СЕРЕЖА
СЕРГЕЙ
МАТЬ
ДЕД
ЛЮБИМАЯ
ЖЕНЩИНА
ТАНЯ
АКТЕР - играет все остальные роли
Темно. Загорается одна звезда, потом другая, третья...
Постепенно возникает весь небосклон, усеянный звездами.
Космос. Вселенная. Мироздание.
Последним на небе появляется месяц. Пауза. Изредка стрекот кузнечика или кваканье лягушки только подчеркивают тишину. Пауза такая, чтобы каждый ощутил себя в мироздании.
ГОЛОС МАЛЬЧИКА- Дедушка, а кто это месяц на небе повесил?
ДЕД(спросонья, но сразу)- Месяц? Его туда Федосий Иванович повесил.
МАЛЬЧИК- А кто такой Федосий Иванович?
ДЕД(ворочаясь)- Федосий Иванович сапожник, вот поедем с тобой во вторник на базар, я тебе покажу его - толстый такой... Спи, Сергунь...
Дед заснул, а Сережа, глядя в небо, в ритм вздохам ночи складывает стихи из того, что видит, и они льются у него медленно, свободно, как дыхание...
Задремали звезды золотые, Задрожало зеркало затона, Брезжит свет на заводи речные
И румянит сетку небосклона.
Улыбнулись сонные березки,
Растрепали шелковые косы. Шелестят зеленые сережки,
И горят серебряные росы.
У плетня заросшая крапива Обрядилась ярким перламутром И, качаясь, шепчет шаловливо:
"С добрым утром!"
ДЕД(проснувшись)- С добрым утром. (Зевает.)
СЕРЕЖА(удивляясь самому себе)- Дедушка, а я стихи сочинил.
ДЕД- Да? А ну-ка... (Идет умываться)
Начинается рассвет.
СЕРЕЖА-
Не напрасно дули ветры,
Не напрасно шла гроза.
Кто-то тайный тихим светом Напоил мои глаза.
С чьей-то ласковости вешней Отгрустил я в синей мгле
О прекрасной, но нездешней, Неразгаданной земле.
Не гнетет немая млечность,
Не тревожит звездный страх. Полюбил я мир и вечность,
Как родительский очаг.
Дед замер. Вода капает из ладоней. Долго смотрит на Сергея.
ДЕД- Тьфу, е...Пустое дело...Ну, а если тянет...Пиши про рожь...Но больше про кобыл...
Берет тару с зерном и идет сеять. Сергеи же воспринял слова Деда, как задание, которое надо выполнить.
СЕРЕЖА (сочиняя)-
И невольно в море хлеба Рвется образ с языка:
Отелившееся небо
Лижет красного телка.
Бежит за Дедом.
СЕРЕЖА- Дедушка! Дедушка! Отелившееся небо
Лижет красного телка!
Оскальзывается, падает, широко раскинув руки, и лежит так, обняв землю. А Дед идет по огромной земле, и с размаха кидает в нее зерна хлеба. Рассвело и вид такой, что действительно кажется, будто небо ласково лижет землю, как корова языком. Музыка. Песня. Раздольная, спокойно-мощная. И по мере того, как растет песня, все дальше и дальше идет Дед. И вот он уже идет не по земле, а по небу, и разбрасывает не зерна, а звезды, но все так же хитро улыбается щербатым ртом. Закончив, вешает лукошко, как луну.
СЕРЕЖА (лежа, глядя в небо, обалдев)
Под красным вязом крыльцо и двор,
Луна над крышей как злат бугор.
На синих окнах накапан лик:
Бредет по туче седой старик.
Он смуглой горстью меж тихих древ Бросает звезды - озимый сев.
Взрастает нива, и зерна душ
Со звоном неба спадают в глушь.
Я помню время, оно, как звук,
Стучало клювом в древесный сук.
Я был во злаке, но костный ум
Уж верил в иоле и водный шум.
В меже под елью, где облак-тын,
Мне снились реки златых долин.
И слышал дух мой про край холмов
Где есть рожденье в посеве слов.
Сергей медленно встает, а за ним медленно встает рожь, целое поле ржи.
И из него слышится смех. Кажется, что это поле радуется своему рожденью. Но затем из него появляется счастливая девичья головка, и понятно, что смеялась она. Это - Любимая. Она очень красива в этом поле. Сергей подходит к ней, срывает колос.
СЕРЕЖА - Хорош урожай. По соку видно, вишь как пенится.
Любимая срывает сипни василек, вертит его в руках. Затем со смехом кидается в рожь.
ЛЮБИМАЯ- Ищи!
СЕРЕЖА(улыбаясь)- Где ты?
ЛЮБИМАЯ- Ау!
Смеется и убегает. Наконец Сергей настиг ее.
СЕРЕЖА- Вот возьму и вырву твои глаза. Вырву и к сердцу приколю. Они синей васильков у тебя.
ЛЮБИМАЯ- Не мели зря.(Зажимает ему рукой губы) Ведь я ослепну тогда...
СЕРЕЖА- А я тебя водить стану...
Объятия. Поцелуй. На краю поля появляется Мать. Любимая ныряет в рожь.
МАТЬ- Ты нынче опять у барыни был?
СЕРЕЖА- Да.
МАТЬ- Чего же вы там делаете?
СЕРЕЖА- Читаем, играем...(Пауза.) Какое тебе дело, где я бываю!
МАТЬ- Мне, конечно, нет дела, а я вот что тебе скажу: брось ты эту барыню, не пара она
тебе, нечего и ходить к ней. (Пауза.) Ишь ты, - нашла с кем играть.
СЕРЕЖА (помолчав, твердо)- Я еду завтра на яр с барыней.
Пауза. И, как бы прерывая возражения, Сергей обнимает мать и ласково-ласково просит
Разбуди меня завтра рано,
О моя терпеливая мать!
Я пойду за дорожным курганом Дорогого гостя встречать.
Я сегодня увидел в пуще
След широких колес на лугу.
Треплет ветер под облачной кущей Золотую его дугу.
На рассвете он завтра промчится, Шапку-месяц пригнув под кустом,
И игриво взмахнет кобылица
Над равниною красным хвостом.
Дед, устраиваясь в сторонке на ночлег, аж крякнул от удовольствия, услышав этот образ.
Разбуди меня завтра рано,
Засвети в нашей горнице свет. Говорят, что я скоро стану Знаменитый русский поэт,
Воспою я тебя и гостя,
Нашу печь, петуха и кров...
И на песни мои прольется
Молоко твоих рыжих коров.
Сергеи целует мать, устраивается калачиком у нее на коленях... И опять - звезды... Мать гладит его по голове и запевает, тихо укачивая
Отвори мне, страж заоблачный, Голубые двери дня.
Белый ангел этой полночью
Моего увел коня.
Богу лишнего не надобно,
Конь мой - мощь моя и крепь. Слышу я как ржет он жалобно, Закусив златую цепь.
Вижу, как он бьется, мечется, Теребя тугой аркан,
И летит с него, как с месяца, Шерсть буланая в туман.
Сергеи засыпает. Мать крестит его сонного. Потом перекрестилась сама и, как была на коленях, творит молитву.
О матерь божья,
Спади звездой
На бездорожье
В овраг глухой.
Пролей как масло, Власа луны
В мужичьи ясли
Моей страны.
Срок ночи долог.
В них спит твой сын. Спусти, как полог,
Зарю на синь.
Окинь улыбкой Мирскую весь
И солнце зыбкой
К кустам привесь.
И да взыграет
В ней, славя день, Земного рая
Святой младень.
Целует сына и тихо уходит. А Сергей спит,и ему снится... Чудную, небесную мелодию выводит женский голос. Он звучит как детский, ангельский.
Рожь начинает светиться звездным светом. Все - нереальное, чистое, потрясающее масштабами и тихой спокойной гармонией.
СЕРЕЖА (лежа, с закрытыми глазами, прислушиваясь)-
Чую радуницу божью, -
Не напрасно я живу, Поклоняюсь придорожью, Припадаю на траву.
Пение набирает силу, становится хором. Сергей, все также с закрытыми глазами, начинает подниматься.
Голубиный дух от бога,
Словно огненный язык, Завладел моей дорогой, Заглушил мой слабый крик.
Встает. И, как бы в ответ хору, радостно кричит
Все встречаю, все приемлю,
Рад и счастлив душу вынуть.
Я пришел на эту землю...
ХОР (шепотом) Чтоб быстрей ее покинуть.
Сергеи широко открывает глаза. Из нереально светящейся ржи встают фигуры в белом:
то ли сонм ангелов, толп греческий хор - ведь сон же... Они идут к Сергею. Их лица спокойны, скорее даже покойны, взгляды устремлены на Сергея. Может быть где-то наверху, на качелях, подобных трону, сидит Дед, как Саваоф, Мать, как Богородица, и Любимая, как Дух Святой: Троица - только другая, в понимании Сергея. Хор берет его под руки, ставит под эту картину. Кто-то из хора читает ему поруке, а Сергей озвучивает, как бы переспрашивает сказанное
СЕРЕЖА- Устал я жить в родном краю
В тоске по гречневым просторам. Покину хижину мою,
Уйду бродягою и вором.
Изумлению его нет предела, но Хор кивает, что все он прочел и понял правильно. Кто-то другой, как святое писание, подает ему кленовый лист и Сергей читает свою судьбу дальше.
Пойду по белым кудрям дня Искать убогое жилище.
И друг любимый на меня Наточит нож за голенище.
Хор опять молчаливо подтверждает правильность сказанного. Сергей начинает понимать, что ему открывают его дорогу, пророчат его судьбу.
В это время с неба опускается на землю солнце, как колодезное ведро, может даже со скрипом, и Сергею дают посмотреть в него
Весной и солнцем на лугу Обвита желтая дорога,
И та, чье имя берегу,
Меня прогонит от порога.
Он уже понимает, что все это - правда, что все это - будет. И уже сам хватает известный нам месяц-лукошко, чтобы прочесть дальше
И вновь вернусь я в отчий дом, Чужою радостью утешусь,
В зеленый вечер под окном
На рукаве своем повешусь.
Это ошеломляет его, несмотря на все откровения, которые были до этого.
Седые вербы у плетня
Нежнее головы наклонят.
И не обмытого меня
Под лай собачий похоронят.
Месяц поднимается обратно, на свое место.
А месяц будет плыть и плыть, Роняя весла по озерам,
И Русь все также будет жить, Плясать и плакать у забора.
Хор закрывает Сергею глаза и, едва живого, укладывает на прежнее место. Вся картина: и 'Гроица, и сонм ангелов, и космос исчезают в свете зари. Сергей спит.
МАТЬ- Сережа! Сережа, вставай...Пора...
Мать суетится, собирая сыча в дорогу. Укладывает котомку, периодически выбегает за чем-то.
Сергей отходит от потрясения. Он ощупывает себя, землю под собой, смотрит туда, где происходили события, но теш -рожь, клен, дорога. Смотрит в небо, крестится.
СЕРЕЖА- - Наша вера не погасла,
Святы песни и псалмы. Льется солнечное масло
На зеленые холмы.
Кладет ладони па землю и доверительно сообщает ей свою тайну
Верю, родина, я знаю,
Что легка твоя стопа,
И как открытие, которое он только что сделал
Не одна ведет нас к раю Богомольная тропа.
Все нуги твои - в удаче,
Но в одном лишь счастья нет:
Он закован в белом плаче
И совсем шепотом
Разгадавших новый свет.
Дальнейшее говорит то ли земле, то ли матери, которая суетится поодаль, то ли себе..
Не ищи меня ты в боге,
Не зови любить и жить...
Я пойду по той дороге Буйну голову сложить.
Мать закончила сборы. Подходит к Сергею, подает котомку.
МАТЬ- Приедешь в Москву - сразу же напиши нам. Ну, господь тебя храни.
Сергеи улыбается, целует Мать.
ДЕД- Ну, езжай, бог с тобой!
Обнимаются. Сергеи идет к дороге. Мать и Дед машут ему вслед. Останавливается у клена, оборачивается через плечо.
СЕРЕЖА-
Я покинул родимый дом,
Голубую оставил Русь.
В три звезды березняк над прудом Теплит матери старой грусть.
Я не скоро, не скоро вернусь! Долго петь и звенеть пурге. Стережет голубую Русь
Старый клен на одной ноге.
И я знаю есть радость в нем
Тем, кто листьев целует дождь, Оттого, что тот старый клен Головой на меня похож.
Срывает красный, осенний кленовый лист и бережно прячет за пазуху, на сердце.
Поворачивается, чтобы идти - перед ним другой, взрослый Сергей. Он снимает с мальчишки котомку, взваливает этот груз себе на плечи, и по дороге Сережа идет налегке, легкой походкой. Теперь Сергеи - другой. Оглядывает все, прощаясь, и как бы набираясь сил на трудную дорогу, на бой и драку.
СЕРГЕЙ-
Мир таинственный, мир мой древний,
Ты, как ветер, затих и присел.
Вот сдавили за шею деревню
Каменные руки шоссе.
Так испуганно в снежную выбель Заметалась звенящая жуть.
Здравствуй ты, моя черная гибель,
Я навстречу тебе выхожу!
Город, город! Ты в схватке жестокой Окрестил нас как падаль и мразь.
Стынет поле в тоске волоокой Телеграфными столбами давясь.
Жилист мускул у дьявольской выи,
И легка ей чугунная гать.
Ну, да что же? Ведь нам не впервые
И расшатываться и пропадать.
Идет. В город.
Перемена делается так, чтобы было впечатление, что цивилизация пожирает природу, город вытесняет деревню, уродует ее, и это должно быть отдельной сценой. Пока это происходит, Мать на авансцене с письмом в руках читает
МАТЬ-" Москва - это бездушный город... Куда ни взгляни, взор всюду встречает мертвую почву холодных камней, и только видим серые здания да пеструю мостовую. Да и люди-то здесь совсем не такие, с кем ни поговори, услышишь одно и то же;" Деньги - главное дело", а если будешь возражать, то тебе говорят:" Молод, зелен, поживешь - изменишься". И уже заранее причисляют к героям мещанского счастья, считая это лучшим блаженством жизни. Все погрузились в себя, и если бы снова явился Христос, то он и снова погиб бы, не разбудив эти заснувшие души..."
Свет с Матери снимается, переводится на Сергея.
Он идет по ночному городу, где на месте деревенского клена стоит фонарь. Возле него Сергей и останавливается.
СЕРГЕЙ-
Сторона ль ты моя, сторона!
Дождевое осеннее олово.
В черной луже продрогший фонарь Отражает безгубую голову.
Нет, уж лучше мне не смотреть,
Чтобы вдруг не увидеть хужего.
Я на всю эту ржавую мреть
Буду щурить глаза и суживать.
Так немного теплей и безбольней, Посмотри: меж скелетов домов, Словно мельник, несет колокольня Медные мешки колоколов.
Если голоден ты - будешь сытым.
Коль несчастен - то весел и рад. Только лишь не гляди открыто,
Мои земной неизвестный брат.
Как подумал я - так и сделал,
Но увы! Все одно и то ж!
Видно, слишком привыкло тело Ощущать эту стужу и дрожь.
Ну, да что же? Ведь много прочих,
Не один я в миру живой!
А фонарь то мигнет, то захохочет Безгубой своей головой.
Только сердце под ветхой одеждой Шепчет мне посетившему твердь:
ХОР (шепотом)- "Друг мой, друг мой, прозревшие вежды
Закрывает одна лишь смерть."
Так, бродя по ночному городу, Сергей оказывается у памятника Пушкину. Замирает в благоговении.
Памятник играет персонаж, которого мы называем Актером, поэтому Пушкин получает право вполне свободно реагировать на обращение к нему юного поэта. Сергеи - дерзкий, вдохновенный и пушкинская реакция придаст сцене оттенок мягкой иронии.
СЕРГЕЙ-
Мечтая о могучем даре
Того, кто русской стал судьбой, Стою я на Тверском бульваре,
Стою и говорю с собой.
Это "с собой" вызывает недоумение Пушкина, который явно ждал "с тобой".
Блондинистый, почти белесый, В легендах ставший как туман, О Александр! Ты был повеса, Как я сегодня хулиган.
Недоумение Пушкина растет. А Сергей, как бы в подтверждение своего хулиганства, еще и пытается вырвать у памятника цилиндр, естественно, безуспешно.
Но эти милые забавы
Не затемнили облик твой,
И в бронзе выкованной славы Трясешь ты гордой головой.
А я стою, как пред причастьем,
И говорю в ответ тебе:
Пушкин насторожился.
Я умер бы сейчас от счастья, Сподобленный такой судьбе.
Пушкин смотрит па Сергея, как старый воин на петушащегося новобранца.
Но, обреченный на гоненье,
Еще я долго буду петь...
Чтоб и мое степное пенье Сумело бронзой прозвенеть.
Сергеи вдохновенен, честолюбив, юн. Пушкин скорбен, задумчив, взросл. Так и стоят они рядом -разные поэты России.
МАТЬ (дочитывая письмо) -" Думаю во что бы то ни стало удрать в Питер... Привет всем... Целую. Твой Сергей."
Может быть на остовы домов опускаются шпили, встают колоннады, львы, мосты, превращая Москву в Петербург.
На авансцене, спиной к зрителю, сидит человек. Сергей из глубины сцены, как бы прорываясь к нему через город
СЕРГЕЙ- Александр Александрович! Я хотел бы поговорить с Вами. Дело для меня очень важное.
Вы меня не знаете, а может быть где и встречали по журналам мою фамилию. Хотел бы зайти...
Оказывается на авансцене перед сидящим и начинает читать.
СЕРГЕЙ (объявляет)- "Пантократор"! (объясняя) С греческого - "всемогущий"
Кружися, кружися, кружися, Чекань твоих дней серебро!
Я понял, что солнце из выси –
В колодезь златое ведро.
С земли на незримую сушу Отчалить и мне суждено.
Я сам положу свою душу
На это горящее дно.
Но знаю - другими очами Умершие чуют живых.
О, дай нам с земными ключами Предстать у ворот золотых.
Дай с нашей овсяною волей Засовы чугунные сбить,
С разбег а по ровному полю
Заре на закорки вскочить.
Сойди, явись нам,красный конь! Впрягись в земли оглобли.
Нам горьким стало молоко
Под этой ветхой кровлей.
Мы радугу тебе - дугой, Полярный круг - на сбрую.
О, вывези наш шар земной
Па колею иную.
Хвостом земле ты прицепись,
С зари отчалься гривой.
За эти тучи, эту высь
Скачи к стране счастливой.
И пусть они, те, кто во мгле
Нас пьют лампадой в небе, Увидят со своих полей,
Что мы к ним в гости едем.
Сергеи закончил читать, напряженно ждет. Человек встает со стула, подходит к Сергею.
АКТЕР- Трудно загадывать вперед, и мне даже думать о Вашем трудно, такие мы с Вами разные; только я все-таки думаю, что путь Вам, может быть, предстоит некороткии, и, чтобы с него не сбиться, надо не торопиться, не нервничать. (Сергей ловит каждое слово.) За каждый шаг свой рано или поздно придется дать ответ, а шагать теперь трудно, в литературе, пожалуй, всего труднее. Я все это не для прописи Вам хочу сказать, а от души; сам знаю, как трудно ходить, чтобы ветер не унёс и чтобы болото не затянуло.
Дарит Сергею книгу и медленной, тяжелой походкой уходит в глубину сцены. Сергеи открывает книгу, читает
СЕРГЕЙ-" Сергею Александровичу Есенину на добрую память. Александр Блок."
Из всех щелей, со всего Петербурга на Сергея идут дамы с лорнетами в вечерних туалетах с огромными шлейфами. Канделябры, люстры, лорнеты - все блестит, как глаза у кошек. Сергеи оказывается в центре внимания этого салона, его рассматривают как диковинку.
ДАМА- Господа! Приласкайте молодой талант - Сергея Александровича Есенина. В кармане у него рубль, а в душе - богатство.
Аплодисменты.
СЕРГЕИ (объявляет }- " Преображение".
Облаки лают,
Ревет златозубая высь..
Пою и взываю:
Господи,отелись!
Какая-то непосредственная дамочка залилась смехом.
Перед воротами в рай
Я стучусь;
Это вызывает смех еще у нескольких дам.
Звездами спеленай
Телицу - Русь.
Смех становится всеобщим.
За тучи тянется моя рука,
Бурею шумит песнь.
Небесного молока
Даждь мне днесь.
От дикого хохота чтение прекращается. Дамы берут по бокалу вина и расходятся по всему пространству. Блестят лорнеты и бокалы, шуршат шлейфы.
ДАМЫ- - Господи, отелись... Ха-ха-ха...
- Небесного молока...ха-ха... а мы простого выпьем (пьет из бокала)
- Лучше бы частушки спел...
-...и попохабнее...И-и-и-и-х! Хи-хи-хи. (Хохот, визги.)
СЕРГЕИ (он повержен)-
Ей, господи,
Царю мой!
Дьяволы на руках Укачали землю.
Дамы расползаются по своим щелям, а за ними еще долго тянутся шлеифы, то ли шурша, то ли шипя.
Сергеи пытается подняться с колен. Поднимает себя стихами.
Я нарочно иду нечесаным,
С головой, как керосиновая лампа,на плечах,
Ваших душ безлиственную осень
Мне нравится в потемках освещать.
Мне нравится, когда каменья брани
Летят в меня, как град рыгающей грозы,
Я только крепче жму тогда руками
Моих волос качнувшийся пузырь.
Так хорошо тогда мне вспоминать
Заросший пруд и хриплый звон ольхи,
Что где-то у меня живут отец и мать,
Которым наплевать на все мои стихи,
Которым дорог я, как поле и как плоть,
Как дождик, что весной взрыхляет зеленя.
Они бы вилами пришли вас заколоть
За каждый крик ваш, брошенный в меня.
Сергей бредет по чужому городу. Тихо звучит песня.
Душа грустит о небесах,
Она не здешних нив жилица. Люблю, когда на деревах
Огонь зеленый шевелится.
То сучья золотых стволов,
Как свечи, теплются пред тайной,
И расцветают звезды слов
На их листве первоначальной.
Понятен мне земли глагол,
Но не стряхну я муку эту,
Как отразивший в водах дол Вдруг в небе ставшую комету.
Так кони не стряхнут хвостами
О хребты их пьющую луну...
О, если б прорасти глазами,
Как эти листья, в глубину.
Медленно бредущего Сергея окликает Прохожий.
ПРОХОЖИЙ- Эй, парень, купи щеночка. Недорого продам, всего за пятерку.
Сергей остановился. В глазах показалась какая-то грусть. Он осторожно погладил голову и спину дрожащего щенка.
СЕРГЕЙ- У меня рубль всего. (вынимает монету)
ПРОХОЖИЙ (после некоторого колебания)- Деньги нужны, да и стоять мне некогда. Давай за рубль!
Сергей отдает монету, берет щенка, бережно прижимает его к груди и идет. Но теперь ему не так одиноко. Он ласкает щенка, играется с ним. Щенок должен быть рыжим и обязательно настоящим, живым. Тогда зритель не отрываясь будет следить за этой сценой.
А Прохожий, сняв шапку и шарф, становится Актером, садится на авансцену и прямо в зал рассказывает историю, как бы комментируя происходящее на сцене.
АКТЕР- Вот так и появился рыжий щенок, которому Сергей даже имя свое дал, и звали его Сережка. Рос Сережка бестолковым, но удивительно игривым. Все его очень любили, и Сергей,- иногда оторвавшись от работы, тоже любил поиграть с ним. Научить его ничему не удалось. Люди для него и свои и чужие были одинаковы, и не было смысла держать в комнате такую собаку. Решено было переселить его в Константинове. Много неприятностей доставлял он там своей необузданной резвостью. С его появлением трудно стало загонять овец во двор, врассыпную разбегались куры. На цепь его посадить было невозможно, он не привык к ней, отказывался есть и выл дни и ночи, не переставая. Так и бегал он свободно по селу, гоняясь за овцами, курами, свиньями, вызывая их поиграть с ним. Однажды, бегая по селу, он захотел поиграть с человеком, который нес заряженное ружье. Человек не понял его намерений и пристрелил... Человек не понял его намерений...
Человек не понял...
Высвечивается некое подобие московской квартиры. Входит Сергей.
ЛЮБИМАЯ- Сережа! Принес?
СЕРГЕЙ- Принес. Вот - собаку.
ЛЮБИМАЯ- Какую собаку? А деньги?
СЕРГЕЙ- А деньги - нет.
ЛЮБИМАЯ- А на что мы жить будем? А чем я детей кормить буду? А собаку твою? А за квартиру чем платить? Ты что, издеваешься? Я и так кручусь как заведенная на трех работах, и дом на мне, и дети на мне, а ты...
СЕРГЕЙ- Ну, не ругайся. Давай я тебе стихи прочту, новые... "Не ругайтесь - такое дело Не торговец я на слова..."
ЛЮБИМАЯ- На что мне твои стихи? Я из них кашу сварю? Я в них детей одену? Кому они нужны твои стихи - их не понимает никто!
СЕРГЕЙ- Меня поймут через сто лет.
ЛЮБИМАЯ- Нет - нам пора расстаться!! Меня измучила твоя шальная жизнь!!!
И расходится все больше и больше, видно, что кричит, по не слышно. Сергей стоит, прислонившись к стене, и молчит, но его слышно.
СЕРГЕЙ-
Любимая!
Меня вы не любили.
Не знали вы, что в сонмище людском
Я был как лошадь загнанная в мыле, Пришпоренная смелым ездоком.
Не знали вы,
Что я в сплошном дыму,
В развороченном бурей быте
С того и мучаюсь, что не пойму-
Куда песет нас рок событий.
Детский крик. Любимая выбегает из комнаты, через некоторое время входит с ребенком на руках. Сергеи отклеивается от стены.
ЛЮБИМАЯ- Сережа, ты куда?
Сергеи пытается ответить, но молчит.
ЛЮБИМАЯ - Сережа, это - дочка твоя. Ну, посмотри хоть... Ну, на руки хоть возьми...
Сергеи все-таки уходит. Молча идет какое-то время. Оборачивается назад. Видит как какой-то мужик, тщательно вытерев ноги, тихо вошел в их жилище. Пауза.
СЕРГЕЙ (очень серьезно) - Грубым дается радость.
Нежным дается печаль...
Еще некоторое время идет. Питом, преодолевая боль, пытается улыбаться и напевать
Грубым дается радость. Нежным дается печаль.
Мне ничего не надо,
Мне никого не жаль.
Жаль мне себя немного, Жалко бездомных собак. Эта прямая дорога
Меня привела в кабак.
Так, напевая и приплясывая, он оказывается в "кабаке", в кафе поэтов "Стойло Пегаса". Его радостно и шумно встречают, подтягивают его песню, начинают плясать, отрываясь кто во что горазд. С каждым куплетом и песня и танец расходятся, создавая впечатление загула.
Что ж вы ругаетесь, дьяволы? Иль я не сын страны?
Каждый из нас закладывал
За рюмку свои штаны.
Мутно гляжу на окна.
В сердце тоска и зной.
Катится в солнце измокнув, Улица передо мной.
А на улице мальчик сопливый. Воздух поджарен и сух.
Мальчик такой счастливый
И ковыряет в носу.
Ковыряй, ковыряй, мой милый, Суй туда палец весь,
Только вот с эфтой силой
В душу свою не лезь.
Я уж готов. Я робкий.
Глянь на бутылок рать!
Я собираю пробки –
Душу мою затыкать.
Шум. Кто бросается пить, кто обниматься, кто выяснять отношения. Кто-то окружил Сергея.
ДРУГ - А теперь - "Песню", Сережа!.. " Песню"!!!
СЕРГЕЙ (резко)-
'Я вам не кенар!
Я поэт!
И не чета каким-то там Демьянам. Пускай бываю иногда я пьяным,
Зато в глазах моих
Прозрений дивных свет.
Все замолкли на время.
ДРУГ - Ну, а если поэт - прочти нам что-нибудь.
ГОЛОСА- Прочти, Сережа... Сергей Александрович, будьте добры...
Сергей, не ломаясь, охотно взбирается па эстраду.
СЕРГЕЙ-
Быть поэтом - это значит то же,
Если правды жизни не нарушить, Рубцевать себя по нежной коже, Кровью чувств ласкать чужие души.
Быть поэтом - значит петь раздолье, Чтобы было для тебя известней. Соловей поет - ему не больно,
У него одна и та же песня.
Канарейка с голоса чужого –
Жалкая, смешная побрякушка.
Миру нужно песенное слово
Петь по-свойски, даже как лягушка.
Магомет перехитрил в Коране, Запрещая крепкие напитки,
Потому поэт не перестанет
Пить вино, когда идет на пытки.
Кто-то наливает бокал, подает. Сергей берет. Это вызывает оживление. Дальше читает с бокалом вина в руке.
И когда поэт идет к любимой,
А любимая с другим лежит на ложе, Влагою живительной хранимый,
Он ей в сердце не запустит ножик.
Но, горя ревнивою отвагой,
Будет вслух насвистывать до дома:
"Ну и что ж, помру себе бродягой,
На земле и это нам знакомо."
Пауза. Потом аплодисменты. Сергей выпивает бокал. Это вызывает рев восторга. Тут же подносят другой - он выпивает. Восторг растет. Третий - то же.
СЕРГЕЙ - А теперь - "Песня"!
Буря эмоций. Все вскакивают. Сергеи поет, а они танцуют хоровод: мистически древний, язычески простой и щемящий, - каждый оплакивает свое.
Есть одна хорошая песня у соловушки -Песня панихидная по моей головушке.
Цвела - забубенная, росла - ножевая,
А теперь вдруг свесилась, словно неживая.
Думы мои, думы! Боль в висках и темени. Промотал я молодость без поры, без времени.
Как случилось-сталось, сам не понимаю.
Ночью жесткую подушку к сердцу прижимаю.
Лейся, песня звонкая, вылей трель унылую.
В темноте мне кажется - обнимаю милую.
Пейте, пойте в юности, бейте в жизнь без промаха –
Все равно любимая отцветет черемухой.
Я отцвел, не знаю где. В пьянстве что ли? В славе ли?
В молодости нравился, а теперь оставили.
Потому хорошая песня у соловушки, Песня панихидная по моей головушке.
Далее звучат только гитары, доводя эту мелодию до бешеного ритма. Все танцуют как последний раз в жизни, когда танец рождается из отсутствия слов выразить все, что хочется: и боль и радость, и силу ч слабость, и любовь и ненависть, - какой-то очень русский танец, в котором надо выложиться полностью и -умереть. А Сергей плачет. Плачет навзрыд. Рыдает. На этом снимается свет.
Сергей распластавшись лежит на полу. За ним высвечивается Мать, стоящая у клена. Идет снег.
МАТЬ - Сережа... Сережа, вставай.
Сергей с трудом приподымает всклокоченную голову.
Если можешь ты,
То приезжай, голубчик,
К нам на святки.
Купи мне шаль,
Отцу купи порты,
У нас в дому
Большие недостатки.
Сергей с трудом оклемывается, трясет головой.
Мне страх не нравится,
Что ты поэт,
Что ты сдружился
С славою плохою.
Гораздо лучше б
С малых лет
Ходил ты в поле за сохою.
Сергей встает на четвереньки.
Стара я стала
И совсем плоха,
Но если б дома
Был ты изначала,
То у меня
Была б теперь сноха
И на ноге
Внучонка я качала.
Сергей стал на колени.
Но ты детей
По свету растерял,
Свою жену
Легко отдал другому,
И без семьи, без дружбы,
Без причал
Ты с головой
Ушел в кабацкий омут.
Сергеи поливает себе голову водой, отходит.
Любимый сын мой,
Что с тобой?
Ты был так кроток,
Был ты так смиренен.
И говорили все наперебой:
Какой счастливый
Александр Есенин!
Сергеи встает на ноги.
В тебе надежды наши
Не сбылись,
И на душе
С того больней и горше,
Что у отца
Была напрасной мысль,
Чтоб за стихи
Ты денег брал побольше.
Лицо Сергея искажается кривой улыбкой.
Хоть сколько б ты
Ни брал,
Ты не пошлешь их в дом,
И потому так горько
Речи льются,
Что знаю я
На опыте твоем:
Поэтам деньги не даются.
Сергеи открывает глаза па эту мудрость. Он трезвеет.
Мне страх не нравится, Что ты поэт,
Что ты сдружился
С славою плохою.
Гораздо лучше б
С малых лет
Ходил ты в поле за сохою.
Сергеи внимательно, с болью слушает мать.
Теперь сплошная грусть, Живем мы, как во тьме.
У нас нет лошади.
По если б ты был в доме,
То было б все,
И при твоем уме –
Пост председателя
В волисполкоме.
Горькая усмешка невольно промелькнула на лице Сергея.
Тогда б жилось смелей, Никто б нас не тянул,
И ты б не знал
Ненужную усталость,
Я б заставляла
Прясть
Твою жену,
А ты, как сын,
Покоил нашу старость.
Пауза. Мать размечталась у клена в надежде быть услышанной. Сергей с трудом пытается начать ответ, чтобы быть понятым и не обидеть. Мать разворачивает конверт.
СЕРГЕИ -
Старушка милая,
Живи, как ты живешь.
Я нежно чувствую
Твою любовь и память.
Но только ты
Ни капли не поймешь -
Чем я живу
И чем я в мире занят.
Забудь про деньги ты, Забудь про все.
Какая гибель?!
Ты ли это, ты ли?
Ведь не корова я,
Не лошадь, не осел,
Чтобы меня
Из стойла выводили!
Я выйду сам,
Когда настанет срок, Когда пальнуть
Придется по планете,
И, воротясь,
Тебе куплю платок,
Ну, а отцу
Куплю я штуки эти.
Пока ж - идет метель,
И тысячей дьячков
Поет она плакидой -Сволочь-вьюга.
И снег ложится
Вроде пятачков,
И нет за гробом
Ни жены ни друга.
Исчезают и клеи, ч фигура Матери. Идет снег. Тусклые силуэты домов, и одиноко бредущий не известно куда Сергей. Звучит песня.
Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым. Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым.
Я теперь скупее стал в желаньях, Жизнь моя? иль ты приснилась мне? Словно я весенней гулкой ранью Проскакал на розовом коне.
И вдруг, как чудо, - явление Женщины. В ярком свете, в полупрозрачной тунике, босая, с воздушным шарфом в руках, она совершенно нереальна среди пейзажа зимнего города. Явление настолько неожиданно, что Сергей замер, как вкопанный, с широко открытыми немигающими глазами. Звучит музыка и Женщина начинает свои Танец. Как залетевшая из космоса комета, она движется с шарфом в руках, как бы освещая этот тусклый мир, как бы отвоёвывая пространство у города. Прекращается вьюга, исчезают дома, необычный свет заливает сцену, как будто и вправду заметался пожар голубой.
Сергей увлечен этим явлением как мальчишка. Он втягивается в орбиту этого Танца, пытается настичь ее. Но это невозможно - так стремителен и необычен Танец. В нем и прошлое человечества -Древняя Греция, и его будущее - свободное движение в Мироздании.
Сергей мечется по всей сцене, а она увлекает его все дальше и дальше. В какой-то момент они сливаются в танце, и кажется - достигают полной гармонии. Но тут, как сваи, в землю вбиваются небоскребы, сужая пространство, как бы загоняя Сергея в западню. Возникает город еще более страшный, чем раньше. Город, в котором среди домов огромной высоты Сергей кажется маленьким карликом. Реклама на верхних этажах закрывает звезды, ни земли ни воздуха почти не остается, за домами танцующая Женщина исчезает так же неожиданно, как появилась. Между небоскребами мелькает ее шарф и улетает вверх. Вырастает статуя Свободы, в которой без труда узнается Актер. Музыка заканчивается. Сергей в Америке.
Все происходит так стремительно, перемена настолько мощная, что Сергей растерян. Требуется пауза. Человек - такой маленький среди бетонных великанов -он ищет людей. И находит их только в зале...
Увидев кого-то на галерке, Сергеи обращается к нему сначала робко, как бы извиняясь за свое понимание ситуации, потом все более уверенно в своей правоте, и, наконец, открыто протестуя.
СЕРГЕИ - Милый мой! Как рад я, что ты не со мной здесь в Америке, не в этом
отвратительнейшем Нью-Йорке. Что сказать тебе об этом ужаснейшем царстве мещанства, которое граничит с идиотизмом? Кроме фокстрота здесь почти ничего нет, здесь жрут и пьют, и опять фокстрот. Человека я пока еще не встречал и не знаю, где им пахнет. В страшной моде Господин доллар, а на искусство начихать -самое высшее мюзик-холл.
Со стороны внешних впечатлений, после нашей разрухи здесь все прибрано и выглажено под угюг. Птички сидят, где им позволено. На первых порах особенно твоему взору это понравилось бы, а потом, думаю, и ты бы стал хлопать себя по колену и скулить, как собака.
Пусть мы нищие, пусть у нас голод, холод и людоедство, зато у нас есть душа, которую здесь сдали за ненадобностью в аренду под смердяковщину. Раньше подогревало то при всех российских лишениях, что вот, мол, "заграница", а теперь, как увидел, молю бога не умереть душой и любовью к моему искусству. Никому оно не нужно!
И правда, на кой черт людям нужна эта душа, которую у нас в России на пуды меряют. Совершенно лишняя штука э