Тот раз должен был быть последним. В конце концов, жар не являлся частью его исконной сути, он был частью того, чтобы быть демоном, а Кроули — по крайней мере, на профессиональном уровне — больше не носил этого титула.
Вслед за «не-концом света» Кроули обнаружил, что его тихо вычеркнули из списков рассылки Ада (хотя досадно, что он все еще получал ежедневные вялые дайджесты). Нечеловеческие ресурсы даже прислали ему аккуратное маленькое выходное пособие, которое Азирафаэль облил святой водой из ближайшей купели, прежде чем оно ожило и обезглавило кого-нибудь.
Это было все, о чем Кроули только и мог мечтать, выйдя на пенсию раньше срока. Больше никаких отчетов, никаких ежеквартальных обзоров производительности, в его распоряжении все время в мире, чтобы наверстать упущенное. И, как глазурь на торте, он больше не будет каждые шесть лет отдавать контроль над своим телом безумному биологическому импульсу, который был имплантирован ему самим Сатаной.
Во всяком случае, он пребывал в этой радостной уверенности еще ровно год и пять дней после того, как Адам произвел мягкую перезагрузку реальности.
* * *
Это случилось во время обеда с Азирафаэлем. Теперь он всегда ходил обедать с Азирафаэлем, и ужинать, и на шоу, концерты, в музеи, в сады — все то, что они ранее посещали под предлогом тайных встреч, а теперь открыто, как это делала бы любая нормальная пара неравнодушных друг к другу людей на стадии ухаживания. И они действительно в некотором роде ухаживали друг за другом. Ни один из них не произнес этого вслух, но после той роковой ночи в квартире Кроули — когда они попытались один раз целомудренно поцеловаться, запаниковали, а затем оказались на полу, каким-то образом надев тела друг друга, — они приняли это как естественное развитие их отношений и поступили соответственно. Внешне ничего почти не изменилось, разве что теперь они чаще держались за руки.
В этот самый день они обедали в Кардиффе, в прекрасном новом французском заведении, которое, по всем отзывам, творило с устрицами просто чудеса. Кроули, чувствуя себя одурманенным вином и опьяневшим от сытости, позволил Азирафаэлю опрокинуть ему в рот одну из наполовину очищенных устриц, чего они не делали со времен Рима. Но на этот раз, когда пальцы Ангела коснулись его нижней губы, Кроули почувствовал, как по щекам разливается тепло.
— О, — сказал он, судорожно сглотнув и совершенно забывая жевать.
— Все в порядке, дорогой? — спросил Азирафаэль, глядя на него то ли с иронией, то ли с тревогой.
Кроули почувствовал, что его слегка качнуло вперед. Он прочистил горло, но ничто не мешало ему дышать, если даже забыть о том, что ему вообще не нужно было дышать. Он медленно моргнул.
— Должно быть, выпил больше вина, чем думал, — пробормотал он, хотя и понимал, что это неправда. Что такое жалкая пара бутылок для пары бессмертных с шеститысячелетним опытом высокоэффективных потребителей алкоголя? Он почувствовал, как жар медленно и неотвратимо стекает от его лица в низ живота, к самой сердцевине тела, а кожу на затылке стягивает ледяными мурашками. — Да, эм-м-м. Думаю, мне надо в дамскую комнату... — Он проверил свой нынешний наряд и поправился: — В комнату для джентльменов то есть… Просто немного освежиться.
Азирафаэль смотрел на него с настороженной сосредоточенностью, по которой было отчетливо видно, что он даже отдаленно не верит столь жалким объяснениям. Но за прожитые в Лондоне годы ангел стал слишком англичанином, чтобы спрашивать о том, о чем ему не хотят говорить.
— Хорошо. Постарайся не упасть, дорогой.
Вообще говоря, ангелы и демоны не нуждались в использовании человеческих уборных. Точно так же, как в еде или сне, хотя, если бы они оставили свои тела без присмотра, помещенная в них биоматерия наверняка попыталась бы выйти с другого конца, как ей и положено. Кроули и Азирафаэль оба считали это грязным и неэлегантным решением и стремились просто изгнать любые посторонние вещества, прежде чем дело заходило так далеко. Хотя иногда любопытство (или слишком сильное опьянение) побеждало. Кроули, например, помочился ровно три раза за шесть тысяч лет и ровно один раз рискнул зайти немного дальше в этом вопросе и опробовать по-крупному, после чего пришел к выводу, что это слишком похоже на нерест, чтобы считаться чем-то новым и быть достойным интереса.
(Большинство людей, вероятно, возражали бы против того, чтобы опорожнение кишечника сравнивалось с беременностью и родами, но Кроули придерживался многих взглядов, которые люди сочли бы ужасными. Например, самым лучшим из фильмов братьев Коэн он считал «Невыносимую жестокость».)
Все это говорит о том, что ресторанные туалеты обычно были очень мало полезны для демона, если только тот не посещал их по работе. И хотя многие из его бывших коллег не были придирчивы в этом отношении, Кроули всегда предпочитал справляться со своими искушениями где-нибудь в помещении с лучшей акустикой.
Войдя в мужской туалет, он обошел кабинки и направился прямо к раковине, едва успев ухватиться за край умывальника, прежде чем колени начали подкашиваться.
— Нет, нет, нет...— Костяшки его пальцев побелели в том месте, где они сжимали раковину, одно из тех неглубоких стальных приспособлений, которые были якобы экологичны, но настолько непостижимы в использовании, что Кроули в какой-то момент считал их одной из своих лучших идей. — Оставайся на ногах, мне все равно, что ты еще делаешь, но оставайся на ногах...
Он поймал свой пристальный взгляд в зеркале, темные очки сползли, смытые внезапным и непрошенным потоком пота, струящимся по лицу. Желтые радужки расширились почти до самых углов глаз, белой склеры почти не было видно. Это само по себе было бы поводом для беспокойства, даже если бы не мурашки, бегущие вверх и вниз по его спине, и не острое жжение, распространяющееся по нижней части живота, похожее одновременно на удар ножом и ожог от любого прикосновения одежды к коже. Так было всегда при проявлении метки.
Эта штука с меткой всегда казалась Кроули полным идиотизмом. Как будто другие демоны не могут точно определить по запаху, когда один из них входит в жар.
Дерьмо. Другие демоны.
Агенты Ада не склонны оставаться наверху без крайней на то необходимости, но Кроули полагал, что внизу должны были найти кого-то на его прежний пост, и даже приезжий демон смог бы уловить его запах, если бы они находились где-нибудь в одном полушарии. Что, если силы Ада не потрудились пойти за ним после неудачного гамбита со святой водой в прошлом году, потому что знали, что есть способ заполучить его без сопротивления, когда он будет уязвим и согласен на все? Все, что кому-то нужно сделать, это прикоснуться к нему вот так, и он будет стоять на четвереньках, умоляя, чтобы его как следует оттрахали, напичкав десятью видами адского отродья.
Кроули застонал, окончательно проиграв битву за то, чтобы удержаться на ногах, и тяжело опустился на колени на холодный кафель туалета. Даже мысли о чужом прикосновении было достаточно, чтобы затопить его влагалище, в промежности уже расплывалось мокрое пятно, горячая влага просачивалась сквозь ткань темных джинсов и текла вниз по внутренней стороне бедер. Ему нужен был член внутри него, яйцеклад, щупальце, что угодно, все, все это, трахающее все его отверстия, пока он не лопнет. Каждая секунда, пока его не трогали, была пыткой, выжигая его изнутри.
Нужно выбираться отсюда. Нужно добраться до безопасного места, пока он еще соображает и способен хоть что-то контролировать. Почему, черт возьми, они решили отправиться на ленч в Уэльс? Ему придется использовать все свои силы. Надо щелкнуть пальцами и вернуться в Лондон, в свою квартиру, укрытую достаточным количеством заклинаний и других защит, чтобы по крайней мере замедлить тех, кто мог бы прийти за ним.
— Боже мой! Кроули!
Он вздрогнул, прикосновение руки к плечу одновременно было обжигающим, как церковный пол, и недостаточным, мучительно, нестерпимо, катастрофически недостаточным. Обычно люди или другие существа не могли подкрасться к Кроули незаметно, особенно такие, как Азирафаэль, который никогда не пытался скрывать свое ангельское присутствие, во всяком случае — прилагать особые усилия к таковому сокрытию. («Потому что это было бы невежливо», — сказал он, когда Кроули однажды спросил его об этом.) И все же он был тут, удерживая Кроули на полу ресторанного туалета, как будто демон был студентом-первокурсником, выходящим из своей первой передозировки.
— Боже мой, ты весь горишь, — сказал Азирафаэль, прижимая тыльную сторону свободной руки ко лбу Кроули. Это было чертовски мягко сказано, учитывая, что его кровь, казалось, кипела в теле, превращаясь в пар. — Я думал, может быть, устрицы не пошли тебе на пользу, но это... Давай-ка отвезем тебя домой, прямо сейчас.
— С-с-слишком далеко. — Слова просочились сквозь стиснутые зубы жалким тихим шипением, когда Азирафаэль подхватил Кроули под мышки и помог подняться на все еще почти человеческие ноги. — Я пыталс-с-ся… не получитс-с-с...
Но тут он почувствовал изменение давления воздуха и падение влажности, когда полторы сотни миль английской топографии сжались в ширину мысли. В следующий миг Азирафаэль просто стоял там, в шикарных злодейских апартаментах Кроули, а демон упал ему на грудь, погребенный под несколькими кубическими тоннами головокружения, когда физика мгновенного путешествия их наконец-то настигла.
— Кроули! — воскликнул Азирафаэль, и в его голосе звучали одновременно огорчение и раздражение, как будто Кроули специально выбрал именно этот момент, чтобы упасть, как марионетка с перерезанными нитками, только ради удовольствия доставить неудобство ангелу. Вместо того чтобы бороться с внезапной дополнительной тяжестью, навалившейся на плечи, тот просто опустился на пол рядом, постаравшись устроить Кроули у себя на коленях.
Ошибка. Это было ошибкой.
Излюбленная форма Азирафаэля почти не выделяла феромонов, но в своем нынешнем состоянии Кроули вбирал каждую их частицу — легкий естественный запах кожи, тревожные следы пота, всю низкоуровневую обонятельную информацию, которую люди выдавали, даже не осознавая этого. А над всем этим, конечно же, был чертов одеколон, как запах из сумочки старой леди, цветочный, затхлый и такой подавляющий, что Кроули возненавидел бы его на любом другом живом существе, но поскольку это был запах Азирафаэля, то он казался успокаивающим и теплым, в него хотелось погрузиться целиком и никогда больше не выходить на воздух.
— Ангел, — задыхаясь, взмолился Кроули, из последних сил стараясь не ерзать и впиваясь ногтями в ткань брюк Азирафаэля, то напрягая, то расслабляя пальцы в такт пульсирующей внутри метке, словно разминающийся котенок. — Тебе надо уйти. Прямо сейчас-с-с. Пожалуйс-с-ста, ангел!
Потому что если он этого не сделает, если Кроули будет лежать, свернувшись дрожащим калачиком, на коленях у Азирафаэля, словно раненый зверь, хотя бы на секунду дольше, то он просто умрет.
— Не говори глупостей, — сказал Азирафаэль. — Я вернусь за счетом позже. А твою машину мы можем забрать и завтра.
Пузырь смеха поднялся в горле Кроули, но лопнул прежде, чем достиг губ, и вместо этого вырвался жалким пронзительным всхлипом. Его вечно практичный, недогадливый ангел, такой умный и такой глупый.
Словно для того, чтобы довести оценку до конца, Азирафаэль убрал несколько прядей волос с глаз Кроули и спросил нейтральным тоном:
— Это та же самая лихорадка, которую ты подхватил, когда Уорлоку было шесть лет, не так ли?
— Та с-с-самая… — вынужден был признать Кроули, содрогаясь всем телом. Даже самое легкое прикосновение пальцев Азирафаэля поджаривало цепи в его мозгу, но он не мог найти в себе достаточно сил, чтобы отстраниться. Внутренняя сторона его бедер была омерзительно липкой, джинсы промокли насквозь, ноги непроизвольно подергивались, и каждое такое подергивание сопровождалось унизительным хлюпаньем, которое заставляло его краснеть до корней волос. И как только Азирафаэль не отшатнулся от этого звука, от этого зловония? — С-с-со мной вс-с-се будет в порядке, прос-с-сто уйди. Ос-с-ставь… Пожалуйс-с-ста.
— И, я полагаю, та же самая лихорадка, что была у тебя шестью годами ранее той, и та, что была за шесть лет до нее?
Кроули сокрушенно закрыл глаза.
— Я не идиот, Кроули, — мягко напомнил ему Азирафаэль. Он перестал расчесывать теплыми пальцами волосы демона и вместо этого обхватил его голову руками, как будто это могло успокоить судорожно извивающееся тело, а не просто наполнить Кроули горячей статикой. — Какое-то время я думал, что это, ну не знаю, обычная пытка, через которую они, должно быть, заставляют тебя пройти. Чтобы все наказанные получили назначенное количество страданий. Судя по тому, что ты мне рассказывал на протяжении многих лет, это вполне соответствовало обычному подходу вашей конторы к обеспечению соблюдения внутренней политики. Я верил, что, оказывая тебе всю возможную поддержку на расстоянии, я помогаю наилучшим образом, но...
Черт возьми. Поддержка.
Теперь, когда Азирафаэль произнес это слово, Кроули мысленно начал прокручивать тысячу маленьких моментов из своих прошлых периодов жара. То, как время от времени он обнаруживал бутылку вина или корзинку с едой перед своей дверью; то, как Азирафаэль иногда выполнял за него несколько искушений, не спрашивая разрешения…
—...Я не понимаю, почему эта политика должна продолжаться в свете... всего того, что происходит сейчас, — продолжал Азирафаэль. — Но раз она продолжается… Что ж. Если ты собираешься и дальше страдать от этих лихорадок, я хотел бы знать, как и чем я могу помочь облегчить их.
Кроули очень хотелось ответить на этот вопрос решительным «ты не можешь» или «я не допущу, чтобы ты это делал». Вместо этого у него вырвалось слабое:
— Это омерс-с-сительно... Я… не хочу...
— Ах ты, глупый старый змей, ничто в тебе не может показаться мне омерзительным, даже если бы ты сам этого захотел.
Это была самая наглая ложь, и Кроули отлично это понимал. Но на одно хрупкое, опустошающее мгновение его разум остановился на чем-то — возможно, отрывке из пьесы, которую он когда-то смотрел, какой-то сентиментальной чуши, которая вырвала его сердце и впустила ангела.
(«Это мерзко».
«Не для меня. И не в том случае, если это касается тебя».)
С немалым усилием Кроули сумел выпрямиться, встать с колен Азирафаэля и принять сидячее положение. Прохладный кафельный пол давал его разгоряченной промежности небольшое облегчение. Он чувствовал себя разбитым, очки уже где-то потерялись, куртка соскользнула с одного плеча, каждый дюйм кожи был покрыт пятнами и влажен.
— С-с-с… Не лихорадка, — осторожно начал он, складывая слова одно за другим, как будто любого из них могло хватить, чтобы заставить Азирафаэля наконец сбежать. — Это жар. Мой жар, ангел.
— Ну да, я так понял, что ты несколько более разгорячен, чем обычно... ох. Ох! — Глаза Азирафаэля, и без того чертовски большие, казалось, стали почти вдвое больше, когда до него наконец дошло. — Это бы объяснило тот... э-э-э... уникальный букет, который исходит от твоего… хм...
—...То, почему я источаю аромат внутренностей Ковчега? — закончил за него Кроули, поморщившись. Когда Ад выяснял, как должен работать секс между демонами, он в основном сверялся со списком, а затем проверял все вышеперечисленное. По собственному поистине унизительному опыту Кроули знал, что выделяемые при жаре феромоны делают его неотразимым для змей, собак, лосей, большинства видов лягушек, леопардовых слизней и консервативных депутатов парламента. И это была только исходная линия, прежде чем его тело бросило в топку кто знает какие еще случайные сексуальные химические вещества, приводя к новым комбинациям каждый проклятый раз. — Обычно мы приходим в себя через две недели. Просто помоги мне добраться до спальни, там у меня есть все, что мне нужно.
— Конечно, сейчас. — Азирафаэль пылко закивал, вероятно представляя себе «все» как много воды и смену одежды, а не шкаф, полный причудливых сексуальных игрушек. Он поднялся на ноги и так же легко, как и раньше, подхватил Кроули на руки.
— Ангел! — запротестовал Кроули, снова покраснев до кончиков ушей. Он машинально обнял Азирафаэля за плечи, чтобы сохранить равновесие, потому что по какой-то дьявольской причине Азирафаэль решил нести его на руках, как невесту. Его кожа горела от столь близкого телесного контакта, от ангельского тепла, ощутимого даже через слои одежды.
— Постарайся смириться с этим, мой дорогой, — сказал Азирафаэль, ничуть не смущенный тем, что демон извивается на его руках всем своим немаленьким весом в унизительно неудержимом стремлении потереться. Кроули не мог сказать, гудит ли у него в ушах от прилива крови к голове или потому, что Азирафаэль использовал небольшое чудо, чтобы облегчить подъем. После освобождения от Небес ангел более не должен был соблюдать лимит на чудеса так строго, но даже Кроули это показалось немного смешным. — Это всего лишь несколько футов, если только ты не переставил мебель с тех пор, как я был здесь в последний раз.
Азирафаэль не возвращался в квартиру Кроули с той самой ночи больше года назад, когда так и не наступил конец света. Это не особенно беспокоило Кроули — они оба согласились, что в книжном магазине гораздо удобнее. Да и раньше Азирафаэль не так уж и часто заходил к нему, разве что по делам, связанным с поливкой растений, или чтобы завезти то, что, как теперь понял Кроули, представляло собой пакеты помощи, — но теперь Азирафаэль нес его в постель на руках, как будто это была самая простая, легкая, самая обыденная вещь в мире. Кроули не был уверен, что он не сгорит дотла, прежде чем они туда доберутся.
— Вот мы и пришли, — сказал Азирафаэль меньше чем через минуту, укладывая все-таки не сгоревшего демона на прохладные, гостеприимные простыни огромной кровати. Вместо того чтобы оказать Кроули любезность и оставить его в таком состоянии одного, Азирафаэль принялся снимать с него одежду, по одному пропитанному потом слою за раз. Пиджак довольно легко слетел с плеч, за ним последовал жилет, шарф и цепь, тонкая облегающая рубашка, которая прошлась как наждачная бумага по острым углам ребер Кроули и его мучительно твердым соскам.
— Ты можешь прос-с-сто... — Холодный воздух внезапно ударил в его обнаженную грудь, и Кроули вздрогнул, откусив остаток фразы. И только когда он лежал на спине, а ловкие руки Азирафаила снимали с него ремень и стягивали с бедер промокшие джинсы по одному упрямому чертову полудюйму за раз, до Кроули дошло, что именно делает Азирафаэль. — Ах ты ублюдок, ты же наслаждаешься этим!
— Я?! Никогда! — выдохнул Азирафаэль, солгав так легко, что Кроули снова немного влюбился. Он хмыкнул, когда демон наконец-то сумел заставить джинсы исчезнуть из его жизни. — Так лучше. Правда, мой дорогой.
— Вот что я тебе скажу, — прошипел Кроули, лежа голый, как в день своего сотворения, плюс-минус пара носков. — Ты можешь разворачивать меня как подарок сколько угодно, но только не когда я буквально сгораю от чертова проклятия.
— Размножение — это не проклятие, — чопорно поджал губы Азирафаэль, явно оскорбленный за Всемогущую. Но затем, когда его глаза скользнули вниз по обнаженному торсу Кроули, замер при виде метки и прикрыл рот рукой. — О, Кроули...
— Это не больно, — солгал тот, на мгновение пожалев, что у него нет и половины того природного таланта ко лжи, которым обладал Азирафаэль. Он провел ладонью по бедрам, скрестив руки над черными линиями, выбитыми на коже, которые образовывали сложный знак чуть выше лобковой кости. — Просто немного с-с-стингует.
Они видели друг друга обнаженными много раз на протяжении веков, в том числе с различными травмами, но ничего подобного этому не было. Метка была грубой и наглой, она делала Кроули уязвимым, и тот готов был прокусить себе язык, если Азирафаэль и дальше будет продолжать смотреть на него так, сверкая глазами от жалости и едва сдерживая слезы.
Ангел резко убрал руку от лица и поднес пару пальцев к животу Кроули.
— Можно мне...
— Не надо, — сказал Кроули слишком быстро, слишком резко, увернувшись от прикосновения Азирафаила, прежде чем тот успел приблизиться. — Она все равно исчезнет, когда кончится жар, ничего страшного.
— Но ты же сказал — две недели. — Голос Азирафаэля звучал жалобно. — Неужели мы ничего не можем сделать, чтобы... чтобы помочь тебе быстрее?
Конечно же, способ был. Что может быть лучше для стимулирования сотрудничества со стороны рабов Сатаны, чем дать им легкий выход? Вся демоническая форма Кроули кричала об этом, кипя заживо и умоляя об одной простой вещи.
Вместо этого он выдавил сквозь зубы:
— Не совсем.
Азирафаэль тяжело вздохнул.
— Ну что ж, — сказал он с неубедительной бодростью в голосе. — Тогда давай работать хотя бы над тем, чтобы тебе было комфортно, по крайней мере. У тебя ведь тут есть туалет, да? Удаление, э-э-э, выделений с твоей кожи, вероятно, тебя бы порадовало.
— Честно говоря, меня сейчас может порадовать, только если я хорошенько подрочу! — сказал Кроули с вызовом и нахмурился, когда Азирафаэль даже глазом не моргнул в ответ. А он ведь был уверен, что ангел будет шокирован, отшатнется, ужаснется или хотя бы смутится. — Сделай мне одолжение, зайди в гардероб, ладно? Просто возьми самый толстый резиновый член, который только сможешь там найти. Я с-с-сам с-с-сейчас-с-с не в том с-с-с-сос-с-стоянии, чтобы...
Он замолчал, потому что Азирафаэль внезапно встал на колени на кровати над ним, сжав губы в решительную линию и оперевшись рукой о подушку рядом с головой Кроули.
— Если это действительно то, чего ты хочешь, мой дорогой, — сказал он, наклоняясь ближе, слишком близко, почти прижимаясь, — я не стану тебе мешать. Но ты должен знать, что я... я совсем не против того, чтобы протянуть тебе руку помощи… так сказать, напрямую.
— Азирафаэль...
—...Правда, я давно не практиковался, прошло уже много времени, но я полагаю, что это все равно что кататься на велосипеде: навыки никогда не забываются.
Мысли Кроули скользнули по устаревшей терминологии ангела и врезались прямо в кирпичную стену того, что он, кажется, подразумевал. Кажется?..
— Ты — что?
— Было бы о чем вспоминать! — раздраженно фыркнул Азирафаэль. — В то время это не казалось таким уж важным, не так ли? По крайней мере до тех пор, пока Григорий не зашел слишком далеко и не подставил нас всех. Ну а потом Всемогущая пронюхала об этом и устроила расправу, конечно же...
— Ты... трахал людей?
— В твоем произнесении это звучит как-то уж слишком извращенно!
— Это и есть извращение! Ангел! Ты же ангел! А это практически как трахнуть овцу!
— Это не так! — вскричал Азирафаэль, щеки которого вспыхнули почти так же ярко, как у Кроули. — Они разумные существа, они вполне способны на осознанное согласие. И не пытайся сказать мне, что твоя старая сторона не внесла свою лепту в… подобные отношения с людьми!
— «Отношения» — это определенно не то слово, которое стоило бы использовать, когда чувствуешь себя виноватым в блуде с низшими формами жизни!
— Ради всего святого, Кроули! Это было пять тысяч лет назад. Я не делал этого с тех пор, и... — Азирафаэль замолчал, нахмурившись, когда демон закрыл рукой лицо и снова содрогнулся всем телом. —...И мы сейчас говорим не о людях, а о тебе. Я не могу себе представить, сколько тебе пришлось вытерпеть за эти годы, но теперь мы вместе, и я хотел бы помочь, если ты позволишь. Ведь это и значит быть на нашей стороне, не так ли?
Кроули замолчал, уставившись на Азирафаэля, и слова медленно осели в его голове. Его внутренности трепетали и скручивались. Он почувствовал, как они наполняются странным теплом, которое не имело ничего общего с его обычным жаром; оно было мягким, а не обжигающим, нежным, а не грубо алчущим наполнения.
Впервые с начала лихорадки он ощутил острое желание прикоснуться сам, быть тем, кто протянет руку и притянет Ангела ближе к себе. С огромным трудом ему удалось сдержаться: даже сейчас он боялся идти слишком быстро.
— Думаешь, ты сможешь... своими губами? П-поцелуй, эм-м-м...— Кроули нервно сглотнул, горло внезапно пересохло, словно бумага. — М-меня... — уточнил он.
Красноречив, как всегда, Энтони Джей Кроули.
Азирафаэль сделал сложное лицо. Нет, отвращения на нем не было, скорее было похоже на то выражение, которое появлялось на лице ангела, когда тот всей душой упивался лососевым муссом и вдруг узнавал, что на кухне его больше нет.
— Я не знаю, — сказал он. — А если мы опять случайно поменяемся телами?
Это была вполне реальная опасность и главная причина, по которой они не пробовали целоваться с тех пор, как с трудом проникли в истинный смысл пророчества Агнес. С того первого раза они практиковались в переносе и теперь старались ограничивать точку контакта только соприкосновением рук, ведь всегда существовал риск, что что-то пойдет не так, их концентрация ослабнет и они в конечном итоге уничтожат друг друга — вместе с половиной Лондона.
Или же обмен мог пройти успешно, и Азирафаэль внезапно обнаружил бы себя втиснутым в телесную оболочку, полную демонической похоти. Кроули очень сомневался, что ангелу захочется зайти так далеко ради их отношений, как бы ни был подавлен его рвотный рефлекс.
Однако мгновение спустя Азирафаэль снова удивил его. Он кивнул.
— Ладно, — сказал он. — Если ты этого хочешь, мой дорогой. Я уверен, что справлюсь.
Это было просто легкое соприкосновение губ. Это не должно было быть ничем, только ощущением, прохладными и слишком податливыми контактом влажной кожи, таким же нейтральным и безразличным, как рукопожатие. Но все оказалось совсем не так. По какой бы то ни было причине — жара или собственного возбуждения Кроули, трепета, все еще неразрешенного с момента их последней попытки, — от этого прикосновения по телу пробежала приятная теплая дрожь, продрав огнем каждый нерв. Он втянул воздух через нос и почувствовал, что горит, но не так сильно, как от метки, а словно мягкий огонь растекся под поверхностью его кожи, охватив все тело целиком. Его веки затрепетали, и он не смог удержаться от тихого непроизвольного стона, рожденного где-то в самой глубине горла.
На какое-то мгновение Кроули почувствовал, как его тело ускользает, края его телесной формы становятся расплывчатыми, когда его гораздо более крупная истинная форма напрягается в пределах своей упаковки. И он тоже чувствовал Азирафаэля, присутствие ангела просачивалось в него, частицы и античастицы кружились вместе в квантовом танце, который уничтожил бы их обоих, если бы хотя бы одна пара столкнулась.
Собственно, это и был оргазм, который практически выдернул их обоих с самого края пропасти. Он с грохотом пронесся по нижней части тела Кроули, вонзил когти в мышцы внутренней поверхности его бедер и скрутил их, внутри у Кроули все сжалось и содрогнулось, исторгнувшись наружу вместе с новым потоком соков.
Кроули вырвался из поцелуя с задыхающимся: «Блядь!» Сгорая от смущения, он отвернул голову вбок, вжимаясь лицом в простыни и пытаясь стиснуть ноги в тщетной попытке остановить их подергивание.
— Полагаю, я должен быть польщен, — сказал Азирафаэль с совершенно неуместным с точки зрения Кроули весельем, откидываясь назад, чтобы снять пиджак и жилет, в то время как Кроули изо всех сил старался не начать извиваться на кровати. — А теперь давай уточним. Ты уже упоминал о резиновых фаллосах, из чего я могу сделать вывод, что ты не имеешь ничего против секса с проникновением?
— Да-с-с-с. — Это слово с шипением вырвалось у Кроули сквозь зубы позорно быстро, даже приличия ради не спросив его разрешения. Он стал искать пуговицы на аккуратно отглаженной рубашке Азирафаэля и даже заскулил, когда ангел перехватил его руки за запястья и прижал их к матрасу по обе стороны от головы. Адская метка пульсировала там, где она была вырезана на его коже, проклятие уходило все глубже в его тело, сжигая изнутри. — Азс-с-сирафаэль, пожалуйс-с-ста…
— Просто будь терпеливым, мой дорогой. Я немного заржавел, — признался Азирафаэль, отпуская одно из запястий Кроули и теребя переднюю часть своих брюк. Он прикусил нижнюю губу и опустил руку, чтобы потереть гладкое пространство между бедрами, как бы поощряя прилагаемое усилие. — Наверное, это все равно что заставить фурычить старый двигатель.
— Больше никаких чертовых автомобильных аналогий, или я...
Двигатель наконец завелся. И когда через несколько секунд Азирафаэль прижал эту штуку к щели Кроули и толкнул внутрь, у демона перехватило дыхание.
На протяжении тысячелетий у Кроули было бесчисленное множество партнеров по размножению, демонов всех форм, размеров и рангов. Если бы он мог найти в себе силы проявить снисходительность, то сказал бы, что некоторые из них были не так уж плохи, просто попали в тот же бесконечный унизительный цикл, что и он. Конечно, большинство были все же довольно ужасны, особенно графы и герцоги, всегда просто запихивая то, что неестественное дало им, в нору Кроули без даже намеков на предварительную подготовку, но иногда попадались и менее жестокие, и это было почти приятно. Почти безболезненно, да и кончалось быстро. На протяжении тысячелетий Кроули полагал, что это лучшее, на что он мог надеяться.
У него никогда раньше не было никого, кого он мог бы назвать своим любовником.
Физически он чувствовал себя так же, как и всегда: липкий, неуклюжий и чересчур сильно желающий трахаться, инстинкты размножения полудюжины диких существ кричали от радости по поводу выполнения своего предназначения, в то время как между ног у него болели мышцы и шипели нервы. Азирафаэлю удалось погрузиться внутрь одним ударом, почти без трения, без каких-либо звериных шипов, узлов или других неприятных сюрпризов, просто тепло, плотно и удивительно нежно. Когда он вошел, то обхватил руками Кроули и прижал его к своей груди, баюкая с такой нежностью, что Кроули почувствовал, как рефлекторно цепляется за него в ответ. Его желтые глаза были зажмурены, сквозь плотно сжатые губы пробивались тихие поскуливания.
— Все в порядке, — мягко сказал Азирафаэль, одной рукой поглаживая затылок Кроули и проводя пальцами по его влажным волосам. — Не сдерживайся, мой дорогой. Теперь остались только мы.
Кроули хотелось прорычать, что он избавляет Азирафаэля от собственных воплей ради него самого, а не ради себя. Но когда он открыл рот, единственным звуком, который он смог выдавить, был низкий жалобный стон.
— Вот и все, — сказал Азирафаэль, его другая рука скользнула вниз между их телами, чтобы погладить пальцами складки Кроули, вероятно, ища клитор. Вместо этого он нашел то место, где их тела соприкоснулись, и Кроули вздрогнул, когда костяшки большого пальца ангела коснулись тугой, нежной кожи. — А вот и ягненок. У тебя все так хорошо получается.
А вот и ягненок. Глаза Кроули снова распахнулись, чтобы закатиться под лоб, отчасти от чрезмерности нахлынувшего ощущения, а отчасти из-за того, что это… ну, Азирафаэль. Из всех бессмертных существ, в которых Кроули мог безнадежно влюбиться, это был именно он, не так ли? С его дурацкими галстуками-бабочками, крылатыми фразами и магическими трюками, переполненный состраданием, когда любой здравомыслящий человек бросил бы жалкое, вонючее, истекающее гадостью тело Кроули и убежал бы с воплями куда подальше.
Кроули вцепился в ангела еще крепче и, возможно, издал какой-то совершенно непристойный звук в изгиб плеча Азирафаэля, когда вторая чудесная, мучительная, сладкая волна кульминации сотрясла его.
«Это не может быть Великим Планом», — в отчаянии подумал он, чувствуя, как огонь разливается по венам, а удары Азирафаэля учащаются. Это удешевляло происходящее, мысль о том, что Всемогущая просто сидит где-то сзади и благожелательно улыбается всему этому, как будто Она с самого начала собиралась сделать именно так. Исконные враги собираются вместе и сливаются в нечестивом союзе. Кроули предпочел бы, чтобы они оба бросили вызов Богу, чтобы каждый миг, проведенный с Азирафаэлем, они оба рисковали быть сраженными наповал. Потому что это означало бы, что их выбор имеет значение.
— Аз-сираф-ф-ф... Аз-зир-ра... — Согласные заплетались на языке Кроули, ногти впивались в плоть плеч Азирафаэля, когда усилие ангела нарастало внутри него, а толчки становились неровными, хаотично приближаясь к оргазму, в то время как трение о внутренние стенки Кроули становилось все более и более невыносимым. — Я хочу этого... пожалуйста…
(Просто фантазия. Обожженные солнцем предплечья брата Франциска и его мужественный пот, пропитавший густые волосы на груди. Его толстый упругий член проливается внутрь полностью человеческой киски нянюшки Аштерот, засевая ее, их собственный райский сад в миниатюре будет расти внутри хрупкого смертного тела.
У Кроули никогда не было и не могло бы быть ничего подобного, он никогда бы не смог получить такое, даже если бы и имел глупость хотеть, и он никогда бы никому не признался, что думает о чем-то подобном. Вернее, не думает, нет, запрещает себе думать, даже мечтать запрещает... Но он хотел этого, хотел этого, хотел...)
Все его тело содрогнулось, когда Азирафаэль кончил, руки и ноги отчаянно обхватили его скользкую, блестящую от пота спину. Его внутренние стенки сжимались, смыкаясь вокруг ствола ангела, словно пытаясь выжать последние капли, стискивая и стремясь как можно дольше удержать внутри.
— Ты знаешь, — бессмысленно пробормотал Кроули, мурлыча на простынях, и все вокруг оставалось по-прежнему липким, неловким и отвратительным, но он был полон решимости просто наслаждаться чувством абсолютного удовлетворения до тех пор, пока усталость не овладеет им окончательно. — У некоторых уток влагалища похожи на штопоры.
Он почувствовал, как ребра Азирафаэля тихо вибрируют у него на груди, и понял, что ангел изо всех сил старается не рассмеяться.
Часть 3
Было бы слишком оптимистично надеяться, что жар Кроули утихнет после всего лишь одного раунда секса, пусть даже и с ангелом. После нескольких минут долгожданного покоя его тело снова набрало скорость. Кроули сдавленно стонал, терся и втрахивался в ногу Азирафаэля до тех пор, пока ангел не сжалился и не пошел за подходящими игрушками из шкафа.
— Ты испортишь мне вкус, — сказал он Кроули, в то время как демон вертелся на матрасе и сладко дрожал, насаживаясь на розовый резиновый фаллос, у которого было значительно больше гребней и бугорков, чем у обычной человеческой модели. — И где вообще можно купить что-то подобное?
— Н-н-нг-г-гх-х-ххххххххх, рядом с твоим магазином в Сохо, — прорычал Кроули, изо всех сил вцепляясь руками в простыню, потому что Азирафаэль воткнул игрушку точно в нужное место, отчего нижняя часть тела Кроули выгнулась дугой над кроватью. — Как ты думаешь, что я делал все те разы, когда говорил, что собираюсь пошарить по окрестностям?
— О боже, — беззаботно произнес Азирафаэль, лишь самую чуточку притворяясь удивленным. — Такое беззаконие творится прямо у меня под но<