Что делают Пилигримы по ночам?
Понятно, что спят, но что то за сон?
Люди привыкли, что сон – это оцепенение и отдых.
Но, вечные труженики, разве будут они ленностно проводить время, когда так много трудов и так много надо узнать?
Ученичество у высоких Йогинов подразумевает, что во время ночное душа переходит в Священную Страну – единую и единственную для всех, кто обрёл принадлежность к стану Держателей.
По ночам те, кто живет в той стране, учат тех, кто живёт здесь и приходит к ним за Знанием и Мудростью.
Кто-то заметил на реплику мудреца: "То, что вы сказали, мне так ясно. Отчего?"
Тот ответил: "По ночам Мы учим. Днём же люди себе присваивают".
Но кто помнит те ночные хождения, полёты?
Кто упомнит ту волшебную страну?
Каким надо стать, чтобы помнить?
Кого приглашают в ту Страну?
Как можно получить приглашение прийти под священные своды, пройти высоченные Врата и оказаться там, где мудрые ткут полотна святости для тех, кто живёт на земле?
То Пилигримы и Гуру знают и ведают. И приглашают.
О том Сёстры Горы песни поют.
Тому в Ашрамах обучают.
Что такое сон Пилигрима?
Какие вехи намечает его Руководитель Небесный, за него поручившийся?
Какие Знания передаёт ему?
Говорят, что будущие встречи с людьми все определены там, в стране священных снов. И здесь, когда встречаешь сужденное, говоришь: "Я знал!" - лишь потому, что Там – ведал.
Оттого никто не смеет нарушать священный сон Пилигримов.
***
Утром, едва Лоуренс спустился вниз, появилась Ангелина в сопровождении сразу нескольких родственников. Видимо, она одна не решалась прийти, но слух об удивительном Пилигриме достиг всех закоулков города, и народ только и искал возможности познакомиться с Вестником. Ангелина краснела, стеснялась, прятала глаза в землю, но, видимо, понукаемая толпою родственников, решилась заговорить.
|
- Вчера... вы столь сильно поразили меня...что я... не могу найти слов...
Слезы покатились из ее глаз градом, что, видимо, было для нее большой неожиданностью. Упав на самое дно смущения, она буквально окаменела, не в силах даже достать платок, чтобы утереть их. Глядя на эту картину, Лоуренс увидел ее в несколько ином свете, чем все остальные: сон еще не далеко отошел от него, и тонкость переходного состояния от сна к бодрствованию давала свои преимущества. Он увидел все интонации, что окружали сейчас эту девушку: и ее потрясение от встречи, и подруг, чей интерес так не походил на только что понятое, и родственников, рвущих ее на части и пытающихся использовать эту мимолетную встречу, и ее бедное сердце, которое рвалось навстречу его миру — миру пилигримов, но при этом жутко страдающее от невоспитанности и алчности окружающих людей, ценящих свои интересы более других. Лоуренс увидел, что будет дальше. Он понял, что ему надо пойти с ней и поддержать ее, потому что она пришла пригласить на чай. Тут же он окунулся в атмосферу этого чаепития и понял, что оно будет чопорным и грустным. Пилигрим достал платок, подошел к девушке, промокнул ее слезы:
- Не плачьте. Ангелы не должны плакать. Я приду на ваш чай и спасу вас от ваших родственников, хотя бы на один час.
Она подняла глаза на него, и в них читалась смесь удивления и восхищения. Удивления его прозорливостью и восхищения его поступком, его решимостью сделать что-то для нее. Она быстро закивала, попыталась опять заплакать, но уже от радости. На том аудиенция и закончилась.
|
Чаепитие чопорности
Ровно в одиннадцать утра Лоуренс в сопровождении второго привратника, застенчивого коренастого паренька по имени Андреас, появился на пороге дома Ангелины. Надо сказать, что дом был большой и шумный. Наверное, даже слишком большой и слишком шумный. Его сразу же проводили в зал огромных размеров, где собралась, наверное, вся родня этой девушки, а родни у нее было много. Не то что бы половина города, но человек пятьдесят набралось. Все эти люди ходили, говорили, садились, снова вставали и даже не сразу заметили, что Пилигрим уже сидит на положенном ему месте и молча за ними наблюдает. Наверное, это были хорошие, замечательные люди, но, собранные в таком количестве в одном месте, они создавали атмосферу суетливости, что Лоуренсу очень не понравилось, но это можно было стерпеть.
Шумок пробежал по залу. Шушукаясь, люди стали степенно занимать места, как если бы объявили третий звонок перед началом какого-нибудь спектакля, - именно спектакля, зрелища, и это также не понравилось Лоуренсу. Менее всего он хотел походить на актера. Но присутствующие здесь люди, по-видимому, так не считали. Когда все расселись и шум немного утих (правда не очень-то он и утих), Ангелина робко начала:
- Как можно обращаться к вам? Пилигрим? Или вам лучше, чтобы к вам обращались по имени?
Голос ее был тих и робок, движения застенчивы, но глаза сияли.
- Мое имя Лоуренс, и я Пилигрим. Но важно не имя и не звание. Имя редко совпадает с тем, что человек есть, а потому важно не то, как вы меня будете звать...
|
- А что же важно?
- Важно то, насколько вы меня знаете. Я объясню. Здесь находятся люди, которых вы знаете. О каждом из них вы составили мнение, и это мнение, безусловно, основано на ваших наблюдениях. Иными словами, вы думаете о людях в соответствии с тем, что вы уже успели наблюсти, но не приходило ли вам в голову, что и наблюдения ваши могут быть обманчивы и выводы не верны, а раз так, то и представления о людях ошибочны?
Я могу сказать вам, что не только вы не знаете этих людей. Но еще в большей степени они не знают вас. Чтобы составить о человеке мнение, требуются годы и ясный взор. Умение понять человека, охватить его целиком и при этом не ошибиться — редкий дар. Понять человека, дать ему имя, которое выражало бы его сущность, — дар еще более редкий, а потому вы не можете назвать меня, потому что вы меня не знаете. А раз так, то зовите, как вам удобно.
- Вы так много сказали... Но как мне узнать вашу сущность?
- Надо пожелать ее узнать. Именно ее, а не свое мнение о ней. Вы думаете, это просто?
Она растерялась. Никогда в ее жизни не было столь глубоких бесед, касающихся самой сущности понятий. Уже сказанное требовало осмысления, а между тем беседа продолжалась. Пилигрим говорил негромко и как бы не замечал всех тех людей, что сидели вокруг. Для него они были не важны, он говорил с ней и только для нее, тем самым как бы разграничивая этот зал: то, что происходило между ними, - это одно; всё же, что было за пределами этой беседы, — другое.
- И я не думаю... Я вообще никогда об этом не думала. Научите меня, а?
Пилигрим улыбнулся и отпил предложенного чая.
- Хорошо, я дам вам урок. В этом доме живет птица. Вы об этом знали?
- Нет, а где?
- Этот дом слишком большой, чтобы знать все его закоулки. Под крышей с восточной стороны есть щель между досок, и там она свила себе гнездо. Представьте себе, что вы и вся ваша семья узнали об этой птице без моей помощи. Что будете вы думать о ней? Я скажу.
Один подумает, что она на его территории, и будет ревновать к этому дому. И его отношение к птице будет отрицательным. Он будет заходить и думать, что не хочет терпеть ее здесь, хотя даже ни разу ее и не видел.
Другой будет искать тот вред, что она может совершить, третий будет думать о том, чем же она питается, четвертый озаботится, а не принесет ли она болезнь, и так далее. Иными словами, каждый будет строить свое отношение к ней, даже не увидев ее ни разу. Но, даже если увидят, это им ничего не даст. Предубежденность подобна слепоте, они будут видеть лишь то, что готовы видеть. Так и в жизни. Умейте сперва наблюсти человека. Понять, о чем он мечтал с ранних лет, как формировался его мозг и как жила его душа. Пытайтесь понять его мечтания, ведь мечты выражают человека больше всего, и когда таким исследованием вы приблизитесь к человеку, то, попытавшись понять, скорее всего, будете успешны. Важно понять не свое мнение о человеке, а человека самого без вашего мнения о нем.
Здесь присутствуют много людей, что они знают обо мне? Что они знают о вас? И что они знают о нашей беседе? Большинство из них даже не слышат нас. Так зачем они здесь? Те же, что слышат, заняты своими воображаемыми отношениями. Они постигают не меня, не вас, но свое отношение ко мне, к вам и к тому, что здесь происходит. Мир Пилигримов так не похож на мир людей именно потому, что мы всегда постигаем сущность явления или человека, а уж затем формируем свое отношение к ним. Люди же поступают наоборот. Руководствуясь поверхностными наблюдениями, тут же строят свои представления и верят только в них. Запомните, Ангелина, этот день, запомните эту беседу и думайте об этом так часто, как сможете. Пытайтесь понять все, с чем будете сталкиваться, и когда-нибудь вы поймете и меня.
Оказалось, времени прошло совсем чуть-чуть, и к тому моменту, как беседа завершилась, люди только закончили рассаживаться и разговаривать. Никто ничего не заметил. Весь следующий час прошел в скучных вежливых разговорах. Поговорили решительно обо всем, и каждый из присутствующих посчитал своим долгом выразить свое мнение. И о том, что погода очень хороша, и о том, что урожай будет хорош, и о том, что люди вокруг хороши, и что вообще все хорошо. Пилигрим отвечал односложно, как бы не выходя из погруженности в себя, никто так и не задал ему вопроса, ради которого люди приходят к мудрецам. Молодой привратник, сегодня сопровождавший Пилигрима — Андреас – впоследствии так охарактеризовал эту встречу: «В сырых дровах мало огня, а в иных и нет вовсе...»
Быстрее за город!
К концу беседы Пилигрима стало мутить. То ли от жары и духоты, то ли от скуки времяпрепровождения, к которому он не привык, но силы стали покидать его. И не пот от жары, но испарина от слабости выступила у него на лбу. Он посмотрел на Андреаса, и в этом взгляде читалась просьба о помощи. Парень был прост. Тут же перебив какую-то немолодую женщину, взахлеб рассказывающую о семейных перипетиях, он громко заявил: «Мы очень благодарны вам всем за приглашение, но у досточтимого Лоуренса, ученика великой обители Альма, режим, которого он обязан придерживаться, как и всякий горец, спустившийся в долины».
Слово "режим" было произнесено громко и практически в гробовой тишине. Присутствующие поняли, что дело серьезное, и возражать не стали. Воспользовавшись заминкой, Лоуренс тут же встал и, раскланявшись, быстро направился к выходу. Выйдя из дома, Лоуренс повернул не направо, к дому Орифламмы, а налево, к окраине. Причем быстрым шагом. Замешкавшийся Андреас нагнал его через сотню шагов.
- Что-то случилось?
- Тяжко...
- Куда идем?
- За город. Подальше отсюда.
А между тем лицо Пилигрима было белое, как бумага.
Прана
Выйдя за город, Лоуренс направился к небольшой роще. Несмотря на жару, он не сбавлял шага, так что Андреас едва за ним поспевал. На краю рощи Пилигрим сказал: «Жди здесь», - и спустя несколько секунд скрылся среди деревьев. Андреас не видел, как Лоуренс нашел осину и обнял ее, отдавая ей свою слабость. Не видел он, как Лоуренс затем нашел березу и обнял её, прося силы, и кровь стала приливать к лицу. А затем, сидя на траве, долго и глубоко дышал, впитывая всем телом жизненную прану, что небеса дали земле. Спустя два часа Лоуренс появился возле Андреаса и попросил сходить в город за рюкзаком и палаткой. Отравление было столь сильным, что ему требовалось несколько дней покоя и уединения на природе, чтобы восстановить утраченные силы.
В итоге дня Ангелина сделала вывод, что Пилигримы – это, действительно, дети богов.
Лоуренс понял, что слишком отвык от сборищ людей.
А Андреас понял, что условия жизни Пилигримов и людей сильно отличаются, как, например, разные они у птиц и рыб.
***
Оставшись один, Пилигрим нашел тенистое место и тут же заснул. Он провалился в беспробудный сон, невзирая на то, что оказался в незнакомом месте: так сильна была его усталость. Это была не столько усталость от людей или даже от скопления их. Многое можно вынести, если идут вместе. То скорее была усталость от непонимания, пустословия и никчёмности собраний. Так потому, что каждая беседа Пилигрима не просто слова, не просто передача информации. Пилигрим есть тот, кто дает часть себя всегда, и, даже замыкаясь, он тяготится антагонистичностью сфер.
Мир Пилигримов антагонистичен миру людей. Эти два мира не просто не похожи, они взаимоисключающи, а потому Лоуренсу всегда приходилось скользить по грани невозможного. Оставаться Пилигримом и быть среди людей, отвечая их нуждам, — непростая задача. Когда люди тянутся, пытаются понять, то задача эта упрощается. Когда же не пытаются понять и рождаются слова, противоречащие мировой гармонии, антагонизм нарастает и дает о себе знать в полной мере. Именно это и ослабило его. А слабость заставила искать чистое место среди Природы.
За помощью!
Андреас ушел за вещами Лоуренса, обещая к вечеру вернуться. И на всё это время уставший от непонимания, не способный более примирять возле себя сферу небес и сферу людей, Пилигрим ушел в недолгий, но очень глубокий сон.
Вернувшись в обитель, Андреас первым делом нашел Максимилиана — старшего из привратников и сообщил ему о случившемся. Одно было ясно: Пилигрим устал, очень устал, срочно нуждается в отдыхе, - настолько, что упал под первым попавшимся деревом и крепко спит. Он один, и в случае чего, никто не может ему помочь.
Максимилиан сообразил быстро. Приказав Андреасу взять машину и отвезти к месту отдыха Пилигрима его вещи: рюкзак и палатку (что было, собственно, против правил, но что делать?!), сам Макс рванул на другой конец города, где располагался Дом Сестер Белой Горы, их представительство, а заодно и небольшая больница. Рассудив, что утомление Пилигрима может привести к болезни и ему может понадобиться, в том числе, и медицинская помощь, Макс побежал за этой помощью так быстро, как только мог. Машина в обители была одна, и воспользоваться ею не было возможности. По прошествии времени Макс мог бы сказать, что это было глупо – так торопиться: ну, устал человек, заснул, и что с того? Можно было все сделать спокойно, степенно, не торопясь. Но в тот момент единственным желанием Макса и его долгом, кричащим ему в уши, было оградить Лоуренса от всех возможных напастей, неудобств и вообще всего, что могло бы доставить мудрому Пилигриму какие-то неприятные ощущения. Макс не думал в тот момент, что на протяжении многих тысяч лет люди, подобные Лоуренсу, всегда испытывали неудобства, гонения, их даже казнили. Они всегда страдали от невозможности примирить мир людей и мир Небес. Нет, Макс об этом не думал, он старался приложить свои малые силы так, чтобы после окончания земной жизни, встретившись на небесах с Небесным Наставником, он мог бы смело сказать: «Да, я приложил все силы, которые у меня были и, может быть, чуточку тех сил, которых не было». И это было бы честно.
Андреас застал Лоуренса спящим, не смея нарушать его сон, тихонько положил вещи рядом и вернулся к дороге, чтобы в машине ожидать подмогу.
В тот момент, когда рюкзак и палатка Пилигрима коснулись земли возле его ног, Макс буквально влетел в Обитель Сестер Горы. В этот день дежурила Светлая Акара, больных не было, да и выздоравливающие предпочитали выздоравливать по домам. Обитель была пустынна. Макс нашел Пресветлую Акару в библиотеке обители, она тихо сидела у окна и читала. Макс ворвался, как курьерский поезд. На его лице читалась смесь растерянности и решительности. Такое совмещение несовместимого на одном лице удивило Акару настолько, что одна бровь ее приподнялась. Она не сдвинулась с места и даже не пошевелилась при виде взволнованного юноши. Он подлетел к ней и бухнулся на правое колено. Прижав правый кулак к полу, он склонился и выпалил:
- Пресветлая Акара, возможно, нужна Ваша помощь. Мудрый Пилигрим, что удивил нас мудростью вчера и сегодня, страшно переутомился. Мне сказал мой друг, что Пилигрим может быть даже потерял сознание. Я не знаю, но мне думается, что ваше внимание придало бы ему сил.
Голос сердца
Акара выслушала его, так и не двинувшись с места. Когда юноша окончил, она медленно положила книгу на высокий стол для письма, что стоял слева от неё, и коротко спросила:
- Где он?
- В часе ходьбы отсюда, Пресветлая Акара. Я проведу. Там ждет меня мой друг Андреас.
- Мы поедем, — ответила Акара и быстрым, но неторопливым шагом направилась к выходу.
Солнце уже утратило желание жарить землю, и духота стала отступать. Быстро доехав, Светлая Акара и Макс остановились возле машины Андреаса. Выйдя из машины, Акара спросила:
- Где он?
- Я проведу.
И все трое направились в чащу тем же быстрым, но неторопливым шагом, ритм которого задавала столь уважаемая и известная всей округе сестра Горы Пресветлая Акара. Подойдя к Пилигриму, они нашли его спящим. Вид его был бледен, но спокоен. Печать утомления стала сходить с лица. Акара строго посмотрела на юношей, – те, не промолвив ни слова, направились к машине.
Сев у изголовья спящего, Акара погрузилась в то священное внутреннее состояние, которое дает Небожителям возможность проникать в материю своим разумом здесь, на Земле. Сначала ток волной пробежал по её солнечному сплетению вверх к горлу, затем охватил скулы, затылок и иголочками побежал к темени. Тут же сознание распахнулось, стало глубоким, практически бездонным. Как только этот момент наступил, Пресветлая Акара переместила свое внимание из области сердца своего в область сердца спящего Пилигрима. Ее сердце сказало ей: «Вот он».
Его сердце склонилось перед ней в дружественном приветствии.
Сидящая женщина и спящий Пилигрим — они узнали друг друга. Вернее, узнали друг в друге жителей Небес.
Люди не знают, но, когда сердца становятся подобны удивительным цветам, они могут говорить. Нет, это не язык, состоящий из слов. Это, скорее, синтез чувства и смысла. Сердце всегда имеет отношение, но оно же и знает вещи такими, какие они есть на самом деле. Изменчивость жизни дает игру настроения, и, касаясь вниманием своим предметов, событий, людей, сердце меняет свое отношение к ним. Сердце дает свое отношение к ним как интонацию, но язык сердца таков, что и безграничные тайны Вселенной можно выразить на нём, и самую сущность явлений природы — на этом бессловесном языке. Язык сердца таков, что в одно мгновенье может передать целую эпоху, открыть целый мир и одарить счастьем. Сердце Акары тут же узнало, как все было.
Оно узнало о беседе с отяготившими, и о том, что их было много, и о доброжелательстве Пилигрима, которое открыло его ауру для внешних воздействий. Она узнала, как было принято единственно верное решение уйти на природу, и как мутило Пилигрима, когда он шел, и как слабость наливала свинцом ноги, и как бледнел лоб, и как выступала испарина, и как он уснул, едва коснувшись земли. Все это узнало сердце Акары в одно мгновение. Ее сердце сказало своей хранительнице, что нет ничего страшного – ничего такого, что нельзя было бы исправить, не произошло, и что сердце Пилигрима удивительно прекрасно. Именно удивительно.
Обычно люди слышат голоса своих сердец очень тихо. Голоса те пробиваются сквозь суету человеческой жизни и теряют небесные краски, проходя сквозь фильтр рассудка.
Но чистое восприятие от сердца к сердцу не искажает и не приглушает тех красок, и потому Акара поняла сердце спящего таким, каково оно было на самом деле, и удивилась той красоте.
Обычно Голос Сердца не слышно среди суматохи мирских дел. Бывает, сердца узнают друг друга и шлют друг другу самые лучшие пожелания, но люди не слышат их. Бывает, что голос Сердца доносится как едва чувствуемая симпатия: ни с того ни с сего вдруг почему-то люди симпатизируют друг другу, не находя тому причин, – это Голос Сердца. Он буквально кричит: «Люди, вы не одну жизнь уже идете вместе, так идите одним шагом!» Единство лучше, чем рознь. Сердца говорят людям, что симпатии, которые чувствуют люди, есть начало Великого Единения, которое может даже разорвать цепи жизни и смерти, это тоже слушает сердце.
Важно знать: Небожители, Пилигримы, Сестры Горы разговаривают сердцем так же естественно, как мы друг с другом. Это не тайна, потому что зачем такое скрывать? Была бы тайна, понять это было бы практически невозможно.
Светлая Акара поместила правую ладонь рядом с теменем Лоуренса, через несколько мгновений ее рука потяжелела и стала очень теплой, почти горячей. Ещё спустя несколько мгновений тепло и приятная ломота стали разливаться по телу Пилигрима, от темени и до самых пят. Щеки налились жизнью, и тело стало свежим, как после многочасового сна. Последствия чопорной беседы ушли. Акара так и сидела, чтобы не мешать Пилигриму: пусть спит. Сосредоточившись в глубине себя, она нашла образ Макса и шепнула ему на ухо: «Иди сюда». Сидевший в машине Макс оторопел, его сильно-сильно вдруг потянуло туда, где лежал Пилигрим. Желание было столь мощным и неестественно внезапным, что он догадался: это его зовут. Пулей он вылетел из машины и побежал, ломая на бегу сухие ветки под ногами.
Ворвавшись на поляну, он увидел укоризненный взгляд Светлой Акары: он наделал так много шума, что это могло разбудить спящего Пилигрима.
«Что-то я переборщил»,- подумалось ему, но тут же донёсся тихий голос Акары:
- Разведи огонь там, где стоишь.
Через час, когда веселый огонь уже грел воду для чая, а Солнце стало клониться к горизонту, Пилигрим вернулся из объятий сна. Душа стала входить в тело, овладевая им. Этот момент просыпания всегда важен.
Земная власть еще не покорила себе душу, а потому можно физическими ушами слышать, как говорят Ангелы, и физическими глазами видеть картины из Надземного. Этот момент священен, он называется «Алмазное Мгновенье». С самого начала в Обители Пилигримы учатся сосредотачивать волю таким образом, чтобы ни за что, ни при каких обстоятельствах не пропускать "Алмазного Мгновенья". Они учатся помнить в момент просыпания, что надо слышать, слушать и смотреть.
Вот и сейчас Лоуренс вслушивался, и в ухо ему шепнули одно лишь слово: «Акара». Волшебство стало рассеиваться, как только он открыл глаза.
Девушка, что сидела рядом с ним на траве, казалась ровесницей, но как только их взгляды встретились, волна Знания прокатилась в его душе. Это невозможно понять, но Пилигримы знают сразу и все. Он понял, кто перед ним. Голос Сердца ему шепнул: «Пресветлая», голос разума сказал, что Мудрости и Силы в ней столь много, что он будет не переставать ею восхищаться, а память сказала имя – Акара.
- Акара? – спросил он.
Она улыбнулась:
- Ну вот, ты знаешь.
Лоуренс еще не проснулся до конца и происходящее с ним воспринимал как продолжение волшебства сна.
- Ты здесь?
Часто бывало, что, просыпаясь, он видел удивительных людей, которых не видели другие, и иногда он разговаривал с ними.
В этот момент Макс, видя, что Лоуренс проснулся, громко позвал:
- Акара, делать чай или ты думаешь что-то иное?
Лоуренс улыбнулся себе: «Раз ее видят другие, значит это не Небесный Посетитель». Хотя атмосфера Акары говорила о другом.
Атмосфера... Что это такое? Человека окружает целый мир, и каждым прикосновением мыслью и рукой к людям и предметам он делится своим миром, он делится собою. Чуткие сердцем понимают атмосферу свою и других. Бывает, что встречный неприятен, бывает, что приятен, и это не сон. И дело не во внешности – Сердце всегда знает, кто перед тобой. И каждый носит свой мир в себе и вокруг себя, и самые чуткие среди людей не спрашивают о человеке, но вслушиваются в ароматы и смыслы окружающих его миров. Так избирают себе друзей и сторонятся тех, чей мир не хотели бы внести в свое окружение.
Атмосфера Акары была волшебной, Небо жило рядом с ней. И даже в этом светлом, напоенном мудростью мире, где жили они все, такие, как Акара, встречаются редко. Бывают цветы, удивляющие богатством форм, бывают поражающие тончайшим ароматом, что и словами выразить нельзя. А бывают люди, как цветы, что удивляют собой.
Лоуренс впитывал ее атмосферу, и счастье в его душе стало нарастать. Ему подумалось: «Что такое счастье? Атмосфера Небес даёт восхищение, приносит удивительную красоту. Внимание мудрых приносит радость и готовность Служению. Но счастье – это чудо. Его полог накрывает неожиданно, его нельзя предсказать, его нельзя вызвать, счастье приходит, когда пожелает само", – так случилось и в этот раз.
Пресветлая Акара, глядя на все еще лежащего Пилигрима, вдруг почувствовала, как волна ударила ей в грудь и разлилась по жилам.
«Как будто солнце зажглось рядом», – подумала она и с удивлением посмотрела на Лоуренса. Макс не видел, никто из людей не увидел этот свет, но она поняла. Сердце Пилигрима светилось, и свет этот был сильнее солнца, хотя и невидим глазу.
Удивление сменилось радостью, и вместе с ней пришло знание: «Не прост этот Пилигрим, есть в нем тайна. Счастливая тайна».
- Пьем чай? – спросила она.
Лучащееся счастье в глазах Пилигрима сказало ей: «Да».
Акара
Сидя вокруг костра в наступающих сумерках, они смотрели в Огонь.
Удивительное чувство окрыляло Акару, и, держа в руках кружку с настоем душистых трав, она ни о чём не думала. Как чувствует себя младенец на руках матери? Нечто большое приняло в себя душу Акары и наполнило её покоем и тихой радостью. Огонь посылал в небо себя, делая это без лишней суеты, но стремительно, и это непрестанное движение вперёд, вверх напомнило ей её саму...
Также спокойно и устремлённо знала она всегда, что Обитель Сестёр – это её мечта, её цель, и нет ничего такого, что могло бы помешать ей осуществить эту мечту.
Она не волновалась даже о том, примут или нет. Желание её было столь несломимым и ровным, что годы до вступления пронеслись легко.
И когда пришёл срок избрать, то так же спокойно и стремительно пришла она и расположилась вне стен Обители, но так близко, как было возможно.
Три дня ждала она, чтобы вышел кто-то заговорить.
То была Сестра Иста.
Разговор длился весь день и не утомил обеих.
И уже в тот же вечер была она устроена на ночлег, а спустя положенный срок принята на обучение.
Всё шло своим чередом, и радость от осуществления мечты постепенно перешла в радость трудов.
Но то, что почувствовала она сегодня, посетило её впервые.
Это люди в своём неведении приписывают высшие чувствования своим представлениям. Но Знающие помнят Завет: «Всё высшее — от мира Надземного, где ничто не принадлежит человеку, но лишь он принадлежит тем Небесам».
А потому ни на минуту не присвоила Акара себе эти чувства, как и учили её.
Где есть внезапно посетившее чувство прекрасного, там нет места человеческому.
Она сидела у костра и вслушивалась в те интонации красоты, что стремительно проносились в её душе, как бы отзвуча тому, что происходило в сердце Пилигрима.
Вот он коснулся взглядом неба и звёзд, и в душу его легло воспоминание об Астролатрии — науке понимать голоса звёзд. Вот он мгновенно вошёл в Священное состояние, что предшествует общению с небесными светилами, и тут же как бы Небо спустилось в душу Акары и заполнило её полностью, вытеснив все сторонние ощущения.
Вот Пилигрим вздохнул и услышал голос звезды, и мудрость неземная опалила душу Акары так сильно, что она забыла, кто она и где она, и экстаз Знания об этой звезде умчал её в небесные дали.
Очнувшись через некоторое время от оцепенения, она с удивлением обнаружила, что уже глубокая ночь и что пора уезжать.
Так они почти и не обмолвились ни словом, как им пришло время расставаться.
Пилигрим был погружен в себя, и Акара вернула его:
- Нам пора, мы оставим тебя.
- Да, Светлая сестра.
- Могу ли я видеть тебя ещё?
В её голосе звучало пожелание общения, так взволновавшего её.
- Три дня я буду здесь. После могу прийти, когда скажешь, - так ответил он.
И для Пилигрима эта встреча была особенной: рядом с Акарой ему дышалось иначе, и даже те же звёзды, казалось, были не так, как прежде, счастливы видеть его.
- Я приду сама.
Не говоря больше (что есть слова, когда так много смыслов окружает?!), Акара пошла в ночь, и двое послушных ей молодых привратников последовали её примеру.
Так завершился этот хлопотный, но такой счастливый день.
Эти три дня пролетели незаметно. Акара сдержала обещание и снова появилась в лесном убежище Пилигрима.
Друг мой, Огонь!
Когда чай был выпит и глаза молодых привратников немного осоловели от тепла воды и жара костра, Лоуренс посмотрел в задумчивые глаза Акары и предложил:
- Брат наш Огонь ждет нас.
Акара встретилась с ним взглядом, тихо улыбнулась и ответила:
- Да, так.
Не сговариваясь, они сели рядом друг с другом и, глядя на огонь, начали:
- Брат мой огонь, я знаю тебя. Каждый пилигрим мечтает стать языком великого пламени, и, совершая день ото дня благие деяния, пилигримы растят огонь в себе, как земля накапливает свет солнца.
Огонь продолжал гореть, и, вроде бы, ничего не изменилось.
Тогда вступила Акара:
- Брат мой Огонь, сердце каждого приходящего к Сестрам Горы несет в себе Огонь.
Учась различать Огонь в сердцах, я знаю тебя. И как каждое сердце отлично от другого, так не бывает двух похожих друг на друга языков пламени.
Огонь молчал. Лоуренс принял эстафету:
- Брат Огонь, знаю я, что сердце каждого небесного тела звучит тем же Огнем, и пути к небесным странникам сотканы Огнем тончайшим, и этот Огонь небесный ведом мне.
Глаза Лоуренса потемнели, и стало заметно, что атмосфера вокруг него сгущается. Свое знание из области разума он каким-то чудом начал переносить в область явлений материальных, да так, что не почувствовать этого было нельзя. Когда Лоуренс произнес последнее слово, в костре что-то треснуло и сноп искр понесся в темное небо к звездам.
Акара улыбнулась и продолжила:
- Когда возносим сердца свои Матери Мира и пуджа преображает нас, я вижу Сестер своих иными, чем раньше, то, что преображает их, это есть ты, Огонь. Я знаю тебя.
Голос ее стал громче, и торжественнее, и напряженнее. И за торжеством этим сквозила радость. Казалось, Огонь обрел уши. Сначала он услышал слова Лоуренса, а теперь услышал торжественную речь Акары. Огонь выгнулся в их сторону, стараясь как бы прильнуть к этим словам. Засыпавшие было привратники аж подпрыгнули на своем месте. А между тем Лоуренс перенял эстафету:
- Когда говорю тем, кто может принять, сердца их вспыхивают, и я вижу, что слова мои становятся Огнем. Огонь этот проникает в сердца, и иногда достаточно нескольких слов, чтобы сердца слушателей стали пламенными. Я знаю Огонь этих слов. Я знаю тебя, Огонь.
Атмосфера вокруг Лоуренса сгустилась еще больше, а костер вдруг будто сошел с ума: как факел, он вырос на несколько метров ввысь, и на поляне стало светло, как днем.
Тогда Акара и Лоуренс произнесли хором:
- Мы знаем тебя, брат Огонь. Будь нам другом.
Ошарашенные привратники сидели застывшие и пораженные. Акара и Лоуренс стояли всего лишь в полуметре от костра, взявшись за руки, но Огня не чувствовали. Огонь из красного стал синеватым, и языки его превратились в рвущееся вверх ревущее пламя. Так держась за руки, двое огненных сделали шаг вперед и прошли сквозь костер. Огонь их не тронул. Так закончился этот удивительный вечер.
Акара уезжала потрясенная: прохождение сквозь огонь, ставший другом, – редкое явление. Сознание как бы парило между небом и землей, всё еще имея силу не возвращаться в тиски земного разума, и покров Майи не затемнял думы.
А мысли были разные, и все они, безусловно, кружили вокруг Пилигрима Лоуренса, который смог так легко сделать Огонь другом и подарить эту дружбу... ей, Акаре. Было совершенно ясно, что сама она не смогла бы сделать так. Да и вместе с кем-то ещё – тоже. Редко кого Огонь слушается так легко.
А еще Пилигрим удивил ее своей чистотой. Быть человеком, практически не замутненным материей, общаться с людьми и продолжать оставаться чистым, как белоснежные снега Кайлаша – такое не под силу человеку, и всё-таки Пилигрим был таким. И эта чистота давала ощущение Небес, спустившихся на Землю.
"Вот почему Огонь его слушает, – подумалось ей. – Неудивительно, если бы его слушались и дикие птицы, и деревья".
Ощущение чистоты – как озон. И каждый, повстречавший Пилигрима, сравнивал его с озоном. Чистейший.
Так думала и Акара.
Лоуренс решил остаться на пару дней в лесу, чтобы прийти в себя окончательно. И Акара, конечно же, взяла с него обещание, что, когда через два дня она вернется за ним, он посетит Обитель Сестер Горы. И, конечно же, он будет там желанным гостем. Так закончился и этот многотрудный день.
Они уехали. Шум машин стих.
Лоуренс лежал возле потухающего костра и между крон деревьев смотрел на небо. Прошедший сквозь огонь вместе с удивительной женщиной, он ни о чём не думал. Может быть, взгляд его, касаясь далёких звезд, приносил ему звучание этих светил? А может быть, беспредельность одаривала его свежестью вечного познавания, а может быть, тот огонь, что подчинился ему и стал его другом, невидимый огонь, дарил ему свои тайны? О том мы не узнаем, и думы его останутся запечатанными книгами. Он уснул счастливым сном праведника, и душа его, постигшая тайну огня, познавала новые миры, о которых мы и помыслить не можем. Священен сон Пилигрима.
Ещё два дня провел он в уединении, набираясь сил среди чистой праны, которой щедро одаривали его деревья. Эти дни он провел в сосредоточении. Но что есть сосредоточение Пилигрима? Благословенный Будда, Лев Благого Закона, заповедал своим архатам два вида деятельности. Он говорил: «Или вы трудитесь в поте лица на Земле, или в минуту уединения возвышаете себя над Землею. Но бесполезное возмущение стихий пусть не будет занятием мудрого".
Беспредельность мирозданья не постижима простым умом, ведь ограниченность материи разума не дает возможности ему охватить беспредельные дали, но, кроме протяжённости, Вселенная имеет еще и глубину, и самые прекрасные части Вселенной сокрыты для человеческого глаза и человеческого ума. Но только для человеческого. Подобно лучу света, сознание Пилигрима касалось иных систем миров, которые невозможно видеть, но даже если люди увидели бы их, то не поняли бы. Мысль человека ограничена возможностями света, а потому распространение мысли подчиняется иным законам, пребывая в непостижимом и непознаваемом, но всё же существующем Бытии. Пилигрим в это время не жил жизнью человека, но был мыслью, пронзающей пространство и слои Вселенной и постигающей их. Это удивительное действо в далёкие времена люди называли Астролатрией. В нынешние времена оно зовется Сотрудничеством миров, и, как прежде, способны на это единицы. Лоуренс был как раз из таких.
К исходу второго дня его мысль стала постепенно покидать те слои мирозданья, которые открывали ей тайны свои, а его тело стало обретать признаки жизни. Дыхание углубилось, и сердце стало сокращаться чаще одного удара в минуту. Когда Пресвятая Акара с трепетом в сердце подошла к той поляне, где оставила она Пилигрима, то его состояние уже больше походило на очень глубокий сон. И лишь окружающие трава и листва несли на себе невидимый, но вполне ощутимый отпечаток тех состояний, которые пережила его душа.
Подходя, Акара ощутила неземную атмосферу, но что явилось причиной её – понять не могла: уж слишком это было необычно. Застав Лоуренса глубоко спящим, она села рядом с ним на колени и стала смотреть в его удивительно спокойное, лишённое налёта земных тревог лицо. Спустя четверть часа ресницы его моргнули, он глубоко вздохнул и проснулся.
- Ты спал, я не хотела тебя будить.
- То был не сон, но выше.
- Твоя душа сознательно жила в Надземном?
- То были не земные миры.
Глаза Акары удивленно вскинулись:
- Ты знаешь Дальние Миры?
- Мой Дух знает.
- Расскажи о них.
- Многие слова не скажут многого.
- Но ты же Знаешь?