— Современный российский городской активист — кто это?
— Это человек, который тратит свободное время и ресурсы на создание общественного блага в той или иной форме. Тратит безвозмездно, не ожидая ни славы, ни денег. Это носитель импульса перемен. Пассионарий, обладающий несколько иной системой ценностей, чем окружающие. Для него очень важна возможность защищать свои ценности, хотя бы периодически. Через самоорганизацию вокруг активистов возникают городские сообщества как форма с четким распределением рисков и задействуемых ресурсов.
И еще это горожанин, который понимает, что имеет право на город, и ощущает свою ответственность за него. Именно поэтому такие активисты занимаются решением городских проблем, проявляют себя в событиях, в городской культуре — им важно свою систему ценностей транслировать и защищать.
— Каков социальный портрет активиста?
— Это в большей степени молодое поколение—люди 20-35 лет. Для сравнения с другими секторами: возраст профессиональных участников НКО — 35-45 лет. Лидеры профсоюзов или ТОСов (территориальное общественное самоуправление. — «Эксперт») — это обычно люди предпенсионного и пенсионного возраста: 55 плюс. Основа городского активизма —
креативный класс. Но не в нашем, извращенно-хипстерском, понимании, а в классическом варианте. Это люди, связанные с культурой, образованием, наукой, коммуникациями.
— Насколько городской активизм распространен в России?
— Мы совсем недавно объявили о запуске проекта «Центр прикладной урбанистики», но уже сейчас есть заявки из 80 российских городов. Если брать с ближним зарубежьем, то заявок больше сотни.
— С какого момента группу людей можно считать сообществом? Вокруг каких тем формируются городские сообщества?
—Сообщества мы фиксируем через события. Если люди что-то в городской среде делают, то это сообщество. События могут быть разными: фестиваль, велопробег, митинг и так далее. При этом понятно, что на ведение постоянной деятельности у сообществ обычно нет ресурсов. Они работают тактами: накопление ресурса — событие. Виртуальные группы мы сообществами не считаем. Понятно, что мы не рассматриваем криминальные сообщества и сообщества, не имеющие четкой ценностной системы.
Когда мы говорим о неформальных городских сообществах, для нас важны два момента: самоорганизованность и отсутствие юридического статуса. Всего мной типологизировано 150 видов сообществ. Выделяется шесть больших групп сообществ: посвященные социальным проблемам (экология бездомные животные, охрана памятников), субкультуры сообщества по интересам, творческие, профессиональные сообщества, сообщества места (например, сообщества двор; или парка). Городские активисты обычно являются лидерам сообществ — практически не существует городских активистов самих по себе. Одиночки есть, но, как правило, это люди присутствующие в разных сообществах и не принадлежащие одному из них.
— Почему ты делаешь ставку на городских активистов, а не на локальные сообщества, сформированные во дворах или в районах?
— Локальных сообществ у нас нет. Я обычно спрашиваю «Кого из своего дома вы знаете по имени? Собираете ли вы деньги на свадьбы или похороны? Есть ли общие праздники?» Ответы всегда стандартны: «Почти никого не знаю». В советские годы дворовые сообщества были, но слабые. Вся социализация происходила по месту работы или учебы — через партию, комсомол, профсоюзы. Там были и основная общественная жизнь, и основные социальные лифты. У власти не стояло задачи формировать сильные сообщества по месту жительства. Во дворах были подростковые истории и какие-то пенсионные взаимодействия. Двор как социальная система не состоялся.
В постсоветской России даже такие локальные сообщества не сохранились. Включились индивидуалистичные социальные сценарии «Каждый сам за себя», «Найди свою новую роль в жизни». Локальные сообщества нужны, но их необходимо конструировать. При этом сейчас субъекта, заинтересованного в их создании, нет. Власть не заинтересована, иначе придется менять систему муниципальных депутатов. Это не интересно и бизнесу, потому что тогда надо будет учитывать мнение жителей, подключать их к проектированию будущих объектов.
— Насколько развиты сообщества протестного активизма, когда люди препятствуют новым стройкам или сносу зданий?
—Кроме нескольких крупных городов, протестной активности в регионах нет. Во-первых, за последние 20 лет она была дискредитирована. Во-вторых, живущий в регионе человек понимает, что протест — это риск стать изгоем. Любая твоя критика разрушает и без того небольшое количество социальных связей, которые у тебя есть. Люди перестают с тобой здороваться.
— В Уфе после протестов жителей отменили проект строительства скоростного трамвая.
—Бывают разовые протестные волнения низового уровня: «Не стройте именно в этом месте». Но они краткосрочны и не формируют социального субъекта. Питерский опыт показывает, что даже если дворовое сообщество формируется против точечной застройки, то после разрешения конфликта
оно разваливается. К сожалению, сообщество построить на протесте невозможно, нужна позитивная деятельность.