1. Более широкое понимание логики, чем у Поппера
2. Идеал математического объяснения не подходит для общества. О специфике общества.
3. Общество как совокупность целостности и анклавов. О реальной противоречивости общества как объекта
4. Факты в обществе являются последним основанием познания, так как они социально опосредованы.
5. Критическая работа социологии уже не ограничивается критикой своих суждений, теорем и методов. Она совпадает с критикой самого общества.
6. Запрет на свободное от ценностей поведение идет от общества как предмета исследования. Общество кристаллизируется вообще только вокруг концепции правильного, справедливого общества.
7. Сравнения между дурными сторонами обществ, принадлежащих разным эпохам, затруднительны. В то же время мысль, что ни одно из них не было лучше того, которое породило Освенцим, не является справедливой.
Адорно Т. К логике социальных наук // Вопросы философии, 1992, № 10. – с. 76-86.
1.Понятие логики автор понимает шире: его занимают более конкретные методы социологии, чем общие правила мышления, дисциплина дедукции.
Здесь автор исходит из попперовского различения полноты знания и безграничного незнания. Оно достаточно убедительно, во всяком случае оно напоминает о том, что социология до сего дня не дала корпуса всеми признанных законов, хоть сколько-нибудь сопоставимых с законами естествознания. И все же это различение обладает заслуживающим внимания потенциалом, причем наверняка не в том смысле, что у Поппера. Если следовать последнему, то социология, в силу ее очевидной отсталости в сравнении с точными науками, должна прежде заниматься сбором фактов, прояснением методов – прежде, чем она возвысится до притязания на связное и одновременно релевантное знание. Теоретические соображения относительно общества и его структуры будут тогда рассматриваться в основном как предосудительное и непозволительное предвосхищение будущего. Но если начинать социологию с Сен-Симона, а не с ее крестного отца Конта, то ей уже более 160 лет и она не должна далее бесстыдно кокетничать своей молодостью. То, что в ней предстает сейчас как незнание, нельзя просто подменить тем, что прогрессирующие исследования и методология называют фатальным и несоразмерным термином "синтез".
2. Познавательный идеал единогласного, по возможности краткого, математически элегантного объяснения отказывает там, где отказывает сам предмет: общество не единогласно, не просто, а также не нейтрально к любым налагаемым на него категориальным формам, оно заранее ждет иного от своих объектов, нежели категориальная система дискурсивной логики. Общество противоречиво и все же определимо; рационально и иррационально в одно и то же время; системно и хрупко, представляет собой слепую природу и опосредовано сознанием. Социологические методы исследования должны перед ним склониться. Иначе из одного пуристического усердия против противоречия социология впадет в поистине роковое противоречие между своей структурой и своим объектом. Сколь бы мало ни уклонялось общество от рационального познания, сколь бы благоразумными ни были его противоречия и их условия, можно столь же мало освободиться от них при помощи мыслительных постулатов, которые ставят познание перед равно безразличным материалом, не оказывающим никакого сопротивления сциентистскому инструментарию, коим часто удовлетворяется познающее сознание.
3. Общество содержит в себе бесчисленные некапиталистические анклавы. Стоит принять в расчет и то, что при существующих производственных отношениях такие анклавы, как, например, семья, требуются этому обществу для самовековечения, поскольку их специфическая иррациональность дополняет структуру в целом. Общественная тотальность не имеет собственной жизненности, она производит и воспроизводит единичные моменты, многие из которых сохраняют относительную самостоятельность, какой не знали, да и не терпели бы примитивно-тотальные общества. Но сколь бы неотделимой от кооперации и антагонизма своих элементов ни была бы целостность жизни такого общества, малопонятным остается каждый ее элемент в своем функционировании без видения целого, сохраняющего собственную сущность в движении элементов. Система и элемент взаимозависимы и познаваемы лишь в их взаимозависимости. Даже те анклавы, социальные образования, принадлежащие к различным временам (фавориты той социологии, которая хотела бы избавиться от понятия общества, равно как и от сколько-нибудь заметных философем), должны рассматриваться не сами по себе, но прежде всего с той господствующей тотальностью, от которой они отклоняются.
4. В предложенной Поппером категориальной структуре понятие проблемы предшествует решению. Решения предлагаются и подвергаются критике. В сравнении с примитивным и чуждым самому познанию учением о примате наблюдения тезис о ключевом значении критики удачен. Социологическое познание, действительно, представляет собой критику. Но необходимо прояснить нюансы, поскольку решающие отличия между научными позициями чаще кроются в нюансах, нежели в грандиозных мировоззренческих понятиях. Если попытка решения, как утверждает Поппер, недоступна для предметной критики, то она уже поэтому ненаучна, хотя бы и предварительно. Это звучит по меньшей мере двусмысленно. Если под такой критикой подразумевается редукция к так называемым фактам, полная отдача мысли на откуп наблюдаемому, то мысль нивелируется до гипотезы, а тем самым у социологии отнимается существенный для нее момент антиципации. Существуют социологические теории, которые находятся в принципиальном противоречии (по социальным же основаниям) с явлениями, а потому и не могут подвергаться критике посредством оных. Такие теоремы подлежат критике со стороны последующих теорий, дальнейшего размышления, а не конфронтации с протокольными предложениями (этого, впрочем, не предлагает и Поппер). Факты в обществе уже потому не являются последним основанием познания, что они сами социально опосредованы. Не все теоремы суть гипотезы; теория – это телос, а не двигатель социологии.
5. Критическая работа социологии уже не ограничивается самокритикой; рефлексией по поводу своих суждений, теорем, понятийного аппарата и методов. Она является тогда и критикой предмета, от которого зависят локализируемые на субъективной стороне, моменты, субъекты, объединяемые организованной наукой. Сколь бы инструментально ни определялись методы, сохраняется требование их адекватности объекту, пусть и сокрытой. Нехватка такой адекватности ведет к непродуктивности методов. Сам предмет должен прийти к значению во всей своей полноте, иначе плох и сам отшлифованный метод. А это предполагает не больше и не меньше, как то, что в теоретической картине должна выявиться сама вещь. Там, где критика социологических категорий остается лишь критикой метода, а вина за разрыв между понятием и предметом лежит на самом предмете – решающее значение имеет содержание подлежащих критике теорем. Критический путь не только формален, он и материален; социология является критической в том случае, если истинны ее понятия, если она в соответствии с собственной идеей одновременно критика общества, как это показал Хоркхаймер в своей трактовке традиционной и критической теории.
6. В действительности запрет на свободное от ценностей поведение идет не от психологии, а от предмета. Общество, познанием которого в конечном счете занята социология, когда она нечто большее, чем просто техника, кристаллизируется вообще только вокруг концепции правильного, справедливого общества. Но последняя не есть какой-то постоянный абстракт, некая предвзятая ценность, применимая для контраста с наличным; эта концепция вырастает из критики, а тем самым из осознания обществом его противоречий в их необходимости. Поппер говорит: "Хотя мы не в состоянии рационально подтвердить наши теории и хотя бы указать на их вероятность, мы можем их рационально критиковать". Это значимо для общества не меньше, чем для теорий об обществе. Отсюда проистекает деятельность, которая не цепляется за свободу от ценностей, скрывающую сущностные интересы социологии, и не дает себя увести абстрактному и статическому ценностному догматизму.
7. Сравнения между дурными сторонами обществ, принадлежащих разным эпохам, затруднительны; то, что ни одно из них не было лучше того, которое высидело Освенцим, кажется мне малоприемлемым, и в этом Поппер охарактеризовал меня безусловно верно. Только для меня это противоречие не является просто точкой зрения, а поводом для решения; мы оба стоим против перспективизма в философии и тем самым против перспективизма в социологии. Опыт полного противоречий характера общественной реальности – это не просто исходный пункт, а мотив, который вообще дает возможность конституирования для социологии. Лишь тому, кто способен мыслить общество иным, нежели существующее, оно может стать, говоря попперовским языком, проблемой; через то, чем оно не является, оно может открыться таким, как оно есть. А тем самым он придет к социологии, которая не будет умерять себя целями публичного или приватного управления, как это происходит сейчас с большинством ее проектов.