- Ты виделся с ней после…
- После убийства. Да.
- И что?
- И ничего.
- Ты уверен, что это не она?
Телефон в руке Андрея мигнул, и на экране появилось уведомление. Это было сообщение из лаборатории. Андрей быстро пробежался глазами по тексту и посмотрел на Кирсана.
- Теперь уверен.
За толстым стеклом панорамного окна стало совсем светло. Мела метель и, хотя стекло не пропускало звук, Андрею казалось, что он слышит завывания ветра. Все находившиеся в рубке, так и остались в ней до самого утра. Пол блестел чистотой, а лица присутствующих были мрачными и усталыми.
Свиридов разговаривал со своими людьми по рации и выглядел крайне недовольным.
- И что? Что значит, не смогли связаться? Пытайтесь еще! Жду.
- Кто будет завтракать? - спросил Ковалев, поднимаясь с кресла.
Андрей отмахнулся. Аппетита не было, хотя без подкрепления организм чувствовал слабость.
- Может кофе?
- Да, давай… Кофе буду.
- Что-нибудь еще?
Андрей заметил, что слова Ковалева еще сильнее выводили Свиридова из себя, поэтому жестами стал прогонять его.
- Просто предложил… - виновато сказал Ковалев и вышел из рубки.
- Скоро начнут просыпаться люди, - начал Гумилев, - что мы им скажем?
- Скажем, что произошло убийство.
- Какие меры собираетесь предпринять?
_ А какие меры я могу предпринять? Закрыть вас всех по каютам и устроить допрос с пристрастием?
- Вы сообщили в штаб?
- Сообщили.
- И что? Будем двигаться дальше?
- Не вижу причин для иных действий.
- Механики проверили станцию. Все работает исправно, можем двигаться.
- Этот ваш Ковалев, он сможет один управлять «Землей-2»?
- Не вижу причин для иных действий, - процитировал генерала Гумилев.
Рация Свиридова зашипела.
- На связи, - громко выкрикнул он. - Ни черта не слышу, поднимись в рубку.
Андрей выглянул в коридор. У порога стояли два человека Свиридова, больше пока никто не появился.
- Они связались с Питером, - сказал генерал.
- Хорошо…
Из-за угла выскочил Ковалев с двумя бумажными стаканами кофе.
- Из автомата!
- Все равно, лишь бы горячий… - Андрей протянул руку и взял свой стакан.
Следом за Ковалевым в рубку зашел помощник Свиридова Подполковник Поздняк.
- Связались с сестрой…
- Лирику опустим, давай к делу.
- Она описала человека, который попал в зону видимости камеры.
Андрей затаил дыхание.
- Кто-то подошел к Алферовой сзади, когда она разговаривала. Алферова обернулась и стала быстро прощаться с сестрой. Встревоженной не выглядела, видимо, человек был знакомый.
- Кто это был?! - не выдержал долгого рассказа Свиридов.
- Невысокий мужчина около сорока лет, короткие волосы с сединой, очки, усы, небольшая бородка.
Андрей и Ковалев переглянулись. Под это описание подходил только один человек, и это был Бунин.
На небольшом совещании, которое было проведено в капитанской рубке, было решено, что Бунина надо брать быстро, в момент, когда он не будет этого ожидать. Если у него в руках был предмет, позволяющий мгновенно убивать - приходить к нему с вопросами было нелепо. Правда между Гумилевым и Свиридовым опять возник небольшой спор: Свиридов требовал произвести захват молниеносно, с применением грубой силы, а Гумилев предлагал сначала поговорить. При всей нелюбви к Бунину, Андрей чувствовал, что пазл не складывается, и в глубине души не верил, что Бунин способен на такое. Он мог украсть, подставить, обмануть, плести интриги - но быть замешанным в убийстве и самому принять непосредственное участие? Нет… К тому же у Бунина не было ни малейших причин убивать Алферову, а если даже допустить, что он имел какой-то замысел по захвату станции, сошел с ума или находился под воздействием какого-то другого предмета, то почему убил только ее? Человек с подобным предметом мог легко уничтожить всех неугодных пассажиров - неужели единственным препятствием к осуществлению цели была Надежда?
И самое главное, Бунин не мог переключить на себя управление станцией. У него не хватило бы денег и связей, а допустить, что некто профинансировал эту операцию и доверил ее Бунину, было совсем уж глупо. Не тот это человек, совсем не тот!
Аргументы Свиридова были другими. Он не хотел разбираться в логичности поступка. Для него человек, появившийся рубке за несколько минут до убийства, был наиболее вероятным кандидатом на роль преступника. В любом случае, как уверял Свиридов, он должен был что-то увидеть, стать свидетелем, и если он не пришел сам, значит, ему есть, что скрывать. Что говорить, для генерала никогда не было проблемой ошибиться. Лучше перебдеть, чем недобдеть, лучше арестовать невиновного, чем упустить виноватого и, к тому же, отсутствие записей с камер наблюдения делало генерала уязвимым в глазах сотрудников. Если в месте, где находился Свиридов, происходило преступление - виновного надо было обнаружить в первые же минуты и то, что информацию получали в течение нескольких часов, уже порядочно взбесило генерала, словно от скорости реакции зависела его репутация.
Андрея немного пугала эта решимость Свиридова. У него создалось впечатление, что Свиридов пытается подставить Бунина, хочет отделаться от него. На самом деле никто не слышал, что в действительности сказала сестра покойной, да и связывались ли с ней вообще? Разумеется, Гумилев не мог потребовать доказательств - ему бы их никто не дал, поэтому приходилось верить на слово, подыгрывать и наблюдать, наблюдать, наблюдать…
В конце концов, собравшиеся пришли к единому решению - каким-то образом Бунина надо было выманить из каюты, а уж потом произвести задержание. Выманивать Бунина выпало Андрею, отчего-то он был уверен в том, что на него профессор не нападет. «Он слишком сильно ненавидит меня, - аргументировал Гумилев, - и если бы хотел, уже давно убил бы меня к чертям собачьим».
Конечно, было в этом что-то подлое. Андрей терпеть не мог подобные игры и считал, что лучше действовать прямо, но, с другой стороны, представив, как могли бы развиваться события, начни они следовать плану Свиридова, он решил, что вышло бы еще подлее, а жертв было бы больше.
Дверь в каюту Бунина была приоткрыта. Он сидел за рабочим столом, закинув на него босые ноги, жевал сухой крекер ц меланхолично крутил маленький настольный глобус. Андрей зашел. Профессор лениво перевел на него взгляд и крутанул глобус.
- Бить будете? - жалостливо спросил он.
Андрей напрягся. В этот момент, ему показалось, что Бунин обо всем догадался. Но потом он вспомнил, чем закончилась их последняя встреча, и понял, что профессор как всегда паясничает.
- Есть разговор…
- Говори.
- Не здесь.
- Пришли письмом.
- Не можешь выйти?
- Мне лениво…
Паясничал или все же догадался? Что позволяло ему вести себя настолько нагло? Быть может, знание о собственной силе? Он был гораздо слабее Андрея и физически, и морально, но держался так, будто был бессмертен, либо как человек, который может постоять за себя.
- Степан, не валяй дурака. Я бы не пришел, если бы это не было важно.
- Важно для кого?
- Для всех.
- Так иди и разговаривай со всеми, я-то тут при чем?
- Есть новости про Еву.
У Андрея екнуло внутри. Это был его последний козырь, единственные, пожалуй, слова, которые действовали на Бунина безотказно, но использовать имя пропавшей жены, чтобы выманить из каюты влюбленного в нее профессора? Плохо. Очень плохо, Андрей. Стоп. Хватит.
Тем не менее, уловка и правда сработала. Бунин быстро натянул туфли на голые ноги и вышел из-за стола.
- Поговорим у меня, - глухо сказал Андрей.
Теперь они должны были дойти до конца коридора, а там, на лестнице, их уже ждали. Однако все пошло не совсем так, как договаривались. Не успел Бунин пересечь порог каюты, как на его голову обрушился удар. Профессор обмяк и упал на пол.
- Хорошая работа, - похвалил Свиридов, - про Еву вы удачно придумали.
От этих слов Андрею стало тошно. Хотелось выйти на свежий воздух, уйти по льду и остаться жить среди полярных медведей. Там все было куда честней.
Бунина заперли в технической комнате. Здесь не было окон, только голые стены и коробки с контейнерами для образцов грунта. Помимо Бунина в комнате находились Свиридов, Поздняк и Андрей. Конечно, Свиридов был против присутствия Андрея, так что пришлось проявить всю жесткость характера, чтобы оказаться с ними здесь же. Для контроля над ситуацией он должен был знать обо всем, что происходило на станции. Достаточно того, что разговор с Питером прошел мимо его ушей. Доверить этим же людям допрос Гумилев не мог.
За время, пока профессор не пришел в себя, его обыскали. В заднем кармане бесформенных вельветовых брюк обнаружили металлический предмет в форме осьминога. На шее - пошлый серебряный медальон с фотографией Евы. Когда Свиридов сорвал с шеи Бунина цепочку и раскрыл медальон, он посмотрел на Гумилева так, что Андрею захотелось провалиться сквозь Землю. Он сразу же понял, что там, и, хотя это ничего не означало, чувство было такое, как будто посторонние люди застукали его жену с любовником. Свиридов покрутил медальон в руках и потом, со снисходительным видом, протянул Гумилеву. Фотография в рамочке была сделана несколько лет назад, во время второго медового месяца, как его называла Ева, сразу же после рождения Муськи. Этот снимок Андрей делал сам и любил его больше остальных. На нем Ева была настолько прекрасной, счастливой и родной - в этот момент она принадлежала ему одному и все эти безумные радостные и интимные чувства, словно передались фотографии, запечатлелись на пленке, которую Андрей сам же потом и проявлял. Ему казалось, что снимки с этого путешествия были настолько семейными, что их нельзя было доверить никому… И вот эта фотография на груди у другого мужчины. Андрей знал, или ему так казалось… Андрею хотелось верить, что Еву и Бунина связывает только работа и дружба. Но почему она отдала ему именно этот снимок? Почему она вообще отдала ему свою фотографию?
- Кретины… - Бунин очнулся и выплюнул кровь изо рта.
- Пришел в себя? - Свиридов встал прямо над телом Бунина, нависая над ним скалой.
Бунин метнул в сторону Андрея полный ненависти взгляд и получил в ответ ровно такой же. Если бы сейчас они остались наедине, неизвестно, чем бы это все закончилось. У Андрея кипела кровь, а градус ревности в крови явно превышал допустимые нормы.
- Что за моча вам ударила в голову? - Бунин пытался сесть, морщась от боли и потирая затылок.
- Что это за предмет? - Свиридов вытянул руку со спрутом.
- А вы не знаете? - криво усмехнулся Бунин.
- С помощью него была убита Алферова?
На какое-то мгновение на лице Бунина появилась растерянность.
- Алферову убили?
- А ты не знал?
- Откуда?
- Зачем ты заходил к ней этой ночью?
- С чего вы взяли, что я вообще к ней…
- Сестра погибшей описала нам тебя. Ты попал в зону видимости камеры.
- Ну, хорошо. Допустим, заходил. И что? Вы считаете, что я убил ее после того, как засветился? Или засветился перед тем, как убить?
- Мы пока никак не считаем. Хотелось бы услышать твою версию.
- Я приходил к ней по личному делу.
- По какому?
- По личному!
- Подробнее…
- Вас это не касается.
- Теперь касается.
Бунин рассмеялся.
- Какие способности дает осьминог? - вернулся к прежней теме Свиридов.
- Это спрут, - поправил Бунин..
- Как он действует?
Генерал выглядел непрошибаемым.
- Проверьте! - весело предложил Бунин. - например, попробуйте убить меня.
- Это я могу сделать и без предмета, - с какой-то равнодушной холодностью произнес Свиридов.
Судя по его тону - это было правдой.
- Спрут позволяет видеть и находить другие предметы.
- Каким образом?
- Каким-каким… Держите его в руке, настраивайтесь на
определенную волну и словно бы видите перед глазами сложную трехмерную карту. На то, чтобы научиться поймать волну, у меня ушло полгода, на то, чтобы увидеть карту целиком во всех измерениях и уметь правильно масштабировать ее, у меня ушел год. На то, чтобы научиться считывать с нее информацию с точностью до конкретного человека, у которого находится предмет - лет пять…
В комнате повисло молчание. Слова Бунина произвели впечатление.
- Ты не врешь?
- Попробуйте сами - мне не жалко. На этой станции нет ни одного человека, который мог бы пользоваться спрутом. Для вас это просто железная безделушка. Можете отдать ее Марусе - Бунин приторно улыбнулся и посмотрел на Гумилева.
- Пожалуй, я оставлю его себе… - сказал Свиридов и как-то странно посмотрел на Бунина.
Это было более чем странно, но Андрею показалось, что генерал подмигнул профессору.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ОЛИГАРХ
Июль 2008 (за год до описываемых событий).
Сен-Тропе, Лазурный Берег, Франция.
Яхта «Андромеда»
Михаил Борисович Беленин плавал в бассейне. Бассейн находился на верхней палубе его шестидесятиметровой яхты «Андромеда», построенной по специальному заказу в доках Плимута. Вода в бассейне была морская, но пропущенная через японский молекулярный фильтр и обогащенная ионами серебра. Час купания в такой воде, если верить доктору Кодзи, омолаживал организм на месяц.
Михаил Борисович мечтал быть вечно молодым. Еще в студенческие годы ему запали в душу слова песни немецкой группы «Альфавилль» - «Forever young I want to be, forever young». Поэтому Михаил Борисович брезгливо морщился, слушая песню «Смысловых галлюцинаций». «Вечно молодой, вечно пьяный», - она казалась ему бездарной подделкой под немецкий шедевр его юности. К тому же Беленин никогда не напивался пьяным - в молодости не давали расслабиться ответственные посты, которые он занимал в комсомоле, позже - интересы бизнеса. При этом пить-то ему приходилось много, и в комсомоле, и в бизнесе - без этого было никуда, но вот не напивался Беленин ни разу Железный самоконтроль плюс отработанная схема приема специальных лекарственных препаратов позволяли ему сохранять трезвый ум и хладнокровие во время самых безумных попоек. Но притворяться все равно приходилось, и это было унизительно. К тому же лекарства, нейтрализовывавшие действие алкоголя, били по печени с силой и меткостью Майкла Тайсона. А Михаил Борисович собирался жить долго.
Поэтому в последние годы Беленин не пил ничего, кроме сухого красного вина. По словам доктора Кодзи, красное вино благотворно влияло на кроветворную функцию организма и выводило из него разнообразные токсины. К тому же это был едва ли не единственный алкогольный напиток, вкус которого действительно нравился Беленину.
Михаил Борисович нырнул и, задержав дыхание, замер у самого дна бассейна. Это было нелегко, потому что соленая морская вода так и норовила вытолкнуть его наверх. Но Беленин держался изо всех сил и отсчитывал про себя секунды. Досчитав до ста восьмидесяти, он решил, что это вполне приличный результат и, оттолкнувшись ладонями от дна, всплыл на поверхность.
В шезлонге на краю бассейна сидел незнакомый ему азиат и потягивал что-то из высокого запотевшего бокала.
Михаил Борисович не любил незваных гостей. Особенно он не любил их на своей яхте, которую не без оснований считал своим маленьким, но суверенным государством.
«Что, черт возьми, себе позволяет охрана? - раздраженно подумал Беленин. - Выгоню этого мерзавца Рашида к чертовой матери!»
Мерзавец Рашид стоял в двух шагах позади азиата и мял в руках пляжное полотенце. Походил он при этом не на телохранителя могущественного нефтяного магната, а на официанта, нечаянно опрокинувшего бокал с вином на смокинг клиента и простившегося с надеждой на чаевые.
Михаил Борисович шумно отфыркался и поплыл к краю бассейна.
- Извините, что я прибыл без приглашения, - сказал азиат на хорошем русском языке, поднимаясь из шезлонга. - Мое имя Чен.
А мое имя - Михаил Борисович Беленин, - мрачно проговорил олигарх, вылезая из воды. Рашид бросился к нему с полотенцем. Беленин вырвал полотенце у него из рук и принялся стираться. - И ты наверняка обо мне слышал, а вот я о тебе слышу впервые. Рашид, почему посторонние на палубе?
Рашид не успел ответить, впрочем, кажется, он не особенно и спешил.
- Возможно, вы не слышали обо мне, господин Беленин, - сказал азиат. - Но вы наверняка слышали о человеке, которого я представляю. Это Уильям Уорвик, председатель совета директоров компании «Уорвик Петролеум».
Беленин, разумеется, знал Уорвика. После техасского рейнджера Дика Чейни старик Уорвик считался самым могущественным нефтяным королем Североамериканского континента. Но их отношения никак нельзя было назвать дружескими, - особенно после торговой войны, которую с подачи Уорвика Конгресс США объявил дочерним предприятиям сырьевой империи Беленина.
- И что от меня нужно Уорвику? - довольно надменно спросил Михаил Борисович.
- Собственно говоря, мистеру Уорвику не нужно от вас ничего, - с обезоруживающей откровенностью отозвался азиат.
- Наоборот, он хочет предложить вам чрезвычайно выгодный проект, касающийся разработки нефтяных месторождений арктического шельфа и прокладки трубопровода через…
- Дела я обсуждаю в офисе, - оборвал его Беленин. - А сейчас, Чен-или-как-тебя-там, я отдыхаю. Потрудись покинуть яхту. Рашид!
- Михаил Борисович, - лицо телохранителя приобрело еще более жалкое выражение. - Я бы с удовольствием, но сами видите…
Он страдальчески поднял брови. Беленин, проследив направление его взгляда, обернулся и замер.
На палубе было полным-полно посторонних людей в черной незнакомой Беленину форме, с короткими автоматами в руках. Все они стояли довольно далеко от бассейна, но было понятно что стоит проклятому азиату моргнуть, и автоматы их застрекочут, как швейные машинки.
Михаилу Борисовичу стало страшно. Он привык к тому, что на Лазурном Берегу можно отдыхать, не опасаясь ни визитов российских бандюганов, ни наездов местной мафии - здешняя полиция работала четко. На самый крайний случай на яхте имелась охрана - восемь бывших спецназовцев и верный, как пес, Рашид, знакомый Беленину еще по родной Казани. Но охранников нигде не было видно, а Рашид пребывал в полнейшей прострации.
- С вашими людьми все в порядке, - поспешил успокоить Беленина Чен. - Они внизу, заперты в кают-компании. Никому из них не причинят никакого вреда.
- С каких пор старик Уорвик связался с мафией? - охрипшим голосом спросил Беленин.
- О, - сказал Чен, - во-первых, это не мафия. Во-вторых, это исключительно моя инициатива. Дело в том, Михаил Борисович, что я решился дополнить предложение мистера Уорвика своим собственным. А для того, чтобы вы меня все-таки выслушали, я позволил себе привести с собой своих друзей.
«Друзей» было человек двадцать, не считая тех, кто стерег охрану, запертую в кают-компании. «Ничего не скажешь, с размахом работает азиат», - подумал Беленин, понемногу успокаиваясь. Он уже понял, что убивать его не станут - скорее всего, просто попытаются прогнуть на предмет участия в международном консорциуме по нефти и газу.
Однако он ошибся.
- Я бы предпочел поговорить с вами с глазу на глаз, - сказал Чен. - Может, вы попросите вашего человека приготовить нам парочку коктейлей? Лично я предпочитаю в это время суток безалкогольный мохито.
Рашид, - махнул рукой Беленин, - исчезни.
Михаил Борисович поплотнее завернулся в пушистое полотенце - несмотря на жаркое южное солнце, его начал бить озноб - и опустился в шезлонг.
- Вы слышали об организации, которая называется «Арктический Клуб»? - спросил Чен.
- Допустим, - хмуро ответил олигарх. - И что из этого?
- Я сейчас вам все объясню, - с готовностью отозвался Чен. - Видите ли, Михаил Борисович, меня попросили поговорить с вами люди, крайне заинтересованные в прокладке нефтепровода по дну Северного Ледовитого океана…
Чен со своими «друзьями» давно отбыл на двух полицейских катерах, а Михаил Борисович Беленин все еще не мог прийти в себя, чтобы как следует обдумать события последних шести часов.
Он заперся в своей каюте, приказав подать туда бутылку «Шато де Молэ» шестьдесят восьмого года и тарелку земляники. Проштрафившийся Рашид, оттолкнув в сторону стюарда, немедленно принес ему все требуемое. Принес, поставил на ореховый столик, сноровисто откупорил бутылку, и, пятясь спиной вперед, исчез за дверью. Яхта «Андромеда» замерла в ожидании грозы. Даже последнее увлечение Михаила Борисовича, украинская поп-звезда Юлия, обычно посвящавшая вокалу не меньше четырех часов в день, почувствовав настроение олигарха, спряталась у себя и сидела там тише мыши.
Михаил Борисович не знал, радоваться ему или рвать на себе волосы. Ему сделали то самое предложение, от которого нельзя Сказаться - и он погрешил бы против истины, если бы сказал, что действительно хочет от него отказаться.
Чен предложил ему фантастически выгодную сделку. Вот только условия этой сделки тоже были фантастическими - причем в буквальном смысле этого слова.
По словам Чена, на дне Северного Ледовитого океана располагалась старая нацистская база, в которой жили сбежавшие из Германии эсэсовцы. Чем не фантастика? Если бы не вооруженные автоматами бойцы на палубе, Беленин после таких сказок собственноручно швырнул бы Чена в море. А так приходилось слушать и кивать. Дальше - больше. Эти недобитые фашисты, оказывается, нашли там, на дне, остатки древней цивилизации, владевшей невероятно продвинутыми технологиями. Нашли-то нашли, но по малопонятным причинам воспользоваться этими технологиями не могут - чего-то им для этого не хватает, вроде бы каких-то ключей. Ключи эти, утерянные после разгрома Третьего Рейха, оказались в руках советской госбезопасности. Госбезопасность, в свою очередь, не в курсе существования нацистской базы, и как использовать ключи тоже представляет себе вполне приблизительно. Не говоря уже о том, что последние двадцать лет она не советская, а российская, четко ориентированная на бизнес, в том числе сырьевой.
Этого Чен мог Беленину не объяснять - Михаил Борисович стал тем, кем он стал, только благодаря умению договариваться с сильными мира сего, и нравы российских чекистов знал очень хорошо.
И тут Чен подошел к самому интересному месту своего рассказа. Он назвал Беленину имя Андрея Гумилева.
«Наш пострел везде поспел», - с раздражением подумал Михаил Борисович. Он не любил Гумилева, возможно, потому, что такие, как Гумилев своим существованием доказывали: большие деньги можно делать, не только выкачивая из российских недр нефть и газ. Но их бизнес-интересы почти не пересекались, и Беленин только скептически хмыкал, читая в новостях о том. Что Андрей Гумилев вкладывает деньги в разработку того или лного хай-тек проекта.
О том, что Гумилев основал «Арктический клуб», Михаил Борисович слышал, но как-то подзабыл. По словам Чена, выходило, что экспедицию к Северному полюсу, которую готовит с помощью «Арктического клуба» Гумилев, собираются использовать в своих целях чекисты. А допустить этого было ни в коем случае нельзя, потому что, добравшись до богатейших месторождений нефти и газа на шельфе Северного Ледовитого океана, чекисты немедленно наложат на них свою лапу и займут все ключевые позиции в арктическом сырьевом консорциуме.
- И что же я могу сделать? - усмехнулся Беленин. - Разорить Гумилева так, чтобы он забыл о своих арктических проектах?
- Ни в коем случае, - Чен выглядел очень серьезным. - Наоборот, вы должны вступить в Арктический клуб, принять участие в финансировании экспедиции к полюсу и отправиться туда лично.
- Я не люблю холод, - возразил на это Михаил Борисович.
- Поверьте, и я его терпеть не могу, - улыбнулся Чен. - Но я тоже поеду на Северный полюс вместе с вами, если, конечно, господин Гумилев не станет возражать.
- И чем мы будем на этом полюсе заниматься? - скептически осведомился Беленин.
- Да в общем-то, ничем особенным. Можете рассматривать эту экспедицию как экзотическую морскую прогулку. Единственное - вам нужно будет ввести в состав экспедиции нескольких своих людей и нескольких людей из списка, который я дам вам несколько позже. Полагаю, при ваших финансовых возможностях это не составит труда.
- И зачем это?
- Когда мы прибудем на место, нам потребуется обезопасить обитателей базы от возможной агрессии со стороны чекистов. Ну, и заодно отобрать ключи и передать их законным владельцам.
- Я человек простой, - сказал Беленин, подумав. - И привык называть вещи своими именами. Ты что, предлагаешь мне перебить эфэсбэшников, которые будут с нами в экспедиции? А что я потом буду делать, когда вернусь на родину? Рукавички шить в Краснокаменске? Или возвращение планом не предусмотрено?
- Отнюдь. Никаких «перебить» - просто аккуратно нейтрализовать. А когда хозяева базы с помощью ключей войдут в Башню, ваши эфэфсбэшники уже никого не будут интересовать.
- Это почему? У спецслужб длинная память.
- Кардинально изменится геополитическая ситуация, - ответил Чен. - Ни Россия, ни Америка, ни, увы, Китай, уже не будут играть сколько нибудь значительной роли в мировой политике. Ситуация изменится, но нефть будет нужна по-прежнему, а может быть, даже больше. И тут идея субарктического нефтепровода придется как раз кстати.
- Если мне не изменяет память, Уорвик всегда был противником участия России в нефтегазовом консорциуме, - проворчал Беленин.
- Мистеру Уорвику сделали аналогичное предложение, - рассмеялся Чен. - И он, оценив все открывающиеся перед ним выгоды, его принял.
- Так что, старый хрыч тоже поплывет с нами к Северному полюсу? - не понял Беленин.
- Нет, для него в этой пьесе предназначена совсем другая роль. Впрочем, это неважно. Вам нужно только знать, что Уильям Уорвик снимает все возражения против участия России, а точнее, концерна «БелНафта» в арктическом консорциуме. Более того, он готов предоставить вашему концерну необходимые технологии для бурения скважин на шельфе Северного Ледовитого океана.
Чен вытащил откуда-то запечатанный конверт с золотым тиснением и протянул его олигарху.
Это письменное обязательство мистера Уорвика, - пояснил он.
Беленин принял конверт слегка дрожащей рукой. О таком моменте он мог только мечтать - согласие Уорвика открывало «БелНафте» путь на североамериканский рынок, а технологии «Уорвик Петролеум» удваивали капитализацию концерна. Странно, но торжества он при этом почему-то не чувствовал. Может быть, из-за внутреннего голоса, твердившего, что его где-то хотят по-крупному кинуть?
Беленин привык доверять внутреннему голосу. Он не раз помогал ему еще в казанских разборках, давал дельные советы и позже.
- Где гарантии? - хрипло спросил он. - Не от Уорвика, от вас и ваших друзей? Что вам стоит убрать меня там же, на дне, после того, как я помогу вам справиться с чекистами?
Чен развел руками.
- Ну, Михаил Борисович, вы голливудских боевиков насмотрелись, что ли… Зачем же вас убивать? Вы стратегический игрок, на вас завязана половина нефтяных месторождений Восточной Сибири… Дружить с вами гораздо выгоднее!
Тогда это звучало убедительно, но сейчас, допивая третий бокал старого французского вина и заедая его сочнейшей земляникой, Михаил Борисович не мог избавиться от ощущения, что его развели, как лоха.
Допустим, он вступит в этот «Арктический клуб». Допустим Даже, даст согласие на финансирование экспедиции к полюсу. tt° как объяснить это Гумилеву? Он же наверняка заподозрит неладное. Значит, надо искать какие-то подставные фигуры, придумывать комбинации, разыгрывать целый спектакль -будто не он захотел принять участие в полярной авантюре Гусева, а какие-то их общие знакомые с трудом его уговорили…
Потом, легко сказать - внедри в экспедицию своих людей Если в операции будут замешаны чекисты, они просветят всех как рентгеном. И если, не дай бог, что-то случится, потом ведь не отмоешься…
И вообще, он бизнесмен, а не специалист по тайным акциям!
Откажись, шептал ему внутренний голос. Откажись и забудь о предложении Чена. Тем более, что хитрый китаец не припирал его к стенке, не угрожал карами, в случае, если Беленин захочет рассказать кому-нибудь о его визите. Просто обрисовал перспективы, которые могут открыться перед Михаилом Борисовичем, если он согласится помочь Чену и его друзьям.
А друзья у него жутковатые, подумал Михаил Борисович. Он так и не рассмотрел ни одного из них вблизи, но его не оставляло ощущение, что они все похожи друг на друга, словно близнецы. Хотя, возможно, так казалось из-за черной униформы и одинаковых автоматов.
Отказаться? Забыть?
Но арктический нефтегазовый консорциум! Но технологии «Уорвик Петролеум»!
Миллиарды, миллиарды, а главное - невероятное, сказочное могущество, по сравнению с которым его нынешнее влияние - пустячок, безделица.
И, возможно, вечная молодость.
Чен намекнул, что чудеса подводной цивилизации, обнаруженной нацистами, могут касаться и продления жизни. Есть вроде бы какие-то таинственные предметы, дающие своим хозяевам различные сверхъестественные способности, в том числе, и бессмертие. Беленин никогда не верил в сказки, но в эту очень хотелось поверить. В конце концов, если Дерипаска тратит сотни миллионов на исследования «гена долголетия» чем он, Беленин, хуже?