Образование киевского государства

 

Образованием Киевского государства следует считать момент полного слияния Киева и Новгорода, что произо­шло во времена Олега.

 

Древнейшее сообщение об Олеге, сохранённое так на­зываемой Новгородской I летописью, говорит о том, что Олег был воеводой малолетнего сына Рюрика, Игоря.

 

Под 882 г. в летописи, помещён рассказ о том, как Олег с воинами варягами, чудью, словенами, мерей, весью и кривичами спустился вниз по Днепру, взял Смоленск и Любеч, посадив там «мужь свои», и «придоша» к Киеву.

 

Далее следует рассказ о том, как Олег расправился с правившими в Киеве Аскольдом и Диром и, убив их, вокняжился в Киеве. Киев становится «мати градом Русским».

 

Направляясь из Новгорода на юг, Олег шёл по недав­но только проложенному пути «из варяг в греки» и объ­единял в единое, хотя и примитивное, государство земли восточных славян. Тяга на юг, выражавшаяся в перене­сении Олегом столицы, которую Рюрик основал в Новго­роде, в Киев, объяснялась естественным стремлением к богатому югу, к пышной, великолепной, сказочно богатой Византии.

 

Созданное Олегом государство протянулось сравни­тельно узкой полосой с севера на юг вдоль великого вод­ного пути «из варяг в греки».

 

Став киевским князем, он «нача городы ставити», укре­пляя этим свою власть и создавая себе опорные пункты, для того чтобы «княжить и володети», собирать дань, су­дить, управлять, «поймать» воинов для своих дружин и «боронить» рубежи Руси от «ворогов». Что же касается «Славии», Новгорода, Переставших быть землёй й рези­ денцией Олега, то он «устави дани Словеном, Кривичем и Мери и устави варягом дань даяти от Новгорода гри­вен 300 на лето, мира деля...».

 

Это означает, что население севера должно было со­гласно определённому положению («уставу») платить дань князю за охрану и защиту («мира деля»).

 

На юге Руси Олег принялся за объединение под своей властью славянских племён. Он брал дань с древлян, воевал с уличами и тиверцами. Летопись сообщает об осво­бождении Олегом северян и радимичей от уплаты дани хазарам. На освобождённых от власти хазарского кагана северян он возложил «дань легьку».

 

Hо покорение и древлян, и радимичей, и северян было в значительной степени условным.

 

Повидимому, взаимоотношения между Олегом и поко­рёнными племенами заключались лишь в несистематиче­ском сборе дани и в участии их воинов в войнах и по­ходах киевского князя. Зачастую это были скорее «толковины», т. е. союзники, о чем и повествует летопись, го­воря о походе Олега на Византию, нежели подданные в обычном смысле этого слова.

 

Так начала складываться «несообразная, нескладная, скороспелая, составленная Рюриковичами из лоскутьев» Киевская держава, «готическая Русь» (К.. Маркс). Но, не­смотря на все эти качества, примитивный характер объ­единения русских земель и племён, Киевская держава в лице её политических деятелей делала великое дело: объ­единяла восточное славянство в единый государственный организм, сплачивая и тем самым усиливая его, создавая условия для дальнейшего укрепления общности языка, быта, культуры, и обороняла рубежи земель русского на­рода, рубежи Руси. Её росту и усилению восточное сла­вянство обязано тем, что оно освободилось на востоке от власти хазарского кагана, на западе — от владычества Польши, на северо-западе — норманнов, и его историческое развитие на ранней ступени формирования русской на­родности, положившей начало и великороссам, и украин­цам, и белоруссам, прошло под знаком независимости, могущества и славы.

 

И центром Русской державы стал Киев. Именно Киев, «мати градом Русьским», а не Новгород, так как он был Дрёвнейшим центром этногенеза славян и центром восточнославянской культуры, с глубокими историческими традициями, уходящими в даль времён. Расположенный на пограничье лесных массивов Восточной Европы и сте­пей, незаметно переходящих в необъятные азиатские степи, с мягким, ровным климатом, щедро одарённый всеми благами природы, с чернозёмной почвой, неисся­каемое плодородие которой породило древнее земледе­лие, запасами руды, прекрасными пастбищами, дремучими лесами, многоводными реками, прекрасным средством со­общения тех времён, Киев был одинаково близок и к Ви­зантии и к Востоку, магические чары, роскошь и богатство, которого манили к себе «восточных варваров» (К. Маркс) и способствовали развитию торговых, политических и культурных связей Руси с цивилизованными государствами.

 

В отношении Византии и Востока Олег следовал тра­диции и шёл по пути, задолго до него проложенному.

 

В начале X в. Олег предпринимает поход на Византию, и исключительный успех, которого он добился, что нашло отражение в договоре Олега с Византией 911 г., объяс­няется тем, что Олегу удалось сплотить силы Руси и укрепить складывающуюся русскую государственность, Летопись с рядом красочных и фантастических подроб­ностей рассказывает под 907 г. о том, как «Иде Олег на Грекы», «поя множество Варяг, и Словен, и Чюдь, и Кри­вичи, и Мерю, и Деревлян, и Радимичи, и Поляны, и Северо, и Вятичи, и Хорваты, и Дулебы, и Тиверци, яже суть толковины», и «на конех и на кораблех прииде к Царюграду».

 

Византийцы вынуждены были заключить мир. «И заповеда Олег дань даяти на 2000 корабль, по 12 гривен на человека, а в корабли по 40 мужь».

 

Далее указывается, что греки должны были платить дань на Киев, Чернигов, Переяславль, а также на Полоцк, Ростов и другие города, по которым сидели «великие князья», подвластные Олегу.

 

Затем летописец приводит текст договора и говорит о том, как Олег, прибив свой щит на вратах Царьграда, везя золото, парчу, украшения, вина и фрукты, возвра­щается в Киев.

 

Договор заключали от имени Олега и подвластных ему («под рукою его») «светлых и великих князей и великих бояр» 15 послов («слов»)-варягов, находившихся на службе у русского князя: Карл, Инегелд, Фарлаф и др.

 

Договор 911 г. предусматривал право посещения Кон­стантинополя и пребывания там послами Руси, гостями и простыми воинами, причём гости при этом предъявляли серебряные печати, послы — золотые печати русского князя. Рядовые «рос» — русские воины, и прежде всего варяги, направлялись в Царьград, для того чтобы посту­пить на службу к императору, чему Олег не препятство­вал, стараясь избавиться от беспокойных и своевольных викингов. Всем им русский князь был обязан запретить «творить пакости в селах и стране нашей», т. е. в Визан­тии.

 

Послы получают от императора содержание, ими сами­ми избираемое. Гости, приезжающие не только для про­дажи, но и для купли, получают «месячину», состоящую из хлеба, мяса, фруктов и вина; гости же, приезжающие только для продажи, месячины не получают. Послам и гостям Руси отводился для проживания монастырь свя­того Мамонта в предместье Константинополя, где специальные лица вели учёт выдачи посольского содержания и «месячины». Первое место отводится киевлянам, затем черниговцам и переяславцам, а потом уже жителям дру­гих городов. Русские добились беспошлинной торговли. Но буйная русская вольница должна была проходить на рынки Константинополя в определённые ворота, не более 50 человек сразу, без оружия и в сопровождении визан­тийского чиновника. Отправляясь обратно на Русь, послы и гости получали на дорогу провизию и корабельные снасти. Всякий русский воин, если пожелает, мог оста­ваться в Византии и служить в императорском войске. В случае каких-либо столкновений между греками и Русью все вопросы личного и имущественного характера разрешались, исходя из норм «закона русского». Указы­вались также взаимные обязательства Руси и Византии по отношению к потерпевшим кораблекрушение русским и грекам и по отношению к бежавшей челяди.

 

Договор Руси и Византии 911 г. заключает в себе упо­минание о том, что он — не первый, ибо он называет себя «удержанием» и «извещением» — «от многих лет межи Христианы и Русью бывынюю любовь», намекая, на дого­воры Руси с греками IX в.

 

Такой договор, как договор 911 г., мог быть заключён только победоносной Русью, так как всем своим содер­жанием он говорит о том, что Олег продиктовал «позор­ные для достоинства Восточной Римской империи условия мира» (К. Маркс).

 

Договор Олега с Византией свидетельствует о том, что это — юридическое оформление длительных связей — свя­зей старинных, сложных и живых — цивилизованного, ещё могущественного, но уже дряхлеющего государства с юной, сильной, воинственной, стремящейся к непрерывно­му расширению державой, мечом прокладывающей себе путь в ряды сильнейших и влиятельнейших государств мира.

 

Русь — уже держава, варварская, «готическая» держа­ва, во главе которой — Олег, а по городам и землям си­дят «под рукой его» князья и бояре, его «подданные» и «толковины»: русские, чудь, меря, весь, варяги. Связь между отдельными землями и Киевом непрочна и по­коится на силе меча. Знаменательно и то, что в договоре 911 г. уже проступают контуры Руси в собственном смыс­ле этого слова. «Русь» — это прежде всего Киев, Черни­гов, Переяславль, так как эти города помещены первыми в списке «городов», на которые Олег берёт с Византии «уклады», а многие считают, что в первоначальном тексте читались только эти три города. «Русь», таким образом, совпадает со средним Приднепровьем.

 

Крепнут связи Руси с Византией. Русские воины на службе у византийского императора играют большую роль в военных действиях греческих войск.

 

В 902 г. русский отряд в 700 человек сражался на ост­рове Крите с арабами, в 917 г. русские воины помогали императору в войне с царём болгарским Симеоном, в 936 г. сражались бок о бок с греками в Италии против лангобардов, в 949 г. русские ладьи в составе византий­ской флотилии ходили снова на остров Крит.

 

Всё это говорит о растущих русско-византийских свя­зях. В это же время развёртывается яркая и красочная эпопея походов русских на Восток.

 

В 909 г. «русы» на 16 судах прибыли в Абесгун, взяли город, а затем заняли Макале (Миан-Кале в Астрабадском заливе). В следующем году русские совершили на­падение на Сари, Дайлем и Гилян на побережье Каспий­ского моря.

 

В 913 г. руссы с разрешения хазарского кагана проникли вновь в Каспийское море и взяли Джиль, Дайлем, Абесгун, Нефтяную Землю (Баку) и другие города Табаристана и Азербайджана.

 

На обратном пути они вступили в жестокую борьбу с мусульманами Хазарии, мстившими за поход русских на мусульманские города Закавказья.

 

Недавно открытый древнееврейский источник говорит ещё о походе «Хельгу, царя Русии», в котором нетрудно осмотреть Олега, на хазарские владения на Тамани и в Крыму.

 

Во времена летописца память об Олеге обросла уже дымкой сказаний, многое стало легендой, обо многом забыли... Тем не менее память о «вещем» Олеге русский народ сохранил навсегда.

 

Его деятельность отразилась в чудесных былинах о Вольге Святославиче, в сказаниях о гибели «вещего» Олега «за морем» от укуса змеи, выползшей из черепа верного коня, сказаниях, отразившихся в скандинавских сагах.

 

В честь Олега было насыпано несколько «могил», т. е. памятников-холмов. Могилы Олега показывали в разных пестах: две в Киеве, в Ладоге.

 

Представление об Олеге как о «вещем» князе, обстоя­тельства смерти которого народная память облекла в кра­сивую, бессмертную легенду, обусловлено было той ролью, которую сыграл «вещий» князь земли русской Олег в складывании древнерусского государства, ибо с его деятельностью связана одна из наиболее ярких страниц «героического периода» в истории русского народа — складывание русской государственности от Ладош, Невы до побережья Финского залива до «гор Киевских», время победоносных походов на юг и восток, дипломатических актов, свидетельствующих о славе, сопутствующей русскому оружию.

 

Смерть Олега обычно датируют 912 г. Этот год счи­тают и годом начала княжения Игоря.

 

Перед ним, как и перед Олегом, стояла задача объединения земель восточных славян.

 

Подчинение Олегом некоторых племён было непрочным, и отпавших после его смерти древлян пришлось снова по­корять Игорю, причём Игорь возложил на них дань «болши Олгови».

 

Затем Игорь распространяет свою власть и на уличей. Главный город уличей, Пересечен, выдержавший, по пре­данию, трёхлетнюю осаду, был взят дружинами Игоря, и земли уличей вошли в состав Киевского государства.

 

Дань с покорённых земель уличей и древлян Игорь от­даёт своему воеводе Свенельду. Такое «пожалование» было обусловлено тем, что сама по себе земля ещё ни­чего не стоила, ибо это был ещё «дофеодальный период, когда крестьяне ещё не были закрепощены», а следова­тельно, феодальные! отношения, определяющие высокую ценность земли вместе с сидящим на ней подвластным и эксплоатируемым населением, только складывались. Цен­ность представляла не земля, й дань, которую можно было с неё получить, вернее, с населявших её общинни­ков.

 

Эту систему К. Маркс называл «вассалитетом без ле­нов, или ленами, состоящими только из даней».

 

Свенельд был одним из тех «великих бояр», которые, находясь «под рукой» киевского князя, всё же сохраняли известную независимость и, богатые и знатные, окружён­ный своими дружинами-«отроками», будучи воеводами князя, выступали в то же самое время полусамостоятельными правителями.

 

Получивший в своё распоряжение огромные земли, бо­гатый, сильный, влиятельный, служивший Игорю, его сыну Святославу и внуку Ярополку, Свенельд был вторым после самого князя Игоря во всей земле Русской.

 

В 941 г. Игорь предпринимает поход на Византию. Кроме нашей летописи, о походе Игоря сообщают Си­меон Логофет, «Житие Василия Нового», Лиутпранд, Масудм, Лев Диакон.

 

Сопоставляя и сверяя сведения, сообщаемые об этом походе Игоря различными источниками, мы можем нари­совать такую картину этого похода Руси, когда Игорь, «презревши клятву, с великим ополчением» подошёл к Царьграду (Лев Диакон). Поход был предпринят морем, в ладьях. Русские сражались на море и на суше у стен Константинополя, у берегов Вифинии, Пафлагонии и Фракйи, бились отважно, Но греки превосходили числом, в ИХ распоряжении имелся горевший в воде «греческий огонь». Русские потерпели поражение. Остатки русской флотилии повернули на север.

 

Но неудача 941 г. не смутила Игоря. Собрав огромное войско «в ладьях и на коних», воспользовавшись ослаб­лением Византии в борьбе с арабами и болгарами, в 944 г. Игорь двинулся на Византию, угрожая ей с суши и моря.

 

Устрашённый император Роман выслал к Дунаю послов, которые предложили Игорю попрежнему брать с Визан­тии дань, «юже имал Олег», и заключить договор. Дого­вор был заключён, и, взяв у греков «злато и паволоки... на вся вой», Игорь повернул обратно. Договором 944 г., окончательно оформленным послами императора уже в Киеве, русско-византийские отношения были вос­становлены.

 

Игорь добился того, из-за чего он шёл войной на Ви­зантию,— гордый Царьград должен был возобновить на­рушенное им соглашение с Русью.

 

В летописи мы находим красочный рассказ о том, как русские в Киеве скрепляли клятвой договор с Византией. Это происходило в самом конце 944г. При первой же встрече с Игорем послы императора объявили русскому князю, что император уже присягнул, и потребовали, в свою очередь, присяги от Руси. Наутро стали сходиться русские «мужи». Явился и Игорь с послами императора и занял своё место на холме, где стоял идол Перуна. Язычники-русские, подходя к холму, снимали с себя и клали на землю оружие: обнажённые мечи, щиты и дру­гое оружие, сбрасывали с себя обручи и украшения и клялись Перуном свято блюсти договор с греками. Мно­гочисленные христиане-русские шли присягать в собор­ную церковь святого Ильи. Когда церемония была окон­чена, Игорь одарил послов мехами, воском и челядью и отпустил их в Византию. Так возобновились связи между Киевом и Константинополем.

 

Русь не была принижена неудачей 941 г. и добилась договора 944 г. без борьбы, но поражение Игоря не могло не сказаться на тексте византийско-русского согла­шения. Договор 944 г. был объявлен как обновление до­говора 911 г., но он содержал в себе ряд статей, менее выгодных для Руси, чем аналогичные статьи договора 911 г.

 

Кроме того, Игорь обязывался не пускать чёрных болгар «воевать» византийские владения в «стране Корсунской», т. е. в Крыму.

 

Это свидетельствовало о том, что власть киевского князя распространилась на Северный Кавказ (Тамань) и восточную часть Крыма.

 

По-видимому, это произошло тогда, когда в 941 г. рус­ские ладьи, возвращаясь на Русь после неудачного по­хода, обосновались на Тамани и положили начало рус­скому Тмутараканскому княжеству.

 

Отсюда, в 944 г., русские дружины, присоединив по до­роге отряды «алан и лезгов» (лезгин), сушей двинулись на восток, к Каспию.

 

Об этом походе говорят Ибн-Мискавейх, Якут, Абу- Феда, Григорий Бар-Эбрей, Ибн-аль-Асир, Моисей Каган-катваци и Низами. В августе 944 г. руссы были уже на Каспии и вскоре дошли до реки Куры. Здесь, у Муба­реки, остановился русский флот. Затем русы поднялись вверх по течению Куры, зашли в приток и внезапно по­явилась перед крупнейшим и богатейшим городом Азер­байджана Бердаа. После часовой схватки с врагом руссы, преследуя неприятеля по пятам, ворвались в Бердаа и завладели им.

 

Вступив в город, русы немедленно объявили горожа­нам, что жизнь их будет пощажена. Русы заявили насе­лению, чтобы все спокойно оставались в своих домах и занимались своим делом, что у них нет разногласий в вере и единственное, чего они желают — это власти. Обя­занность жителей Бердаа подчиняться им, а обязанность их, русов, хорошо относиться к покорённым гражданам. Ибн-аль-Асир сообщает: «Они сдержали свое слово, и, должно отдать им справедливость, они вели себя выдер­жанно».

 

Это — не поход, ставивший своей целью только грабёж и захват военной добычи. Русские завоёвывали террито­рию, устанавливали свою власть, стремились к восстанов­лению порядка и нормальной жизни.

 

Русы распространились по Закавказью. Всюду бродили их отряды, покоряя окрестное население. Власть их укреплялась. Но скоро их постигло несчастье. «Излишнее употребление плодов произвело между ними заразитель­ную болезнь», — сообщает Ибн-аль-Асир.

 

Под натиском противника русы были вынуждены отсту­пить в цитадель Бердаа, в Шахристан, где эпидемия стала свирепствовать ещё больше. Увидев, что держаться дальше невозможно, русы покинули Шахристан, чышли к Куре, где стояли наготове их суда, и ушли на них в море.

 

Все источники единодушно отмечают храбрость русов. Русы не сдавались и предпочитали смерть плену. Они не отступали даже тогда, когда враг явно превосходил их числом. Ибн-Мискавейх сообщает, что однажды целая толпа мусульманских воинов напала на пять русов, про­никших в один из садов Бердаа. Ни один из русов не хотел сдаваться, и все они погибли в неравной схватке. Последний оставшийся в живых молодой рус, сын одного из начальников, не желая попасть в руки врага и видя, что сопротивление невозможно, заколол, себя кинжалом.

 

Отступление русов из Бердаа произошло уже в конце лета 945 г. Никто не решался ни задерживать, ни дого­нять русских, и они с большой добычей ушли на Кас­пий.

 

На этом кончаются походы русских дружин в княжение Игоря.

 

Договор 944 г. называет Игоря, которого современник Ярослава Мудрого митрополит Илларион именует «Ста­рым», главой большой княжеской семьи. Перечисляются и лица, принадлежащие к княжеской семье. Игорь ока­зывается одним из трёх братьев. От семьи старшего бра та Игоря к 944 г. оставался племянник Игоря, тоже Игорь, имевший уже двоих детей — Володислава и Предславу (Передславу). Затем упоминаются вдова другого племянника Игоря — Улеба (Глеба) — Сфандра с тремя детьми (Турьд, Арфаст, Сфирька) и сын младшего брата Игоря, его племянник Акун.

 

Из имён членов семьи Игоря видно, что династия киевских князей — норманского происхождения, но уже в значительной степени славянизированная. Мать Игоря была, очевидно, славянка, так как сын Игоря носит сла­вянское имя Святослав, и в описании его наружности, данном Львом Диаконом, мы не видим ни одной норман­ской черты. На славянке был женат и старший племян­ник Игоря, дети которого носят славянские имена. Славянское имя Улеб носил и племянник Игоря. Игорь гово­рил по-славянски — договоры переводили на русский язык.

 

Игорь родом из Новгорода. Об этом говорит и то, что сын его, Святослав, сидел в Новгороде, и то, что жена, Ольга, родом из Пскова.

 

Норманский элемент ослабевает, растворяется в рус­ской среде.

 

Среди «слов» (послов) Игоря Воист, Войк, Вузлеб, Олеб — славяне, Ятвяг — литовец, Алдан, Адул — тюрки.

 

Норманны-варяги ещё приезжают на Русь из своей да­лёкой Скандинавии, торгуют в Гардарик, служат киев­скому князю, ездят его «слами» и «гостями» в Царьград. Но не они определяли собой внутреннюю государствен­ную жизнь Руси. К этому времени сложилось уже мест­ное управление, находившееся в руках русских, славян­ских элементов. Во многих местах ещё оставались пле­менные княжения и племенные князьки, но на территории, вошедшец прочно в состав «империи Рюриковичей» (К.. Маркс), уже существовало крепкое управление, со­зданное ославянившейся династией и тесно с ней свя­занное и распространившееся полосой по Днепру, Ловати, Ильменю, Волхову и Десне, по землям, составлявшим, в подлинном смысле слова, Киевское государство времён Игоря.

 

Для сбора дани и управления землями и городами, для выполнения судебных функций и «нарубания» (собира­ния) воев, т. е., короче говоря, для управления Русью, у князя существовали и несли ему верную службу вся­кого рода «мужи» — управители, набираемые из княжой дружины и местных «лучших мужей». В эту группу, быстро славянизируясь, вливались и «находници»-варяги, оставлявшие своё ремесло наёмного воина и купца и становившиеся уже русскими и по языку, и по куль­туре, и по направленности своей деятельности, боярами и гридинами, «мужами» великого князя, такого же рус­ского, как и окружающие его бояре, и только в своём имени и в своих родственных связях носящего ещё па­мять о скандинавском происхождении своих предков.

 

Варяги-наёмники — лишь наносный слой. Они не пу­стили и не могли пустить глубокие корни в почву древ­ней Руси. Выражавшая интересы Руси и славянизиро­вавшаяся династия, окружённая славянской знатью, опирающаяся на дружину и «мужей» славянского, в первую очередь, финского, литовского и тюркского происхожде­ния, династия, которая всей своей деятельностью подчёр­кивала русскую, а не скандинавскую свою природу, хотя и норманская по происхождению, искала и находила опору в местных, а не варяжских правящих элементах и, укрепляя свою власть, способствовала укреплению рус­ского начала и ослаблению норманнов, усиливала местную верхушку и создавала своё, княжое управление, которое не давало возможности толпам скандинавов, устремляв­шихся в Гардарик, завоевать землю Русскую, как это имело место с государствами и землями в Западной Ев­ропе, и участвовать в управлении страной.

 

Династия Рюриковичей потому удержалась на Руси и стала правящей во всей земле Русской, что быстро сли­лась с русской, славянской правящей верхушкой, воспри­няла её язык, культуру, нравы, обычаи, религию, стала русской в полном смысле этого слова, отражала интересы «всякого княжья», бояр и «людей всех Русьстих», «боронила» рубежи Руси, устанавливала «законы русские», вела войны в интересах Руси, создавала государственность восточного славянства, всреде верхушки которого она растворилась, утеряв свои скандинавские черты. «Сами вожди, — говорит К. Маркс, — весьма быстро сме­шались со славянами, что видно из их браков и их имен».

 

Осенью 945 г. Игорь с дружиной отправился в землю древлян по дань. Здесь хозяйничали «отроки» Свенельда, собирая дань в таком размере, что «изоделися... оружьем и порты» (одеждой), чем и вызвали зависть дружинни­ков Игоря.

 

Кроме того, древляне должны были платить дань и своим «князьям», одного из которых, Мала, летописец знает по имени.

 

Игорь собрал дань, но ему показалась она малой, и он снова вернулся в «Дерева».

 

Древляне восстали и убили Игоря. Лев Диакон расска­зывает подробности его гибели: «он привязан был к двум деревам и разорван на две части». Во времена летописца могилу Игоря показывали в древлянской земле, близ го­рода Искоростеня.

 

Преемником Игоря стал его единственный сын Свято­слав, родившийся в 942 г.

 

Первые годы его прошли в Новгороде; но после смерти отца Святослав переходит в Киев. Так как Святослав был мал («детеск»), Русью правила его мать Ольга, вдова Игоря.

 

Ольга, как и Олег, вошла в народные сказания киев­ских времён как «вещая», «мудрая» («и бе мудра и смыслена») княгиня, чья деятельность оставила глубокий след в жизни древней Руси.

 

Позднейшая легенда (XVI в.) передаёт сказание о том, как однажды Игорь охотился в лесах у Пскова. Догоняя какого-то зверя, он встретил на своём пути реку и, уви­дев стоящий у берега чёлн, попросил перевезти его. Пере­возчиком, сидевшим в челне, оказалась Ольга, крестьян­ская девушка. Ольга произвела большое впечатление на Игоря, и он «некие глаголы глумлением претворяше к ней», но, получив отпор на свои «студная словеса», по­ражённый её умом, решил посвататься к ней. Бесхитрост­ное народное повествование, делая Ольгу крестьянской девушкой, верно отразило представление о ней, сохра­нившееся в народе: Ольга умна, умеет постоять за себя, умеет ответить на любые «студные словеса».

 

Летописная традиция называет Ольгу псковитянкой, «от Пскова», по-видимому, дочерью псковского князя. В Кие­ве о ней складывались сказания, пелись песни, отразив­шиеся в Повести временных лет, о её деятельности хо­рошо помнили ещё во времена летописца, показывали вещи, ей принадлежавшие, помнили и о том, каким был Киев времён Ольги.

 

В этих песнях, послуживших летописцу материалом для его повествования, отразилась горечь обиды, которую причинил ей Константин Багрянородный во время поездки в Константинополь, заставив её, княгиню Руси, «игемона и архонтиссу руссов», ожидать приёма в Суде.

 

Кружево народных сказаний о «вещей» княгине Ольге, первой, княгине-христианке, продолжало ткаться и позд­нее и в народе и среди «книжных» людей Киевской Руси, всё более и более переплетаясь с народными и книжными припоминаниями о «вещем Олеге».

 

И не случайно в памяти народной так прочно сохранился образ «мудрой» Ольги, княгини-правительницы, деятельной, гордой и «вещей».

 

Повесть временных лет вспоминает о Киеве времени Ольги. Тогда ещё не был заселён Подол, на территории города XI—XII вв. ещё лежали загородные княжеские дворы и располагались «перевесища» (охотничьи угодья).

 

Летописец настолько хорошо представлял себе Киев времён «мудрой» княгини, что мог точно наметить его границы, районы, важнейшие здания («терем камен»). В этом «древлем» Киеве жила, правила за своего мало­летнего сына Святослава Ольга, княгиня русская. Её по­мощниками выступают «кормилец» Святослава Асмуд и воевода Свенельд.

 

Начала Ольга свою деятельность с мести древлянам за смерть своего мужа и с покорения Древлянской земли. Длительная борьба Киева с древлянами, вылившаяся в конце концов в убийство киевского князя, не могла не заставить киевскую дружинную верхушку взяться за окончательное подчинение упорно сопротивляющихся древлян.

 

В летописном рассказе о мести Ольги, рассказе, полном легендарных мотивов, эпических сюжетов и фантастиче­ских подробностей, мы встречаем указание о том, что рас­права с «малой» дружиной киевского князя и с ним са­мим дала возможность древлянским «лучшим мужам», «иже дерьжаху Деревьску землю», перейти в наступление на Киев. В этой связи и стоят, обычно признаваемые ле­гендарными, сватовство древлянского князя Мала к Ольге, прибытие Днепром, в ладьях, посольства древлян­ских «лучших мужей» в Киев, где они остановились у Бо­ричева, что дало повод летописцу рассказать о Киеве времён Ольги, переговоры Ольги с ними, умерщвление послов, закопанных в ладьях живыми в землю, и т. д. Далее по­вествуется о том, как Ольга сожгла заживо вторую группу послов, древлянских «лучших мужей», а затем от­правилась «створить трызну мужю своему» в древлянскую землю, и там её «отроки» напали на ничего не подозре­вавших перепившихся древлян, убеждённых в том, что Ольга явилась к ним только для того, чтобы справить тризну по Игорю, и перебили их множество.

 

Пусть этот рассказ летописца остаётся легендой, но в нём есть несомненные черты исторической действитель­ности. Таким же историческим фактом, но только расцвеченным эпической фантазией, был и поход Ольги в «Де­рева» с целью подавить сопротивление древлян и подчинить их Киеву.

 

Это историческое событие во времена летописца оброс­ло легендарными подробностями.

 

946 г. «Ольга с сыном своим Святославом собра вой многи и храбры, и иде на Дерьвску землю».

 

Вскоре противники сошлись. Маленький Святослав мет­нул копьё, но оно, пролетев у коня между ушами, тут же, у копыт, зарылось в землю.

 

«И рече Свенельд и Асмуд»: «Князь уже почал, потягнете, дружина, по князе».

 

Древляне были разбиты и бежали, «затворишася в градах своих». Далее рассказывается об осаде Ольгой Искоростеня, о сожжении города, о том, как Ольга, взяв горящий Искоростень, «старейшины же града изънима, и прочая люди овых изби, а другия работе предасть мужем своим, а прок их остави платити дань».

 

Рассказ о сожжении Искоростеня Ольгой, пустившей на город тучу воробьёв и голубей с горящей смолой, эпи­чен, и этот же мотив встречается в рассказах армянского историка Асохика о Ибн-Хосрове, в сказаниях о Самсоне, Александре Македонском, Гаральде и т. д.

 

Несомненным результатом похода Ольги на древлян являются окончательная ликвидация независимости «Де­рев», истребление их князей и многих «лучших мужей» и «старейшин», «иже дерьжаху Деревьску землю», уничто­жение племенного княжения в древлянской земле и освоение киевским князем «Дерев».

 

«И възложи на ня дань – тяжку: 2 части дани идета Киеву, а третьяя Вышегороду к Ользе; бе бо Вышгород град Вользин».

 

В связи с борьбой Ольги с древлянами стоит её госу­дарственная деятельность.

 

С целью упорядочения сбора дани, которое дало бы возможность, не уменьшая княжеских доходов, предупре­дить и разорение «людей», платящих дань, и их борьбу с князем, Ольга и проводит свою административно-финан­совую реформу. Прежде всего она коснулась Деревской земли: «И иде Вольга по Деревьстей земли с сыном своим и с дружиною, уставляющи уставы и уроки; и суть становища её и ловища».

 

Вполне понятно, почему Ольга начинает свою кипучую деятельность, направленную к упорядочению сбора дани и к укреплению княжеской власти с земли древлян. Но ка­кой характер носила эта деятельность?

 

Вместо дани, взимаемой неопределённое количество раз и в неопределённых размерах, Ольга устанавливает опре­деленный размер дани, «уроки», и именно «уставляет», т. е. вводит определённый порядок сбора дани, зафикси­рованный и твёрдо проводимый княжеской властью, вер­нее, княжими «мужами», специально на то уполномочен­ными, которые в следующем, XI, веке выступают в источ­никах под названием датчиков. Теперь князья — не «вос­хищая и грабяху», а «имают» дань, причём население знает — когда, сколько и чего потребуют от него «мужи». И от этого княжая «скотница», надо полагать, не только не оскудевает, но, наоборот, обогащается, да и сами «сельские людьи» — данники выигрывают, ибо князь, «уставив» дани и «уроки», даёт им возможность как-то ориентироваться в требованиях с его стороны, что при системе, которой придерживался Игорь в «Деревах», вернее, при бессистемности, сделать было невозможно.

 

Реформа Ольги коснулась не только Древлянской зем­ли, но была проведена по всей территории древней Руси.

 

Вернувшись в Киев из своего похода с военными и административно-финансовыми целями в «Дерева», Ольга остаётся там недолго и, «пребывши лето едино», отпра­вляется, с целью распространения своей княжеской адми­нистрации и новых форм организации взимания поборов с населения, на север и северо-запад.

 

В 947 г. «Иде Вольга Новугороду, и устави по Мьсте погосты и дани и по Лузе оброки и дани; и ловища ея суть по всей земли, знаменья и места и погосты, и сани ее стоять в Плескове и до сего дне, и по Днепру перевесища и по Десне, и есть село ее Ольжичи и доселе. И изрядивши, възратися к сыну своему Киеву...». Древ­нее «Проложное житие» Ольги указывает, что она «обиходяще всю Руськую землю, дани и уроки льгкы уста­вляющи». Таким образом, реформа Ольги распространи­лась на всю территорию Киевского государства, охватив Приднепровье, Подесенье и Новгородскую область.

 

«Уставляя» землю, Ольга вводила погосты. Погосты из селищ и мест для торговли, «гостьбы», превращаются в административные центры, центры княжеского финансо­вого управления. Понятно, почему именно погосты Ольга делает ячейками своего княжеского управления. Это были места, объединяющие население целого района, где оно торговало и общалось друг с другом. Здесь и следовало основывать княжеские опорные пункты, дабы использо­вать исторически сложившиеся условия, в результате ко­торых погост явился объединяющим центром всех тянув­ших к нему поселений данников, где сходились нити эко­номических связей, соединяющих отдельные пункты дан­ного района.

 

В погостах постоянно проживали княжеские «мужи», систематически собиравшие дань, «творившие» именем кня­зя, на основе обычного права, «закона русского», суд и расправу и взимавшие судебные пошлины.

Одновременно Ольга расширяет и укрепляет свою кня­жескую земельную собственность.

 

Всюду, по Деревской земле, по Днепру и Десне, по Мете и Луге — её «ловища» и «перевесища», всюду — её «знаменья», которыми она отмечала свою собственность на земли и угодья, всюду — княжеские «становища» и «места», где сосредоточивается её княжеская администра­ция, слуги и челядь, куда свозят всё, добываемое на ни­вах и в уходах. Эти «места» и «становища», являясь центрами возникающего княжеского домена, его угодья­ми, в то же самое время выступают в качестве админи­стративных центров. Пока в «местах» и «становищах» жи­вут княжие люди, и они выступают одновременно и как княжеская государственная и как княжеская вотчинная администрация. Появляются и княжие села, как Ольжичи. И их было, по-видимому, не так уж мало.

 

В тех местах, где княгиня освоила землю, как вообще осваивали в те времена, т. е. там, где она развернула своё хозяйство, там дань перерастает в ренту, и это явле­ние, всё расширяясь, становится обычным явлением впо­следствии и вместе с развитием феодализма вширь и вглубь распространяется на всё новые и новые районы Руси.

 

Деятельность Ольги укрепила финансовую базу княже­ской власти, усилила княжескую администрацию, расши­рила и укрепила непосредственно княжеский домен, а всё это в совокупности не могло не способствовать развитию и росту государственности древней Руси.

 

Проведённое Ольгой упорядочение сбора дани, улуч­шение и укрепление княжеской администрации, ликвида­ция самостоятельности племенной знати способствовали большому сплочению отдельных земель Руси, «лоскутьев» «империи Рюриковичей», по выражению Маркса, и росту могущества и влияния киевского князя.