Я не знаю, о чём говорили прапорщик с лейтенантом, но после той встречи между ними завязалась активная переписка. Посыльные с пакетами являлись на станцию по два раза на дню. Холмогор почти не выходил из подсобки, всё думал, размышлял.
Так продолжалось полтора месяца, пока однажды, исхудалый, но счастливый Холмогор не построил нас на платформе и не объявил, что они, вместе с прапорщиком Гераськиным, решили объединить все кольцевые станции и создать некий союз. Главной задачей этого союза, на подобии стен средневековой крепости, должна была стать защита жителей центральной части Московского метрополитена от возможных вторжений извне. Сами же устои и законы внутренней жизни союза, по словам старшего лейтенанта, были придуманы и записаны им во внутреннем уставе союза…
— Наверное, это та книжица, которой он размахивает перед нами — предположил Тевтон шёпотом.
Так же Холмогор сказал, что исполнению данного плана не суждено сбыться, если сейчас же не организовать посольства (для начала одно) для отправки на остальные станции кольца. И сделать это обходимо незамедлительно, так как телефон всё ещё не работает, а действовать уже надо начинать.
Вообще-то посольством, по-моему, называлось здание, в котором жили и работали граждане других государств (послы). Поэтому я совершенно не понимал из чего, а главное для кого мы будем сооружать такие места на соседних станциях. Но Тевтон мне вовремя растолковал, что посольством может называться не только сооружение, но и группа людей, ведущих переговоры…
— Тевтонов… Тимохин… Гайкин… Выйти из строя! — скомандовал Холмогор.
— Есть! — отрапортовали мы и сделали по два шага вперёд.
|
|
К моменту поворота пустых мест в строю уже не было — ребята сомкнули ряды. А лейтенант продолжал. Общий смысл его дальнейших слов сводился к следующему. Для посольства требовалось три человека, но утруждать себя отбором новых людей Холмогор не хотел, поэтому просто назначил тех же, что ходили на Таганскую (кольцевую), то есть нас. Тевтон сник. Хоть теперь у нас и были фонари, но уходить куда-либо с Курской ему всё равно не хотелось. Выход со станции должен был состояться завтра в 12.00.
По негласным дипломатическим правилам для переговоров обязательно нужен был белый флаг (у нас его, конечно, не оказалось). Флаг решили сделать из обычной белой простыни. Однако ни одной, даже мало мальски походящей на знак перемирия, тряпки на Курской не нашлось. Что делать?
Первым мысль об использовании вместо флага чьих-нибудь кальсон выдвинул Метелица, так ради смеха. Лейтенант шутки не понял и предложение поддержал, приказав Диме сдать своё нижнее бельё. Метелица долго припирался, спрашивал почему именно он, говорил, что без кальсон ему будет холодно и дискомфортно. Но лейтенант был непреклонен, ведь в армии, как известно, инициатива всегда наказуема исполнением.
Наступило утро. Я проснулся и никого кроме Ларина в подсобке не увидел. Лёша выглядел уставшим. Он сидел здесь ещё со вчерашнего вечера и ксерил вручную лейтенанто-прапорщицкие труды. Я потёр глаза, встал с койки и, поприветствовав Лёшу, начал одеваться.
Тевтона и Тимохина я нашёл в очереди на продовольственный склад. Получив утренний паёк, мы поели, собрали всё необходимое для предстоящего похода и, устроившись на краю платформы, стали ждать Холмогора.
|
|
На часах было 12.05, а лейтенант всё не появлялся. Видимо решал какие-то вопросы. Вместо него к нашей делегации подошёл совершенно не знакомый мальчуган лет семи. Он поздоровался и плюхнулся рядом.
Парнишку, как оказалось, звали Ваней. Друзья его завтракали. А он, ожидая их, слонялся по платформе и сильно скучал. К нам же мальчик подошёл, чтобы хоть как-то скоротать время и узнать (заодно), как милиционеры борются со скукой, когда им нечего делать. Тому, что мы не милиционеры, а обычные солдаты-срочники Ваня ничуть не огорчился, даже наоборот. Парнишка вообще стремился разузнать побольше о солдатской жизни. И, поскольку Ваня всем нам приглянулся, мы решили удовлетворить его непомерное любопытство.
О самой службе рассказывать было скучно и совсем не весело, поэтому перешли сразу к развлечениям, так сказать «играм». Первая «игра», с которой решили познакомить Ваню, называлась «БТР». Она как можно лучше подходила в данной ситуации, ведь в роли боевой машины в ней выступала именно двухъярусная кровать. Проводилась «БТР» обычно ночью. В самом начале «игры», из числа дембелей (солдат почти окончивших службу), выбирался ведущий, который, в свою очередь, набирал экипаж машины. В него входили:
1. Водитель. Садился спереди, брался за душку и вёл БТР вперёд.
2. Механик. В «игру» вступал сразу после объявления ведущим о какой-либо поломке боевой машины. Главной задачей механика являлась устранение всяческих неисправностей БТРа и поддержание машины на ходу.
|
|
3. Стрелок. Единственный человек, сидевший на втором ярусе кровати, со шваброй-пулемётом в руках. В случае нападения (тоже говорил ведущий) должен был защищать БТР от врагов.
4. Медик. Главной его обязанностью было лечение раненых членов экипажа.
Иногда «игра» усложнялась наличием в БТРе разведгруппы из нескольких человек (тоже набирал ведущий). Большую часть времени она просто сидела на кровати, лишь изредка посылаясь на разведку местности вокруг машины. Вообще «игра» эта не несла особого смысла, она имела больше увеселительное назначение. «БТР» продолжалась до тех пор, пока ведущий не засыпал. Как только это происходило экипаж боевой машины тут же развоплощался и отходил ко сну.
Тут Тевтон вспомнил ещё об одной «игре» для двухъярусных коек. Называлась она «Летучая мышь». Для участия в ней требовалось всего два человека (судья и летучая мышь). Судья, как и в случае с «БТРом», выбирался из дембелей. Затем, из новобранцев, назначалась летучая мышь. Далее, по правилам «игры», летучая мышь должна была, цепляясь пальцами ног и рук, повиснуть на сетке пружин кровати второго яруса. Судья же ложился на нижний ярус (под летучей мышью). Смысл «игры» заключался в том, чтобы провисеть как можно дольше. Причём спускаться летучей мыши разрешалось только тогда, когда судья покидал нижний ярус…
— А если она падала? — перебил Ваня.
— Кто?
— Ну… мышь летучая.
— А если летучая мышь падала на судью… — Лёша посмотрел на нас — То, она проигрывала.
Вовка и я прыснули в руку.
К тому времени, как подошёл Холмогор (13.20), мальчуган знал уже большую часть «армейских игр». Лейтенант быстро отогнал от нас сорванца. Построил нас и выдал массу всего интересного.
Первым, что вручил нам Холмогор, была схема Московского метрополитена (для лучшего ориентирования в тоннелях). На обратной же её стороне была реклама какой-то уже давно не существующей юридической конторы.
Вторым, но намного значительнейшим предметом, стал листок формата А4. Под надписью «Члены Кольцевого союза» в нём находилась разлинованная натрое таблица. В первом столбце были аккуратно написаны названия всех кольцевых станций (в том числе Курской и Таганской). Второй и третий столбцы, как объяснил нам Холмогор, должны были заполняться исключительно начальниками станций, согласными с условиями заключения союза. А именно, привожу дословно: «Согласные с условиями заключения кольцевого союза начальники станций должны были написать свою должность (или звание) и фамилию, напротив подчинённой им станции, во втором столбце. Всё просто. Третий же столбец отведён для подписей. Поняли?». Кстати, подписи напротив Таганской и нашей станции уже стояли.
Третьей же необходимой в нашем посольстве вещью, стала стопка из десяти красно-белых конвертов (суточная работа Ларина). В каждом из них находилось, как само предложение вступления в кольцевой союз, так и устав с внутренними устоями. Их мы должны были давать начальникам станций для ознакомления и оставлять им в случае их согласия на вступление в наш союз.
Сложив всё добро в вещмешок, мы привязали наш «белый флаг» к самому короткому деревянному палаточному колу и вставили Тевтону за ремень. Вовка подметил, что Лёша с флагом за спиной сильно походит на асигару — лёгкого пехотинца средневековой Японии. Затем, закинув автоматы на плечо, мы взяли фонари и встали по стойке смирно. Холмогор нас осмотрел, остался доволен и, пожелав удачи, отправил на переговоры.
Глава 5. Шаг в сторону
От кальсон на деревянном коле старшина был просто в восторге. Он встретил нас на платформе (видимо знал время выхода с Курской). Сказал, что заждался и предложил зайти. Мы хотели отказаться, но Гераськин был неумолим (видимо имел на нас какие-то виды). Так мы снова оказались на Таганской (кольцевой)…
— Ребята — начал прапорщик — Я знаю о вашей задаче. Я даже, можно сказать, участвовал в её разработке. И знаю, как мало у вас времени, но есть тут одна станция…
Мы поняли, что это надолго.
— Очень интересная станция — продолжил Гераськин — Милиция ей заправляет. И ни одного военного, представляете? Хорошо бы контакт с ней наладить, сродная всё-таки организация у руля (и форма как у нас серая). Может, проводите человечка?
— Какого ещё человечка? — удивился Тевтон.
— Да парламентёра моего…
— А что за станция — уточнил Лёша, доставая из кармана выданную лейтенантом схему метро.
— Тут не далеко, сейчас объясню…
— Название, товарищ прапорщик. Скажите название.
— Ну, Новокузнецкая.
Тевтон опустил глаза и сверился со схемой.
— Так это ж крюк какой, товарищ прапорщик! — воскликнул Лёша — Нам сворачивать не велено…
— Какой крюк, Тевтонов, какой крюк? — засуетился Гераськин — Шаг в сторону, не больше. Давайте так: я даю вам четыре пайка дневного рациона (ведь не известно согласятся ли вас кормить на других станциях), а вы, по старой дружбе, проводите вон того молодого человека — старшина указал на парнишку у стены, шнурующего берцы — до Новокузнецкой и всё. Ждать его и вести назад не нужно. Подумайте, а… Бойцы…
Тевтон недоверчиво смотрел на старшину. Он чуял в предложении прапорщика како-то подвох.
— Подумайте… А с Холмогором я как-нибудь договорюсь.
Лёша перевёл взгляд на нас с Вовой. Мы пожали плечами.
— Еда в пути лишней не бывает — сказал Тимохин.
— Да и четвёртый автомат может пригодится — поддержал я.
— А сам он что, не дойдёт что ли? — Лёша опять уставился на старшину.
— Дойти-то дойдёт, но с вами как-то надёжней.
Тевтон потёр подбородок, как если бы у него была борода, подумал немного и, наконец, согласился.
— Ладно — сказал он — Давайте пайки, доведём мы вашего волонтёра!
— Вот и ладно, вот и славненько — старшина стал похлопывать Лёшу по плечу.
— Кстати, как его зовут?
Сопровождаемого волонтёра звали Мишей. Фамилию и остальное мы узнавать не стали. Я видел его как-то в части, в наряде по столовой, но знакомы мы не были.
После визита на продовольственный склад и получения обещанного питания, мы двинулись дальше. Первой на нашем дипломатическом пути, освещаемом прапорщицкими фонарями, была Павелецкая. Тевтонов часто говорил о ней. Лёша был уверен, что на станции мы встретим кучу иногородних жителей, а может даже и иностранцев. Ведь там, всё-таки, Павелецкий вокзал, говорил он и с задумчивым видом поднимал указательный палец вверх.
Через час мы уже видели свет. Правда, не Павелецкой. До платформы было ещё далеко. Свет исходил от прожектора под самым потолком тоннеля. Правая сторона его (тоннеля) была занавешена куском брезентового полотна, а под прожектором стояли люди. Судя по всему, это нагромождение представляло собой некий импровизированный блокпост, но полной уверенности в этом у нас, конечно, не было.
— Стойте! — прозвучал несколько трескучий, но громкий голос.
Мы остановились.
— Ого — сказал Тевтон — у них даже мегафон есть.
Сколько людей стояло на посту, разобрать мы не могли, прожектор бил прямо в глаза. Однако вскоре к нам подошёл вооружённый человек в потрёпанном и несколько выцветшем камуфляже.
— Ровесник, наверное — подумал я.
Паренёк спросил, сколько нас и, зачем мы идем. После чего собрал наши автоматы и попросил следовать за ним.
На посту, кроме нашего провожатого, было ещё четыре караульных. За брезентовой ширмой стояла двухъярусная кровать, на которой спал ещё кто-то. Видимо часовые несли караул по очереди: кто-то спал, кто-то бодрствовал и наоборот.
— Они к Фролову — сказал паренёк сослуживцам и повёл нас к платформе.
Павелецкая (кольцевая) сильно отличалась от нашей станции. По структуре она больше походила на Таганскую. Основой её являлись толстые колонны непонятной формы из светлого мрамора. Каждая колонна была украшена угловатым орнаментом бордового цвета и несколькими резными решётками. Почти все порталы станции были заставлены палатками. Также палатки стояли и на платформе. Как нам показалось несколько в хаотичном порядке. Пол Павелецкой был в основном серый с красными вставками. С одной стороны платформа заканчивалась тупиком с какой-то очень тёмной (а потому непонятной) композицией, а над головой висели громадные десяти рожковые люстры. Посередине же, находилась лестница-переход с белоснежным мраморным ограждением. Сама лестница была невзрачная, а вот ограждение мне тогда очень понравилось. Проходя мимо, я даже провёл по нему рукой…
Караульный остановил нас у ряда палаток, приказал ждать, а сам быстро нырнул в один из брезентовых домиков.
Мы осмотрелись. На Павелецкой было людно. По платформе то и дело сновали люди, где-то даже играла музыка. Я не поверил ушам и даже хотел пойти посмотреть, но Лёша меня остановил.
— Никуда не уходи — сказал он — Вот разберёмся с делами, тогда и посмотришь…
Пока мы ожидали начальника станции, Вова заметил, как из тоннелей, с противоположной от нашего прихода стороны, то и дело прибывали люди. Они шли группами и по одиночке. Грязные, напуганные, многие с трясущимися руками.
— Откуда это они интересно — спросил Лёша вслух.
— Извините, уважаемый! — обратился Вова к проходящему мимо павелецчанину — Скажите, что это за люди?
Прохожий пояснил нам, что это беженцы. Бегут сюда с Добрынинской.
— Там, говорят, сейчас анархия. Стрельба каждый день слышна. Начальника станции-то нет, зато оружия полно — вот и дерутся, собаки, за власть над станцией, а о людях совсем не думают. До того дошли, что трупы на Полянке складывать стали. Так, по крайней мере, беженцы говорят…
— Да-а-а-а — протянул Лёша — А ведь нам туда идти…
— А о разладе между солдатами и жителями Парка культуры вы знаете? — поинтересовался абориген, будто и не слыхал Тевтона — Там долгое время командовали рязанские десантники. Как они там очутились, никто точно сказать не может, но после недавнего бунта на станции они ушли к Спортивной. И больше от них ни слуху, ни…
Тут из палатки показался паренёк, что забирал оружие, и жестом позвал нас внутрь.
Согласие на вступление в союз было получено быстро. Капитан Фролов — начальник станции, оказался весьма весёлым и очень лёгким в общении человеком. Договор подписал, почти не читая. Капитан был рад всякому перемирию с соседними станциями, особенно сейчас, когда под самым боком чудила неспокойная Добрынинская. Фролов вернул нам автоматы, просил передавать пламенный привет начальнику и вообще сказал, что на Павелецкой (кольцевой) мы всегда сможем найти себе ночлег и еду.
— Вот бы и Холмогор так — сказал Вова, когда мы покидали палатку.
Капитан нам очень понравился.
Для продолжения нашего посольства оставалось только проводить Мишу. Задача была не сложная. Для этого необходимо было совершить переход на Павелецкую (радиальную) и просто дойти до Новокузнецкой. Вернуться мы планировали ещё к вечеру.
Спустившись вниз и преодолев коридор из белого мрамора, мы оказались перед лестницей ведущей на смежную станцию.
— Ну что, пошли? — сказал Тевтон и первым рванул по ступеням наверх…
Павелецкая (радиальная) оказалась большой станцией, очень похожей на нашу Курскую. Куча тонких светлых колонн, верх каждой из которых был увенчан позолоченным перекрестием серпа и молота. Проходы между колоннами представляли собой высоченные арки. Вдоль путей на белом потолке виднелась диагональная лепнина в виде цветочных гирлянд, а переход, из которого мы только что вышли, располагался, как и на большинстве станций Московского метрополитена, в середине платформы.
У самого перехода стоял стол. Возле него находилось два солдата: один — записывал входящих и выходящих, другой — держал в руках автомат и следил за порядком в очереди. Параллельно с нами на станцию поднимались беженцы с Добрынинской. Записывать и забирать оружие на пункте контроля у нас не стали, так как шли мы не на платформу, а мимо. Просто проводили до тоннеля в сторону Новокузнецкой и всё. Там мы спрыгнули на пути и, не спеша, двинулись вперёд.
Не прошло и получаса, как мы услышали выстрелы. Сначала один. Затем ещё один. И вот воздух полосонула уже целая автоматная очередь. Мы погасили фонари и припали к земле. Было ясно, что на станции идёт бой…