Герберт Уэллс. Страна Слепых

За триста с лишним миль от Чимборасо, за сто миль от снегов Котопахи, всамой глуши Эквадорских Анд, отрезанная от мира человеческого, лежиттаинственная горная долина - Страна Слепых. Много лет назад долина этабыла еще настолько открыта для мира, что люди все же могли страшнымиущельями, по ледяным тропам проникать на ее плоские луга. И вот пришлитуда люди - две-три семьи перуанских метисов, бежавших от жадности итирании жестокого испанского наместника. Потом произошло страшноеизвержение Миндобамбы, когда семнадцать суток в Квито стояла ночь, и водав Ягвачи превратилась в кипяток, и до самого Гуаякиля вся рыба, всплыв,перемерла. По тихоокеанским склонам шли обвалы, быстрое таяние и внезапныенаводнения, и целый гребень древнего Арауканского хребта пополз, обрушилсяс громом и навсегда отрезал для исследователя путь в Страну Слепых. Ноодного из тех первых поселенцев землетрясение захватило по эту сторонуущелья, и пришлось ему - хочешь не хочешь - забыть жену и ребенка, и всехдрузей, и все свое добро, оставленное там в горах, и начать жизнь сызновав низине. Он начал ее сызнова, но не было ему удачи, его постигла слепота,и умер он, сосланный в рудники. Но из его рассказов родилась легенда,которая в Андах живет и поныне. Он рассказывал, почему отважился уйти из надежного приюта, куда ещеребенком его привезли привязанным к ламе между двух большущих тюков спожитками. В долине, говорил он, было все, чего может желать человек:пресная вода, пастбища и ровный климат, склоны тучного чернозема, заросликустарника, дающего вкусные плоды, а большой сосновый бор на одном изсклонов высоко в горах задерживал лавины. С трех сторон серо-зеленыекаменные утесы поднимали ввысь свои головы, покрытые снеговыми шапками. Ноледники не доходили сюда, протекая мимо по дальним склонам, и только времяот времени скатывались на края долины большие глыбы льда. Там никогда небывало ни дождя, ни снега, но бесчисленные родники позволяли провестиорошение по всей долине и превратить ее в сплошное, богатое кормомпастбище. Поселенцам, что и говорить, жилось привольно. Их скот тучнел имножился. Одно только омрачало их счастье. Но и этого одного былодовольно, чтобы отравить горечью их дни. Странная болезнь напала на них,поражая слепотой всех новорожденных, а иногда и детей постарше. И вот,чтобы найти отворотное средство от проклятия слепоты, человек с великимтрудом и опасностями вернулся по ущелью в низину. В те времена люди вподобных случаях думали не о микробах и заразе, а только о грехах; и емуказалось, что причина напасти - небрежение к религии: среди поселенцев небыло священника, и они не позаботились, придя в долину, тотчас воздвигнутьцерковь. Он надумал построить в долине церковь, настоящую - недорогую, нокрасивую церковь. Ему нужны были мощи и разные другие предметы культа -священные реликвии, таинственные образки, листки с молитвами. В котомке унего лежал слиток местного серебра, происхождение которого он отказывалсяобъяснить. Настойчиво - с настойчивостью неумелого лгуна - он твердил, чтосеребра в долине нет. По его словам, поселенцы, не нуждаясь в подобныхценностях, собрали там у себя все свои деньги и украшения и переплавили ихв этот слиток, чтобы купить на него божью помощь от своей болезни. Я так ивижу его, молодого подслеповатого горца, как незадолго перед катастрофойон стоит, опаленный солнцем, исхудалый, взволнованный, незнакомый снравами жителей низины, и, лихорадочно комкая шляпу, рассказывает своюисторию какому-нибудь остроглазому, жадно слушающему священнику.Представляю себе, как поспешил он потом домой с чудотворными средствамипротив их беды, и в каком безграничном отчаянии он стоял переднагромождением скал, возникшим на том месте, где еще недавно был вход вущелье. Но история его дальнейших злоключений для меня потеряна. Знаютолько о его недоброй смерти через несколько лет. Жалким скитальцем пошелон прочь от места обвала. Ручей, некогда проложивший в скалах то ущелье,теперь выбивается из жерла горной пещеры, а предание, порожденное скупым,бессвязным рассказом пришельца, выросло в легенду о слепом народе где-то"там за горами", которую можно услышать и сегодня. А среди малочисленного населения отрезанной с тех пор и забытой долиныболезнь шла своим ходом. Старики, полуослепшие, двигались ощупью, молодыевидели смутно, дети же, рождавшиеся у них, не видели вовсе. Но жизнь былалегка в этой отгороженной снегами, потерянной для остального миракотловине, где не было ни шипов, ни колючек, ни вредных насекомых и небыло других животных, кроме смирных лам, которых жители привели с собой,перегнали через крутые перевалы, протащили по руслам зажатых ущельями рек.Зрение меркло так постепенно, что люди едва замечали его утрату. Незрячихдетей водили туда и сюда по долине, пока они не ознакомятся с ней всовершенстве, и когда зрение среди них угасло окончательно, люди все жепродолжали жить. Они успели даже приспособиться в слепоте к употреблениюогня, который старательно разводился в каменных очагах. Поначалу это былопервобытное племя, не знавшее грамоты, лишь слегка затронутое испанскойкультурой, но сохранившее притом некоторые традиции искусства и ремеселдревнего Перу да кое-что от его ныне утраченной философии. Поколениесменялось поколением. Они многое забыли, многое изобрели. Предание ошироком мире, откуда они пришли, приобрело для них туманную окраску мифа.Во всем, кроме зрения, они были сильными, способными людьми, и волейслучая и наследственности среди них родился человек, обладавший самобытнымумом и даром убеждения, а за этим и еще один. Оба оставили по себе след.Маленькая община росла численно и духовно, разрешая встававшие перед неюпо мере ее роста социальные и экономические задачи. Поколение сменялосьпоколением, поколение поколением. Настал час, когда в пятнадцатомпоколении родился на свет младенец, явившийся прямым потомком тогочеловека, который ушел из долины со слитком серебра искать помощи у бога ине вернулся. И тут случилось, что явился в общину человек из внешнегомира. Об этом-то человеке и пойдет рассказ. Он был уроженец горной страны по соседству с Квито, человек, ходивший вморе и повидавший свет, по-своему начитанный, ловкий, предприимчивый.Группа англичан, приехавшая в Эквадор лазать по горам, взяла его взаменодного из трех своих проводников-швейцарцев, который заболел. Он лазал сними повсюду, но при попытке взойти на Параскотопетл - Маттергорн Анд -исчез и считался погибшим. Этот случай описывался уже не раз. Лучше всехизлагает его Пойнтер. Он рассказывает, как их небольшая партия одолелатяжелый, почти вертикальный подъем до подножия последней, самойнеприступной кручи; как они на ночь собрали шалаш в снегу на узкойплощадке уступа, и дальше с подлинно драматической силой передает, каквскоре они обнаружили, что Нуньеса нет. Они кричали, но ответа не было;кричали и свистели и больше не спали в ту ночь. Когда рассвело, они увидели следы его падения. Наверное, он ивскрикнуть не успел. Он сорвался с восточного, неисследованного, склонагоры. С большой высоты он свалился на крутой снежный откос и пробороздилпо нему колею, катясь со снежным обвалом. Борозда вела прямо к краюстремнины, а там все уже терялось в бездне. Далеко-далеко внизу виднелисьсквозь туман деревья, росшие в узкой, зажатой между гор долине - утеряннойСтране Слепых. Но путешественники не могли знать, что то была утеряннаядля людей Страна Слепых, не могли отличить ее от любой узкой горнойдолины. Потрясенные несчастьем, они не решились в тот день завершитьвосхождение, а после Пойнтер был призван на войну, так и не успевповторить попытку. До сего дня Параскотопетл вздымает свой непокоренныйгребень и шалаш Пойнтера, никем не навещаемый, ветшает в снегах. А упавший остался жив. От края склона он пролетел вниз тысячу футов и в снежном облаке упал наснежный склон, еще более крутой, чем верхний. Он кубарем катился вниз поэтому склону, оглушенный и без чувств, но ни одна кость в его теле не былаповреждена. Дальше пошли более отлогие склоны, и по ним он скатился досамого конца и лежал, погребенный в мягких белых сугробах, сорвавшихся сним вместе и спасших его. Когда он очнулся, у него было смутное ощущение,будто он лежит больной в кровати; потом с сообразительностью горца оносознал свое положение и начал разгребать снег вокруг себя. Он отдыхал иопять принимался за работу, пока не увидел звезды. Лежа навзничь, онспрашивал себя, где он и что с ним случилось. Он ощупал себя всего иобнаружил, что на одежде у него не хватает многих пуговиц, а куртказавернулась ему на голову. В кармане не оказалось ножа, и шапка пропала,хотя была завязана под подбородком. Он вспомнил, что пошел поискатькамней, чтобы поднять повыше стены шалаша. Его топорик исчез. Он понял, что упал, и, подняв глаза, проследил головокружительный путьсвоего падения, показавшийся еще страшнее в призрачном свете восходящегомесяца. Какое-то время он тупо глядел на белесый вздымавшийся перед нимутес, что с каждой минутой вырастал все выше из отступающей, как морскойотлив, темноты. Очарованный фантастической, таинственной красотою зрелища,он лежал притихший. Потом забился в припадке рыданий и смеха. Прошло немало времени, когда он увидел, что лежит у нижней границыснегов. Пробежав взглядом по отлогому откосу, залитому лунным светом, онразличил как будто темную, усеянную валунами луговину. Превозмогая боль вовсех суставах, он принудил себя встать на ноги; пробился кое-как сквозьсугробы рыхлого снега и долго потом спускался вниз, пока не вышел на тулуговину, Здесь он лег, или скорей упал, у валуна, жадно глотнул из фляги,сохранившейся во внутреннем кармане, и сразу заснул. Его разбудило пение птиц на деревьях далеко внизу. Он привстал и увидел, что находится на небольшом пригорке у подножиявысоченной кручи, прорезанной ложбиной, по которой он скатился сюда всвоем сугробе. Напротив уходила в небо другая такая же стена. Ущелье междуобеими кручами тянулось на запад и восток и было залито утренним светом,который озарил на западе громаду рухнувшей горы, закрывшей вход в ущелье.Внизу под ногами открывалась пропасть, но в ложбине, пониже границыснегов, Нуньес нашел тесную расселину, где по стенам струилась вода. Чтож, нужно отважиться! Спуск оказался легче, чем можно было ожидать, и вывелна другой одинокий пригорок; а дальше, за скалистым кряжем, начиналсяпоросший лесом склон. Нуньес осмотрелся и решил пойти вверх по ущелью, таккак увидел, что там оно расширяется, переходя в зеленую луговину, посредикоторой он теперь ясно различал скопление каменных хибарок необычноговида. Местами приходилось ползти по обрыву на четвереньках. Черезнекоторое время восходившее солнце перестало бить в ущелье, птичий щебетумолк, и воздух вокруг стал холоден и темен. Зато далекая луговина сосвоими домиками становилась все светлей. Он взобрался на утес и заметилсреди скал - так как был наблюдателен - папоротник невиданной породы,который как бы протягивал из щелей цепкие ярко-зеленые руки. Он сорвалнесколько листьев, пожевал их черешки и решил, что они съедобны. К полудню он выбрался наконец из ущелья на луговину и солнечный свет.Тело одеревенело от усталости. Он сел в тени утеса, наполнил флягу водойиз родника, выпил все до капли и лег отдохнуть, перед тем как двинутьсядальше, к домам. Вид у них был странный, да и вся долина, чем дольше он на нее смотрел,тем она ему казалась удивительней. Большую часть ее занимал сочный,зеленый луг, точно звездами, усыпанный красивыми цветами и обводненный средкой заботливостью; покосы, видимо, производились здесь планомерно поучасткам. Вверху долину огораживали стена и что-то очень похожее ниокружной оросительный канал, от которого по лугу разбегались питающиерастительность ручейки, а за каналом, выше по склонам, щипали скуднуютраву стада лам. Здесь и там к стене лепились навесы, как видно, служившиекровом или же местом кормежки для тех же лам. Оросительные ручьи стекалиськ главному каналу в середине долины, обнесенному с обеих сторон оградой попояс вышиной, что придавало глухому поселку странно городской вид, и этовпечатление еще усиливалось оттого, что во все концы в строгом порядкерасходилось множество мощенных черным и белым камнем дорожек, и вдолькаждой дорожки тянулась еще какая-то забавная закраина. Дома в деревне нежались в кучу, как в знакомых ему горных деревнях, - они выстроились двумясплошными рядами по обеим сторонам центральной улицы, на диво чистой; тути там их пестрые фасады прорезала дверь, но не видно было ни одного окна.Фасады были пестры какой-то беспорядочной пестротой - обмазаны цементом,где серым, где бурым, где аспидно-черным или исчерна-коричневым. Этанелепая обмазка и вызвала у Нуньеса впервые мысль о слепоте. "Ну и наляпалчеловек! - подумал он. - Верно, был слеп, как летучая мышь". Он спустился по круче и подошел к стене и каналу, окружавшим долину, ктому месту, где канал каскадом тонких колеблющихся струй выбрасывализбыток воды в глубину ущелья. Теперь Нуньес видел в дальнем концелуговины много мужчин и женщин, которые сидели на стогах скошенной травы,как будто отдыхая; поближе к деревне - ватагу валявшихся на земле детей, аеще ближе, совсем неподалеку, - трех мужчин, несших на коромыслах ведра Подорожке, что тянулась от окружной стены к домам. На всех троих была одеждаиз шерсти ламы, кожаные башмаки и пояса, а на головах - суконные шапки сдлинными наушниками. Они шли гуськом, медленным шагом и позевывая на ходу,точно не спали всю ночь. Их осанка была так степенна и такой у них былуспокоительно-благополучный и благопристойный вид, что Нуньес послеминутного колебания выпрямился на своем уступе во весь рост, стал на самомвидном месте и крикнул что есть силы. Эхо раскатилось по, долине. Трое остановились и завертели головами, как будто озираясь. Ониповорачивали лица то в одну, то в другую сторону, а Нуньес махал во всюмочь руками. Но сколько он ни махал, те как будто не видели его и лишькакое-то время спустя двинулись к горам, забирая правее, чем нужно, ичто-то крикнули словно бы в ответ. Нуньес опять закричал, потом еще раз,вновь замахал руками - все так же безуспешно, и тут вторично слово"слепой" всплыло в его сознании. "Дурачье! Слепые они, что ли?" - подумалон. Когда наконец, накричавшись и позлившись вдосталь, Нуньес пересек помостику канал, отыскал в стене калитку и подошел к ним, он убедился, чтоони и в самом деле слепы. Он решил, что попал в Страну Слепых, о которойрассказывает предание. Эта уверенность возникла у него вместе спредчувствием небывалого и завидного приключения. Трое стояли бок о бок,не глядя на него, и настороженно прислушивались к незнакомым шагам. Онижались друг к другу, словно боялись чего-то, и Нуньес увидел, что веки уних опущены и запали, как если бы глазные яблоки под ними ссохлись. Что-тосходное с благоговейным страхом проступило на их лицах. - Человек, - сказал один на языке, в котором Нуньес едва узналиспанский. - Это человек - человек или дух, вышедший из скал. А Нуньес подходил уверенным шагом юноши, вступающего в жизнь. Старыесказания о затерянной долине и Стране Слепых всплывали в памяти, и в мысливплеталась припевом старая пословица: "В Стране Слепых и кривой - король". "В Стране Слепых и кривой - король". Очень учтиво он поздоровался со слепцами. Он с ними говорил, а самглядел в оба. - Откуда он, брат Педро? - спросил один. - Вышел из скал. - Я пришел из-за гор, - сказал Нуньес, - из страны за горами, где люди- зрячие. Из окрестностей Боготы - города, где живут сто тысяч человек икоторый тянется так далеко, что глазу не видно, докуда. - "Не видно, - повторил про себя Педро. - Глазу не видно..." - Из скал, - подхватил второй слепец. - Он вышел из скал. Их одежда, примечал Нуньес, была странного покроя, и у каждого сшитапо-своему. Они напугали его, двинувшись разом навстречу, каждый с вытянутой впередрукой. Он отпрянул на шаг от этих наведенных на него растопыренныхпальцев. - Поди сюда, - сказал третий слепец, подступив к нему так же на шаг, имягко обхватил его. Слепцы держали Нуньеса. Ни слова не добавив, они принялись егоощупывать. - Осторожно! - крикнул он, когда ему ткнули пальцем в глаз. И убедился,что глаз с трепещущими веками кажется им странным. Они ощупали его глазавторично. - Странное создание, Корреа, - сказал тот, кого звали Педро. - Какой унего жесткий волос! Как у ламы. - Шершав, как скалы, породившие его, - сказал Корреа, ощупывая небритыйподбородок Нуньеса мягкой, чуть влажной рукой. - Может быть, потом онстанет глаже. Нуньес слегка противился обследованию, но слепые цепко держали его. - Осторожно! - повторил он. - Говорит, - сказал третий. - Это, конечно, человек. - Ух! - крикнул Педро, ощупывая его жесткую куртку. - Итак, ты пришел в мир? - спросил Педро. - Пришел из мира. Из-за гор и ледников; прямо из-за тех вершин, что наполдороге к солнцу. Из большого, большого мира, который простерся надвенадцать дней пути, до самого моря. Они как будто и не слушали его. - Наши отцы говорили нам, что человек может быть сотворен силамиприроды, - сказал Корреа: - теплом, влагой и гниением, да, гниением. - Отведем-ка его к старейшинам, - предложил Педро. - Сперва покричим, - сказал Корреа, - чтобы нам не напугать детей. Ведьэто - чудище. Они стали кричать, а Педро пошел впереди и взял Нуньеса за руку, чтобыповести его к домам. Нуньес отдернул руку. - Я же зрячий, - сказал он. - Зрячий? - переспросил Корреа. - Да, зрячий, - повторил Нуньес, обернувшись к нему, и споткнулся оведро Педро. - Его чувства еще несовершенны, - сказал третий слепец. - Онспотыкается и говорит бессмысленные слова. Веди его за руку. - Как хотите, - сказал Нуньес и, усмехнувшись, дал себя вести. Как видно, они ничего не знают о зрении. Ладно, придет время, он импокажет, что это за штука! Послышались возгласы, и он увидел толпу, собравшуюся на главной улице. Эта первая встреча с населением Страны Слепых обернулась для неготяжелым испытанием нервов и терпения - куда более тяжелым, чем он ожидал.Деревня была больше, чем казалась ему издалека, а штукатурка домоввыглядела еще несуразней. Дети, мужчины и женщины (он с удовольствиемотметил, что иные женщины и девушки были хороши собой, хотя глаза и у нихбыли закрыты и вдавлены) обступили его толпой, хватали, ощупывали мягкимиладонями, обнюхивали, вслушивались в каждое слово. Все же многие девушки идети пугливо сторонились его. Да и в самом деле голос его был резок и грубпо сравнению с певучими голосами слепцов. Его совсем затолкали. Три егопроводника с видом собственников не отступали от него ни на шаг ибеспрестанно повторяли: - Дикий человек со скал. - Богота, - сказал он. - Богота. За горным хребтом. - Дикий человек говорит дикие слова, - пояснил Педро. - Вы когда-нибудьслышали такое слово - "богота"? Его ум еще не сложился. Речь у него тольков зачатке. Маленький мальчик ущипнул его за руку. - Богота, - передразнил он. - Да. Город, не то что ваша деревня... Я пришел из большого мира, где улюдей есть глаза, где люди видят. - Его имя - Богота, - решили слепцы. - Он спотыкается, - сказал Корреа. - Когда мы шли сюда, он два разаспоткнулся. - Отведем его к старейшинам. Его вдруг втолкнули через дверь в комнату, где было темным-темно итолько в дальнем углу слабо тлел огонь. Толпа ввалилась за ним, закрывпоследний доступ дневному свету, и Нуньес с разлету грохнулся прямо навытянутые ноги сидящего человека. Еще кого-то его вскинутая рука, когда онпадал, задела по лицу. Он ощутил под ладонью что-то мягкое, услышалсердитый окрик и с минуту отбивался от множества схвативших его рук.Получилась какая-то односторонняя драка. Он понял свое положение и затих. - Я упал, - сказал он. - У вас тут не видно ни зги. Наступило молчание, как будто невидимые люди вокруг старались понятьего слова. Потом послышался голос Корреа: - Он лишь недавно сотворен, он спотыкается при ходьбе и пересыпает своюречь бессмысленными словами. Другие тоже что-то о нем говорили, но он не мог все как следуетрасслышать и понять. - Можно мне сесть? - спросил он, воспользовавшись минутным молчанием. -Я больше не буду отбиваться. Они посовещались и позволили ему сесть. Чей-то старческий голос стал допрашивать его, и Нуньес попробовалрассказать о большом мире, откуда он упал к ним, о небе, о горах, о зрениии других подобных чудесах - рассказать о них этим старейшинам, сидевшим вомраке в Стране Слепых. Но что он им ни говорил, они ничему не верили иничего не понимали. Этого он не ожидал. Они даже не понимали иных егослов. На веку четырнадцати поколений эти люди были слепы и отрезаны отзрячего мира. Все слова, относившиеся к зрению, стерлись для них илиизменили смысл; стерлись предания о внешнем мире, превратившись в детскуюсказку, и больше их не тревожило, что там делается, за скалистыми кручами,над их окружной стеной. Появлялись среди них слепые мудрецы,пересматривали обрывки верований и преданий, донесенных ими от зрячегопрошлого, и признали это все праздными домыслами и заменили их новыми,более трезвыми толкованиями. Многое в их образных представлениях отмерловместе с глазами, и они составили себе новые представления, подсказанныевсе истончавшимися слухом и осязанием. Нуньес постепенно это понял;ожидание, что слепцы в изумлении склонятся перед его происхождением идарованиями, не оправдалось; и когда его жалкая попытка объяснить им, чтотакое зрение, была отвергнута, сочтена за бессвязный бред вновьсотворенного человека, старающегося описать свои неясные ощущения, онсдался и, подавленный, слушал их назидания. И вот старейший среди слепыхстал раскрывать ему тайны жизни, философии и веры. Он говорил, что мир (тоесть их долина) был сначала пустой ямой в скалах, а потом возникли сперванеодушевленные предметы, лишенные дара осязания, и ламы, и еще другиесущества, у которых очень мало разума; затем появились люди и, наконец,ангелы, которых можно слышать, когда они поют и шелестят над головами, нокоторых коснуться нельзя. Последнее сильно озадачило Нуньеса, пока он несообразил, что речь идет о птицах. Дальше он поведал Нуньесу, как время разделилось на жаркое и холодное(у слепых это значило день и ночь), и объяснил, что в жаркое времяположено спать, а работать надо, пока холодно. И что сейчас весь городслепых не спит только по случаю его, Нуньеса, появления. Он сказал, чтоНуньес, несомненно, для того и создан, чтобы учиться приобретенной имимудрости и служить ей, и что, несмотря на недоразвитость своего ума инеловкость движений, он должен мужаться и упорствовать в учении, - и этислова все столпившиеся у входа встретили одобрительным ропотом. Потом онсказал, что ночь (слепые день называли ночью) давно наступила и всемнадлежит вернуться ко сну. Он спросил, умеет ли Нуньес спать, и Нуньесответил, что умеет, но что перед сном он должен поесть. Ему принесли пищу - кружку молока ламы и ломоть грубого хлеба с солью -и отвели его в укромное место, где бы он мог поесть неслышно для других ипотом соснуть до той поры, когда прохлада горного вечера поднимет всех дляих нового дня. Но Нуньес не спал. Вместо этого он сидел, где его оставили, и, вытянув усталые ноги,перебирал в памяти все неожиданности, сопровождавшие его приход в долину.Он нет-нет; а рассмеется то добродушно, то негодующе. - "Ум еще не сложился", - повторял он. - "Не развиты чувства!" Им и вголову не приходит, что они оскорбили своего ниспосланного свыше короля ивластителя. Вижу, придется мне их образумить. Только нужно подумать...Подумать! Солнце склонилось к закату, а он все еще раздумывал. Нуньес всегда умел почувствовать красоту, и когда он смотрел наохваченные заревом снежные склоны и ледники, замыкавшие со всех сторондолину, ему казалось, что ничего прекраснее он никогда не видел. Отзрелища этой недоступной красоты он перевел взгляд на деревню и орошенныеполя, утопавшие в сумраке, и вдруг им овладело волнение, и он от всегосердца стал благодарить судьбу, что она наделила его даром зрения. - Го-го! Сюда, Богота, сюда! - услышал он голос из деревни. Он встал ухмыляясь. Сейчас он раз навсегда покажет этим людям, чтозначит для человека зрение. Они его станут искать и не найдут. - Что же ты не идешь, Богота! - сказал голос. Он беззвучно засмеялся и, крадучись, сделал два шага вбок от дорожки. - Не топчи траву, Богота: этого делать нельзя. Нуньес сам еле слышал шорох своих шагов. Он остановился в изумлении. Человек, чей голос его кликал, бежал по черно-пегой мощеной дорожкепрямо на него. Нуньес опять вступил на дорожку. - Вот я, - сказал он. - Почему ты не шел на зов? - спросил слепец. - Что, тебя надо водить,как младенца? Ты разве не слышишь дороги, когда идешь? Нуньес засмеялся. - Я вижу ее, - сказал он. - Нет такого слова "вижу", - сказал слепой, помолчав. - Брось свойвздор и ступай за мной на звук шагов. Нуньес, досадуя, пошел за ним. - Придет и мое время, - сказал он. - Ты научишься, - ответил слепой. - В мире многому надо учиться. - А ты слыхал поговорку: "В Стране Слепых и кривой - король"? - Что значит слепой? - небрежно бросил через плечо слепец. Прошло четыре дня, и пятый застал короля слепых все еще скрывающимсясреди своих подданных в обличье неуклюжего, никчемного чужака. Провозгласить себя королем, увидел он, куда труднее, чем онпредполагал, и пока что, обдумывая свой coup d'etat [государственныйпереворот (франц.)], он делал, что ему приказывали, и учился порядкам иобычаям Страны Слепых. Он нашел, что работать и гулять по ночам оченьнеудобно, и решил, что это он изменит в первую очередь. Народ слепцов вел простую, трудовую жизнь, добродетельную и счастливую,если видеть добродетели и счастье в том, что обычно разумеют люди подэтими словами. Они трудились, но не слишком обременяя себя работой; у нихбыло вдоволь и пищи и одежды; были дни и месяцы отдыха; они охотнозанимались музыкой и пением; познали любовь и рождали детей. Удивительно, как уверенно и точно двигались они в своем упорядоченноммире. Все было здесь приспособлено к их нуждам, каждая из дорожек,расходившихся лучами по долине, шла под определенным углом к остальным ираспознавалась по особой нарезке на закраине. Все препятствия, всенеровности на дорожках и лугах были давно удалены, все навыки и весь укладслепых, естественно, возникали из тех или иных потребностей. Чувства ихчудесно изощрились, за пятнадцать шагов они улавливали и различалималейшее движение человека, даже слышали биение его сердца. Интонациядавно заменила для них выражение лица, касание заменило жест. Мотыгой,лопатой и граблями они работали свободно и уверенно, как заправскиесадовники. Их обоняние было чрезвычайно тонко; они по-собачьи, чутьемраспознавали индивидуальные различия; уверенно и ловко справлялись суходом за ламами, которые жили в скалах наверху и доверчиво подходили кограде, чтобы получить корм или укрыться под кровом. Но как легки исвободны могут быть движения слепого, это Нуньес узнал лишь тогда, когдавздумал наконец утвердить свою волю. Он поднял мятеж только после бесплодных попыток действовать убеждением. Сперва он пробовал от случая к случаю заговаривать с ними о зрении. - Смотрите, люди, - говорил он. - Многое во мне вам непонятно. Случалось иногда, двое-трое из них слушали его: сидели с умным видом,наклонив голову и наставив ухо, а он всячески старался объяснить им, чтозначит "видеть". Среди слушавших его была девушка с менее красными изапавшими веками, чем у других. Так и чудилось, что у нее за векамипрячутся глаза, и ее-то в особенности надеялся он убедить. Он говорил орадостях зрения, о том, как прекрасны, когда на них глядишь, горы и небо,и утренняя заря, а те слушали с недоверчивой усмешкой, переходившей тотчасже в осуждение. Ему отвечали, что нет никаких гор, а у конца скал, гделамы щиплют траву, лежит конец мира: туда упирается дырявая крышамироздания, с которой падают роса и лавины. Когда же он упорно твердил,что у мира нет ни конца, ни крыши, что конец и крыша - лишь выдумкаслепых, ему отвечали, что мысли его порочны. Насколько он умел описать имнебо с облаками и звездами, оно представлялось им нелепой и страшнойпустотой. Как могла она заменить ту гладкую крышу мироздания, о которойговорила их религия! Они свято верили, что эта дырявая крыша восхитительногладка на ощупь. Он понял, что его объяснения оскорбляют их, и,отказавшись от такого подхода, попробовал показать им практическуюценность зрения. Как-то утром он увидел, что Педро по дороге, называвшейсяСемнадцатой, направляется к центральным домам, увидел издалека, когдаслепые еще не могли услышать или учуять идущего, и сказал им: "Скоро Педробудет здесь". Один старик возразил, что Педро нечего делать на Семнадцатойдороге, и тут, как бы в подтверждение его слов, Педро свернул на Десятую иторопливо зашагал обратно к окружной стене. А Нуньеса подняли на смех,когда Педро так и не пришел, и после, когда он, желая оправдаться, населна Педро с расспросами, тот все отрицал, смеясь над ним в лицо, и с техпор они стали врагами. Потом он уговорил их, чтобы ему позволили пройти лугами весь долгийпуть по отлогому склону до самой стены и чтоб его сопровождал один из них,а он станет описывать ему все, что делается в деревне промеж домов. Онвидел, как кое-кто входил и выходил, но то, что они полагали значительным,происходило внутри или позади безоконных домов деревни - все то, что онисами приметили для проверки, - а этого он как раз не видел и не смогописать им. И вот, когда он потерпел поражение, а те не удержались ивысмеяли его, он и решил обратиться к силе. Ему пришло на ум схватитьлопату, повалить двух-трех из них на землю и в честной борьбе доказать импревосходство зрячего. Следуя своему решению, он уже схватил лопату, и тутон узнал о себе нечто для него самого неожиданное: что он просто не можетхладнокровно ударить слепого. Он остановился в нерешительности и понял: от слепых не укрылось, что онсхватил лопату. Они все настороженно склонили головы набок и, наставивухо, ждали, что он сделает дальше. - Положи лопату, - сказал один. И Нуньеса охватило чувство беспомощности и отвращения. Он едва непослушался. Тогда он отшвырнул одного прямо к стене дома и стремглав бросился мимонего вон из деревни. Он пересек луг, оставив за собою полосу примятой травы, и присел назакраину одной из бесчисленных дорожек. Он ощущал некоторый душевныйподъем, как каждый в начале борьбы, но больше смущение. Он началсознавать, что с людьми более низкого духовного уровня, нежели ты сам,даже и бороться успешно нельзя. Он увидел издали, что по всей улицемужчины выходят из домов, вооруженные лопатами и кольями, и движутся нанего широким строем по нескольким дорожкам сразу. Подвигались онимедленно, переговариваясь между собой, и много раз весь отряд вдругостанавливался, слепые поводили носами и прислушивались. Когда Нуньес увидел это в первый раз, он рассмеялся. Но потом ему сталоне до смеха. Один слепец учуял его след на сырой траве и пошел по нему, нагибаясь ина ощупь проверяя дорогу. Минут пять Нуньес следил за медленным продвижением отряда; затем егопоначалу смутное желание что-то выкинуть и показать себя перешло висступление. Он вскочил, сделал несколько шагов к окружной стене,повернулся и прошел немного назад. Те выстроились в полукруг и замерли,прислушиваясь. Он тоже остановился, крепко сжав лопату в обеих руках. Не напасть ли наних? Кровь стучала у него в ушах, отбивая ритм припева: "В Стране Слепых икривой - король". Напасть на них? Он оглянулся на высокую неприступную стену позади - неприступную из-загладкой штукатурки, но всюду прорезанную множеством калиток - и наприближающуюся цепь преследователей. Им на подмогу из деревни выходилитеперь и другие. - Напасть? - Богота! - крикнул один. - Богота! Где ты? Он еще крепче сжал лопату и пошел лугами назад к деревне, а слепые,едва он сделал шаг, тотчас двинулись на него. - Я изобью их, если они меня тронут, - сказал он. - Видит бог, изобью! И он громко закричал: - Эй вы, я буду делать у вас в долине все, что захочу! Слышите? Будуделать, что хочу, и ходить куда хочу! Они быстро надвигались на него - ощупью, но все же очень быстро. Этобыло похоже на игру в жмурки, только навыворот: глаза завязаны у всех,кроме одного. - Держи его! - крикнул кто-то. Нуньес увидел, что уже охвачен дугой широкого незамкнутого кругапреследователей. "Пора! - вдруг почувствовал он. - Нужно действоватьрешительно и быстро". - Вы не понимаете! - крикнул он громким голосом, который должен былзвучать сильно и властно, а прозвучал надорванно. - Вы слепые, а я зрячий.Оставьте меня! - Богота! Положи лопату! И не ходи по траве. Последний приказ, чудовищный в своей вежливой снисходительности, еговзорвал. - Я вас изувечу! - взревел он, захлебываясь от бешенства. - Видит бог,я изувечу вас! Оставьте меня! Он побежал, толком не зная, куда бежать. Сперва он побежал отближайшего к нему слепого, потому что мерзко было бы его ударить. Потомприостановился, сделал рывок, чтоб уйти от их рядов, смыкавшихся всетесней. Метнулся было в промежуток пошире, но двое слепых, сразу учуявприближение его шагов, устремились друг к другу. Нуньес кинулся вперед,увидел, что сейчас его схватят, и... стукнул лопатой. Послышался глухойзвук удара по руке и плечу, человек упал, завопив от боли, - он пробился. Пробился! Теперь он был опять возле домов, а слепые, размахиваялопатами и кольями, носились взад и вперед с какой-то рассудительнойстремительностью. Он услышал за собой шаги, услышал как раз вовремя, чтобы увидетьвысокого детину, вынесшегося вперед и метившего в него на слух. Онрастерялся, швырнул в противника лопатой, промахнулся на целый ярд,завертелся вьюном и побежал прочь, с воплем шарахнувшись от другогослепца. Ужас охватил его. В исступлении он кидался туда и сюда, увертывался,когда в том не было нужды, и, торопясь смотреть сразу во все стороны,спотыкался. Была секунда, когда он, споткнувшись, растянулся на земле, иони слышали его падение. Далеко впереди в окружной стене виднеласьоткрытая калитка; это было как просвет в небо. Он кинулся к ней стремглав.Он даже не оглянулся ни разу на преследователей, пока не достиг тойкалитки. Шатаясь, он прошел по мосту, вскарабкался вверх по скалам, кизумлению и ужасу молодой ламы, которая тотчас ускакала от него, и лег,задыхаясь, наземь. Так окончился его coup d'etat. Два дня и две ночи он провел за стеной Долины Слепых, без пищи и кроваи размышляя о полученном им неожиданном уроке. В ходе своих размышлений онне раз со все более горькой иронией повторял неоправдавшуюся пословицу: "ВСтране Слепых и кривой - король". Он думал больше всего о том, как емуодолеть и покорить народ слепцов, и все ясней понимал, что это для негонеосуществимо. У него нет оружия, а добыть его теперь будет очень трудно. Яд цивилизации проник даже в его родную Боготу, и, отравленный им,Нуньес не мог заставить себя пойти и убить слепого. Конечно, сделай онэто, он потом диктовал бы свои условия, грозя народу слепцов поголовнымистреблением. Но нельзя же человеку не спать, и рано или поздно, когда онуснет... Он пробовал также искать пищу там, среди сосен, укрываться подсосновыми ветвями от ночного холода и подумывал, как бы изловчиться ипоймать ламу, чтобы затем как-нибудь убить ее - пришибить, что ли, камнем- и получить таким образом хоть мясо. Но ламы, видно, заподозрили в немврага, глядели на него недоверчивыми карими глазами и плевались, когда онподходил поближе. На третий день у него началась лихорадка, и страх обуялего. В конце концов он приполз к стене Страны Слепых с намерениемзаключить мир. Он полз вдоль канала и звал, пока к воротам не вышли двоеслепых. Он вступил с ними в переговоры. - Я был безумен, - сказал он, - но я только недавно создан. Это им понравилось. Он сказал, что стал теперь умнее и раскаивается в своих проступках. И тут неожиданно для себя он расплакался, потому что был слаб и болен,но они это сочли за добрый знак. Его спросили, считает ли он по-прежнему, что умеет "видеть". - Нет, - сказал он. - То было безумие. Это слово ничего не значит,меньше чем ничего. Его спросили, что у нас над головой. - На высоте десятью десяти человеческих ростов над миром простираетсякрыша... каменная крыша, гладкая-прегладкая... Он опять истерически разрыдался. - Не спрашивайте больше ни о чем, дайте мне сперва поесть, или я умру. Он ожидал жестокого наказания, но слепые умели проявить терпимость. Ониусмотрели в его мятеже лишь новое доказательство того, что он слабоумный истоит на низшей ступени развития. Его просто выпороли и велели емуисполнять самую тяжелую черную работу, какая только нашлась, и он, невидя, как иначе заработать свой хлеб, покорно делал, что ему приказывали. Несколько дней он был болен, и они