– Так. Тише-тише, не спугни. Стрелу держи крепче. Не отпускай пока не прицелишься… Гляди на мушку. Не спускай с прицела… так. Давай! – прошептал мужчина.
Небольших размеров, но уже имеющая крепкую хватку, мальчишеская рука отпустила в упор натянутую тетиву. Наконечник стрелы, словно клюв хищной птицы, пикирующей на свою жертву, с невообразимой скоростью помчался навстречу оленю, который уже что-то почуял, но ещё не понял что. Скорей всего, он и не успеет понять, потому что даже его реакции не хватит, дабы уклониться от стрелы, метящей прямо ему в грудь.
Но, по воле судьбы, произошла ошибка. Жизнь дала фору бедной жертве и её трапеза посреди леса не прервалась внезапной смертью. Стрела попала в жертву, но её удар не был смертельным. Она странным образом торчала из шеи оленя, но тот всё ещё был жив. Это всё-таки привело животное в панику. На весь лес раздался рёв и стук брыкающихся копыт. Его тонкие ноги подкосились, и он повалился на землю.
– Эх, зараза! – закричал мальчишка, высунув голову из-за камня, за которым он сидел со своим отцом и уже был готов идти добивать добычу.
– Стой ты! Куда! – еле успел отец схватить его за рукав, – Не видишь, что ли?! Щас вообще опасно к нему подходить! Он тебя чуть увидит, и хрен потом убежишь! – всё тем же шёпотом, но более грозно ругал он своего сына.
– А-а, – понимающе протянул мальчишка, глядя на папку умным выражением своих детских карих глаз.
– Щас, подожди. Он либо здесь где-нибудь кровью истечёт, либо убежит. Пока надо подождать.
Мужчина посмотрел на оленя и увидел его искосившееся от боли лицо. Но животное, не желая оставаться на месте, встало и вместе со стрелой, торчащей из шеи, бегом скрылось за деревьями.
|
|
Теперь и охотники могли выйти из укрытия. Они пошли выслеживать жертву. Батька шёл позади сына, мчащегося вперёд. Через плечо мужчины, одетое в бурую сермягу да тёмно-синий платок, висел колчан стрел. Ну, а мальчишка держал в руках лук и торопливо перебирал ногами. Он повернулся к папке, продолжая идти спиной.
Обычно они то зайца, то куропатку подстрелят. Сегодня же им посчастливилось встретить здесь оленя. А потому паренёк и радовался ещё больше, чем обычно.
– Эх, вот же зараза! Я ведь его почти пристрелил! Ты же видел! Вот немного оставалось! – недоуменно возникал паренёк.
Отец не выражал никакой досады, по поводу осечки своего ребёнка, а с добротой на лице и в своём сердце глядел на то, как он растёт.
– Да будет тебе! В мои-то семь лет, я бы вообще по нему не попал. Ты погляди, – указал он пальцем ему под ноги, – Видишь? По этим следам мы и найдём его. Далеко он со стрелой не убежит. Всё равно где-нибудь да сляжет.
– Ага! Тогда, я вперёд побегу! – прозвенел своим голосом мальчишка и понёсся по следу.
– Да ты не потеряйся главное! – наказал ему отец, да тоже ускорил шаг, чтобы не упустить своего сына из виду.
Кровавый след длился недолго. Он становился заметно шире, а, значит, у животного уже не было сил бежать и крови вытекало из него всё больше.
Паренька становилось видно всё хуже. Но, ни он, ни его отец не сильно боялись заблудиться. Этот лес был их домом в течение всей их жизни. Однако были места, в которые лучше не заходить…
“Что это за запах? – вдруг учуял что-то мужчина, – Кажется где-то рядом кладбище… Неужели оно…”
|
|
Его сердце затрепыхалось, и он последовал за своим сыном ещё быстрее, вскоре перейдя на бег. Вскоре он нашёл его и ужаснулся, увидев, где он находится.
Отец увидел, как в глубоком овраге его сын склонился над телом оленя, пытаясь вытащить стрелу, но, будучи в восторге от своей добычи, мальчишка не замечал, сколько таких же тел валяется в этом месте. Там были все: и олени, и зайцы, и волки, которые обитали далеко от этой части леса, но почему-то приходили умирать именно сюда. Это было место, где смерть объединила травоядных и хищников. Все они уже давно гнили и разлагались, создавая зловонную, до тошноты атмосферу.
– Эй! – крикнул ему отец, – Не дыши, Видан! Я сейчас спущусь!
Все, кто жил в лесу знали, что в таких местах можно подцепить любую болезнь. Самой опасной из них была кладбищенская чума. Её так называли из-за того, что она обитала в местах, кои называли кладбищами. В одно место приходили умирать больные, раненные и просто изжившее своё звери. Со временем там появлялась целая свалка из трупов, а те люди, что там побывали, приносили за собой нечто тяжёлое, от чего через пару дней сами сгорали от невыносимой лихорадки.
Мужчина зажал нос и рот своим платком и спустился к своему дитя. Он как можно быстрее взял его на руки и побежал обратно наверх, бросив внизу и добычу, и стрелу.
“Куда же тебя понесло-то, Видан, а? Да чтоб мне самому пусто было! Совсем забыл, что здесь кладбище! Да что же такое… Спокойно. Может, всё и обойдётся”.
Наконец, он выбежал из оврага. Наверху уже было не так опасно. Он поставил мальчишку на землю. Тот чувствовал себя отлично. Но отец понимал, что всё это не пройдёт бесследно.
|
|
– А олень-то там остался! – заметил Видан.
– Да что тебе этот олень, а?! – ещё не переведя дыхания, взволнованно сказал его отец, – Посмотри, где ты был! Я разве не рассказывал тебе про кладбища?!
Паренёк подошёл к краю оврага и только сейчас увидел, как десятки трупов животных покоятся в нём, а среди них и олень, которого они застрелили. Но, казалось, его это совсем не пугало.
– Кладбища? – удивлённо спросил он.
– Ну-ка подойди сюда! – строго сказал отец.
Мальчишка подошёл, а тот его стал обнюхивать.
– Плащ немного пропах, – заметил мужчина.
После этого он сразу же сдёрнул его с сына, оставив паренька одной рубашке.
– Ты что делаешь, бать?! – недоумённо спросил Видан, совсем не пытаясь остановить отца.
– Плащ впитал запах гнили. Если будешь дальше в нём ходить, заразишься чумой.
Мужчина поднял с земли большой камень и завернул его в плащ, а затем выбросил его в овраг. Булыжник с грохотом раздавил одно из тел, лежащих там. Затем охотник стянул с себя платок и накинул его на сына. Он как раз полностью накрывал мальчишку с плеч до колен, не давая ему замёрзнуть. Отец завязал два его конца на шее Видана, чтобы платок не спадал.
– Пошли-ка, лучше, домой, – сказал он, – Темень опускается. А нас там мать, наверное, ждёт.
– Эх, ну ладно, – смирился мальчишка и пошёл вперёд.
Деревня их была небольшая и находилась недалеко в том же лесу. Немногочисленный народец, который называли Общинниками, владел всем, что граничило со Столицей на севере и доходило до пшеничных полей на юге. Родион так определил, когда те отказались возвращаться в Столицу. Они жили небольшими деревеньками, разбросанными повсюду. И везде был свой старейшина.
– Прости меня, батька…
– Да чего там. Ты просто в следующий раз смотри, куда бежишь. Да и мне надо было раньше тебе рассказать про кладбища… Всю жизнь здесь живём, и как ты про них ещё не знаешь?
– Так никто мне и не говорил.
– Да уж… И рассказать-то даже некому. Охотников у нас в деревне почти не осталось. Только я да Богдан. И то, он всё время у ворот сторожит.
– А мама не сильно будет злиться, что мы ничего не принесли?
– Да не, не будет. Она у нас добрая. Еды пока хватает, так что некуда торопиться. А до зимы ещё далеко.
– А завтра ещё на охоту пойдём?
– Конечно же, пойдём!
– Завтра я точно кого-нибудь подстрелю! Не убежит! Вот этого, сегодняшнего только жалко было. Столько мяса пропадает! Зря, получается, я его убил…
– Эх, Видан… Скажи, ты видел в округе других оленей?
– Не-а. Совсем не видал.
– Вот. А они, ведь, обычно стаями ходят. Одного редко где встретишь.
– А этот почему один был?
– Видимо, его не приняла стая. Более сильный олень выгнал его, и теперь он скитался по лесу в одиночестве. И он бы, наверное, до конца жизни так и ходил по этому лесу и умер бы от тоски. Так что, мы ему только помогли.
– Так он как мы?
– С чего бы это?
– Так, нас же тоже когда-то из Столицы выгнали. Мне мама рассказывала, что царь нас туда не пускает, поэтому мы тут и живём.
– А ты мать больше слушай! Наговорит всякого! Эт мы сами из города ушли! Захотели, вот и ушли! Да и не одни мы тут. В этом лесу есть же и другие деревни.
– А почему захотели из города уйти?
– Тут долго надо рассказывать… Ты про Царя Бориса знаешь?
– Вроде бы… – неуверенно проговорил мальчишка.
– Так и быть, расскажу про него… Давным-давно, когда нынешний Царь Родион ещё не родился, в Столице правил Царь Борис. У Общинников тогда были тяжёлые времена. Ещё тяжелее, чем сейчас. Предшественник Бориса Царь Казимир не любил Общинников. Гнал их отовсюду. И вынуждены были наши предки бежать в эти леса. Борис же после смерти Казимира стал заселять Общинников обратно в Столицу. Да вот только из-за этого поползли слухи, что и сам он среди Общинников родился. Когда все в Столице об этом прознали, то некоторые люди сразу же его невзлюбили. Дескать, нечего дикарю из леса нами править. Хотели они на трон посадить младшего сына Казимира Стояна. Но ещё много людей по-прежнему любили Бориса, ибо правил он хорошо. И страшная тогда война разразилась. Два года она продолжалась, пока среди сторонников Бориса заговор не появился. Некоторые из людей, что были за Бориса, перешли на сторону Стояна. Они ворвались ночью в царские покои и убили Бориса. И сел тогда на трон Стоян. И снова гнал он всех Общинников из Столицы. И снова нам пришлось оттуда уйти. Много лет спустя Стоян вдруг решил обвинить своего внука Родиона, дескать, он его убить хотел и сам трон занять. Наверное, были у царя такие мысли, оттого, что он сам так же когда-то с Борисом поступил. И уж было казнил он своего внука, да не успел, ведь сам он был убит. И тогда не состоялась казнь.
– И кто ж убил его?
– Да… кто бы знал… Но это и не важно. Сейчас в Столице Родион уже правит. Он к Общинникам добр и, как и Борис, обещал их в Столицу заселить. Да вот только глава всех Общинников говорит, что не нужно нам туда возвращаться, ибо следующий царь снова может нас оттуда выгнать. Воевать же никто больше не хочет.
– Так, всё-таки, нас выгнали.
– Ну, выгнали и выгнали! Я в этой Столице ничего не забыл. Нет у нас надобности туда возвращаться.
– А мне тут нравится!
– Ха! И что же здесь хорошего? – улыбнувшись, спросил он сына.
– Так вы с мамой в нашей деревне главные! Вас все слушаются. А ежели в Столицу переедем, то там Царя придётся слушаться. А я не хочу Царя слушаться. Если он мне скажет идти гулять, то я не пойду. Я буду делать только то, что вы с мамой скажете.
– Ха-ха! Ну ладно, ладно… Вон, глянь. Мы уже почти пришли.
– Ага! Я вперёд побегу!
– Не упади там! – крикнул он вслед сыну, который, возможно, его уже не услышал.
Путь до дома был совсем недалёк, поэтому, уже вскоре, между стволами сосен стали различимы возвышающиеся брёвна ограды и крыши домов за ними. Забор поселения был около трёх метров в высоту. К внутренней стороне забора были пристроены леса, на которых обычно стояли часовые и охраняли население от всяких напастей. Хотя никто на них и не нападал. Вообще, мало кто знал о существовании этого места. Городской дружине было нечего с него взять. Опасностью могли стать только другие такие же поселения, но между ними пока держались мирные отношения.
С задумчивым видом мужчина шёл следом за жизнерадостным мальчишкой, который уже забегал в ворота поселения.
Сверху донёсся голос одного из часовых:
– Поникший вид у тебя, Ачим! – сказал солдат.
– А ты, Богдан, как всегда весел…
В отличие от мрачного на вид Ачима, часовой выделялся среди остальных жителей своими голубыми глазами и рыжей шевелюрой. Стоял он прямо, с иголочки, словно не деревушку посреди леса охраняет, а самый настоящий острог. Но, видимо, в этом и заключалась радость его жизни.
– Сегодня, как вижу, с пустыми руками идёшь. Что, не научился твой сынишка стрелять ещё? – без какой-либо издёвки сказал часовой.
– Нет, пока не научился.
– Ты не переживай так! А-то ты темнее тучи. Научится он ещё. Поди, лучше тебя стрелять будет!
Ачим, войдя в поселение, так и прошёл мимо часового. Тот сказал ему в след что-то ещё, но он не расслышал. Мужчина шёл к своему дому, стоящему посреди всех хаотично разбросанных жилищ.
Каждый житель занимался своим делом в этом месте, окружённом хаосом и гармонией лесной глуши. И все они обращали внимание, на то, как мужчина идёт лишь с колчаном, наполненным тремя стрелами и больше ничем. Но он думал не о неудавшейся охоте, а совсем о другом:
“Даже не знаю, что будет с Виданом… Сейчас он выглядит здоровым. Не так уж он и долго пробыл на кладбище. Может, и не успел заразиться… Не буду пока ничего Василисе рассказывать. Авось, обойдётся”.
Охотник подошёл к своей избе, где на крыльце его уже ждала жена. Она была светловолосая полноватая женщина. Не сказать, что она выглядела тучной. Наоборот, всё это придавало ей стройность. Василиса Изяславна, как её все здесь звали – дочь прошлого старейшины этой деревни. Женщина хозяйственная, любящая и понимающая. Хоть и была здесь вторым по главенству человеком, но по характеру совсем не властная. Однако все жители её уважали, и уважение это она унаследовала от своего отца. А при виде своего мужа Василиса становилась ещё добрее, чем обычно.
– Что-то вы рано сегодня. Обычно вы подольше охотитесь, – своим мягким, словно плывущим голосом сказала женщина, – А где же Видан?
– Не знаю, – опешил Ачим, – Он вперед меня забежал. Я думал, он уже с тобой тут.
– Ах. Ну, раз забежал, то ладно. Наверное, с ребятишками где-нибудь играет… Вот же козлёнок. Даже домой не стал заходить, – всё так же добродушно говорила она. Но, заметив, что что-то не так вдруг и сама изменилась в лице, – Какой-то ты сегодня грустный. Что же случилось? Да неужели переживаешь, что ничего на охоте не добыл?
– Да не… Устал наверное.
Она обняла мужа и прижала его голову к своей мягкой груди, словно окутав теплотой. В такие моменты Ачим забывал обо всех проблемах, обязанностях и вообще о том, кто он.
– Так лучше? – спросила она.
– Да.
– Ну, тогда, хорошо.
Василиса отпустила его из своих объятий и пошла в дом.
– Ежели ты насчёт еды переживаешь, то у нас пока есть мясо, а в подполье ещё с этого урожая полно овощей. К тому же, скоро Прокош муку нам привезёт. Хотя, у нас ещё старая не закончилась.
– Это хорошо… Он же только по деревням ездит?
– Ну да.
– В город, значит, не заезжает… Ты с ним постоянно разговариваешь. Он тебе не говорил, кто в Столицу муку доставляет?
– Его отец, вроде, Людомир. Он примерно в то же время ездит. А что?
– Да так. Просто интересно стало.
– Хороший он человек. Вообще, ему не надо к нам заезжать, ведь он мог бы сразу в город муку отвозить. Но, видимо, знает, что нам без неё никуда.
– Это да. Всяко, нам теперь грабить не приходится…
Ачим случайно вспомнил тёмную часть прошлого своего народа.
На юге Бореи лежат царские деревни. Занимаются они сбором урожая пшеницы для всего Государства. И налёт Общинников на них раньше был частым делом. Однако дело это было грязное и бесчестное. Раз в год, а то и два раза, они приезжали туда и выносили всю еду буквально из каждого дома. Порой им приходилось убивать. Но большинство из обитателей царских деревень даже не пыталось сопротивляться.
Всему виной было то, что царь Стоян запрещал снабжать Общинников едой, но всё равно заставлял их платить подати Государству. Родион отменил этот запрет и сейчас некоторые торговцы, бывает, заедут в деревню, да обменяют муку на шкуры и овощи. Хотя даже сейчас некоторые из Общинников продолжают заниматься бесчинствами на царских землях…
– Я там похлёбку сварила. Иди, Видана позови да заходите обедать. Пойду пока стол накрывать.
– Ладно. Сейчас придём.
Ачим знал, где его сын сейчас может быть. Дети постоянно играли возле кузницы. Это было их излюбленное место, потому что местный дядька постоянно делал для них деревянные мечи и щиты. Туда он и пошёл.
“Здравствуйте”, “добрый день, старейшина”, и ещё раз “здравствуйте” доносилось порой отовсюду, а Ачим только успевал отвечать на ходу.
Как он и думал, Видан с другими деревенскими мальчишками снова во что-то играл. Завидев отца, он радостно подбежал к нему. Платок, в который он был одет ещё с охоты, словно плащ висел у него на шее.
– Идём кушать, Видан, мать зовёт.
– Я пока не хочу. Можно я ещё погуляю?
– Ладно, играй пока. Ты себя как, нормально чувствуешь?
– Ага, – с улыбкой кивнул паренёк.
По нему и не было видно, чтобы он был чем-то болен. Но отец на всякий случай решил спросить.
– Ну, хорошо. Тогда, как захочешь есть, сразу домой.
– Ладно!
Он торопливо убежал обратно к друзьям и продолжил развлекаться, а Ачим вернулся домой, где на столе уже стояла еда.
– Видан говорит, что пока не будет есть. Он там с другими играет.
– Ах, ну ладно. Подойдёт, когда захочет… Но вы, ведь, всё утро на охоте пробыли. И как он ещё не проголодался?
– Это же дети. В них сил, хоть отбавляй. Могут с утра до вечера бегать по деревне, забыв о голоде, – говорил, он, садясь на скамейку за стол.
Место напротив заняла Василиса.
Ачим был голоден. Мысли о сыне не мешали ему есть, поэтому он черпал одну ложку за другой, уставившись в середину стола. Он слышал, что жена ему что-то говорит и, не разбирая слова, кивал в ответ.
“А что, если он всё-таки заболеет? – размышлял он, – Надо ли мне прямо сейчас рассказать обо всём Василисе?.. Не. Если он так и не заболеет, то не буду рассказывать… Пусть это останется тайной. Когда-нибудь, может, и расскажу. Но точно не сейчас”.
– Ачим… Эй!
– А? Ч-что, что? – растерялся он, увидев, как жена, сидящая перед ним, пытается его дозваться.
– Я тебе всё «Ачим, Ачим», а ты будто не слышишь. О чём-то задумался?
– Да так. О грядущем… О зиме там, – попытался он соврать, но выглядел всё таким же подавленным.
– Не о зиме совсем ты задумался. Я же вижу, что что-то тебя гложет. Ну же, расскажи мне.
“Или всё-таки сейчас рассказать. Стоит ли мне давать повод ей волноваться? Она, ведь, на месте не усидит, если узнает… Но если он всё-таки заболеет…”.
Василиса подсела на лавку к своему мужу и обняла его, пытаясь заглянуть в лицо. А он тяжелым взглядом смотрел вперёд, будто и в правду видел там будущее.
– Ну же… Ачим. Если это что-то, с чем ты не можешь справиться сам, так я тебе помогу. Ты, может, и старейшина в нашей деревне, но это не значит, то все проблемы ты должен решать один… Ачим, скажи… что случилось, пока вы с Виданом были на охоте?
– С чего ты взяла, что что-то случилось?
– Просто… сегодня утром ты выглядел бодрым, а когда пришёл с охоты, то сам не свой.
– Ах… ну да, – он замолчал, всё так же смотря в одну точку. А Василиса ждала его ответа. Ачим понимал, что соврать не удастся, – Когда мы охотились… Василиса… Видан ненароком на кладбище забрёл…
Женщина опустила взгляд куда-то вниз. Её лицо побледнело, а добрая улыбка куда-то исчезла. Она немного подумала.
– Долго он там был? – спросила она тихим голосом, не выражая никаких эмоций.
– Не знаю… Минуту, наверное.
За дверью с улицы послышались шаги, быстро перебирающие по ступеням крыльца.
– Вот и он идёт, – сказал мужчина, подумав, что это его сын, – Василиса, давай не…
Но дверь распахнулась и в ней показался один из жителей деревни:
– Ачим! Василиса! У вас там с Виданом… чего-то не то! – запыхаясь протараторил он.
Ачим быстро пришёл в себя. Его сердце заколотилось, и он вскочил с лавки, побежав на улицу. Василиса бросилась за ним вдогонку. Все жители, которые встречались на его пути, указывали ему дорогу. Неподалёку от кузницы собралась целая толпа. Посреди неё был Богдан. Он шёл навстречу мужчине и на руках держал его ребёнка. А сзади за Ачимом подоспела его жена. Увидев своего сына без сознания, она в ужасе закрыла рот обеими руками.
– Ачим! – сказал часовой, увидев старейшину, – Видан… Я-я тут издалека увидел, как он бежал и упал, – взволнованным голосом говорил он, передавая мальчишку в руки отцу, – думал, щас встанет, а он всё лежит. Подхожу, а он… ну… это…
– Что с ним, Ачим? – ворвался в разговор старик из толпы, – Уж не болен ли он чем?
– Лекаря надо позвать! – сказала женщина рядом с ним, – Ты иди его домой положи, а мы щас лекаря приведём. Он быстро твоего сына на ноги поставит.
Ачим, ничего не сказав в ответ, быстро понёс сына домой. Когда старейшина скрылся из виду, кто-то из толпы тут же принялся обсуждать то, что сейчас произошло.
– Ну, точно кладбищенская чума!
– Тебе-то почём знать? Может, и не чума вовсе!
– Да чума это, я тебе говорю. Сёдня, как они на охоту сходили, там, видать, и подхватил парнишка.
– Ой, не сберёг он Видана. Помрёт же мальчонка. Ой, жалко-то будет! А ведь на глазах-то у меня вырос!
– Да-а. Мало кто от этой заразы вылечивался. Всех, кого помню, все помирали. И у меня дядька от неё помер, и, помнится, Гордей - Василисы брат, тоже от этой чумы помер.
– А тут такой маленький ребятёнок совсем. Ну, точно помрёт!
– А когда помрёт, чего с Ачимом-то будет?
– Ой, кто знает, что будет! Ежели не справится с Видана смертью, то нового старейшину выбирать придётся.
Не выдержав всего этого, Богдан, находившийся в тот момент рядом со всеми, вскочил на бочку, которая под рукой стояла и принялся всех ругать.
– Да что ж вы все такое говорите-то, люди?! Чего ж это вы раньше времени ребёнка хороните?! Да вы даже не знаете, что с ним, а уже причитаете, как по покойнику! Совести у вас нет, чтобы такое говорить!
– А у тебя как будто она есть! – с усмешкой выкрикнула из толпы одна из деревенских баб, – Сам-то, бездельник, стоишь целый день на заборе и пользы от тебя как от этой бочки! Хотя даже в неё можно что-нибудь положить!
– Неправда! Я деревню, между прочим, охраняю!
– От кого? От зайцев что ли? – послышался другой голос, – Слезай, давай! Забрался тут, дурак! Только шуму создаёшь!
– Да ну вас! Вам лишь бы сплетни разносить! А Видан выживет! Вот знаю я, что выживет!
Он перестал пытаться сказать что-то ещё и спрыгнул на землю. Пока толпа продолжала обсуждать, Богдан пошёл в дом к Ачиму и Василисе.
Отец сидел на кровати рядом с лежащим Виданом. Он прислонил свою ладонь к его лбу:
– Вроде, пока не сильно лихорадит.
Василиса принесла из кухни тазик с холодной водой и полотенце. Она намочила его и положила на голову сына.
– И как же он так умудрился-то? – безо всякой злобы к мужу говорила она, – Ещё и плащ там потерял.
– Прости… Это я за ним не досмотрел, – дрожащим голосом сказал Ачим.
– Да не ты это! Я ещё своему отцу говорила, когда Гордей умер, что пора заборы вокруг этих кладбищ понаставить. Но он, видимо, так про это и забыл.
– Как Видана вылечим, займусь этим.
– Ага.
Женщина уже во второй раз сменила полотенце.
– Что-то долго лекаря нет, – заметила она и направилась к выходу, – Надо бы пойти его поторопить. Ты, если что, воду поменяй.
– Постой. Не надо за лекарем идти.
– Почему?
– Это бесполезно. Наш деревенский лекарь его не вылечит.
– Ой, не говори. Вылечит он его… А что ты хочешь делать? Думаешь, это само пройдёт?
– Нет… Но ты ведь… помнишь, как твой брат чумой заболел… Ему тогда ничего не помогло. Нам пришлось позвать лекарей чуть ли не со всех деревень… И никто не смог…
– И что теперь мой брат?! Мы про сына нашего говорим! – Василиса выглядела совсем подавленной, – Я пошла за лекарем.
– Постой! Я знаю, где можно точно вылечить Видана! – его жена уже стояла у выхода из избы и словно не желала его слушать, – Я поеду в Столицу!
Василиса резко остановилась, а затем вернулась в комнату:
– В смысле, в Столицу?! Ты сдурел что ли?! Тебя никто туда не пустит! Тебя на входе сразу же убьют!
– Не убьют. Царь Родион, ведь, нас уже не гонит.
– Ну, попадёшь ты туда! И кто же общинника там лечить будет?! Да никто не согласится!
– Кое-кто согласится. У меня есть один знакомый в городе. Однажды я ему помог, так что, он обязательно поможет мне в ответ.
– И кто же это такой?
– Ты с ним не знакома, но, поверь, он точно сможет что-нибудь сделать! Он поможет вылечить Видана!
– Я всё равно не могу вас двоих отпустить в город! А если по дороге что-нибудь произойдёт?
У входа в спальню неожиданно появился Богдан. Но ни Ачим, ни Василиса не стали его упрекать за этот непрошенный визит.
– Не волнуйтесь, Василиса Изяславна, – сказал часовой, пытаясь успокоить её, – Я поеду с ним.
– Богдан? – удивился Ачим, – Тебе-то зачем со мной ехать? Ты лучше тут останься да за всем смотри.
– Ну уж нет! За кем мне тут вообще смотреть? Я здесь точно никому не нужен. Да и не от кого деревню эту защищать.
– Не прав ты.
– И в чём же? Я не буду просить у тебя разрешения на то, чтобы поехать с тобой. Единственные, кого я хочу защитить, так это тебя и Видана! Поэтому я точно еду с тобой! А вы, Василиса Изяславна, не бойтесь за своего мужа и сына. Я обещаю, что они вернутся домой целыми!
– Эх… Да что ж с тобой поделаешь, – смирился Ачим, – Ладно. В конце концов, мы всегда жили бок о бок… Так не будем же медлить! Иди, подвези мою телегу к дому. Едем прямо сейчас!
– Хорошо!
Солдат тут же выбежал за дверь, словно его и не было в доме.
– Да вы совсем что ли?
– Да, Василиса! Мы совсем! Но ради сына я сделаю что угодно!
Он поднял Видана на руки и пошёл на улицу. Возле калитки его дома уже стояла телега, а возле телеги его ждал Богдан.
В свете ночных фонарей, зажжённых по деревне, на которую уже опустился сумрак, перед избой старейшины собрались все её жители. Они стояли и смотрели, будто чего-то ожидая.
Отец подошёл к кузову и уложил туда своё дитя на выстланный сеном и покрытый мешковиной пол. Туда же залез Богдан и укрыл мальчишку одеялом.
– Ты будешь сидеть здесь и следить за Виданом. А я сяду за руль.
– Я тебя не подведу, – ответил Богдан.
– Подожди здесь. Мне надо кое-что сказать остальным.
– Ладно, жду.
Ачим вернулся на крыльцо, встав рядом с женой, обратился ко всем, кто там собрался:
– Слушай меня, народ! – проголосил он, – Все вы, наверное, уже знаете, что сын мой заболел! Но я собираюсь вылечить Видана, а потому уезжаю в Столицу! – в толпе после услышанного сразу же начался гул, – Но я обещаю, что вернусь, как только мой сын выздоровеет! А до той поры главной в этой деревне будет Василиса Изяславна! И не слушайтесь вы её как меня, но как её отца Изяслава! И чтобы когда я вернусь, ничего ни с ней, ни с деревней не случилось! На этом всё! Пусть Орбита вас охраняет!
После речи толпа загалдела ещё больше. Но Ачим сейчас смотрел в сторону своей жены.
На глазах Василисы в этот момент стали наворачиваться слёзы.
– Ачим… прошу. Я не могу тебя остановить!
– А этого и не нужно, – он прислонил её голову к своему плечу, – Когда мы вернёмся, Видан уже будет совсем здоров. Вот увидишь.
– Ты сможешь написать письмо, как доедешь?
– Конечно смогу, не переживай, – говорил он, поглаживая её волосы, а она всё никак не могла перестать плакать.
Он посмотрел ей в лицо и стал уходить, но был не в силах отпустить её руки. Однако ему пришлось это сделать Когда Ачим спустился с крыльца, то мог лишь издалека смотреть на неё. А Василиса не стала бежать за ним и точно так же издалека смотрела на него, словно прощалась с ним.
Ачим залез в кабину и завёл мотор.
– Поехали, – сказал он Богдану.
– Ага.
Телега бесшумно тронулась. Объехав избы, он выехал через задние ворота. Там находился широкий выезд, а тропа за ним вела к главной дороге.
Чем дальше они отъезжали от деревни, тем беспокойнее у Ачима становилось на душе от того, что они едут в Столицу. Однако у него была надежда, что его сын всё-таки выживет, поэтому он не останавливал телегу. Она всё больше отдалялась от ночных огней деревни и всё дальше погружалась во тьму лесной чащи.