— Почему городской активизм появился в России только в последние пару-тройку лет? Это связано с кризисом?
— Первая волна городского активизма была достаточно давно — в 2007-2008 годах. Люди поездили по Европам и захотели что-то сделать в своем городе. Благодаря Интернету культовые западные истории стали известны, и они вдохновляли российских активистов. В первой волне были активны экологи, защитники животных, велосипедисты.
Рост активности сегодня связан с несколькими факторами. Во-первых, политический активизм ни к чему не привел. Политические инструменты изменения и развития были дискредитированы, повестка политпротеста в стране была снята разными способами. Рефлексирующие люди стали искать альтернативные поля деятельности, вне политики: городская среда, образование, культура. Во-вторых, очевидно и влияние, кризиса. Во времена экономического роста люди искали себя в предпринимательстве, в потребительстве. Сейчас возможностей для реализации себя в бизнесе намного меньше, а свободного времени — больше.
Мне кажется, что сегодня включился и инстинкт самосохранения социума. Это реакция на болезнь общества. К примеру, я тоже был предпринимателем и не думал, что буду заниматься социальным проектированием. Но включается механизм рефлексии, механизм ответственности за общество.
— Первая волна активизма при этом пошла на спад?
—Она по-другому сейчас воспринимается, но говорить о спаде нельзя. Например, формат «ресторанного дня», или free market, — в каких-то миллионниках его пик прошел, а в стотысячниках это, наоборот, очень модно. Процесс идет волнами, неравномерно по стране.
Важно, что в последние два года городской активизм вошел в новую фазу. Главный вопрос сегодня: может ли городской активизм превратиться во что-то серьезное? Может ли он стать субъектом, который бы начал транслировать какие-то новые ценности и цели? Стать инициатором и модератором перемен? В ряде городов: Ижевске, Новосибирске, Иркутске, Ярославле, Томске, Воронеже — повестка дня именно такова. Мы уже наблюдаем в этих городах пересборку городских активистов и экспертов.
—Почему активисты и городские сообщества должны расширить сферу деятельности и стать субъектом развития всего города?
- — У Вячеслава Леонидовича Глазычева есть ключевая, на мой взгляд, фраза: «Город — это договор между городскими сообществами». Под городскими сообществами в данном случае понимаются и власть, и бизнес, и эксперты, формальные и неформальные институты. То есть город — это диалог. Но наш анализ показывает, что как раз диалога в российских городах нет. Говорить некому: кроме власти и двух-трех бизнес-сообществ, игроков больше нет. Нет субъекта, который бы представлял интерес обычного жителя.
Полноценным городским субъектом является бизнес, но он обычно заинтересован лишь в получении прибыли. Другой субъект — власть. Но, к примеру, 90 процентов депутатов городской думы в Нижнем Новгороде — это тоже бизнесмены. Дума, состоящая из бизнесменов, не про развитие. В лучшем случае — про сохранение ресурсов, а чаще всего просто про откачку ресурсов из города.
Население весьма инертно. Восемьдесят процентов жителей — это просто «пассажиры», то есть люди, которые ничего не хотят, ни в чем не участвуют, не знают соседей по подъезду. Они тратят все свое время или на зарабатывание денег, или на какой-то примитивный социальный сценарий. Это большая проблема: четыре пятых жителей страны не включены ни в какие социальные институты.
Понятно, что при такой расстановке сил развития быть не может. Именно поэтому за последние 25 лет Россия не наработала ни одного кейса устойчивого развития города. Каков выход? На мой взгляд, для перезапуска города нужно сначала перезапустить его социальную структуру. Для создания городского диалога надо сформировать множество субъектов, которые готовы были бы брать на себя ответственность, которые могли бы договариваться и что-то реальное делать в городе. Надо помочь городским сообществам окрепнуть и объединиться. Союз сообществ мог бы стать субъектом развития для города, мог бы генерировать новые смыслы и заставлять считаться с собой и власть, и бизнес.
— В марте было объявлено о старте сетевого проекта «Центр прикладной урбанистики». Что такое ЦПУ и что даст проект городским активистам?
—Идея проста: эволюция различных городских команд в разных частях страны повторяется. Одни и те же проекты, одни и те же ошибки. С другой стороны, за три года мы с коллегами накопили некий капитал связей, кейсов, методик. Этими знаниями мы делимся бесплатно.
ЦПУ строится как сетевая горизонтальная структура, соединяющая команды из разных городов. Планируется, что региональные центры будут состоять из трех блоков: аналитический датчик, проектное бюро и школа прикладной урбанистики. На данном этапе особенно важен мониторинг городов. Официальная статистика говорит только о том, сколько людей живет, сколько умирает, сколько квадратных метров жилья строится. Об остальном она даже не догадывается. И мы почти ничего не знаем о своих городах. Какой процент выпускников школ уезжает и почему? Сколько в городе неформальных сообществ? Сколько конфликтов? Ни один мэр не ответит на эти вопросы. Бывший мэр Набережных Челнов, чтобы понять, чем живет город, лично прошел 1200 квартир и просто поговорил с людьми. Потому что понял: общественные советы и депутаты не являются адекватной обратной связью. Это хороший пример, но несистемный и малотиражируемый.