— Такой видный пост, а так легко отделался! Надо было его поприжать, и он выложил бы все десять миллионов!
Вскоре государь Линди открыл Училище Хунду-мынь и повелел правителям всех областей и округов, а также и трем гунам отобрать для учения отпрысков богатых семей. Кто больше платил, тот сразу же становился столичным инспектором и даже получал должность начальника ведомства. Правда, мужи из благородных фамилий стыдились считать его себе равней.
Что до Сыма Мао, то он был беден и не имел поддержки влиятельного лица. Неудивительно, что он прозябал до пятидесяти лет и жил в обидном забвении, несмотря на свои обширные знания и талант. Можно представить себе, сколь тягостна была для него такая несправедливость. Однажды в минуту опьянения он сложил стихи, прочитал их вслух, а потом, придвинув четыре драгоценности кабинета, написал их на бумаге. Вот стихи, которые он назвал «Обида»:
Небо талантом меня наградило,
но мой печален удел.
Первым героем мнил я себя,
а в жизни не преуспел.
Мне пятьдесят, а успеха нет,
путь мой зарос травой.
Другие разбогатели давно
и вполне довольны собой.
Но за душою у них ничего,
но и деньги ведь не пустяк:
Богатый тучу успел оседлать,
в грязи копошится бедняк.
Все смешалось, и не поймешь,
где глупый, а где мудрец.
Хочу, чтобы стал мой жизненный путь
ровен и прям наконец.
Но разве об этом узнает Небо
и исполнит мечту мою?
Я дописал свой последний стих
и печальные слезы лью.
Закончив писать, Сыма прочитал стихи вслух. Ему показалось, что в них чего-то не хватает, и он дописал еще несколько строк:
Известно давно:
потери, богатство, успех
Бывают заранее
предрешены для всех.
Спросить бы у тех,
кто расчислил жизнь наперед,
Почему же судьба
по заслугам не воздает?
Достойный в безвестности
коротает свои года,
Злодей обретает
почет и достаток всегда.
Если б Яньваном
стать, хоть на миг, сумел,
Сколько неправедных
исправил бы в жизни я дел!
Тем временем стемнело, и сюцаю пришлось зажечь лампу, при свете которой он прочитал свои стихи еще несколько раз. И вдруг, охваченный необъяснимой яростью, он схватил листы и поднес их к огню.
— О Небо! — воскликнул он.— Всю жизнь я старался быть прямым и честным, мне неведомы были
коварство и подлость. Уверен, что, если бы я попал в царство Яньло, я и там бы сохранил твердость духа и никого бы не испугался! Небо! Если ты способно что-то понять, ответь мне!
И тут он почувствовал в теле странную усталость, прислонился к столу и задремал... Вдруг видит, откуда-то снизу выскакивают семь или восемь демонов в одеянии воинов. Морды темные, изо рта торчат клыки, ростом чуть побольше трех чи.
— Сюцай!— заверещали они.— Как ты смеешь хулить Небо и Землю! Как смеешь клеветать на преисподнюю! Какими талантами и знаниями ты обладаешь, что осмелился на подобный грех? Мы пришли за тобой,— сказали с усмешкой,— сейчас отведем тебя к самому владыке Яньло. Пред ним наверняка рот свой раскрыть убоишься!
— Ваш владыка Яньло сам несправедлив! — воскликнул Сыма.— А еще обвиняет других в клевете! Разве это дело?
Услышав такие слова, обитатели преисподней подбежали к сюцаю, схватили его за руки и за ноги, стащили с сиденья, накинули на шею черную веревку и потащили. Сюцай закричал дурным криком и проснулся весь в холодном поту. Смотрит, лампа едва мерцает, вот-вот погаснет. Жуткий сон! Сюцая даже
мороз продрал. Охваченный недобрым предчувствием, он позвал жену, урожденную Ван, и велел принести чашку горячего чая. Выпив, он вдруг почувствовал, что сознание его будто помутилось, тело обмякло, голова отяжелела, а в ногах появилась странная слабость. С помощью супруги он едва доплелся до ложа и лег.
На следующий день, когда жена окликнула его, муж не отозвался. Сюцай лежал в беспамятстве, охваченный непонятным недугом. К вечеру у него и вовсе прервалось дыхание, и он будто бы умер. Госпожа Ван, заливаясь слезами, прикоснулась к нему. Ей показалось, что руки и ноги еще мягкие, а тело возле сердца вроде бы теплое. Сев у изголовья, она зарыдала.
В этом месте, уважаемые, мы прервем наш рассказ и вспомним тот момент, когда Сыма Мао, написав стихи под названием «Обида», сжег их в пламени лампы. Оказалось, об этом поступке проведал дух по имени Ночной Скиталец. Он-то и доложил о сюцае Яшмовому Владыке.
— Этот сюцай смеет заявлять, что Небо поступает предвзято! Ничтожный невежественный книжник! Как будто неизвестно, что смертные люди с их взлетами и падениями находятся во власти своей судьбы. Он утверждает, что умный должен быть наверху, а негодник где-то внизу, талантливый должен прославиться, тупицу нужно отправить вниз. И тогда в Поднебесной воцарится мир на все времена, а воды и реки не выйдут из своих берегов. Он смеет говорить, что Небо пристрастно! Какая чушь! Надо немедля его наказать в назидание другим, кто лживые речи глаголет!
Но Тайбо — дух Золотой Звезды заметил:
— Сыма Мао неосторожен в речах, это верно. Но ведь у него, правда, злая судьба, между тем как он обладает блистательным талантом. Понятно, что сюцай в душе глубоко обижен. Верно, слова его действительно опрометчивы, но они далеко не ошибочны, если к тому же помнить старую истину: добро приносит богатство, а зло влечет беды. А посему можно простить этого человека.
— Но ведь он заявил, что хочет стать самим Владыкой ада Яньло и навести порядок в делах людей!
Бредни безумца! Может ли простой смертный стать господином преисподней? У Яньло целые горы судебных дел и разных бумаг, так что судьи всех Десяти Дворцов ада не успевают даже вовремя поесть! И этот книжник думает, что ему под силу разобрать и решить весь этот ворох бумаг! Так уж он умен!
— Если он это серьезно говорит, значит, его таланты на самом деле велики,— сказал Тайбо.— К тому же в царстве Яньвана, действительно, немало странного и несправедливого. Сколько таких дел скопилось за много столетий! Понятно, что дух обиды постоянно устремляется вверх, достигая Небесного Чертога. По моему неразумному мнению, надо отправить сюцая в преисподнюю и назначить Владыкой ада хотя бы на полдня. Пусть разрешит все жалобы да обиды. Если судить он будет честно, можно будет простить его прегрешения. Если же суд его окажется несправедливым или глупым, следует его наказать. Вот тогда, может быть, он и сам все поймет!
Яшмовый Владыка согласился с мнением духа Золотой Звезды и послал его с приказом в царство теней. Владыке Дворца Сэньло повелевалось вызвать Сыма и временно передать ему трон — ровно на половину суток, чтобы он решил все дела, которые скопились в преисподней. Коль будет судить справедливо, в будущей жизни получит богатство и станет знатным, что будет наградой за невзгоды в его нынешней жизни. Но если суд будет плохим, сюцая бросят в ад Фэнду, откуда он уже больше никогда не вернется в мир людей. Получив наказ Яшмового Владыки, Яньло послал к сюцаю демона из породы Непостоянных и приказал ему привести его в Темное Царство.
Сюцай нимало не испугался адского посланца и отправился за ним в путь. Возле Дворца Сэньло бес приказал ему встать на колени.
— Кто там сидит на возвышении? — спросил его Сыма.— С какой стати мне ползать перед ним на коленях?
— Это сам государь Яньло, Владыка ада! — закричал бес.
— Государь Яньло! — обрадовался сюцай.— Меня зовут Сыма! Я давно хотел встретиться с тобой, чтобы выложить тебе все свои обиды. Наконец-то я тебя
увидел! Государь, ты сидишь высоко на своем троне Владыки Темного Царства. По бокам от тебя судьи, вокруг — тысячи демонов-стражей с бычьими и лошадиными мордами. В общем, есть кому тебя поддержать, есть кому помочь! А я, Сыма Мao, всего лишь бедный сюцай. Вот стою я сейчас пред тобой — один, как перст, и вся моя жизнь, как и смерть находятся в твоих руках. Решай же их по справедливости и не прибегай к грубой силе. Недаром говорят, что силен лишь тот, у кого истина!
— Я, одинокий, удостоился чести стать Владыкой Темного Приказа и все дела вершил по законам Небесного Пути,— сказал Яньло.— Ну, а ты? Какими добродетелями и талантами ты обладаешь, чтобы заменить меня на этом посту? Какие дела собираешься ты исправлять?
— Владыка! Ты сказал о Небесном Пути. Но ведь сутью его должна быть любовь к людям и справедливость, дабы поощрять добро и наказывать зло. А что делается в нынешнем мире? Алчные скряги имеют горы богатства, а у тех, кто способен на добрые дела, нет ничего. Иные, жестоко терзая других, занимают высокое место, что позволяет им больше творить злодеяний. Между тем тот, кто честен и готов помочь другому, вынужден терпеть унижения, беды и жить не так, как хотел бы. Злые постоянно обманывают бедняков, а тупицы измываются над одаренными. Вот и получается, что человеку негде высказать обиды, негде пожаловаться на злоключения. А все оттого, что твои решения, владыка, несправедливы. Возьмем, к примеру, меня, Сыма Мао. Всю свою жизнь я усердно учился и вел себя достойно, как подобает почтительному сыну. И никогда не таил я в душе ничего, что перечило бы воле небес. А какой результат? Бедствовал всю свою жизнь и корчился где-то внизу, ниже всяких посредственностей. Если так меняются местами ум и глупость, то для чего ты нужен, владыка Яньло? Коли в адском дворце правил я, Сыма Мао, я не допустил бы несправедливости!
— Содеянное людьми Небо оценивает точно,— усмехнулся Яньло.— Расплата может произойти раньше или позднее, она бывает открытой и скрытой, но она
непременно происходит, если не в предшествующей жизни, то в настоящей, если не в нынешней, то в будущей. Вот, например, живет какой-нибудь скряга-богач. Его состояние построено на бедах других людей в прошлой жизни. Если сейчас этот скупец не делится богатствами, не сеет их подобно тому, как бросают в поле зерно, значит, в грядущей жизни к нему непременно придут голодные демоны. Точно так же какой-нибудь теперешний бедолага стал тем, что он есть, из-за прошлых проступков своих. Видно, когда-то он недобрыми путями собирал богатства или имел слишком много удовольствий, вот сейчас и приходится мыкаться в бедности. Однако же надобно помнить: коли ты, сообразуясь с волей небес, творишь добро, в следующей жизни у тебя хватит одежды и пищи. Отсюда следует, что жестокосердный человек, который нынче радуется богатствам своим и почету, не избежит будущего краха. Наоборот, человек бескорыстный и добропорядочный непременно прославится, хотя сейчас ему и приходится испытывать унижения. Все, что я сказал тебе,— истина, в коей не следует сомневаться. Не забывай, что простой смертный видит лишь то, что перед глазами, а взор Неба устремлен в глубинную даль. Человеку не дано знать того, о чем ведает Небо. Твои нынешние речи сумбурные и путаные потому, что мысли твои мелкие, а знания слабые.
— Владыка, ты говоришь, что воздаяние за поступки, которое свершается в Темном Приказе, всегда безупречно. Но разве в преисподней нет обиженных душ? — возразил Сыма.— Дай мне проверить какие-нибудь дела, если, конечно, не боишься их показать. Коли они решены справедливо, а люди, которых они касались, согласны с приговором, значит, я, Сыма Мао, добровольно приму наказание за лживые речи свои.
— Верховный владыка как раз повелел на половину суток отдать тебе мой трон, дабы ты расследовал кое-какие дела. Но помни, если покажешь свою бесталанность, тебя бросят навечно в ад Фэнду, и ты больше никогда не вернешься к людям, если же суд твой окажется справедливым, в будущей жизни ты станешь богатым и знатным.
— Приказ Яшмового Владыки точь-в-точь совпадает с моим желанием,— сказал сюцай.
Яньло поднялся с трона и повел Сыма в дальнюю часть дворца переодеться. Сыма надел шляпу, о которой говорят, что она вровень с небом, облачился в халат, расшитый драконами, и надел нефритовый пояс. В парадной одежде стал он вылитый владыка Яньло. Демоны-стражи тут же забили в барабаны, возвещая об открытии присутствия:
— Новый владыка Яньло шествует в присутственную залу!— завопили они.
По обеим сторонам залы рядами выстроились сановники приказов, ведающих добрыми и злыми делами, судебные чины шести отделов, разные судьи и мелкие демоны-исполнители. Сыма Мао с нефритовой табличкой в руках вошел торжественно в залу и поднялся на возвышение, где стоял трон. После поклонов, которые свершили перед ним чины, всех приказов и стражи, новый государь Яньло потребовал принести табель с приговорами.
«Много чудес и удивительных деяний рождается в пределах Четырех морей и Пяти хребтов,— подумал он,— а Верховный Владыка отвел мне всего половину суток. Если я не кончу всех дел, он посчитает меня за полное ничтожество и накажет, то-то будет позор!» — Тут в голове сюцая родилась одна мысль, и он, обратившись к подчиненным, сказал:
— Владыка для расследования дел отвел мне всего половину суток. За такой срок, конечно, не проверить приговоров. Принесите-ка какие-нибудь особо старые, наиболее трудные и запутанные дела, пролежавшие не одну сотню лет без решения. Я расследую несколько, и мои приговоры станут образцом для вас, судей Темного Царства.
— Есть у нас четыре дела, которые валяются уже больше трехсот лет. Государь, разреши их!
— Несите сюда!
Принесли старые судебные дела. Сюцай развернул свиток и прочитал:
Дело первое: «О несправедливой казни верноподданных».
Истцы: Хань Синь, Пэн Юэ, Ин Бу.
Ответчики: Лю Бан, государыня Люй.
Дело второе. «О злой каре, которую повлек добрый поступок».
Истец: Дингун.
Ответчик: Лю Бан.
Дело т р ет ье: «О захвате власти».
Истица: госпожа Ци.
Ответчица: госпожа Люй.
Дело четвертое. «О принятии вынужденной смерти в минуту опасности».
Истец: Сян Юй.
Ответчики: Ван И, Ян Си, Ся Гуан, Люй Матун, Люй Шэн, Ян У.
Перелистав свитки, сюцай громко расхохотался.
— Отчего же они до сих пор не решены? — спросил он.— Чиновники шести отделов должны были расследовать злодеяния, указанные в бумагах, однако до сего дня это не сделано. Сразу видно, что прежний владыка Яньло, следуя заведенному порядку, привык откладывать дела в долгий ящик.
И он приказал демонам-исполнителям привести для показаний истцов и ответчиков, которые упоминались в четырех делах. Приказ нового владыки вызвал переполох во всей преисподней и внес большую сумятицу. На этот счет есть такие стихи:
Тайный суд всегда совершался,
как исстари заведено.
И в темном приказе, и в светлом мире
равновесье царило давно.
Но вот сегодня сюцай Сыма Мао,
нарушив весь ритуал,
Жалобы сразу за тысячу лет
представить ему приказал.
— Подсудимые доставлены, владыка! —доложили демоны-исполнители.— Можно вершить суд!
— Подайте первое дело! — распорядился Сыма. Один из судей громко прокричал:
— Слушайте имена по делу первому! — И он назвал имена пятерых, упомянутых в первом свитке,
— Истцы: Хань Синь, Пэн Юэ, Ин Бу — все здесь. Ответчики: Лю Бан, государыня Люй — оба здесь.
Сыма подозвал Хань Синя.
— Ты сначала служил Сян Юю, имея лишь чин ланчжуна. Занимая сей пост, ты не внимал его ре-
чам и не следовал его планам. Впоследствии ты встретил Лю Бана — основателя династии Хань и удостоился чести стать его полководцем. Ты, как говорится, толкал его колесницу вперед, за что получил титул князя. Ответствуй, почему ты поднял мятеж, за который в конце концов и был казнен? И отчего нынче ты выступаешь с жалобой на своего господина?
— Ваше величество, владыка Яньло, я подробно все объясню. Действительно, я удостоился милости ханьского государя, став его полководцем. Верой и правдой служил я ему: проложил дорогу в горах, чтобы незаметно переправиться в Чэньцан; ради ханьского князя я трижды усмирял государство Цинь. Я даже спас князю жизнь у Жунъяна, пленил вэйского Ванбао, разгромил войска Дая, полонил Се — удельного князя Чжао. На севере я усмирил княжество Янь, а на востоке — Ци, захватив свыше семидесяти городов. На юге я нанес поражение двухсоттысячной армии Чу, умертвил знаменитого полководца Лун Це. В горах Цзюлишань я в десяти местах устроил засады и разгромил чускую армию, после чего послал шесть генералов против Сян Юя и принудил его принять смерть у переправы на Черной реке — Уцзян. Мне казалось, что все эти великие подвиги обессмертят в веках не только меня, но сынов моих и внуков, принесут им богатство и славу. Кто мог подумать, что основатель Хань, завоевав Поднебесную, забудет мои заслуги и даже понизит в чине! Дальше — больше. Государыня Люй вместе с Сяо Хэ, придумав коварнейший план, оклеветала меня во Дворце Вечной Радости. Государь, не разобравшись, приказал схватить меня, связать и казнить, как мятежника, а род мой в трех поколениях весь истребить. Я знаю, что на мне нет вины, так за что же такая жестокая кара? Свыше трехсот пятидесяти лет душит меня эта неотплаченная обида. Низко склоняюсь пред тобой, о владыка, и прошу свершить суд справедливый!
— Если ты действительно был смелым воякой и не мыслил о бунте, неужели никто не постоял за тебя, никто не дал доброго совета? Ведь тебя оклеветали, обманули, спеленали, будто младенца. На кого же ты намерен теперь жаловаться?
— На полководца по имени Куай Тун. Он предал меня, как говорится, на полпути.
Сыма приказал демонам немедленно привести на допрос Куай Туна.
— Хань Синь сказал, что в начале пути ты был с ним, а потом убежал с полдороги, не выполнив долг полководца. Почему ты так поступил?
— Дело не в том, что я будто бы бросил Хань Синя на полпути, а в том, что он вовремя меня не послушал. В свое время, когда Хань Синь разгромил и прогнал Тянь Гуана — князя Ци, я послал в Лоян прошение, в котором требовал даровать ему титул князя, чтобы задобрить и успокоить людей Ци. Ханьский государь, узнав об этом, очень разгневался.
— Ублюдок! — закричал он, охваченный яростью.— Страна Чу еще не повержена в прах, а он уже мечтает о титуле князя!
В это время Чжан Цзыфан, который шел позади ханьского владыки, шепнул ему на ухо:
— Государь! Когда берешь в услужение людей, помни о крупном и не разменивайся на мелочи.
Государь, сразу переменив тон, сказал:
— Большой человек должен иметь титул настоящий, а не поддельный! — И он приказал составить бумагу с печатью о присвоении Хань Синю титула князя Трех Ци. Я понял, что государь относится к Хань Синю с подозрением, и когда-нибудь пойдет против него. И тогда я посоветовал Хань Синю выступить против, Лю Бана и, соединившись с Чу, расчленить Поднебесную на три части. Мне хотелось узнать о замыслах Хань Синя, и он мне сказал:
— Когда я принял пост полководца от Лю Бана, мы дали клятву друг другу, что ни он не предаст меня, ни я его. Я не могу нарушить свое слово.
Много раз я пытался убедить его и приводил разные доводы, но всякий раз он отвергал их, а как-то даже сказал, что я подбиваю его на предательство и бунт. Испугавшись расправы, я сделал вид, что лишился рассудка, и бежал в родные места. Потом Хань Синь помог ханьскому государю разгромить Чу, а вскоре стряслась беда во Дворце Вечной Радости. Раскаиваться было уже поздно!
Сыма обратился к Хань Синю.
— Почему же ты не послушался Куай Туна? У тебя было что-то на уме?
— Один ворожей по имени Сюй Фу нагадал мне, что я проживу семьдесят два года и до самой смерти мне будут сопутствовать почет и слава. Вот почему я и не захотел тогда выступать против ханьского владыки. Мог ли я предполагать, что смерть меня настигнет раньше?
Сыма приказал немедля привести на допрос ворожея Сюй Фу.
— Ты предрек, что Хань Синь проживет семьдесят два года, а на самом деле он погиб, когда ему исполнилось тридцать два. Ты всуе творишь свою волшбу и лживо вещаешь о злой и доброй судьбе. В погоне за деньгами ты морочишь голову людям. Мерзко, очень мерзко!
— Выслушай меня, о владыка Яньло! — вскричал гадатель.— Есть поговорка: «Жизнь человека может продлиться, а может прерваться»». Поэтому нам, ворожеям-звездочетам, трудно судьбу предсказать. Как показало гадание, Хань Синь должен был дожить до семидесяти двух лет. Я говорю истинную правду. Но сей муж так много убивал в своей жизни, что это повредило его скрытым достоинствам. Вот почему пресеклись его годы. О владыка, в моем гадании не было никакой ошибки.
— Каким же образом он себе навредил? Объясни подробней!
— В самом начале случилось, что Хань Синь, отвергнув чусцев, подался к жителям Хань. Однажды он заблудился, но, к счастью, два дровосека вывели его на дорогу в Наньчжан. Опасаясь, что чуский князь послал за ним погоню, а дровосеки смогут проболтаться, он мечом зарубил их обоих. Быть может, говорить об этих простолюдинах и не стоит, но все ж они ему сделали доброе дело, а он отплатил им черной неблагодарностью. Это — самое крупное его Преступление. Недаром есть стихи:
Кончилась жизнь, и душа улетела,
как стрела умчалась она.
Раз сбился с пути и брод потерял,
непременно дорогу найди.
Коль на добро не ответил добром,
несчастия ждут впереди.
Стала короче на десять лет
жизнь, что тебе суждена.
— Но ему оставалось еще тридцать лет жизни! — воскликнул Сыма, на что ворожей ответил:
— Помните, как в свое время канцлер Сяо Хэ трижды выдвигал Хань Синя? Ханьский государь, дабы восславить Хань Синя, велел построить помост в три чжана высотой. Там он вручил воину золотую печать и нарек полководцем. Хань Синь принял с охотой свой титул. Между тем стихи говорят:
Полководец взошел на высокий помост
и основы власти потряс.
Заглушая совсем императора голос,
гремел военный приказ.
Был мелким вассалом, а ныне ему
государь отбивает поклон.
Потому-то еще на десяток лет
прожил меньше на свете он.
— Если государь кланяется своему вассалу, это может, действительно, кончиться бедой,— заметил Сыма.— Но у него было еще двадцать лет жизни!
— А вспомните краснобая Лишэна, который уговорил циского князя Тянь Гуана сдаться княжеству Хань. Тянь Гуан много дней кряду пил вино и веселился вместе с Лишэном, а Хань Синь, воспользовавшись тем, что князь Ци не ожидал подвоха, внезапно напал на него и разгромил. Тянь Гуан решил, что был предан Лишэном, и казнил его, изжарив живьем. А что сделал Хань Синь? Будто забыв, что князь Ци по совету Лишэна решил сам перейти на сторону Хань, он присвоил всю славу себе. Вот почему есть такие стихи:
Один уговаривал циского князя
добровольно пойти на мир.
Другой нанес внезапный удар,
пока продолжался пир.
Славу Лишэна присвоил себе
и душу его загубил.
И тем еще на десяток лет
жизнь свою сократил.
— Объяснение понятно! Но ведь осталось еще десять лет.
— И они сократились, на что также есть причина. Вспомните случай, когда ханьские воины преследовали в Гулине чуского князя Сян Юя. У ханьцев тогда войск было мало, а у чусцев — большая армия. К тому же какой силой отличался Сян Юй: как говорится, он мог сдвинуть гору или поднять треножник. Но известно, что малой армией трудно одолеть многочисленную рать врага, слабый не одолеет сильного. Однако Хань Синю все же удалось в горах Цзюлишань устроить засаду сразу в десяти местах. В сражении его воины убили тысячи тысяч чуских солдат и захватили в плен многих военачальников. Сян Юй остался совсем один, и был у него лишь конь да копье. Тогда он бежал к Черной реке и там у переправы перерезал себе горло.
На это есть стихотворение:
В высоких горах Цзюлишань собрались
духи прежних обид.
Тысячи воинов смело сражались,
и вскоре был каждый убит.
Коварный план предрешил победу —
нарушен небесный указ.
Сорок лет жизни Хань Синь потерял
и раньше срока угас.
— Хань Синь! — обратился Сыма к полководцу.— Будешь ли оправдываться?
Хань Синь не смог ответить гадателю и лишь сказал:
— Правильно, что в свое время Сяо Хэ выдвинул меняв полководцы, но верно и другое — то, что он с помощью коварного плана обманом провел меня во Дворец Вечной Радости, где меня погубили. Таким образом, мои успехи, как и моя жестокая кончина, связаны с этим человеком. Вот почему до сих пор у меня на душе так неспокойно.
— С тобой достаточно! Теперь вызовем Сяо Хэ и допросим его, чтобы все встало на свои места.
В мгновение стража ввела Сяо Хэ.
— Сяо Хэ! — крикнул ему владыка.— Почему явил ты двуличие: сначала выдвинул Хань Синя, а потом его погубил?
— Для этих колебаний есть причина, государь! — ответил Сяо Хэ.— Известно, что вначале судьба Хань Синя сложилась весьма неудачно, хотя и был он сильно талантлив. Об этом узнал ханьский владыка, у которого было мало способных полководцев, так что оба они оказались довольны. Никто, однако, не мог предполагать, что планы ханьского владыки изменятся и он начнет завидовать успехам военачальника! Потом, как известно, вспыхнул мятеж Чэнь Си и ханьский государь отправился в поход. Перед отъездом он приказал супруге быть начеку и пристально за всем следить. Когда владыка уехал, государыня Люй в беседе со мной сказала, что Хань Синь замышляет измену, поэтому следует, мол, его поскорее казнить. Но я ответствовал так:
— Хань Синь — первый вельможа в стране, а бунт его не доказан. Сей приказ я исполнить не решаюсь!
— Ты, как видно, заодно со злодеем? — закричала государыня Люй в ярости.— Если ты его не казнишь, мой супруг, как вернется, предаст тебя суду вместе с изменником.
Испугавшись ее мести, я смирился и придумал план, как вызвать полководца во дворец. Ему сказали, что Чэнь Си разгромлен и ему-де надлежит пожаловать к трону с поздравлениями. Когда он явился, его тотчас схватили и казнили... Сам же я никогда не помышлял об убийстве Хань Синя.
— Да, как видно, смерть Хань Синя объясняется прежде всего просчетом самого ханьского владыки Лю Бана,— проговорил Сыма Мао и приказал судьям на основе всех показаний вынести такой приговор: «В ходе следствия выяснено, что Поднебесная для дома Хань завоевана усилиями Хань Синя, однако его заслуги не были никак отмечены и не получили вознаграждения. За тысячу лет древности не случалось подобной обиды, а посему в круговращении времени следует восстановить попранную справедливость!»
Далее слушалась жалоба Пэн Юэ — князя местности Лян.
— Каков твой проступок? За что государыня Люй казнила тебя?
— Нет за мной никаких преступлений,— сказал Пэн.— В своей жизни я имел лишь одни заслуги.
А дело было так. Когда государь ушел в поход на границу, государыня Люй, как известно, большая распутница, спросила однажды евнуха: скажи, мол, кто самый красивый из вассалов ханьского дома.
— Есть один красавец — Чэнь Пин,— доложил евнух.
— А где он сейчас? — спросила она.
— Пошел с государем в поход!
— А кто еще?
— Пожалуй, Пэн Юэ — лянский князь. Облик его прекрасен, и выглядит он как настоящий герой.
Государыня Люй тайно поручила евнуху привести меня во дворец. Я вошел в Зал Золотых Колокольцев, но государыни там не заметил.
— Государыня поручила провести вас во Дворец Великого Доверия, дабы обсудить с вами одно тайное дело,— сказали мне.
Когда я подошел к дворцу, то заметил, что двери его открыты. У лестницы стояла сама государыня Люй, которая провела меня прямо к пиршественному столу...
После двух-трех чарок вина ее обуяла страсть. Чувствовалось, что женщина горела пламенем. В беседе она намекнула о радостях, которые ждут меня на ее ложе, однако, помня, что я всего лишь вассал государя и подчинен этикету, я решительно воспротивился, чем вызвал ее безумную ярость. Она приказала, заколоть меня медным шилом, разрезать на мелкие куски и это крошево сварить, а голову выставить на дорогe. Она запретила даже схоронить мои бренные останки. Когда вернулся ханьский государь, Люй сказала ему, что я замышлял измену. Разве это не обида?
Услышав речь Пэн Юэ, государыня Люй, которая находилась тут же в зале, заплакала.
— Владыка Яньло! — сказала она обиженно.— Не слушай его! Он представил все по-своему. Всем известно, что в нашем мире мужчины заигрывают сженщинами, а не наоборот. В тот раз я действительно позвала его во дворец, чтобы обсудить одно важное дело. Попав в мои хоромы и увидев богатства, он, как видно, решил, что ему все дозволено, и стал ко мне приставать. А вассал, позволивший себе вольность с женой государя, достоин смерти.
Пэн Юэ перебил женщину:
— Еще в армии чусцев она спуталась с IIIэнь Шици... Что до меня, то я даже в мыслях не помышлял о любострастии, ибо был всегда честен и прям!
— Ясно! Этот вопрос обсуждать нечего! — воскликнул Сыма.— Пэн Юэ говорит правду, а женщина лжет. Слушайте мой приговор: «Пэн Юэ — заслуженный и верный подданный, не допускал никакого распутства. Его честность и прямота несравненны. Эти качества он будет являть и в будущей жизни. Как и Хань Синь, он достоин справедливого воздаяния!»
Затем был вызван на допрос Ин Бу, цзюцзянский князь. Едва появившись в зале, он сразу же выступил с жалобой.
— Вместе с Хань Синем и Пэн Юэ мы добились великих заслуг, помогая ханьскому дому завоевывать реки и горы страны. Мы не помышляли ни о каком мятеже, между тем однажды, когда я веселился на берегу реки, предо мной предстал гонец от государыни Люй. Она передала мне в подарок жбан с мясным отваром. Разумеется, я поблагодарил государыню и отведал кушанье, которое оказалось отменным на вкус. Вдруг в бульоне я заметил палец. В сердце моем родилось подозрение. Я спросил у гонца, но тот, замявшись, сказал, что ничего не знает. Рассвирепев, я приказал его пытать, после чего он признался, что угощение, которое прислала государыня, сделано из мяса лянского князя Пэн Юэ. Страшная правда меня потрясла. Не выдержав, я поспешно вскочил и, сунув палец в глотку, извергнул содержимое в реку. И что же? Кусочки мяса тут же превратились в маленьких крабов. До сих пор эти порождения обиды водятся в реке, и зовут их крабы пэнъюэ. В тот момент, не совладав с собой, я повелел казнить гонца. Как только об этом узнала государыня Люй, она тут же послала ко мне своих людей с мячом драгоценным, зельем-вином и куском шелка длиною в три чи. Она дала им наказ — доставить ей мою голову. Вот так я и погиб, не успев никому ничего рассказать. О владыка! Я преклоняю пред тобой колена и прошу по справедливости решить мое дело!