История одного из самых знаменитых домов в Екатеринбурге Сергей ПОГОДИН, 15 июня 2013
…Все квартиры «Дома чекиста», о котором «УР» начал рассказывать в № 102, к въезду хозяев уже были обставлены мебелью. За пользование ею с ответственного квартиросъемщика взималась ежегодная арендная плата: имущество было казенным.
Эта типовая казенная мебель состояла в основном из книжного шкафа; двух столов: круглого и прямоугольного; венских и «кабинетных» стульев; красивого деревянного буфета с цветочным орнаментом в стиле модерн; этажерки и оттоманки с высокой спинкой и круглыми валиками по бокам. Мебель выполнялась из дорогого мореного дуба, но ее простые рациональные формы еще дышали эстетикой советского авангарда. На полу были ковры с большим ворсом. На окнах — шторы и занавески в кухне. Вся мебель имела металлические бирки с инвентарными номерами. Перечень ее в обязательном порядке вписывался в акт приемки-передачи жилья, и раз в году комендант дома проводил инвентаризацию.
Лишь немногие жильцы Второго дома Советов могли похвастать тем, что живут в его стенах в отдельной квартире. Согласно архивным данным, при первом заселении до 40% квартир были коммунальными. Как правило, на одну семью отводилась одна комната, бывало, правда, и больше. Но даже такие коммуналки были тогда недосягаемой мечтой большинства граждан новой страны. Пресловутый квартирный вопрос был актуален и в то время.
Особенно выделялись два подъезда — третий и пятый — в них проживали первые лица Уральской области и города Свердловска — «небожители» того времени.
Во всех режимных (элитных) подъездах были оборудованы лифты, причем в восьмом — «высотном» — их было два. В последнем они работают и сегодня, хотя сами кабины уже заменены. В остальных же подъездах они не работают с конца 60-х годов ХХ века.
При входе в режимные подъезды всех встречал постовой милиционер. Стол его располагался сразу за входными дверями. На столе — черный телефонный аппарат внутридомовой связи и книга учета посетителей. Постовой строго, но вежливо спрашивал входящего, куда и зачем он направляется, затем снимал трубку телефона и интересовался у жильцов указанной квартиры насчет визита, и только после того, как на другом конце провода подтверждали его желательность, грозный страж порядка пропускал гостя. Но предварительно в специальную книгу учета посетителей он записывал фамилию, имя и отчество из любого предъявленного документа, удостоверяющего личность гостя, а также номер квартиры, в которую он направлялся. Данные этой книги стали в годы сталинских репрессий конца 1930-х годов роковыми для многих. Но об этом позже.
Особо хочется сказать о фонтане. Его наличие во дворе подчеркивало исключительный статус дома и его жильцов. Тогда в Свердловске фонтаны можно было перечесть по пальцам, а чтобы во дворе жилого дома — такого еще не было! А одному из его строителей он спас жизнь. С ним связана судьба дворника «Бармалея» — грозы всей дворовой детворы. Он имел образование и опыт работы по обслуживанию гидравлических систем и его не отправили, как других строителей, после окончания стройки в «Сосьвалаг», а оставили работать и выделили комнату в цокольном этаже дома.
В основном, как уже упоминалось, квартиры в доме были коммунальными. И делалось это не случайно, а с дальним прицелом. Советские граждане должны были приглядывать друг за другом. Поэтому часто бывало так — в двухкомнатную квартиру заселяли две семьи: работника НКВД и ответственного редактора областной многотиражки, например. Таким образом, бдительные органы могли точно знать, что делается в умах пишущей братии, а главное, вовремя подсказать, о чем следует писать, и направить мысли «акул пера» в нужное русло.
После войны многое в коммунальном быту Второго дома Советов поменялось. Дни рождения, Новый год и другие красные дни календаря старались отмечать всей квартирой. В такие дни заранее готовились фирменные для каждой хозяйки блюда, сдвигались столы, и начиналось празднование.
Вспоминает Людмила Андреевна Индыкина:
«На Новый год в гостеприимной и хлебосольной квартире Сухановых всегда было много гостей. В большой комнате стояла наряженная елка с красной «кремлевской» звездой на макушке. Прямоугольный стол раскладывался и увеличивался вдвое. Его ставили на кухне, далее он тянулся через коридор в большую комнату, где к нему придвигали еще один стол. Таким образом, за длинным столом умещалось до тридцати человек! Кроме родных и друзей семьи Сухановых, в квартире их часто бывали и коллеги Михаила Ивановича Суханова по его работе на УЗТМ.
Семья Сухановых
За столом пели песни, рассказывали о делах семейных, о производственных новостях, вспоминали прошедшие годы, в том числе и военной поры. Шутки и смех звучали со всех сторон.
Со смертью Михаила Ивановича гостей в их доме стало бывать меньше. Однажды после очередного застолья тетя Шура (Александра Алексеевна, супруга М.И. Суханова. — Прим. авт.) всплакнула и сказала, смахнув слезы:
— Ну вот, и стол теперь не для кого раскладывать.
Квартира Сухановых поражала обилием пластинок, которые слушали на новом проигрывателе. Помню, как мы, молодежь, ставили пластинки и ложились на волчью шкуру, что была расстелена на полу, и наслаждались руслановскими «Валенками», «Синим платочком» Шульженко или музыкой Баха, Моцарта и Вивальди.
Книг было много. Они стояли в книжном шкафу и в стенной нише в большой комнате. В основном это были многотомники в красивых переплетах из магазина «Подписные издания», что располагался на Плотинке в доме на улице Воеводина, к которому были «прикреплены» жильцы Второго дома Советов. В их семье всегда читали, особенно по вечерам, причем у каждого были свои пристрастия, но иногда все вместе читали вслух одну книгу по очереди, уютно расположившись в большой комнате на диване и венских стульях после вечернего чая. Так, например, читали «Цемент» Федора Гладкова; «Время, вперед» Валентина Катаева и «Так начиналась жизнь» Александра Савчука — уральского писателя, жильца этого дома, погибшего на фронте. Запомнились мне и чтения «Графа Монте-Кристо» Александра Дюма в исполнении Александры Алексеевны. Эта традиция в их семье просуществовала вплоть до 1984 года — последних дней жизни тети Шуры.
В спальне у окна стоял большой дубовый письменный стол Михаила Ивановича с настольной лампой, чернильным прибором с пресс-папье и черным телефонным аппаратом.
В большой комнате был диван с высокой спинкой, наверху которой была полочка, где стояла горка из белых слоников — последний писк моды того времени. Там же на стене висели настенные часы с боем».