Владимир многим был обязан язычникам. Он щедро отблагодарил их, но чувствовал себя очень стеснительно под контролем языческой верхушки и волхвов. Они препятствовали его созидательной деятельности. Своими военными победами, строительными успехами внутри страны, мудрой дипломатией по отношению к соседним государствам Владимир укрепил роль и значение княжеской власти и более не терпел соперничества. Уже со второй половины 80-х годов язычники потеряли в Киеве свою ведущую роль.
Но Владимир не сразу пошел на введение христианства. Летописное «Сказание об испытании или выборе вер» описывает, что сначала он встретился с посланцами из других земель и расспросил их о монотеистических религиях – мусульманстве, иудаизме, римском и византийском христианстве. Это было не случайно: монотеистические религии выросли из одного корня, к тому же Русь имела тесные связи и с христианскими странами – Германией, Византией Римом, и с мусульманскими – Волжской Болгарией, Хорезмом, а также контакты с еврейскими общинами в Хазарии и на территории Руси.
Во всех религиях того времени главным была обрядность. Только участием в жертвоприношениях, а на Востоке еще и соблюдением четких предписаний относительно приема пищи и омовений, можно было доказать принадлежность к определенной религии. В то время как Рим и Греция в этом отношении терпимость, на Востоке свирепствовала система религиозных запретов. Христианство в отличие от восточных религий не знало никаких вносящих разделение обрядов, не знало даже жертвоприношений. Поэтому, отказав по разным причинам первым трем посольствам, Владимир благосклонно выслушал пространную речь православного греческого философа, который, кратко опровергнув учения мусульман, латинян и иудеев, сжато изложил ветхозаветную историю, пророчества об отвержении Богом иудеев и пришествии Спасителя и, наконец, перешел к новозаветным событиям. Большое впечатление на князя произвел рассказ о грядущем Втором пришествии, при этом ему была показано полотно с изображением Страшного суда.
Потом, посовещавшись с боярами и представителями городов, Владимир направил посольства в окрестные страны. Возвратившись, послы рассказали о религиозных обычаях и обрядах этих стран. Они побывали и в мусульманской мечети у болгар, и у католиков-немцев, но самое большое впечатление на них произвела патриаршая служба в Царьграде. Пораженные красотой византийского богослужения, послы заявили Владимиру и всей его дружине: «Не знали – на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как и рассказать об этом». Выбор веры был обусловлен не тем, какая из них красивее, а тем, какая вера истинная.
Князь Владимир, первым приняв святое Крещение, принципиально, качественно изменил свою жизнь. Причем изменил, будучи уже достаточно зрелым человеком, закореневшим в своих привычках, пристрастиях. А ведь очень тяжело в зрелом возрасте все это преодолевать. Этим он и отличается от многих европейских правителей, которые принимали христианство из соображений выгоды, практичности и прогрессивности. Для него это был вопрос нравственного выбора, что видно из всей его дальнейшей жизни.
Ряд исторических причин способствовал крещению Руси. Во-первых, интересы развивавшегося государства требовали отказа от многобожия с его племенными богами и введения монотеистической религии по принципу: единое государство, один великий князь, один всемогущий Бог. Во-вторых, этого требовали международные условия. Весь европейский мир принял христианство, и Русь более не могла оставаться языческой окраиной. В-третьих, христианство с его новыми нравственными нормами требовало гуманного отношения к человеку вообще, к женщине, матери и детям, в частности; оно укрепляло семью – основную ячейку общества. В-четвертых, приобщение к христианству давало сильный толчок в развитии культуры, письменности, духовной жизни страны. И наконец, развитие общественных отношений, совершенствование души, и посмертное воздаяние.
Исторический выбор древнерусским обществом в качестве государственной религии именно восточного христианства был продиктован не только государственно-политической мудростью князя Владимира и тех слоев раннефеодального общества у восточных славян, которые он представлял в своей политике, но и потенциальной "предрасположенностью" древней восточнославянской культуры именно к такому, а не иному выбору.
На первом плане была территориальная близость Византии как культурного, религиозного и политического центра, с давних пор ощущавшаяся Русью как важный фактор исторического развития. Именно Константинополь являлся во всех отношениях культурно-политическим и духовно-религиозным центром для Руси (не только территориально, но и в ценностно-смысловом отношении), нежели Иерусалим, Рим или аравийская Мекка.
Византийская империя была для русских не только богатым и могущественным соседом, она выступала как идеал государственного могущества, всемирной признанности, экономического и духовного богатства, как пример оптимального общественного устройства - централизованного, иерархизированного, регламентированного до мельчайших деталей ритуального или церемониального характера. Владимир желал, чтобы Русь стала державой, равновеликой Византии, была ее партнером, союзником, а может даже и конкурентом во всех международных делах.
Выбор православного христианства, вероятно, опирался и на религиозно-культурный опыт предков, освященный заветами отцов. Почитание предков, веками устоявшихся обычаев, укоренившихся в быту и образе жизни систем ценностей, было характерно для восточных славян. Поэтому коренное изменение всей системы ценностей и норм культуры (а именно так следует рассматривать Крещение Руси) должно было опираться - хотя бы условно и частично - на традицию, на имеющийся социокультурный опыт.
Западное христианство означало для Руси признание над собой власти папы, как духовной, так и политической. Стремление древнерусских князей к государственной самостоятельности и независимости, к культурному и религиозному самоутверждению не соответствовала тем историческим задачам, которые решала на этом этапе своего национального становления и развития древнерусская народность, стремившаяся к культурному, политическому и религиозно-духовному оформлению.
Следовательно, в лице Византии и восточно-христианской церкви древняя Русь получила совершенную модель преодоления язычества в формах христианства, притом в культурно-исторических условиях, максимально близких древнерусским.