной банальнейшей причине: мне была невыносима сама мысль о том, что мой партнер мог сказать: «Стоп, хватит, ты перегибаешь палку». Я желал полного контроля, полной незыблемой власти, но как ее добиться, если все, что мы делаем, идет на добровольной основе? Это просто игра… и в игре есть свои правила, но я не люблю правила, если они устанавливаются не мной. Есть клуб, который обслуживает людей, подобных мне. Попасть в него было довольно трудно, но связи меня никогда не подводили. Примечателен этот клуб видом своей деятельности, а, в частности, продажей людей — товара любого пола, возраста и цвета кожи. Я делал тут покупки трижды, и трижды мне не везло: меня что-то не устраивало, и из-за этого мне приходилось возвращать товар за полцены. Сегодня я пришел сюда с целью сделать покупку в четвертый раз.

Все было как всегда: играла тихая и ненавязчивая музыка, красивые девушки и юноши предлагали бокал вина и сигару, можно было пройти в зал для «особых» клиентов, а можно было остаться и ждать аукциона. Я любил аукционы по неизвестной мне причине, хотя, возможно, потому что мог сравнить себя с другими покупателями — преимущественно старыми и уродливыми людьми. Я отличался от них своей красотой и молодостью, но одновременно мы были похожи — мы любили власть. Я облизнулся и подозвал мальчика, стоявшего рядом, попросил вина — он быстро принес мне наполненный бокал и хотел уйти, но я схватил его за руку, из-за чего он вздрогнул. Они тут такие пуганые. Я нежно поцеловал его руку и, когда он на долю секунды расслабился, укусил его за аккуратные пальчики, на что он даже не пискнул. Разжав зубы и притянув его к себе, к слову, он привык к такому обращению, я поцеловал его, кусая мягкие губы, язык и постепенно начиная чувствовать металлический привкус, после чего отпустил его и, бросив мимолетный взгляд, увидел окровавленный рот парня, но он так и не издал ни звука — вот это воспитание! Он лишь спросил: «Еще чего-нибудь, господин? Я к Вашим услугам», а я махнул рукой: он был свободен. Парень что-то еще сказал, но я не слушал. Нужно будет его снять на ночь и нарисовать, уж больно этот мальчишка завел меня.

Признаюсь, я не сказал еще одну вещь — у меня не было секса полгода. Я был весь на нервах — эту пытку я придумал себе сам. Мне было интересно, как воздержание повлияет на мои работы. И повлияло: я начал рисовать пейзажи.

А вот и начало аукциона, сегодня будет двадцать пять лотов, молодые юноши. Все были милы, но почему-то мой взгляд остановился сразу на двенадцатом лоте. Он был как все — с веревкой на шее, в белой тунике и в наручниках за спиной. Явно был под специальными психотропными веществами, которые не позволяли ему осознавать реальность. А значит, не давали возможности сбежать; на нем были наручники для того, чтобы, находясь в бредовом состоянии, он не повредил сам себя и других, а веревка для того, чтобы его не пришлось тащить за ворот или каким-либо другим способом. Ему приподняли тунику и показали со всех сторон, и увиденное тогда запомнилось надолго: хрупкий, щупленький блондин с огромными карими глазами, обладатель бледной кожи с пьяным румянцем на щеках, невысокого роста, с хорошими пропорциями и выглядел так невинно.Он еще и девственник в придачу. Отлично. Мальчик, не познавший ни женщину, ни мужчину – вот что мне нужно. Я решил, что этот мальчик станет моим, но, к несчастью, такое решение принял не я один — у меня были конкуренты. Начальная цена была полмиллиона, за считанные мгновения цена перекатила за десять миллионов долларов. Я пытался не думать о цифрах, поднимал и поднимал цену без раздумий.

— Двадцать миллионов пятьсот тысяч долларов — раз! Двадцать миллионов пятьсот тысяч — два! Три! Продано! Прошу, пройдите после торгов в зал ожидания.

Только теперь я понял, какие деньги выложил за парня. Это огромные деньги! Я столько за три года не зарабатываю! На счету, конечно, есть и побольше, но если все остальные мне больше двух миллионов не стоили… Может, поэтому я от них быстро избавлялся? Нет… Что бы ни случилось, этому парню вот так не повезет.

Зал ожидания не зря назван именно так: я ждал уже больше часа, и к тому моменту, когда администратор соизволил выйти ко мне, я был достаточно утомлен.

— Уважаемый, вы сегодня явно превысили свой обычный бюджет. У вас точно найдутся такие деньги? — что за тон? Ненавижу, когда со мной так говорят.

— Не сомневайтесь. Я могу его забрать, — у меня нет ни малейшего желания с ним говорить, — сразу к делу.

— Люди сейчас стоят дорого, особенно девственники. И что на них такой спрос? Обученные мальчики тоже неплохи, может, попробуете, это и дешевле выйдет? — они действительно хорошие шлюхи, но слишком хорошие рабы, и это чертовски скучно.

— Нет, так неинтересно. Нет настоящего страха, да и мне кажется, что обучить парня самостоятельно будет интереснее.

— А Вы, господин Хидеки, ценитель. Ну что ж, думаю, вы расплатитесь как обычно — через интернет? Буду ждать перечислений. Вот ключ от наручников, мальчика сейчас выведут. — Они начали мне доверять, я, можно сказать, постоянный клиент, да и вообще, даже чисто теоретически, у меня сбежать, не заплатив, не получилось бы… они везде… эти якудза. Но это и не мое дело, я люблю, чтобы по счетам все было заплачено.

Когда моего блондина вывели ко мне, нас уже ждала машина. Я схватил его за веревку и потянул за собой, и из-за того, что я шел слишком быстро, мальчик упал. Черт, какой неуклюжий! Каким-то образом, полупьяный от психоделиков, он встал. Теперь я не стал торопиться. Мы вышли через черный выход. Была зима, шел снег. Он своими босыми ножками ступал по холодной земле. А вот и черный Мерседес — я любитель проверенного и надежного. Я лично открыл двери и, взяв на руки мальчика, сел в машину; он покоился у меня на коленях. Руки не могли успокоиться, хотелось его всего потрогать. Я поднял тунику и почувствовал, как мягка и нежна кожа, еще не познавшая кнута; хотелось его целовать, что я и сделал. Лицо, губы, руки, соски — я всего его покрывал поцелуями, а он стонал тихо и протяжно, я облизал пальцы, ввести их просто так в него не получилось, даже при том, что он был полностью расслаблен. Я пытался его немного растянуть, но бросил это дело, а то возбуждаюсь, а мне еще сутки ждать, пока его ум протрезвеет. Мы приехали к месту. Я решил взять мальчика на руки, отпустил водителя и пошел к дому.

— На-на-на-на… — напевал что-то себе под нос. Я тут подсчитал, что он стоит у меня больше, чем один миллиард шестьсот миллионов иен, и задался вопросами: куда меня потянуло и что в нем такого? Я не понимал, почему повышал цену, не задумываясь. Маленькое сокровище у меня на руках… Какой он симпатичный.

Открывать дверь было довольно неудобно, но я не отпустил мальца, хотя нам предстояло подняться на чердак. На чердаке ему предстояло спать — зимой холодно, летом жарко, на полу лежало тоненькое одеяло, рваная простынь и небольшая жесткая подушка, из освещения — круглое маленькое окошко. Еще там разный хлам и мои неудавшиеся картины. Чердак как чердак. Я бросил парня на пол, тот упал, больно ударившись самым интересным для меня местом, но пока он под кайфом, мне тут делать нечего.

Я направился в мастерскую писать последний пейзаж, пока у меня еще присутствует сексуальное неудовлетворение. Я достал мольберт и краски, вышел на холод, и рука сама двигалась в этом танце красок. Это было красиво… но, увы, это не мой стиль. Всю ночь, не жалея себя, я писал, пока не закончил, а ближе к рассвету зашел в теплый дом и уснул в холле на диване.

Примечание к части

Мельком просмотрев текст, я внесла незначительные изменения, связанные с возрастом Соры. Если Вы заметите где-то упоминание, что Сора младше шестнадцати, прошу, выделите это как ошибку или напишите в отзыве. Я исправлю.

Глава 2

Голова болит, все кружится. Как холодно, я вижу свое дыхание… Я замерз.
Где я? Похоже на… каморку, нет, это чердак.

Я попытался встать, но не получилось. Руки затекли... Они в наручниках? Я закричал. Тишина. Где я? Где? Мне страшно, меня похитили, что ли?

Я помню, как пришел домой, а там были эти люди… помню звук выстрелов и укол… Теперь я тут.

Я попробовал встать еще раз, с пятой попытки получилось, я вижу слабый свет, он с улицы. Я подошел к окну, там стоял человек с мольбертом, рядом лежал фонарь. Этот человек… он рисует, как завороженный. Я кричал, но он не слышал. Его рука летала по холсту, жаль, что я не могу его хорошо рассмотреть.

Стоп. Я связан и нахожусь на чердаке в каком-то доме, судя по всему, рядом никого нет, кроме художника. Значит, это дом художника, а я — заложник художника? Нет, как живописец может держать меня в заложниках? Или может? Я покричал еще раз, а он и вправду не слышит. Я осмотрел себя: за спиной наручники, какая-то непонятная туника и больше ничего, боже, да на мне, кажется, и трусов нет, еще какая-то веревка на шее. Что бы все это значило?

Художник уходит? Может, он за мной? Нет, уже много времени прошло, он, видно, где-то в доме. Я закричал еще раз, безуспешно. Оглянувшись, я заметил одеяло, после чего попытался забраться под него. Что со мной будет? Я уснул со слезами на глазах, но это был спокойный сон.

Тогда я еще не осознавал, что отец и мать — мертвы, а меня продали за их долги. Просто я не понимал этого и не хотел понимать.

Примечание к части

Хочу порекомендовать вам моего любимого автора и поэта, соавтора моих работ.
Если Вам нравятся цепляющие за душу стихотворения, то Вам сюда: https://vk.com/tanyachooprova; https://ficbook.net/authors/1444309
Но если Вы ценитель лишь прозы, так же заглядывайте:https://ficbook.net/authors/Reddish+Sunlight

Глава 3

Утро. Я жутко не выспался, а от дивана все болит, но все же закончил картину. Просто снег, луна и звезды — это получилось красиво. Я посмотрел на часы, хм, мой птенчик, должно быть, уже проснулся. Я поднялся на чердак. Он спал под одеялом, а значит, что он уже приходил в себя… Он мило спит, но ждать его пробуждения я не стану. Я взял его на руки, он открыл свои карие глаза и посмотрел на меня, я смотрел в ответ и начинал спускаться. А когда спустился по лестнице — увидел, как в его взоре понимание сливается со страхом и… он начал бессмысленно кричать: «Отпустите!» — и я отпустил, просто бросил. Он опять неслабо стукнулся.

— Больно же!

— Сам просил отпустить, — я поднял его и перевалил через плечо. Он брыкался, но мне как-то все равно. Это все бесполезно. — Парень, спокойнее, а то получишь.

Я притащил его в холл и опять бросил на пол.

— А нельзя положить нормально? Что за кайф — человека вот так швырять?!

— А вот такой кайф, ничего поделать с этим не могу. Послушай, малец, ты хоть понимаешь, в каком положении сейчас находишься?

— Я понимаю только, что у меня болит голова, я хочу есть, а еще очень болят руки, они и так затекли, да ты меня еще и бросаешь, как вещь!

— Может, потому что ты для меня и есть вещь? Мальчик…

— У меня есть имя! — перебил он меня.

— У тебя нет имени, потому что я тебе еще его не дал. Ты принадлежишь мне. Я купил тебя, я твой хозяин, а ты мой раб, усек?

— Нет, хватит надо мной прикалываться. Меня зовут Тэ… — он не договорил просто потому, что я его ударил. Я сидел в кресле, а он на полу напротив. Мне было очень удобно ударить его ногой по ребрам, или куда я там попал.

— Если тебе так не терпится, пускай тебя будут звать Сора. Очень, кстати, красивое имя.

— Это женское имя, — выдавил он из себя, а потом снова закашлял.

— Тебе подходит, Сора. И это всё — не приколы. Сколько раз мне тебя ударить, чтобы ты понял? Не знаю, каким образом ты попал на человеческие торги, да мне и все равно, ты мой. Я купил тебя за очень приличные деньги. Тебе придется смириться, что теперь ты — моя сексуальная игрушка, а еще и домохозяйка.

— Сексуальная?!! — крикнул он.

— Да, не перебивай, где твои манеры! Если это не был бы наш первый разговор, ты бы уже выл от боли и просил бы прощения. Итак, да, сексуальная. А зачем еще покупать таких симпатичных мальчиков? И чтобы тебе и мне жилось комфортно, ты должен соблюдать правила. Во-первых, обращаться ко мне строго в уважительной форме и называть меня хозяином. Во-вторых, не перебивать. В-третьих, не смотреть на меня так нахально, а глаза чуть опущены, но ничего, я заставлю тебя бояться моих глаз. В-четвертых, ты должен стоять или сидеть на коленях и никак иначе, когда разговариваешь со мной. И многое другое. Походу разберемся. Ты готовить умеешь?

— Немного, — тихо ответил он.

— Вот и хорошо. Я сниму с тебя наручники, а ты приготовишь нам завтрак. Хорошо?

Он промолчал, но было видно, он согласен на все, лишь бы его руки освободили. Я обошел его и хотел было расстегнуть оковы, как мне захотелось все же показать ему, что его ждет в дальнейшем.

— Ты же есть хочешь?

— Да, очень.

— Сделай мне минет, — прошептал я ему у самого уха. Жаль, мне не удалось увидеть его лицо в тот момент, — ты же хочешь есть, так вот перекусишь.

— Я не буду этого делать! — истерично заявил он. Я поцеловал его в губы.

— Ты сделаешь это. Я не расстегну тебе наручники, пока не сделаешь. А без рук есть ты не сможешь.

— Я не буду. Не буду. Нет.

— Хорошо, — я пнул его, он упал лицом на ковер. Веревку у него на шее я привязал к ножке дивана, да так, что он не мог подняться.

— Скажешь, когда созреешь.

Я набрал номер моего любимого ресторана и заказал еду, они меня знают, я у них VIP-клиент. Через полчаса мне все доставят. Мне казалось, что буду нервничать с ним, но я был на удивление спокоен: все равно он от меня никуда не денется, а похудеть ему стоит, я люблю, когда у мальчиков видны ребра. Он скоро сдастся.

— На-на-на-на-на-на… — что за приставучая мелодия?

Примечание к части

Глава 4

Он сказал, что я — раб. Он дал мне какое-то непонятное имя, а сам представился моим хозяином. «Сделай мне минет!» — так и звучит в моих ушах эхом. Какое неудобное положение. Этот человек настроен серьезно. Я — его сексуальная игрушка. Хм… Я знаю, что это не розыгрыш, но просто так смириться с этим не смогу. Как хочется есть. Сдаться ему? Нет! Но и просто так тут не полежишь. Что делать? Дверной звонок. Я хотел закричать, но, видимо, художник это предвидел — он надавил коленкой мне на спину, а когда я открыл рот от боли, он очень быстро надел на меня кляп в виде шарика.

— Даже не думай кричать, Сора.

Я не Сора! Я Тэкуми! Уэда Тэкуми! Не Сора… Как приятно пахнет. Что-то необычайно вкусное ему принесли. Он ел тут, на диване, и сверлил меня взглядом. Я вспомнил его лицо, когда он меня нес. Первая мысль была: «Какой красивый мужчина». В его лице читались гармония, сила, власть и одиночество… Правда, я увидел сначала одиночество, а потом я уже его не видел, но, может, я просто не смотрел внимательно. Он одинок? И почему мне должно быть его жалко? Но эти глаза… они такие пустые, будто чего-то ищут. Может, ему нужна власть, чтобы заполнить пустоту в этих глазах? Хватит об этом думать, он плохой человек! Он очень плохой человек! Его не может быть жалко, но плохой человек не может быть художником. Я всегда так думал и сейчас… думаю…

Чтобы творить, нужно иметь что-то там, внутри. Но, может, он — не художник, а просто так вышел побаловаться? Я попытался осмотреть комнату и увидел тот самый мольберт с картиной; у меня не получалось полностью рассмотреть её, но даже маленькая ее часть была прекрасна. Он художник, да еще какой!

— Ты что на мою картину засмотрелся? Ха-ха! Ну и как она тебе? А, черт, ты же говорить с кляпом не можешь, но мне как-то все равно на твое мнение, вышло неплохо.

Неплохо? Это было восхитительно! Этот темный лес в ночи под звездами. Там должна быть еще луна, но ее я не видел. Я даже забылся. Тэкуми! Вспомни о своем бедном пустом желудке и о той просьбе, а скорее, приказе. Я не могу тут вечно так сидеть.

Примечание к части

Глава 5

Сора задергался: что-то хотел сказать. Я подошел к нему и снял кляп.

— Я согласен.

— А сразу нельзя было? — я отвязал веревку и потянул вверх, чтобы он поднялся. — И раз ты согласен, называй меня хозяином.

— Хорошо, хозяин, — как он забавно улыбался, лисенок явно что-то задумал, но раз это наш первый день, то пускай вытворяет все, что в голову взбредет — всегда нужно учиться на ошибках.

Я сел в свое любимое кресло, а Сора подполз ко мне на коленях. Он сказал, что согласен, но в его глазах читается неописуемый страх и отвращение. Долго будет мучиться перед тем, как начать. Я уже возбужден, хоть и слабо. Не имея рук, а я помогать не собирался, ему пришлось расстегнуть ширинку ртом, но он все никак не мог схватить «собачку». Мне была приятна эта его возня. Вот он расстегнул «молнию» и пуговку; трусов я не носил. И снова эти пустые глаза. Я облизнулся.

— Начинай, Сора, — мои слова он воспринял будто удар — его шарахнуло. Он дернул головой и готовился закрыть дверь для своих чувств и эмоций — так всегда делали другие рабы, но этот должен все чувствовать. — Сора, мальчик мой, посмотри мне в глаза.

Он поднял взгляд, и я улыбнулся: он смотрел. Безмолвная сцена… я наклоняюсь к нему и целую, не отводя глаз… он отвечает, но через полминуты осознает, что делает. И отстраняется от меня; жутко краснеет. А я уже устал ждать.

— Приступай! — сказал я таким голосом, что его всего передернуло. Он облизнул мой член, будто пробовал леденец; сначала он только лизал, было немного приятно, потом он решился и осторожно взял его в рот. У него такое лицо было, будто его сейчас вырвет, но он молодец.

— Языком активнее двигай, что ты, как черепаха, а зубы полностью убери, — зря я это сказал. Этот гаденыш укусил меня! Я не скажу, что это было для меня таким уж сюрпризом, но больно-то как. — А, черт, ублюдок, задолбаю же, — и еще много мата.

Я сразу ударил его по лицу. Встал, застегнул ширинку и просто ударил ему по почкам со всего размаху. Надеюсь, что инвалидом он у меня не станет. Сколько раз себе говорю: не бить по органам, но что-то забываю. Я еще немного его поколотил ногами, а потом решил воспользоваться другим средством, снова надев на него кляп. Попытался поставить его на ноги, но он отказывался стоять. Ладно, просто потащу за волосы, нужно будет ему их отрастить, а то за короткие трудно таскать. Он кричал, но благодаря кляпу, это не резало уши; я наслаждался его мычанием.

Примечание к части

Глава 6

Он потащил меня за волосы. Он мог тянуть меня за руку или ногу, но выбрал самое болезненное — волосы. Я отталкивался ногами о пол, чтобы уменьшить боль, чтобы поскорее он дошел до места. А интересно, что он задумал? Он тащил меня через всю прихожую к выходу. Он остановился, чтобы надеть обувь, и мы вышли на улицу: шел сильный снег, а я все в той же тунике. Она совсем не грела; может, если бы я был в одежде, так холодно и не было бы. Он спустился с крыльца и обошел его, я был почти как раз ростом c его высоту. Ту веревку, что у меня на шее, он привязал к перилам так, что мне приходилось стоять на цыпочках, чтобы дышать.

— Не сильно бы хотелось, чтобы ты у меня простыл, постоишь так два часа, может, одумаешься.

Он куда-то ушел и через несколько минут вернулся, но уже в теплой куртке и с горячим чаем в одной руке и сигаретой в другой. Он долго смотрел на меня, а я пытался смотреть на него. Все тело постепенно замерзало и немело.

— Сначала тебе просто холодно; затем легкое онемение: твоя кожа краснеет, ты чувствуешь странное тепло, а за теплом приходит жгучая боль по всему телу. И тогда бледнеет кожа. Хотя, честно, я могу и ошибаться в порядке, главное — боль все равно придет. Ну вот скажи, ты меня укусил, мне было больно, а тебе еще больнее. Ты доволен? Тебе все равно придется это сделать. Ты просто еще не знаешь, на что я способен.

Когда он закончит эту болтовню? Как холодно, а еще и получаса не прошло. Да и к тому же все болит; он меня всегда так бить будет? Думаю, что нет. Я же не знаю, на что он способен. Когда он докурил и выпил свой чай, то вернулся в дом. Я остался один. Мне было сложно стоять, а воздуха не хватает, если подумать, то я могу вообще не тянуться за воздухом и… умереть? Нет, нет! Я не умру! Я не умру, а значит, буду жить как раб? Голод о себе опять напомнил. Хотелось закричать: «Стоп, хватит, я так не играю!» — но это все бессмысленно. Я никому не нужен, ведь родители мертвы — а больше у меня никого нет, даже разных там теть и дядь. Мои мама и папа были единственными детьми в семье, а их родители уже умерли. Я один во всем мире; на глазах опять слезы. Да, я плакал, а что мне еще оставалось. Почему такие люди, как он, вообще существуют? Я не могу понять, почему им нравится боль других? Остановись! Прошу тебя, хозяин, останови эту игру и дай жить спокойно. Почему именно я? Я расплачиваюсь за грехи своих родителей? Не желаю! Как такой красивый и творческий человек, как он, может быть таким уродом в душе? Он смеется… я слышу его смех. Он такой приятный, если не знать, над чем он смеется. Теплый и ласковый смех, будто он шутит в кругу близких, но нет, он смеется над моими слезами, над моей болью и отчаяньем. Ненавижу его! Это все сон, это все кошмар, меня тут нет.

Как он и обещал, мне больно. Я кричал, но моего крика не было слышно. Я плакал, но до моих слез никому не было дела. Он вышел вновь: у него в руках была кастрюлька с водой. Он облил меня ледяной водой, и вот сейчас началась настоящая пытка. Он видел боль в моих глазах, и ему это нравилось. Почему ему это нравится, я не понимал.

— Осталось всего двадцать минут, я тут с тобой постою. Ты не против, Сора?

Меня зовут… а, черт с этим. Может, и вправду ему подчиниться, тогда не будет больно? Стать послушным Сорой, а когда придет время, Тэкуми сбежит? Он меня в любом случае растлит, нет, неподходящее слово, он меня изнасилует.

Я был мокрый, холодный. Руки дрожали от боли, как, в общем, и все тело, и в этот момент я захотел секса, но это желание у меня быстро отпало. Я захотел этого на секунду только потому, что… слишком долго представлял себе это. Как я буду кричать от боли, а потом от удовольствия, но вряд ли с садистом я получу приятные ощущения. Эти люди отличаются от всех остальных. Все для них; они в центре вселенной, а такие, как я — просто развлечение. Мои ноги меня не держали: слишком было холодно, и я упал. Я пытался встать, но не получалось, а хозяин смотрел на часы и не двигался. Я задыхался, попробовал подняться — один глоток воздуха и снова удушье, а он все смотрел на часы… Кажется, я теряю сознание, и вот он меня держит на своих сильных руках.

— Ровно два часа. Тебе повезло.

Как я его ненавижу, а от него так приятно пахнет. Наверное, дорогой парфюм.

Примечание к части

Глава 7

Как я и обещал, он провел в таком положении два часа, и могу точно сказать, что он больше кусаться не будет. Я тут подумал, что иногда можно с ним будет попробовать и метод «пряника», а не только «кнута». Он слишком дорого стоит, и я хочу, чтобы из него вышел идеальный раб. Я зашел в теплый дом и направился на кухню; на этот раз мягко положил его на пол и снял кляп.

— Что ты любишь из еды, Сора?

— Сладкое: кексы и торты разные, конфеты, шоколад, карамель.

— Давай так, если до конца дня, включая ночь, ведешь себя, как подобает, так и быть — куплю тебе чего-нибудь вкусного, хорошо, сладкий мой?

— А сейчас есть?

— С тебя еще причитается.

— Снимите, пожалуйста, хозяин, наручники.

Я посмеялся. Он понял, что пока не доделает начатое, то ничего ему не видать, поэтому, собравшись с мыслями, мальчик решился сделать это. Черт, мне нравится минет от девственника. Это как-то неумело, но чертовски приятно, он не особо старался, но приходилось, ему хотелось, чтобы я побыстрее кончил. А я специально не кончал, пусть учится, чтобы я даже сдерживать себя не мог. Я не помогал ему и не контролировал его голову, как обычно люблю. Я строго для себя решил, что мне плевать, из чего сделан этот материал — я вылеплю из него идеальную игрушку для траха. Он не знал, как все правильно нужно делать, но я позже ему это объясню, а сейчас пускай сам выкручивается. Наконец я устал терпеть и кончил ему в ротик и, конечно, не позволил ему выплюнуть мое семя. Заставил проглотить. Он закашлялся.

— Ты же хотел есть? И как тебе на вкус?

— Бесподобно, хозяин, — а он не умел лгать и льстить, его сарказм был ничем не прикрыт.

Хотите, скажу по секрету: я ни разу не пробовал сперму на вкус, ну только если не через поцелуй, да и это не считается — она моя. Просто я никогда не делал никому минета, а еще никогда не был пассивом, хоть и гей с пятнадцатилетним стажем. Я никогда не позволял завладеть собою, я всегда владел другими, но это бессмысленное отступление, вернемся к Соре.

Я осмотрел холодильник в поисках еды и ничего не нашел готового, но есть овощи.

— Держи, сделаешь себе салат, — я не забыл о наручниках, снял их и увидел на лице Соры что-то наподобие счастья и облегчения. Может, наручники станут хорошим атрибутом в играх, раз он их так не любит.

Я сидел на стуле, наблюдая, как он режет овощи, но вскоре мне стало скучно, и я впал в некий транс. Я думал о своей будущей работе. Вот трахну Сору сегодня ночью и смогу спокойно работать в своем старом направлении. Пока заказы на портреты я отклоню, позже ими займусь, а сейчас хочу рисовать мальчиков. Я думал, какую модель пригласить, и из головы не выходил мой последний бывший. Я бросил его, потому что он мне наскучил, и еще у меня было желание причинить ему психологическую боль, он же любил меня. Наверное, его и приглашу, посмотрю, как он помучается при виде меня, я просто уверен, что его чувства еще не прошли. Я достал из кармана сотовый и нашел его имя — Кунайо Микку, набрал:

— Кунайо слушает.

— Ми-тян, ты опять не смотришь, кто тебе звонит?

— А? Хидеки-семпай? Простите, простите! — как сразу изменился его голос.

— Не извиняйся, ты бы мог зайти ко мне послезавтра?

— А я могу знать — зачем?

— Нет, просто приходи.

— Хорошо, господин.

— Ха-ха! Я тебе уже давно не господин. Буду ждать тебя, Ми-тян, — я повесил трубку. Как я и думал, столько времени прошло, а он все такой же.

Пока я говорил с Микку, Сора уже сидел за столом и поедал салат. Моя вина, что я не объяснил ему все правила этого дома. Я встал и подошел к нему сзади, резко выдернул стул из-под него, он упал.

— А! Больно! Зачем вы это сделали?

— Все просто: не потерплю, чтобы какой-то отброс сидел там, где ему не полагается. Твое место на полу — ешь на полу, а стулья, кресла, диваны и кровати для тебя — закрытая зона, пока я сам тебя туда не приглашу.

— Есть на полу? Я же не домашнее животное!

— Ты в этом так уверен? Ладно, закрыли тему, ты меня понял.

Он сел на пол и продолжил есть. Мне было скучно, и я решил еще немного повеселиться. И заодно проверить его послушание.

— Перестань есть. А теперь очисти тарелку: сбрось еду на пол.

— Я голоден…

— Делай, как я сказал, или о еде в течение двух дней и мечтать не вздумай.

Он мне верил, он верил, что я сделаю так, как сказал. Он перевернул тарелку, и салат упал на пол.

— Вымой за собой посуду.

Он тихо и послушно направился к раковине. Я встал и включил горячую воду. Сора положил тарелку и хотел ее начать мыть, но вода его обожгла. Он понял сразу, что включить холодную я ему не дам, и опять встал неподвижно. Раздражает.

Примечание к части

Глава 8

Какая вода горячая, но он меня не отпустит, пока я не вымою посуду. Я мешкал, но он решил меня поторопить: схватил мою руку и сунул ее под воду; я закричал. Было так горячо! Больно, больно…

— Прошу, отпустите! Я сам… сам…

Он отпустил меня, эта улыбка на его лице… она слишком милая для садиста. Рука покраснела. Я продолжил мыть посуду, к горячей воде постепенно привыкаешь, но всё же… Я все вымыл и в какой-то странной надежде посмотрел на него.

— Ты же голоден. Почему не ешь?

— Что?

Он указал на пол, где лежали остатки салата. Есть с пола? Мне стало не по себе, я бросил на него мимолетный взгляд и понял, что сопротивляться нет смысла. Я не смогу терпеть долго голод и буду есть, как собака. Почему я такой слабый? Я мог бы просто заморить себя голодом, и все… и все. Я сел на пол, поднял листок салата и положил к себе в рот.

— А без рук можешь?

Без рук… точно собака… я просто щенок, говорил я себе, но это не помогало. Я ЧЕЛОВЕК! Но я ел. Ел, чтобы он смотрел и наслаждался зрелищем. Я все съел, я съел это унижение, но впереди меня ждали еще большие испытания. Почему я не могу до конца убить в себе эту гордость? Не будет гордости — не будет боли.

— Молодец, Сора. Хороший мальчик, — сказал он мне это таким голосом, как обычно хвалят щенка за то, что он принес мячик. — А теперь тебе нужно принять ванную.

Принять ванную? Он хочет, чтобы я был чистым, чтобы сделать меня грязным потом? Эта дурацкая веревка все еще висела у меня на шее, просто так ее не снимешь. Он потянул за нее, и я последовал за ним. Пожалуй, теплая вода мне не повредит, мне кажется, что я заболел. Голова кружится немного, то жарко, то холодно. Я уже подумал, как один смогу расслабится. Ванная комната была просто огромна, да и сама ванна тоже. Ну и что ещё ожидать от такого богача. Он включил воду. И пока она набиралась, я заметил в его руках маленький ножичек. Что он задумал? Потянув за веревку, приблизил меня к себе очень близко. Он… что он хочет со мной сделать? Он хочет меня порезать? Нет, я начал вырываться, но веревка никуда не давала от него деться. Он занес ножик, и я упал на пол. Он перерезал веревку, а раз я вырывался — то вот и упал. Хорошо, что не ударился. Он наклонился ко мне и разрезал тунику. Я был полностью голым пред ним.

— А вот и вода набралась.

Я ждал, пока уйдет, но нет, он начал раздеваться.

Я не мог поверить, он сделает это со мной здесь? Я невольно смотрел на его пах; чтобы не видеть — закрыл лицо руками. И почувствовал, как он меня поднял на руки. Я весь задрожал.

— Спокойнее, малыш. Сейчас просто расслабься.

Расслабиться? Я почувствовал теплую воду, а еще ощутил, что лежал на чьем-то теле.

Примечание к части

Глава 9

Я смеялся про себя. Он, как лист поздней осенью, трепетал, лежа на мне. Я обнял его. От того, что он дрожал, я начал возбуждаться. Теперь ему было еще больше не по себе, когда я упирался в него. Но что поделать, сам виноват.

— Научись расслабляться. Чем больше меня боишься, тем больше заводишь меня.

Он такой забавный, когда я начинаю говорить с ним фальшиво-ласковым, наигранным голосом, он еще больше пугается. Его волосы мирно лежали на воде и были такими мягкими, что я принялся накручивать их себе на палец, а затем отпускал. Запустил руку ему в волосы и почувствовал, как он весь сжался.

— Зачем ты меня дразнишь, а?

— О чем вы?

Я взял волосы в руку и начал их медленно тянуть; он поддавался. Я кусал его шею, а он все дрожал, возбуждая меня: у него будто все тело вибрировало. Я отпустил его и отстранился от шеи, очень крепко обнял и так опустился в воду, что я мог дышать, а он — нет. Я держал его за шею и за живот: он не мог вырваться. А я смотрел, как он задыхается. Это было так красиво. Мой член еще больше упирался ему в спину. Я немного приподнялся, чтобы он мог глотнуть воздуха; он же посчитал, что пытка закончилась. Зря… Я опустил его в воду снова. Он начал меня царапать, но перестал, когда я сильнее сжал его шею. Он попытался лежать смирно, но у него это не получалось. Сора только сильнее вырывался и вырывался, тратя воздух. Я снова дал ему глотнуть спасительного кислорода — и снова в воду, но сейчас просто так он у меня оттуда не выберется. Поначалу он не вырывался, но когда воздуха было на пределе, инстинкт самосохранения заставлял его сражаться. Когда силы начали его покидать, я вытащил его: он сразу не задышал, но удар по легким, и он снова со мной.

— Пожалуйста, перестаньте. Я ничего не сделал.

— Мне просто захотелось, вот и все. Если я буду тебя наказывать только тогда, когда ты в чем-то виноват…

Я не закончил мысль. Нет нужды. Мне захотелось — я сделал. Он более-менее успокоился, я собирался уже начать мыться, пока мне не захотелось еще кое-что проверить. Я просунул одну руку между нами, в воде это было легко сделать. Он почувствовал и напрягся, зря. Я нащупал его ягодицы, а затем и цель моего поиска. Я снова крепко держал его, чтобы не вырывался, и гладил пальцами заветную дырочку, слегка нажимая. Он начал очень тихо постанывать, но я услышал. А это только от поглаживания.

— Чувствуешь? Приятно, да? Ох, ты весь покраснел, не нравится, когда тебя трогают в столь интимных местах? Назови меня хозяином.

— Хозяин, пожалуйста…

Я перестал. Достал губку и намылил ее. Мы перестроились так, что я мог спокойно натирать ему спину, руки, живот и грудь. Я тер достаточно сильно, но он терпел.

— Встань, нужно ноги намылить.

— Я сам могу.

— Мне тебе руки связать, чтобы ты понял, что сам не можешь?

Он встал. Сначала стоял ко мне спиной. Я, как положено, намылил ему ноги и кое-что еще. Он сразу развернулся, но, встретившись с моими глазами, передумал вякать. Закончив, я развернул его к себе лицом, точнее, я сидел, а он стоял. Ему было стыдно, и он сначала закрывался руками, но я их быстро убрал и начал намыливать медленно. Он получал удовольствие вперемешку со стыдом, но это было не так весело. Я тоже встал, чтобы намылить ему голову. Какие всё же мягкие волосы… мур. Для него это было унижение, а я только наслаждался. Мне понравилось его мыть. Осталось только ополоснуть водой и вымыться самому. Я смыл с него мыло и укутал в теплое полотенце.

— Постой пока тут.

Я включил душ.

Примечание к части

Поделиться:

Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2022-11-01 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных