Греческая религия всеми своими таинствами, обрядами и божественными образами полностью перешла в Рим. Римляне лишь поменяли имена богов, оставив за ними их прежние функции. Так, верховный бог Зевс стал называться Юпитером, его супруга Гера, покровительница домашнего очага, — Юноной, бог морей Посейдон — Нептуном. Танцевальное искусство древних греков также оказало большое влияние на римлян. Для греков искусство и танец были чем-то священным, что облагораживало душу и приближало человека к богам. Римляне же, более грубые и приземленные, видели в искусстве лишь развлечение. Танцы постепенно утратили первоначальную строгость и чистоту, в них начали все чаще изображать и выражать страсть, что совсем не соответствовало высокому религиозному предназначению пляски в Древней Греции.
Древние римляне знали и чтили имя своего первого танцора, ведь им считался Ромул — один из легендарных основателей Рима. Предание рассказывает, что в племени не было женщин и, чтобы продолжить род, Ромул приказал похитить девушек-сабинянок из соседнего племени в то время, когда те предавались беззаботным танцам на поляне. В память этого события, которое дало начало истории Рима, Ромул приказал ежегодно исполнять воинственные дикие пляски. Эти пляски под звуки оружия, ударов щитов и мечей чаще всего и исполнялись в Древнем Риме. Античный писатель Апулей рассказывал: «Юноши и девушки, прекрасные по внешности, в нарядных костюмах, двигались взад и вперед, исполняя танец. То прекрасными хороводами сплетались они в гибкие крути, то сходились извилистой лентой, то соединялись четырехугольником, то рядами рассыпались, пока звук трубы не известил о конце танца».
|
Долгое время римляне знали только одни священные пляски в честь божеств. Самыми знаменитыми были пляски салийских жрецов в честь бога войны Марса. Двенадцать жрецов из самых благородных мужей Рима, облаченные в богатые платья, расшитые золотом, вооруженные железными латами с копьем в одной руке и щитом в другой, плясали в храме Марса во время жертвоприношений и в торжественных шествиях.
К танцам обращались и во время страшных событий. Когда Рим настигла ужасная эпидемия чумы, которая почти опустошила великий город, сенаторы, чтобы умилостивить богов и развлечь народ, приказали устраивать на улицах и площадях театральные представления и пригласили бродячих артистов из других стран. Бродячие артисты и познакомили римлян с новым, незнакомым для них искусством — пантомимой. В пантомиме без слов, только с помощью мимики, танца и жеста рассказывалась удивительная история, понятная всем, кто смотрел представление.
Искусство пантомимы у древних римлян достигло высшей степени совершенства. Артисты в живых и выразительных движениях могли передавать и поэзию, и историю, и легенды, и самые сокровенные, глубокие чувства и ощущения. Зрители прекрасно понимали этот немой язык, который являлся для них даже более ясным, чем декламация.
Каждый религиозный и государственный праздник сопровождался театральными представлениями, в том числе и пантомимными, торжественными шествиями, иллюминацией и раздачей подарков. Число праздничных дней в году, отмеченных различными зрелищами, во времена расцвета Римской империи достигало 100. Представления устраивались в огромных амфитеатрах и цирках, вмещавших до 100 тысяч зрителей. Самым знаменитым таким амфитеатром считается Колизей — спектакли могли смотреть одновременно 90 тысяч человек. Арена амфитеатра, с сложными подземными переходами, была оборудована для сложнейших технических эффектов. В этих амфитеатрах и ставились грандиозные пантомимные представления. Сюжетами служили мифологические или аллегорические сюжеты, изображались приключения богов, в иносказательной форме прославлялись деяния императоров. Зачастую один артист играл сразу несколько персонажей, пластически перевоплощаясь то в грозного бога-громовержца Юпитера, то в нежную влюбленную женщину, то в хитрого торговца, то в величественного полководца, то в победоносного Ахилла.
|
Иногда пантомимы соединялись с цирковыми представлениями и гладиаторскими боями, бывшими излюбленными зрелищами древних римлян. В гладиаторских играх инсценировались исторические или мифологические сюжеты — изображались картины знаменитых боев римского прошлого или легендарные бои эпических поэм. В этих зрелищах дрались сотнями, строй против строя, в исторических и мифологических костюмах; воздвигались крепости, строилась легендарная «Троя», на стенах которой сражались гладиаторы.
Во времена упадка Римской империи пантомимы превратились в безнравственные зрелища. Римляне все больше жаждали острых ощущений — и исполнителей в сценах гибели подменяли настоящими преступниками, осужденными на смерть. Приговоренный, одетый так же, как актер, умирал на театральных подмостках.
|
Актеров пантомимы почитали не меньше, чем великих полководцев, при жизни им ставили памятники. Самыми известными пантомимными артистами того времени считались Пилад и Бафил. На их совместные представления толпами стекались зрители.
Когда рухнула Римская империя, а с нею и античный театр, мимы расселились по Западной и Восточной Европе. В Византии они продолжали существовать в качестве придворных танцовщиков, акробатов, шутов и музыкантов, выступающих на пышных приемах и пирах императоров. В Западной Европе, после падения Римской империи, танцы и пантомима почти исчезли, а артисты-мимы подвергались жестоким преследованиям со стороны христианской церкви, считавшей танец «дьявольским наваждением», самым греховным и богохульным действием.
Почему же служители церкви так невзлюбили танец? Причины надо искать в разнице между языческой (античной, дохристианской) и христианской идеологией. В христианской религии акцент делается на духовной природе человека, на ее божественной сущности и бессмертии. Тело же человека — «дьявольский сосуд» и его надо усмирять, чтобы душа после смерти получила доступ в царство вечного добра и справедливости. Поэтому танец, тесно связанный с телесным началом как никакое другое искусство, воспевающий радость бытия, не мог приветствоваться церковью, требующей от благочестивых христиан смирения и покаяния. Но как нельзя запретить человеку улыбаться, так нельзя запретить ему танцевать, и без танцев не обходились ни один праздник, ни одно веселье.