Между тем американские власти не только отменили те реформы, которые начали проводить Народные Комитеты (14 сентября 1945 г. были распущены все отряды безопасности, сформированные в частном порядке), но и фактически сохранили неизменным весь старый аппарат. Полицейские структуры, созданные японцами, выполняли свои функции до декабря 1945 г. В результате имела место даже трагическая, но курьезная, ситуация, когда «японские полицаи» разогнали демонстрацию корейцев, вышедших встречать американские войска, и не были за это наказаны.
Впоследствии в национальной полиции практически не произошло кадровых перестановок. Хотя высшее руководство оказалось в руках представителей Демократической партии (директором Департамента был Чо Бён Ок, а начальником полиции Сеула – Чан Тхэк Сан.[4]), в низах американцы оставили на своих постах 80 % тех, кто служил в этих силах еще при японцах. Новые назначения осуществлялись не за счет того, что кого-то снимали с должности, а за счет того, что часть «полицаев» сбежала, опасаясь репрессий. Вскоре полиция была перевооружена по американскому образцу, и ее численный состав был резко увеличен за счет тех, кто служил в полиции при японцах и бежал с Севера и Юг, опасаясь возмездия за совершенные злодеяния[5].
Хочется напомнить, что в рамках японской системы контроля полиция обладала гораздо большим комплексом полномочий, чем современные ей европейские органы внутренних дел. На местах полицейский был основным представителем власти, что ставило людей в сильную зависимость от него и открывало определенные возможности для произвола.
АВА ничего не сделала для изменения ситуации. Не имея достаточного количества переводчиков и чиновников, американцы полагались на полицейских, предоставляя им широкие полномочия для обеспечения нужного уровня стабильности и, особенно, для борьбы с левыми.
Понятно, что в такой ситуации «силовые структуры» очень быстро погрязли в коррупции и вседозволенности. Более того, если японцы довольно жестко карали за злоупотребления, американцы были вынуждены закрывать на них глаза, поскольку иных кадров у них не было.
В сентябре 1945 г. жалование полицейского составляло немного меньше трех долларов, что подстегивало практику вымогательств или создание секретных фондов, суммарные выплаты полицейскому по которым превосходили его зарплату в 50-80 раз[6]. Разнообразные и достаточно изощренные пытки также стали повседневной практикой (Хендерсон подробно пишет об этом на с. 144 своей книги). К середине 1947 г. в тюрьмах находились 22 тыс. политзаключенных – почти в два раза больше, чем в конце японского правления[7].
Такая полиция не могла не вызывать у масс чувство отторжения и обманутых надежд, а ее представители становились первыми объектами народного гнева. С 15 августа 1945 г. по август 1948 г. было зафиксировано 225 нападений на здания полиции[8], а во время стихийных бунтов полицейских убивали первыми, нередко вместе с семьей.
В октябре 1945 г. в Сеуле открылась первая школа полиции, а в 1945-48 гг. общая численность полицейских составляла 25 тыс. чел. Для контроля ситуации в стране этого не хватало[9], а подавлять беспорядки силами американских войск, которых тоже было не так уж много, означало уронить их престиж. В результате для проведения карательных операций активно привлекались полувоенные организации, фактически представлявшие собой разновидности организованной преступности.
Здесь стоит сделать некоторое отступление, рассказав о криминале того времени. Урбанизация, распад традиционных связей и перемещение большого количества народа из одного региона в другой усилили маргинализацию населения и привели к созданию достаточно большой прослойки городских люмпенов (в основном из числа деревенских жителей или беженцев с Севера), готовых зарабатывать деньги любым способом, будь то шпионаж, наркотики или рэкет[10]. Значительная часть молодежи, которая при японцах находилась на работах в Маньчжурии или проходила военное обучение для того, чтобы вступить в ряды вспомогательных войск, также оказалась без дела, и так как полиция не могла принять всех, начала активно пополнять ряды гангстеров.
Такие слои очень легко сбить в толпу погромщиков под руководством того или иного политикана, и к гангстерскому базису появилась политическая надстройка. Подобные криминальные группы начали принимать облик молодежных организаций, связанных с крайне правыми или крайне левыми. Часть из них сливалась со стихийно организующимися отрядами самообороны, которые, вооруженные трофейным японским оружием, занимались тем, что в период междуцарствия поддерживали порядок, одновременно «собирая налоги». Структура подобных организаций была весьма похожа на Ыйбён или классические китайские «полузаконные вооруженные формирования».
Создавали такие команды и правые, и левые. Корейская Ассоциация Молодых Коммунистов, распущенная американцами за терроризм в мае 1947 г. и восстановленная затем как Корейский Молодежный Союз Демократов и Патриотов, утверждала, что насчитывала в своих рядах 780 тыс. членов. К лету 1948 г. все массовые левые организации на Юге были запрещены.
Начиная с осени 1945 г., правые политиканы стали создавать свои молодежные организации в качестве силовой поддержки или средства давления на левых. Полиция поддерживала их и даже использовала для подавления восстаний, а некоторые представители этих гангстеров вроде руководителя Ассоциации Демократических Молодых Людей Великой Кореи Ким Ду Хана[11] даже стали членами Национальной Ассамблеи, несмотря на периодические обвинения в пытках и убийствах своих противников. В июне 1947 г. таких ассоциаций было 34. Американцы не остались в стороне, поддерживая ультраправые полувоенные организации генерала Ли Бом Сока, создателя Корейского Национального Молодежного Корпуса («Чосон минчжок чхоннёндан ») [12], число членов которого к началу 1948 г. доходило до 900 тысяч.
Ли Бом Сок (1900-1972) с 1915 г. и до освобождения страны жил в эмиграции в Китае, где вначале 1920-х годов вместе с Ким Чва Чжином сражался с японцами в районе корейско-китайской границы, имея в своем активе ряд побед. В 1933 г. он изучал военное дело в Германии, а затем работал вместе с германскими и итальянскими советниками китайских националистов, являясь, как и Ким Гу, человеком, ориентированным на Чан Кайши и еще большим, чем Ким Гу, поклонником его методов. C 1941 г. Ли Бом Сок был начальником штаба Армии Возрождения Родины при Шанхайском Временном правительстве, а после образования Республики Корея был сначала министром обороны, в потом министром внутренних дел. Ли активно использовал немецкий и итальянский опыт, создавая молодежную организацию по образу и подобию гитлерюгенда и немецких штурмовиков, а первое название его корпусов было «Синерубашечники» (синие потому, что черный, коричневый и зеленый цвета уже были «заняты» европейскими фашистами)[13]. Его правой рукой был доктор Ан Хо Сан, учившийся у Гегеля и закончивший при нацистах Йенский университет.
Ли Чхон Чхон, ранее командующий Армией освобождения, после возвращения на родину создал свой Союз корейской молодежи (Тэдон Чхонмёндан), так что организаций такого рода хватало.
Все эти «Молодежные Корпуса» (молодежь, правда, была в возрасте от 25 до 35 лет) проходили специальное обучение (в Сувоне у них были военно-тренировочные лагеря) и использовались для налетов на оппозиционно настроенные газеты, подавления студенческой активности, обеспечения явки электората на выборы и его голосования «надлежащим образом» и т. п. Молодчики могли ворваться на собрание оппозиционеров и устроить там погром и расправу[14].
Власти обеспечивали им зеленую улицу. Если для того, чтобы арестовать предполагаемого коммуниста, не требовалось даже серьезных свидетельств, то за то, что запытал до смерти двух левых активистов, упомянутый выше Ким Ду Хан отделался всего лишь незначительным штрафом. Беспредел подобных организаций, получавших средства из нелегальных фондов или за счет рэкета, сошел на нет только после 1953 г. и то в основном потому, что между Ли Сын Маном и Ли Бом Соком началась фракционная борьба.
Другой известной организацией было “Собук Чхоннёнхве” (Северо-Западная Молодежная Ассоциация, СЗМА), организованная в декабре 1946-го и состоящая в основном из перебежчиков с Севера. Ассоциация насчитывала примерно 70 тысяч человек, в основном – выходцев из Северной Кореи, ее члены активно помогали правительству в уничтожении левых, а руководитель вскоре стал депутатом Национальной Ассамблеи[15].
По мнению Хендерсона, банды того времени были организованы скорее по японскому, чем по чисто корейскому образцу[16]. Банды носили звучные имена. Одна из преступных группировок, занимавшаяся рэкетом и связанная с полицией, в 1945 г. в Тэгу носила название «Общество любви к соседям», или Общество «Возлюби соседа своего»[17]. Контролировали они отдельный рынок или квартал, очень хорошо зная, кто есть кто. При этом их руководители могли быть депутатами Национальной Ассамблеи или были бывшими сотрудниками полиции. Но Док Суль, наиболее известный из главарей такого рода, был дознавателем в японской военной полиции и в 1948 г. таинственно исчез перед тем, как на него было заведено уголовное дело по обвинению в пытках и убийстве. Затем он появился как человек, проводивший для правящей партии промышленные ярмарки[18].
Другой такой «авторитет», Ко Хый Ду, убитый полицией в 1948 г., был, согласно его визитной карточке, председателем регионального землячества, председателем местного отделения одного из Молодежных Корпусов и даже руководителем регионального Общества поддержки полиции. Этот человек мог выставить на улицы больше тысячи человек вооруженной молодежи, контролировавшей один из центральных районов Сеула.
К «молодежным» организациям примыкали «ветеранские» ассоциации, возглавляемые бывшими старшими офицерами японской армии наподобие Ким Сок Вона, который, напомним, был при японцах командиром карательного отряда в Маньчжурии. 2 июня 1948 г. Ким Сок Вон и еще 2500 корейских ветеранов японской армии прошли по улицам Сеула в японской форме и с японскими военными песнями. Это сошло им с рук, хотя масштаб этого мероприятия сравним с гипотетическим маршем эсэсовцев в оккупированном американцами Западном Берлине в том же году. Более того, после этого Ли Сын Ман назначил Ким Сон Вона ответственным за охрану демаркационной линии, а в 1950 г. собирался поручить ему руководство всеми вооруженными силами. Это не произошло из-за вмешательства США, которых эта одиозная фигура не устраивала[19].
Корейская полиция патронировала и организации по защите сообществ, которые, по сути, были территориальными бандами ультраправых молодчиков. Гастингс откровенно называет их действия терроризмом[20].
Особо надо отметить «Общество белых одежд» (кор. «Пэкъиса») созданное в декабре 1945 г. В Сеуле Юм (Ём?) Ын Тхэком, ранее работавшим на секретные службы гоминьдана. Во время войны он был послан в Маньчжурию, но был пойман японской военной полицией, и после пыток (из-за которых к 1948 г. полностью ослеп) стал ее информатором, шпионившим за националистами в Пхеньяне.
В августе 1944 он организовал антикоммунистическую «партию Великого Востока» (кор. Тэдондан), которая после освобождения страны стала террористической организацией. Ее первой жертвой стал застреленный Хён Чжун Хёк, руководитель компартии в провинции Южная Пхенан. После этого он был арестован советскими властями но освобожден за недостатком улик[21], после чего в ноябре 1945г. перебрался в Сеул. Переименовав свою организацию, он обосновался в пожертвованном ему особняке (в котором, по иронии судьбы, впоследствии находилось главное здание ЦРУ Южной Кореи), получая поддержку как от правых националистов типа Син Ик Хи или О Дон Чжина, так и от американских властей, особенно аппарата Макартура. Его люди собирали информацию для контрразведки США и занимались террористической деятельностью как на Севере, так и на Юге. Так, на их счету одно из покушений на Ким Ир Сена.
Наиболее известной и интересной автору акцией «белых» было «похищение» Ким Ду Хана, который до того руководителем вооруженных отрядов компартии. Юм сумел переубедить Кима, внушив ему, что его отца убили коммунисты[22], после чего молодой человек радикально сменил позицию и стал гонителем леваков и руководителем ультраправых гангстеров[23], в каком качестве мы его и упоминали.
Некоторые из антикоммунистических организаций на Юге открыто называли себя террористическими[24]. До Корейской войны террористы с Юга занимались саботажем на предприятиях, поджогом домов и убийствами военных и членов ТПК. Южане первые начали использовать тактику индивидуального террора, причем, по Камингсу, к организации политических убийств на Севере приложили руку и американцы[25]. Северокорейский режим пережил не одно покушение со стороны лисынмановских агентов. Вспомним, к примеру, подвиг Я. Т. Новиченко, закрывшего своим телом гранату, брошенную на трибуну, на которой стояло северокорейское руководство.
В этом контексте чрезвычайно занятно высказывание генерала Макартура. Жалуясь на разрушительные действия корейских радикальных групп, он отметил, что «их почти невозможно остановить силами неподготовленной гражданской полиции и скромным контингентом оккупационных войск с его крайне низкой эффективностью в силу существующего разделения страны…»[26].