М. П. Погодин
Историческое похвальное слово Карамзину,
произнесенное при открытии ему памятника в Симбирске, августа 23, 1845 года, в собрании симбирского дворянства
| Вызванный вами, Милостивые Государи, принесть должную дань хвалы трудам и заслугам знаменитого согражданина вашего, историографа Российской империи Николая Михайловича Карамзина при открытии ему памятника, первым долгом почитаю засвидетельствовать вам глубочайшую мою благодарность за предоставление мне высокой чести быть вашим органом в этот торжественный для всего отечества день. | Вступление (зачин). М.П. Погодин подготавливает слушателей, привлекает их внимание; рассказывается, о чем пойдет речь («Вызванный вами, Милостивые Государи, принесть должную дань хвалы трудам и заслугам знаменитого согражданина вашего, историографа Российской империи Николая Михайловича Карамзина при открытии ему памятника…») |
| Счастливым себя почту, если успею сколько-нибудь оправдать вашу столь лестную для меня доверенность, исполнить хоть отчасти долг, лежащий уже давно на всех служителях русского слова, и представить в ясном, по возможности, свете пред взорами соотечественников высокое значение тех мирных подвигов, за которые ныне скромный писатель удостоивается высочайшей гражданской почести. | Вступление (завязка): М.П. Погодин объясняет тезис, показывает актуальность обсуждения вопроса («представить пред взорами соотечественников высокое значение тех мирных подвигов, за которые ныне скромный писатель удостоивается высочайшей гражданской почести»). |
| Отечество не видало Карамзина на поле брани, исторгающего венок победы из рук неприятеля; имя его не читалось в заглавии трактатов, принесших в дар государству новые области; ему не принадлежит никаких уставов, коими назначается образ действия для целых поколений; он не возбуждал и не укрощал народных движений на площади; его речей не слыхать было в собраниях царской думы; казна государственная не получила от него никаких приращений; он не произносил приговоров о жизни, смерти и благосостоянии граждан; он не служил... Сорок лет провел он тихо, с пером в руке, за письменным столом, в четырех стенах тесной комнаты, среди книг, рукописей и ветхих хартий древности, вдали от людей, вдали от поприща действий, между типографией и книжной лавкой... Что же он сделал такое? Почему воздвигается ему памятник? Какие права имеет он на эту награду? За что должен кланяться ему народ? Да, Карамзин не решал судьбы сражений, но решил мудреные задачи нашего государственного бытия, кои важнее всех возможных побед в мире. Да, Карамзин не распространял пределов Империи, но распространил пределы русского языка, в коем хранятся опоры могущества, самые твердые, залоги славы, самой блистательной. Он не открывал новых источников доходов, но открыл новые источники наслаждений в сердце, чистых, прекрасных, человеческих, которых нельзя заменить, нельзя купить никакими сокровищами древнего и нового света. Он не сочинял законов, но внушал к ним уважение и учил жить так, чтобы никаких законов людям не было нужно. Он... но я удержусь исчислять вперед его действия и скажу только, что десять раз линии границ политических скруглятся или выпрямятся; сто побед одержится новых и тысяча прежних обветшает и предастся забвению; многие иные племена и народы войдут в емкий состав Русского Царства; самые законы изменятся в своем духе, вместе с характером подчиненных им народов, но живые семена добра, любви и науки, рассыпанные щедрою рукою даровитого писателя, по всему неизмеримому пространству России, от западных пределов Польши до Северной Америки, и от полярных снегов Финляндии до высот Ноева Арарата, эти семена будут беспрерывно расти, будут беспрерывно цвести и приносить сторицею благие плоды, кои в свою очередь сделаются семенами, не переставая питать тысячи и тысячи людей благородною пищею. Много переворотов, бурных ли мирных, как то угодно Богу, испытает наш народный быт, но потоки сладкой речи, из златых уст излиявшиеся, будут течь безостановочно чрез все народы и эпохи, всегда утоляя жажду, всегда освежая животворной влагой усталых делателей, каково бы ни было у них различие в образе мыслей, взглядах и целях. Творения ума переживут победы, завоевания, революции, кодексы, хартии, доставляя одинакие наслаждения людям всех званий, возрастов, состояний и мнений, равно любезные и дорогие, во дворце и хижине, вельможе и отшельнику, юноше и старцу, деве и матери семейства, безусловным верноподданным веков прежних и свободным мыслителям нового времени. Честь веку, который начинает различать существенное от преходящего, отдавать должное достоинствам, хоть еще и по смерти, ценить вернее деяния по мере их пользы для истинного человеческого счастия, который после минутных победителей, часовых завоевателей, воздвигает великолепные монументы настоящим благодетелям человечества, труженикам мысли и слова, этим нищим гениям, этим презренным недавно еще обитателям чердаков и подвалов, Гуттенбергу и Шиллеру, Франклину и Гете, Моцарту и Руссо. Честь веку, который вслед за Цицероном в последние годы республики Римской, по покорении всего известного мира, восклицает торжественно: «cedant arma togae!» – «пусть оружие уступит место тоге!» (лат.). Честь веку и слава Государству, в коем, при настоящем случае, все сословия приняли с одинаким жаром благой вызов, раздавшийся первоначально на родине великого гражданина; слава Государству, в коем самодержавный Государь и крепостной крестьянин с одинаковой любовию принесли усердные дары в вековое свидетельство их общей признательности. А этот новый образ мыслей, этот новый взгляд на вещи, незнакомый нашим отцам (скажу при всем почтении к их памяти) – ему положил основание также Карамзин, возвысивший сан писателя своими трудами, успехами, отношениями, своею жизнию, смертию, памятью, славою! Но я отступлю от правил своего искусства, Милостивые Государи! Мне хочется вдруг передать Вам свои чувствования: слова вырываются у меня, вопреки сделанному предначертанию. Судите сами: могу ли я в таком состоянии соображаться с условными требованиями школы? | Основная часть. Автор описывает Н.М. Карамзина, его заслуги и вклад в развитие страны и объясняет, почему воздвигается ему памятник. |
| Вы ожидаете от меня панегирика? Нет, Милостивые Государи, я вижу теперь, что я не в силах исполнить свое обещание. Осмеливаюсь сказать еще более: Карамзину не нужно никакого панегирика. Простое, верное изображение его действий в различных сферах есть самое лучшее ему похвальное слово. Зачем прибегать к пособию Риторики, с ее общими местами, преувеличениями и украшениями, если истины слишком много, если правда может даже показаться лестью. Позвольте мне лучше пройти перед Вами исторически, по порядку времени, из году в год, все поприще деятельности Карамзина, представить в совокупности все труды его и их благодетельные следствия, напомнить Вам о Ваших собственных чувствах, привести на память собственное Ваше воспитание, умственное и нравственное, жизнь Вашего сердца, Вашей души; и я уверен, что ни для Вас, ни для кого из наших соотечественников, после этого воспоминания не нужно будет более никакого рассуждения, никакого объяснения, никакого Похвального Слова <…> | Т. к. приведен фрагмент речи, то, на мой взгляд, полноценного заключения в данной речи нет, однако эта часть может выступать в роли своеобразного вывода, обобщения всего вышесказанного. |
|
|
|
|
|
|
В своей речи М.П. Погодин использует такие приемы привлечения внимания, как:
· Риторические вопросы («Что же он сделал такое? Почему воздвигается ему памятник? Какие права имеет он на эту награду? За что должен кланяться ему народ?»)
· Выражение эмоционального состояния («Счастливым себя почту…»)
· Умолчание («Он... но я удержусь исчислять вперед его действия»)
· Риторическое восклицание («А этот новый образ мыслей, этот новый взгляд на вещи – ему положил основание также Карамзин, возвысивший сан писателя своими трудами, успехами, отношениями, своею жизнию, смертию, памятью, славою!»)
· Перифраз («исторгающего венок победы из рук неприятеля; не укрощал народных движений на площади; его речей не слыхать было в собраниях царской думы; казна государственная не получила от него никаких приращений; он не произносил приговоров о жизни, смерти и благосостоянии граждан»)
· Гипербола («Сорок лет провел он тихо, с пером в руке, за письменным столом»)
· Анафора («Да, Карамзин не решал…», «Да, Карамзин не распространял…»; «Честь веку, который начинает…», «Честь веку, который вслед…»)
· Метафора («семена добра, любви и науки»)
· Противопоставления и градация («юноше и старцу, деве и матери семейства, безусловным верноподданным веков прежних и свободным мыслителям нового времени»)
· Обращение к событию («…при открытии ему памятника…»)