Эллинор Барц
ИГРА В ГЛУБОКОЕ
Введение в психодраму
"СУД" БЕЗ СУЖДЕНИЯ
Предисловие редактора
Писать предисловие к редкой книге, которая фактически представляет собой содержание уникального психотерапевтического метода — очень непростое дело. Здесь трудно обойтись одними формальностями, что, мол, здесь, в рамках этого метода произошла "встреча" Юнга и Морено. С другой стороны, Хельмут и Эллинор Барц совместили в своем методе настолько, на первый взгляд, несовместимые вещи — аналитическую психологию и классическую психодраму, — что у меня как у редактора невольно возникает желание познакомить читателя, с чем ему придется иметь дело.
Надо сказать, что попытки внедрять психоаналитическую терапию в психодраму существовали и раньше; при этом взгляды ортодоксальных психодраматистов, последователей Морено, как-то уклончиво замалчиваются. Но ведь до сих пор в психодраме непреложным требованием остается отсутствие суждений, то есть интерпретаций. Подразумевается, что результатом терапевтического процесса должна быть сама структура метода.
Давайте подумаем, каков может быть результат психодраматической сессии, если терапевт не имеет должной аналитической подготовки? Абсолютно любой, если человек обучен психодраматическим элементам и применяет их в «соответствии с...».
Вот здесь мы должны сделать паузу и «в соответствии с» предисловием к книге, написанной аналитическим психологом, сказать: в соответствии с... тем, что подсказывает ему (или ей) собственное бессознательное. Вот, на мой взгляд, то, что дает обучение психодраматическим элементам или даже теории (?!) без должной аналитической практики. Я пишу об этом далеко не случайно. В силу исторического развития российской психотерапии получилось так, что многие люди овладели психодраматическими элементами, не овладев азами психоанализа. Можно себе представить, каковы будут результаты такой психодраматической терапии!
Теперь о сочетании психодрамы и аналитической психологии. Авторы упоминают, что Юнг негативно относился к групповой терапии вообще и имел для этого веские основания, которые я не буду здесь повторять. Но если рассматривать психотерапевтический процесс с точки зрения аналитического психолога, давайте, наконец, попробуем ответить на вопрос, что же такое это загадочное «теле». Да, как пишет автор, это совокупность проекций, эмпатии и реальных отношений, но зачем в терапевтическом процессе такая сложная и многомерная смесь, в которой не разобраться ни одному, ни двум терапевтам? Собственно, весь процесс психоанализа и частично аналитической психологии построен на том, чтобы отделить одно от другого — проекции от реальных человеческих отношений. Тогда зачем же здесь создается эта “гремучая смесь”, которая может дать в какой-то момент непредсказуемые результаты?
И здесь мы приходим к одному обстоятельству, на которое указывает Эллинор Барц, но делает это как бы вскользь, не акцентируя на нем внимания. Дело в том, что аналитическая психодрама имеет дело с символической реальностью, и любой жест, поза, слово, фраза, поступок являются символичными. И тогда мы действительно приходим к методу действия, но символического действия. Надо сказать, что аналитическая психология, отдавая, разумеется, должное, редуктивному методу, все-таки в первую очередь обращает внимание на вопросы развития, связанные с интеграцией и процессом индивидуации. Так чем же отличается психодраматическое действие от любого действия, которое происходит в жизни? Разумеется, есть группа, директор, есть некий набор элементов (или психодраматических техник), которые директор применяет в соответствии с неким своим видением терапевтического процесса, происходящего на психодраматической сцене (при этом все-таки подразумевается, что директор имеет аналитическое образование). Но почему эти психодраматические элементы именно такие, а не какие-нибудь иные? Почему их набор достаточно ограничен? Разумеется, в этой книге вы найдете попытку аналитической трактовки каждого из этих элементов. Но что заставляет нас видеть действие символическим, когда применяются эти элементы? И самое главное: насколько произвольна последовательность, в которой они применяются?
Ответы на все эти вопросы дадут возможность читателю разобраться в том, что такое символическое действие и "юнгианская" психодрама. Разумеется, кое-что можно списать на самобытность метода: да, мол, Морено психодраму придумал, другие ее психоаналитически усовершенствовали, а в целом психоанализ и психодрама имеют много общего, хотя, конечно, и тот, и другой методы являются самобытными. Но именно здесь находится тот предел, который поставил ортодоксальный психоанализ, говоря о существовании только личного бессознательного. А вот Эллинор и Хельмут Барц идут дальше. Они просто говорят: самобытно все, что архетипично, просто эти архетипы надо уметь видеть в образе, символе, но и в действии тоже. И не просто видеть, а отличать их от личной невротической констелляции.
Метод, о котором пишет Эллинор Барц, уникален во многих отношениях. На одном аспекте я не могу не остановиться. Несмотря на то, что автором этой книги является Эллинор Барц, психодраматические сессии она проводит вдвоем со своим мужем — аналитиком и психодраматистом Хельмутом Барцем. Фактически эта пара терапевтов дала миру метод, называемый "юнгианская" психодрама. При этом Хельмут Барц находится на достаточной дистанции от протагониста и является директором-режиссером. Он "расставляет акценты, выбирает сцены, определяет, в каком порядке они будут разыгрываться, вводит в роли и предлагает поменяться ролями". Что же касается Эллинор Барц, автора этой книги, она чаще всего находится у протагониста за спиной, в тени, положив руки ему на плечи, и фактически становясь его вторым "я", alter ego. Кроме того, как терапевт, она должна "разговорить" протагониста, как-то его зацепить, слегка на него нападая или даже подшучивая над ним — одним словом, провоцировать его на самораскрытие (pro-voco — вызывать, возбуждать, подстрекать, приглашать — лат.) Здесь уже до самобытности далеко, волей-неволей всплывает один архетипический образ за другим, поразмыслить над которыми читатель может самостоятельно.
Валерий Мершавка
ПОХВАЛЬНОЕ СЛОВО ТРЕЗВОСТИ
(Записки очевидца)
Есть силы тайные в глубокой тьме ночной —
они мышей летучих окрыляют,
моря магнитят, бездны углубляют,
вкрапляют искру божью в труд ручной
и сны прядут...
Есть мудрость в том, что эти силы нам незримы...
Юнна Мориц
Интерпретация (Interpretation; Deutung) — действие, в результате которого выраженное на одном языке становится понятным на другом.
Аналитическая психология. Словарь В. Зеленского
Буквальный перевод немецкого названия этой книги — «Самопознание в игре». Просто и корректно, как и сама книга: читателя ожидает уникальная возможность встретиться с внятным юнгианством и трезвой психодрамой. Личность автора, как представляется, миссии соответствует идеально, хотя и не вполне очевидно — настолько она не на виду, настолько сдержанна интонация, равновесна композиция. Все достойно, нейтрально, вполголоса. В тех пространствах, куда допускает нас эта негромкая книга, от современного человека требуется больше смирения, чем ему это удобно и привычно. Автор же обладает этим редким даром в полной мере.
Мы не знаем Эллинор Барц как частнопрактикующего юнгианского аналитика, но ее психодраматическое credo достаточно необычно. Она — профессиональное вспомогательное лицо, всегда дублирующее протагониста. Ее место — за его спиной и только там, а руки — обе, в отличие от классического дублирования, — прикасаются к этой спине, «слушают». Ее легко перестать замечать, увлекшись сильным директорством Хельмута Барца. Но она всегда рядом: следует за протагонистом тихо и неотступно, как нитка за иглой. Ее негромкие выступления в роли alter ego порой звучат как вопросы: о чем я сейчас вздыхаю? что заставляет меня двигаться быстрее? чего я хочу?
Создается впечатление, что Эллинор действует в темноте и тишине, где становятся важными, «крупными» всякий шорох и шепот, малое движение, эхо шагов... Площадка же, где строит графически четкие мизансцены Хельмут-директор, как бы ярко освещена, и на ней нет места случайному и смутному. Здесь — ясность, замысел, порядок. Эти два пространства словно притягиваются друг другом, через протагониста и соединяясь, и разграничиваясь одновременно. Позже, в шеринге, Эллинор — как и все остальные — говорит сперва «из роли»: «Как твое alter ego я чувствовала...» И в этот момент впервые ее голос для протагониста перестает быть голосом невидимки или медиума и приобретает отдельность, лицо, — а с ними и другие права.
...В сдержанной, временами даже кажущейся отстраненной авторской манере изложения очень многое — от истинно европейского взгляда на вещи: уже столько всего произошло и было сказано, за идеи пролито столько крови и чернил, что в конце нынешнего бурного века кажется излишним повышать голос ради какого бы то ни было суждения. Читая, словно погружаешься в некий «культурный слой», где смешались двунадесять языков, и сейчас уже неважно, кто и кого завоевывал. Копнешь — черенок этрусской вазы; еще копнешь — рогатый шлем, а то и кремневый наконечник стрелы... Поневоле станешь махать лопатой потише: уместней кисточка и хороший запас терпения. Тем более, что в таком «раскопе» можно напороться и на неразорвавшийся снаряд времен последней большой войны...
Эллинор говорит, что в русской речи ей слышатся отзвуки польской: она из Силезии, из судетских немцев. Превратности истории вынудили оставить родные места. Глядя на заросли подмосковной крапивы, добавляет: «После войны мы это клали во все: в хлеб, в суп... Очень хорошее растение».
В молодости она изучала теологию и педагогику в Тюбингене и Гамбурге, потом растила четверых детей, уже в Швейцарии. Впереди была длинная история: сначала занятия керамикой (для души), потом — астрология (всерьез, не по-любительски[1]), еще потом — аналитическая психология, а уж совсем потом — психодрама и их синтез. В некоторых из этих разных миров они бывают с Хельмутом: много лет как супруги, а в последний период своей долгой совместной жизни еще и как ко-терапевты. А в некоторых она «своя» и сама по себе, сухонькая и прямая, с чуткими руками керамистки и неслышной поступью, парадоксально сочетающая деликатность и хватку. Одна молодая российская коллега после тренинга Барцев сказала, что больше не боится старости: увидела другие возможности, связанные с этим возрастом.
Во всей работе, практической и литературной, Эллинор Барц остается виртуозным «переводчиком с неизвестного», посредником — той, кто задает вопросы на границе света и темноты и терпеливо прядет нити смысла.
Екатерина Михайлова
ВВЕДЕНИЕ
Ощутить на себе силу воздействия психодрамы и по-настоящему ее узнать можно только принимая участие в действии.
Психодрама - это не учение и не психологическая система. Она не относится ни к одному направлению психологии. Психодрама - терапевтический метод, который позволяет вступать в контакт с содержанием человеческой психики в процессе действия. Якоб Леви Морено, создатель психодрамы, называл ее "методом, раскрывающим истину души в действии". В таком действии участвует несколько человек. Следовательно, создается небольшая группа.
В качестве терапевтического метода психодрама может развиваться в самых разных плоскостях; столь же разнообразны области ее применения. (Ее теоретические и практические возможности очень широки. Она может включать в себя бихевиоральную или семейную терапию (отношений между супругами); в ней могут затрагиваться социальные и медицинские аспекты; ее применение возможно в любой ситуации, где существует внешний конфликт, а также для поиска пути внутреннего развития, ведущего к обретению человеком собственного “я”.
Ход психодраматического действия определяют те, кто в нем участвует. Следовательно, это директор, обладающий определенными духовными и психическими установками, целью, которую он преследует, а также группа, с которой он работает. Но в любом случае речь идет о действии, позволяющем поднять на поверхность беспокоящие человека темы и пережить их эмоционально.
Большинство из нас привыкли мысленно вникать в проблемы, чтобы докопаться до их сути, анализировать, искать причины их возникновения и делать определенные выводы. Психодрама переносит проблему в действие. Здесь появляется возможность рассмотреть ее комплексно, развернув в пространстве и времени, в ситуации «здесь и теперь», увидев ее с разных точек зрения и восприняв всеми психическими функциями: мышлением, чувством, ощущением и интуицией. Нечто похожее происходит во сне с нашей психикой. Сосредоточив свое внимание и вспомнив свои сны, мы заметим, что занимающая нас проблема или вопрос, требующий нашего решения, как правило, представляют собой в сновидении некую историю с коротким, часто банальным сюжетом или же оказываются сконцентрированными в каком-то определенном образе. Однако самому человеку, не прибегая к помощи специалиста, часто бывает очень трудно понять скрытый в сновидении смысл. К сожалению, большинство из нас привыкли не обращать на свои сны никакого внимания, забывая их содержание (точно так же мы относимся к неприятным для нас вопросам). Это означает, что мы не принимаем их всерьез, не хотим, чтобы они нас волновали, не вникаем в сферу своей души. Однако сновидение появляется вновь и вновь, и несмотря на то, что его содержание по-прежнему остается для нас непонятым, его уже не удается забыть, оно начинает нас заметно беспокоить, волновать и даже пугать, и в таком последействии заключается его сила.
То же самое может относиться к психодраме. Она не забывается, продолжая оказывать на человека воздействие, даже если вскрытые ею глубинные связи и смысл остаются не понятными или не находят словесного выражения. Переживания в психодраме могут привести человека к обновлению, к появлению новой точки зрения на важный для него вопрос. Психодраматический процесс (игра) приобретает дополнительную силу воздействия, вследствие того, что он происходит в группе, перед зрителями и при участии в действии других членов группы. Такое событие не так легко забыть, не сделав из него никаких конкретных выводов.
Вот один пример.
Женщина лет тридцати пяти, недавно пришедшая в психодраматическую группу, просит извинения за то, что она почти все время носит темные очки. Ее проблема состоит в том, что она часто краснеет, совершенно неожиданно и необъяснимо для себя. В очках она чувствует себя несколько увереннее.
В последнее время эта проблема обострилась: она стала краснеть даже дома, когда муж читает вслух что-нибудь из газеты и что-то хотя бы чуть-чуть напоминает ей о сексе, даже если этот намек будет совсем невинным. При этом она - мать троих детей и никогда не считала сексуальность своей проблемой. У нее никогда не было психической травмы на сексуальной почве, в юности она с радостью вышла замуж и была счастлива в браке.
В этот момент молодая женщина внезапно вспомнила повторяющийся сон, который был для нее столь же неожиданным и необъяснимым, как и приступы смущения. Оказывается, вчера она увидела его снова. Этот сон кажется ей каким-то странным: очень коротким и не имеющим конца.
Во сне она идет по улице к дому, останавливается перед дверью, кладет руку на дверную ручку и в смятении просыпается.
Она ничего не помнит про эту улицу и дом.
В психодраме протагонистка* (так называется главное действующее лицо драмы) идет по улице своего сна. Внезапно она представляет себе, что идет по булыжной мостовой. Ее ноги чувствуют дорогу, и она понимает, что это должна быть улица, по которой она ходила в детстве: это главная улица в деревне. "Когда я была ребенком, то часто здесь ходила". Теперь дома по обеим сторонам улицы стали принимать более отчетливые очертания. Дом, перед дверью которого заканчивался сон, был домом, в котором жили ее родители, когда она была еще совсем маленькой. В психодраме она снова подходит к его двери, но на этот раз решает войти внутрь. Она одна. Но в тот момент, когда протагонистка взялась за ручку двери, ей изменили силы. Она вернулась. То есть, она повернулась к директору со словами: "Я не могу войти". - "Почему?" - "Не знаю, но там, внутри, что-то ужасное".
Была сделана вторая попытка войти в дом. На этот раз в образе маленькой девочки примерно того же возраста, в котором она была в то время, когда жила в этом доме с родителями. На этот раз ее сопровождала мать, держа ее за руку и оказывая ей поддержку.
К большому удивлению группы, мать, которую играла одна из участниц, при приближении к дому смущалась еще больше девочки: дочь даже тянула ее за собой. "Ты все время пытаешься увильнуть и не смотреть в ту сторону, - говорила протагонистка матери, - но пришло время тебе увидеть, что там происходит".
Опять колебания перед дверью, но затем они решительно входят. В комнате сидит отец, которого протагонистка неожиданно увидела с помощью возникшего у нее активного воображения. Но в этот момент ее охватило смятение и она выбежала из дома.
На третий раз мать и дочь больше рассуждали между собой: что именно показалось им страшным: сам дом или то, что отец так неожиданно (или, может быть, совсем наоборот) оказался в комнате? Здесь кроется еще какая-то тайна, определенно, здесь что-то неладно.
Когда в очередной раз протагонистка открывает дверь, она не только видит отца, она уже знает: в комнате только что была тетя, которая недавно живет у них в доме, она представляет собой зло, и она выбежала из комнаты, услышав приближающиеся шаги, и теперь где-то прячется, она ведьма, лицемерная тварь, соблазнительница и шлюха. "Мне и сейчас везде мерещится ведьма!" Протагонистка схватила мать за руку, и они выбежали из дома. Для продолжения драмы у нее не хватило сил.
Но в последующих своих психодрамах она с возрастающей решимостью возвращалась к дому. Постепенно она пришла к тому, что осмелилась задать вопрос отцу - то есть соприкоснуться со злом. А однажды она, смеясь, спросила группу, заметили ли участники, что она практически совсем не краснеет. И не носит больше темных очков, даже в угрожающих для нее ситуациях.
Кажется, что в психодраме все происходит играючи, как бы само собой, однако в ее основе лежит очень непростое последовательно осуществляемое действие. Его греческое название - драма. Драматически изображается и переносится в действие сложная внутренняя проблема. В результате таких психодрам возрастает мужество, необходимое для вступления в контакт с забытыми воспоминаниями, с голосами и образами внутреннего мира.
В настоящее время уже сама по себе психодрама может стать для человека поворотной точкой в его жизни, во взаимоотношениях с окружающими, в конфликтной ситуации. Сильное переживание имеет большие последствия, подобно расходящимся по воде кругам от упавшего камня. Такое переживание продолжает оказывать воздействие в реальной повседневной жизни. Оно доходит до глубины души, затрагивает содержание психики и приводит его в движение. Неосознанное, подавленное, давно отодвинутое в сторону содержание теперь требует работы над собой, осмысления и тогда, наконец, в сознании происходят существенные изменения.
Предпосылкой этого процесса является внутренняя готовность к психодраматической работе. Для психодраматического метода требуется надежный фундамент, который, образно говоря, мог бы обеспечить безопасное пространство драматического психического процесса. И, наконец, нужен директор-ведущий, который полностью осознает свою ответственность, соединяя в себе основательную теоретическую (психологическую) концепцию с собственным опытом, обладающий интуицией, способный добросовестно вести психодраматический процесс к успешному завершению.
То, что произошло в приведенном примере и что неопытному зрителю (если бы таковой оказался) показалось бы счастливым случаем, конечно же, основывается на счастливом стечении обстоятельств. Но, вместе с тем, огромное влияние на процесс оказывают душевная потребность и способность к самораскрытию, то есть совместное воздействие разных сил: к методике психодрамы и концепции глубинной психологии директора подключаются спонтанность и креативность группы как единого целого и каждого ее участника в отдельности, а также практическое конкретное взаимодействие с содержанием сознания и бессознательного.
В зависимости от психологического направления, приведенный пример можно по-разному понять и психологически объяснить и в соответствии с этим по-разному построить следующие психодрамы (исходя из концепции психоанализа (Фрейд), аналитической психологии (Юнг), бихевиоральной терапии или трансактного анализа) в зависимости от преследуемой цели (педагогической или аналитической) и так далее.
Длительное участие в психодраме не проходит бесследно для развития каждого из участников и работы группы в целом.
На работу группы накладывают отпечаток лишь различия в понимании содержания бессознательного - как личного, так и коллективного, - хотя об этом в теории нигде не говорится. Однако личная точка зрения ведущего в этом вопросе не может не иметь конкретных последствий. В этой книге представлен метод психодрамы Морено с точки зрения аналитической психологии или, если сказать точнее, с точки зрения психодраматического опыта юнгианских терапевтов.
В связи с этим мне кажется необходимым начать с биографий людей, ставших "изобретателями" и основателями психодрамы и аналитической психологии. Их жизнь и характер, или же структура их психики и соответствующий личный жизненный опыт являются предпосылкой и составной частью их деятельности.
Затем я опишу психодраму в том виде, в котором ее разработал Морено и, наконец, покажу ее модификацию юнгианскими терапевтами. Мы еще раз рассмотрим и подробно проанализируем приведенный выше пример психодрамы.
Дальше последуют примеры психодрам, посвященных различной тематике, чтобы читатель мог получить представление о возможной трактовке таких разнообразных тем.
В заключение я остановлюсь на неожиданном сходстве между основными положениями психологически-философской и терапевтической концепцией Морено и Юнга. Разумеется, нельзя ожидать этого понимания в результате беглого знакомства с психодрамой и юнгианской психологией, которые при поверхностном взгляде кажутся совершенно разными системами.
МОРЕНО И ЮНГ -
ОСНОВАТЕЛИ ПСИХОДРАМЫ