СЕЗОН БЕЗДНЫ
Содержание:
MEMENTO MORI
СМЕРТЬ — ЭТО НЕ ПОРАЖЕНИЕ
БОЖЕ, СПАСИБО, ЭТО ПЯТНИЦА!
НЕГАТИВ
ГОРИ, ГРЕБАНЫЙ МИР!
ВСЕ НАШИ БОГИ ОТКАЗАЛИСЬ ОТ НАС
АНГЕЛ
БЕССОННИЦА
SEMPITERNAL
ЭТО НИКОГДА НЕ ЗАКОНЧИТСЯ
МОГИЛЬНАЯ ОШИБКА
РЕИНКАРНАЦИЯ
Предисловие:
Данный сборник публикуется мной таким, каким он должен был быть три месяца назад. С тех пор произошло много всего, из-за чего это произведение потеряло половину смысла своего существования. Но я всё равно решил довести его до ума, даже когда в этом нет надобности. В связи с этим вступление «Memento Mori» осталось без изменений, то есть у вас есть шанс прочесть исходный, написанный три месяца назад вариант. Список произведений тоже не претерпел особых изменений, за исключением, пожалуй, добавлений одного нового рассказа, по сравнению с оригинальным списком. Мне хотелось ничего не менять в этом сборнике и просто опубликовать его таким, каким он должен был быть, пусть я уже и потерял время.
С уважением,
И. Красавин
Июнь 2019
Memento Mori
Здравствуй.
Я наконец нашёл в себе силы взяться за перо вновь после долгого и неоправданного перерыва.
Я хочу исповедаться. Прошу, выслушай меня, прежде чем я проведу тебя дальше. Возможно, это будет мое самое тяжелое вступление из всех ранее написанных.
В ноябре прошлого года я начал писать новый двойной роман "Святой Ад // Проклятый Рай". Рассказы, вошедшие в данный мини-сборник, являются маленькими крупинками, кусочками общего пазла, и в дальнейшем войдут в этот роман. Так почему же я неожиданно решил выделить их и издать, если позволилишь так выразиться, отдельно от всего романа? Чтобы ответить на это, я должен рассказать о том, что произошло со мной за последние несколько месяцев. То время я прозвал Сезоном Бездны, моим спуском в подземелье душ людей, которые окружают меня. За последние несколько месяцев я узнал то, что навсегда изменило меня и мое видение этого дикого, дикого мира.
Я впервые столкнулся со смертью. Знаешь, когда мы слышим о смерти людей где-то там за океаном, то сначала удивляемся, смотрим в пустоту, но уже через пять минут обо всем забываем и идем дальше. Потому что, говоря честно, мы совершенно не знали тех людей, и потому их смерть не трогает нас так сильно. Но вот когда мы сталкиваемся со смертью где-то неподалеку, то впервые ощущаем страх, нас парализует и мы понимаем, что ничерта не знаем об этой жизни. Я шутил о смерти, писал о ней, смеялся, многие мои герои заканчивали свой жизненный путь самоубийством... Я писал о том, о чем не имел ни малейшего понятия. Легко писать то, во что ты сам не веришь, легко лгать самому себе и размышлять о вещах, в которых ты ничерта не понимаешь. Но вот однажды, в один день, в моей жизни появился человек, который доверился мне, раскрыл собственную душу, полную такой жуткой и разрывающей боли, что я ужаснулся и взглянул иначе на этот мир, на человеческую жизнь и на этого человека.
Я скован клятвами о неразглашении, поскольку мне доверили невероятно личные вещи, а потому приходится, храня чужую тайну, рассказывать все как можно осторожнее.
Этот человек рассказал мне о смерти родного человека. Видел бы ты меня в тот момент! Ох, вот тогда и рухнул мой мир. Я понял, что не имею права так убиваться из-за каких-то бытовых проблем, когда рядом со мной, буквально в одном классе, в одном районе, где-то совсем рядом, живет, улыбается, сражается с потаенной болью столь сильный человек, незаслуженно переживший горе, пожелать которое нельзя даже врагу. Я стал смотреть на этого человека с восхищением. Часто мне становится невероятно тяжело наблюдать за тем, как улыбка этого человека сменяется самыми горькими слезами, которые только можно представить. С тех пор я потерял сон, поскольку никак не могу поверить в это. Ведь такой кошмар мог произойти с кем угодно, но только... только не с ней.
И знаешь что? Я влюбился в нее. Влюбился так, как не влюблялся никогда. Да и сейчас, пока я пишу это, я думаю только о ней, поскольку люблю больше всего на свете. Я просыпаюсь и думаю о ней. Засыпая, думаю о ней. Я делаю все в течение дня и думаю о ней. Я строю свои планы с расчетом на нее. Я говорю что-то, а сам думаю: что подумает она? Она, она и только она. Плевать на всех, зачем мне весь мир, если есть она? Она меня, само того не подозревая, доводит до слез каждую ночь. А когда она рядом, то вся моя уверенность куда-то исчезает, легкие наполняются водой, и я теряюсь, не могу вымолвить ни слова, потому ищу способ как можно скорее сбежать от нее, чтобы не казаться дураком. Любовь делает меня очень глупым. Я люблю ее и готов доказать это любому, кто осудит меня за безрассудное поведение. Да, я не такой уж смелый, чтобы признаться во всем и любить открыто. Да и плевать, я все равно люблю ее, и пусть найдется человек, который сможет превзойти меня в этом. Посмотрим, сможет ли он ради нее умереть с улыбкой на лице. Я преклоняю перед ней колено в восхищении и чувствую себя слабым по сравнению с ней. Она пережила то, что довело бы меня до сумасшествия. Сначала она потеряла родного человека, затем друга, и весь этот ад несправедливо свалился на нее в течение двух месяцев... боже, да я даже сейчас не могу сдержать слезы, не вижу бумагу.
Я ненавижу наблюдать за тем, как она плачет, постоянно плачет, не имея возможности быть счастливой, заслуженно счастливой. Я чувствую все то, что чувствует она из-за собственной эмпатичности. Она показала мне самых страшных Демонов и сердце, переполненное такой кристально чистой печалью, что я не смог не влюбиться в нее по уши. Меня поразила ее железная выдержка, о которой я могу только мечтать. Каждое теплое слово, каждый добрый поступок - это все я отдаю ей изо дня в день, чтобы сделать вновь счастливой, ведь она не должна плакать. Я стараюсь залечить ее страшный шрам на душе, но какой из меня врач? Вот и получается, что я люблю ее как преданный пес, а она меня - нет. Вот она, еще одна горькая правда.
Я, кажется, потихоньку схожу с ума. Меня угнетает не любовь к ней, она не способна довести меня до изнеможения. Мне не тяжело делать для нее что-то хорошее. Не жалко теплых слов. Я не устаю любоваться ею со стороны, все это только радует меня. По-настоящему мучает меня осознание того, что моя любовь в очередной раз безответна. Это самый болезненный тип любви - неразделенная. Она заставляет тебя впадать в отчаяние и винить во всех неудачах самого себя. Такая любовь заставляет тебя смотреть в зеркало с презрением, искать в себе недостатки, выдумывать грехи, лишь бы найти ответ на волнующий вопрос: почему?
Больше всего меня беспокоит, что мои взаимоотношения с ней носят ярлык online only, то есть я почти не разговариваю с ней в реальности из-за собственной скромности. На высокую лексику я способен только беря в руки телефон. Только через сеть я нахожу в себе силы общаться с ней на равных, что очень сильно смущает меня. Хочу быть с ней в реальности, говорить вживую, а не могу... И сам не понимаю почему. Она - все, что у меня есть, и я чувствую себя так, будто уже потерял ее. Как можно быть таким неудачником? Червь посмел влюбиться в божество и теперь расплачивается за свою дерзость.
Этот мини-сборник и дальнейший полноценный роман я посвящаю именно ей. В качестве благодарности за все то, что она для меня сделала, само того не подозревая. Вылечила меня, сломала полностью, искренностью, как шоковой терапией, помогла мне перестать с таким трагизмом глядеть на вещи. Научила видеть хорошее и не позволять плохому погрузить себя в депрессию. Я знаю, что она никогда не прочтет эти строки, но это и не нужно - я буду говорить ей это при любом удобном случае. И любить, любить так, чтобы все завидовали ей и поражались моей безрассудной, самоубийственной любовью.
На основе наших с ней глубоко личных бесед был написан последний в данном сборнике рассказ "Побег От Тьмы (Закопай Топор)". Этот рассказ аллюзорно изображает меня до и после знакомства и общения с ней. В нем же я признаюсь ей в любви. Я готовлюсь отправить ей эту историю, надеясь, что она прочтет его и поймет, что я к ней чувствую. Глупо, согласен, но... Можешь предложить иные варианты? Тогда позволь отчаявшемуся влюбленному действовать по велению его черного сердца.
В последнее время, куда бы я не пришел, люди плачут вокруг меня. А я смотрю на них широко раскрытыми глазами и не знаю, что сказать. Я не знаю, что нужно говорить, когда умирают люди. Меня не научили этому ни родители, ни книги, ни жизнь. Какие слова поддержки следует произносить, когда человека рядом с тобой бьет дрожь, а из его глаз текут слезы? Или когда ты слышишь, как он говорит сквозь эти слезы: "как же это страшно - убить себя... потому и желаешь, чтобы это сделал за тебя кто-нибудь другой". Я не психолог, но все чаще я стал ощущать себя им против своей воли. Ибо как еще я могу назвать такие душераздирающие беседы? Только сеансом терапии, когда два семнадцатилетних подростка сидят рядом или общаются через телефон, и один из них, будучи писателем, завороженно слушает такое, от чего начинают дорожать кости. Я не жалуюсь, я даже поверить не мог, что люди могут настолько доверять мне. Как я могу отталкивать их в минуты когда им тяжело, когда им нужна помощь? Я могу лишь слушать, стараться представить их боль, поскольку сам никогда ничего подобного не переживал. Уместно ли говорить что-то человеку в ответ на его фразу: "как же я себя ненавижу"? Я не знаю. Я слишком юн и оттого глуп. Мне рассказывают о смерти, а я слушаю и не могу поверить. Я утратил всякую веру в то, что в мире есть справедливость. Или некое божество, безразличное абсолютно ко всему.
Не нужно ходить далеко, чтобы найти героев. Они окружают нас каждый день, они такие же, как и мы. Чтобы понять это, достаточно подойти к человеку рядом и поговорить с ним. Уверен, в ответ можно услышать нечто такое, что навсегда поменяет вас и заставит смотреть на этого человека иным взглядом. Если бы все люди могли понять друг друга по-настоящему, увидеть тот маленький ад, скрываемый нами за спинами, то жили бы мы совершенно иначе. Люди обращались бы друг к другу намного лучше. Что для этого нужно? Иметь смелость попросить человека провести тебя сквозь его собственный ад. Поверь, это незабываемые ощущения и невероятно грустный опыт, меняющий восприятие вещей. Всякий ли способен решиться сделать это: по-настоящему понять другого человека? Скрываемая в глубине наших разумов тьма воспоминаний - она и делает нас людьми, наша уникальность содержится именно в ней. Кто мы без своих Демонов?
Дело лишь в том, чьи монстры под кроватью ужаснее. Я всегда считал, что мои Демоны не имеют аналогов, что превзойти их ужас никому не дано. Но после знакомства с ней я понял, насколько же жалкие существа спят под моей кроватью. Она смогла подчинить собственных монстров, не позволить им изуродовать свою душу, не заперлась в вечной скорбе. А я подхожу к зеркалу, чтобы посмотреть, чем я стал, и оно трескается. Тогда я слышу собственный чужой голос. Ты и есть монстр.
Итак, я приглашаю тебя спуститься туда, где побывал я. Добро пожаловать в Бездну, ниже некуда, мы достигли точки невозврата. Мы там, куда никогда не проникает свет. Где во тьме горят глаза Демонов, и чья-то рука, вытягиваясь из темноты, постоянно пытается затушить пламя нашей свечи.
Не бойся, ты не одинок здесь. Тебя ведет владелец этого подземелья и единственный настоящий король кошмаров, обитающих здесь. Сегодня я всего лишь экскурсовод, готовый впустить тебя в тот мир, который мне довелось увидеть, о котором я, к счастью, знаю лишь понаслышке.
Но в котором выживают горячо любимые мной люди.
Красавин Иван ©
Март 2019
Смерть — Это Не Поражение
-...Держать спину прямо, не горбиться. Ты здоровый мужчина, несмотря ни на что, так что не строй из себя калеку на краю жизни. Жалостью Владыку не проймешь, так что никаких слёз. Да и какой смысл реветь и падать на колени, умоляя о пощаде? Бесполезно, слёзы ничего не значат там, где правит великая тьма. Лишнего не болтать, говори лишь то, что от тебя захотят услышать, а иначе всё может закончиться куда хуже. Ты всё понял, Дэйвон? Дэйвон, эй! Ты слышишь меня?
Дэйвон вздрогнул и попытался набрать в грудь воздуха, но тут же вспомнил, что больше дышать не может. Дыхание не нужно мертвым, оно бесполезно по ту сторону жизни.
Взгляд его тусклых серых глаз метался из стороны в сторону, обеспокоенно стараясь найти хоть что-нибудь, за что можно было бы зацепиться. Сгодился бы даже маленький лучик света, но и того здесь не было, поэтому взгляд неизбежно натыкался лишь на черноту, обступавшую его со всех сторон.
Вот что, оказывается, ждёт нас после смерти, иронично подумал Дэйвон. Нет никаких райских садов или адских печей. Всё это лишь сказки, заманивающие сюда или наоборот отпугивающие наивных глупцов.
Он повернул голову и уперся взглядом в череп с пустыми глазницами и жутким оскалом.
- Ты всё понял? - спросил его закутанный в черные тряпки сопровождающий с лицом-черепом.
- Угу, - буркнул в ответ Дэйвон, привыкший к сухому голосу черепа.
- Не бубни, а говори чётко и ясно, - спокойно сказал сопровождающий. - И прекрати говорить с самим собой, я всё равно слышу все твои глупые мысли.
- Тогда тебя должны были позабавить мои размышления, - усмехнулся Дэйвон.
- Я и не такое слышал. При мне мертвые размышляли о высоких материях, со слезами на глазах прощались с жизнью, с любовью вспоминали всех тех, кому на них было при жизни наплевать… Некоторых здесь сковывал страх настолько сильно, что они были готовы умереть ещё раз. Другие злились, кричали благим матом, метались из стороны в сторону, сыпали проклятия, до тех пор пока гнев не переходил в истерику, а затем и в полную апатию. За этим смешно наблюдать, особенно когда понимаешь, что видел весь этот спектакль ранее. Я знаю всё, что происходит с людьми за гранью жизни, Дэйвон. Я видел, как люди молятся, желая исправить все свои грехи, когда времени уже не осталось. В такие моменты люди превращаются в самых мерзких созданий, они полны низости и соплей, эти рабы привычек. Смерть со всех срывает их лживые маски. Запоздалое раскаяние приходит к ним тогда, когда уже ничего нельзя исправить, вызывая целый град слёз, смешивающихся вместе со слезами.
- Люди трусливы, что с этим поделать? Они верят в справедливость, в жизнь после смерти, чтобы грешить в реальности, в какие-то посмертные награды за достойное существование и пытки для тех, кто пролил невинную кровь. Люди трусливы, они боятся смерти и не хотят о ней говорить, хотя она неразрывно связана с жизнью. Она — лишь закономерное продолжение. На смерть нельзя наложить табу и заткнуть рот всем, кто говорит о ней. Тот, кто первый выступит против естественной сути смерти, первым падёт от неё. Люди придумывают столько сказок о счастливой загробной жизни и вечном покое. Делают всё, чтобы быть подальше от правды. А ведь правда в том, что после смерти нас ждут ящики, внутрь которых навсегда замуруют наши тела, чтобы они постепенно гнили под слоем сырой земли, пока над нами скорбят живые, многие из которых лицемерно выдавливают из себя пресные слезинки. А потом наступает их час, как бы они не пытались спастись от него, и они попадают сюда вслед за тобой, с ужасом понимая, что никакой награды за дрожащую жизнь не будет.
- Ох, тебе, смельчаку, легко так говорить, когда жизнь осталась позади, - ехидно сказал череп. - Должен признать, что ты уж точно не трусливый сопляк, постоянно убегающий от естественных вещей в мире иллюзий. Знаешь, те люди, что постоянно вопят и требуют тебя не затрагивать чересчур мрачные темы. Но ты не такой. Ты не боялся смерти, ты добровольно пришёл к ней раньше срока.
- Что? - удивленно переспросил Дэйвон, но череп даже не обратил на него внимания.
-...Ты имеешь право осуждать боязнь смерти, Дэйвон, но такое право дает тебе не собственная кончина, а простая неспособность понять.
- Не понимаю…
Сопровождающего такой каламбур рассмешил.
- Ты глуп, как и все остальные, если не более, - сказал он. - Ты осуждаешь человеческий страх и все эти отчаянные крики о нежелании умерить. Но ты не знаешь того, что знаю я.
- Звучит, как банальное оправдание.
- Легко острить, когда ты уже мертв, - парировал череп. - Ты не знаешь, что чувствуют души умерших, когда попадают сюда, ко мне, понимая, что никогда больше не увидят света. Они боятся этой тьмы, а их разрушенные надежды усиливают страх. Ты сейчас доказываешь своё превосходство над ними, но тебе никогда их не понять. Тебе не ведам тот ужас, который я видел в глазах тех, кто пришёл сюда насильно, не по собственной воле. Этим людям бесполезно объяснять, что они не существуют, они не хотят ничего слушать, поскольку не могут смириться.
- Я всё понимаю, не делай из меня дурака, - прервал его Дэйвон. - Я легко могу представить, что чувствуют люди, попавшие сюда.
- Ты и половины не представишь.
- С чего ты взял? Я ведь человек? Хоть я и мёртв, но я всё еще человек. Во мне всё мертво, но это не мешает мне понимать, насколько ценна жизнь…
Череп внезапно дико захохотал, наводя на Дэйвона ужас впервые с момента его пробуждения. Его мрачный сопроводитель смеялся так сильно, что каждая косточка его голого черепа дрожала.
- Легко смеяться, будучи мертвы, верно? - усмехнулся Дэйвон.
- Не то слово, особенно, когда ты главенствуешь в этом мире мертвых, - ответил череп, укрощая смех. - Обычная блоха более достойна размышлять о ценности жизни. Эти пафосные слова смешно слышать от тебя.
- Почему же?
- Почему? Хм… На то есть много причин. Но хватит того, что жизнь вовсе не имеет никакой ценности.
- Жизнь бесполезна? - удивился Дэйвон. - Ты, конечно, умнее меня, но… Почему тогда вообще существует страх смерти? Почему люди так цепляются за жизнь, боясь потерять её?
Череп усмехнулся.
- Ты ведь сам доказывал, - сказал он, - что именно незнание порождает страх смерти. Если бы люди точно знали, что ждёт их в ином мире, то я бы приветствовал здесь ещё больше смельчаков, подобных тебе. Потому что никто бы в таком случае не пожелал остаться в мире живых. До чего вы, люди, довели данный вам мир? За два тысячелетия вы сделали так, что в мире мертвых жить стало лучше, чем в мире живых. Почему живые стали завидовать мертвым? Почему сюда стали стремить, убегать, ища спасения? Подумай над этим, прежде чем говорить о ценности жизни.
Дэйвон нахмурился.
- Допустим, - сказал он. - Но разве это так уж уменьшает ценность жизни? Разве делает её никчемной тратой времени?
- Жизнь в принципе не имеет ценности. Она непрерывно тащится вместе со смертью, являясь расходным материалом.
- Это чушь! - воскликнул Дэйвон.
- И только мертвые защищают потерянную жизнь! Может, ты попробуешь рассказать о ценности жизни ему?
Череп щёлкнул костлявыми пальцами, и тьма вокруг них мигом растворилась. Удивленный столь резкой перемене антуража, Дэйвон принялся ошарашенно осматриваться, стараясь понять, куда они попали.
Это была маленькая комнатушка, больше напоминавшая чулан. Единственная пыльная лампочка, висевшая под потолком, с трудом разгоняла темноту, освещая не менее пыльные углы, серые стены и человека, сидевшего на полу, прижав к себе колени, из-за чего лица его вовсе не было видно. Лишь подойдя поближе, Дэйвон понял, что это мальчик, совсем ещё ребенок, которому на вид было не больше двенадцати лет.
- Зачем мы здесь? - спросил Дэйвон у своего сопроводителя, непрерывно глядя на прижимающуюся к стене детскую фигуру, чья тень подрагивала, будто плясала на стене.
- Ты ведь так защищал утраченную жизнь, - ответил череп, в мгновение ока оказавшийся рядом с мальчиком, который, казалось, ничего не замечал и тихонько спал. - Если жизнь настолько важна, то может ты объяснишь это ему, а?
Дэйвон подошёл поближе, но тут же в ужасе попятился.
- Что… что он делает?
- Режет руки, - спокойно отозвался череп, пристально глядя на мальчика, аккуратно рисовавшего на своей бледной коже кровавые полосы, скрывая свежие порезы в темноте.
- Зачем, черт возьми?
- Ему это нравится.
- Да он ведь может умереть от потери крови! - воскликнул Дэйвон.
- Нет, не умрёт, его час ещё не настал, пока рано. Он лишь играет с болью, но я чувствую, что он уже не боится смерти, подобно тебе. Он к ней стремится, и постепенно, если ничего не изменится, это стремление перерастет в страстное желание.
Череп замолчал, и в наступившей тишине Дэйвон услышал тяжелое дыхание мальчика и увидел металлический блеск капель крови, стекавших по его руке.
- Это ненормально, - сказал Дэйвон.
- Вот как? Что тебя удивляет? Только не говори, что при жизни ничего не слышал о детских самоубийствах или мазохизме. Эти явления в последнее время стали обыденностью, никого это уже не удивляет, всем по большей мере наплевать, ведь часто именно окружение виновно в таком истязании. Перед тобой яркий пример человек, для которого жизнь стала ничем. Этот мальчик уже умирает, Дэйвон, его душа гниет изнутри. И он это понимает, понимает как никто другой, потому он и одинок. Вместо помощи мир терзает таких людей ещё сильнее, называя их слабаками и подталкивая к могиле. Он несчастлив настолько, что боль расценивает как лекарство, а жизнь как страдание, пытку. Для него жизнь не играет никакой роли, но его вины в этом нет. Мальчик не слаб, он просто сломлен, доведен до отчаяния. Он не знает, как справиться со своими бедами, поэтому прячется здесь каждую ночь и режет, режет, режет…
- Хватит, замолчи! - не выдержал Дэйвон.
- Что-то не так? Тебя напугала реальность? Может ты хочешь вместо него оплакивать ту кровь, что он льет? Или тебе жалко ребенка, для которого жизнь постепенно теряет всякий смысл?
Дэйвон молчал, глядя на мальчика и чувствуя, как лезвие кромсает его собственную кожу.
- Тебе не понять его, - сказал череп, стоя рядом с мальчиком. - Ты осуждаешь его за право самоуничтожения. Прям как церковь. Ты смотришь на него как на ненормального, но не имеешь понятия, насколько ему тяжело. Легко осуждать человека слабого, избитого жизнью, тем более ребенка.
- Да разве вскрытие вен — выход? - крикнул Дэйвон. - Сколько крови не пролей, но ты всё равно ничего не добьешься!
- Поверь, Дэйвон, этому мальчику сейчас наплевать на крики мертвых. Ему и на мнение живых-то плевать. Он не ищет выход, он ищет только боли. То, что поможет ему забыться.
Череп помолчал, после чего продолжил, рассматривая красные полосы на руках мальчика.
- У каждого человека за спиной есть его личный маленький ад. Мрачное, тяжелое прошлое, переполненное горькими воспоминаниями, которые вызывают лишь слезы. Маленький человеческий город, построенный из боли, где всегда бушует ураган, сверкают молнии и горит огонь. Люди прячут эти черные страницы жизни глубоко в себе, стараясь всё забыть, но не могут. В их аду горит пламя, вечно напоминающее о горьком опыте, заставляя каждый день рисовать на лице фальшивую улыбку, скрывая бурю за спиной, чтобы все считали тебя хорошим, ведь в обществе не принято говорить о плохом и рушить иллюзии счастья. И лишь по ночам, пока никто не видит, люди спускаются глубоко в недра своих старых кошмаров, в самую бездну, вспоминая всё, что причиняло им боль и навсегда осталось с ними, став частью личного ада. Люди проходят эти круги вновь и вновь, переживая всё как в первый раз, пока кругов становится всё больше. И при этом они боятся заглянуть за спины друг друга, посетить чужой ад и постараться понять ту боль, которую чувствует человек, сидящий рядом с тобой. Если бы каждый человек знал, какой ад прячется за спинами других людей, старался понять чужую боль, то кто знает… Может, пришёл бы конец всем страданиям, а жизнь перестала походить на игрушку. Люди бы разучились равнодушию и нашли утешение друг в друге. Всё что нужно — научиться глядеть чуть дальше собственного носа, решиться узнать близкого человека по-настоящему. Ведь жизнь состоит не только из светлых полос. Создавая этот гребаный мир, бог забыл о справедливости.
Пустые глазницы черепа перевели свой взор на застывшего в темноте комнаты Дэйвона, продолжавшего наблюдать за самобичеванием незнакомого мальчика.
- Ребенок не исключение, Дэйвон, - сказал череп. - Ты не знаешь, что он пережил, тебя это и вовсе не волнует, ты видишь только кровавые полосы, результаты, последствия прошлого.
- И какое же у него прошлое? - собравшись с силами спросил Дэйвон.
- Далеко не счастливое. Мальчик растет без матери, умершей во время долгих родов. С рождения он живёт в старой квартире вместе с отцом, постоянно меняющего место работы, а заработанные гроши тратящего на алкоголь, упиваясь до обморока чуть ли не каждый день. Мальчика он не любит, воспринимая сына как обузу, бесполезное существо, постоянно требующее еды, тепла и кучу всего. Ему наплевать на ребенка, точно так же, как ему было наплевать на его мать. Отец заботился лишь о собственном благополучии, предоставляя сыну губительную свободу, переходящую в суровое одиночество. Мальчик вынужден питаться пылью, пока отец напивается в соседней комнате. У него нет друзей, он полностью изолирован от общества и вынужден прятаться от пьяного отца в святой тьме. Он никогда не почувствует любви, его детские мечты будут разрушены, а серая реальность вскоре доведёт его до самоубийства. Такова его судьба, созданная печальным детством, полного перегара и пьяного голоса отца. Его жизнь загублена с самого начала, а любая мольба о помощи расценивается как признак слабости. И уж для него жизнь точно не имеет никакой ценности.
- Но таких как он единицы! - сказал Дэйвон. - С жизнью нужно бороться, только преодолевая трудности узнаешь ей цену.
- Думаешь, его это волнует? - спросил закутанный в черные тряпки ангел смерти. - Он слишком мал, чтобы бороться, и слишком одинок, чтобы понять это. И он не единственный экземпляр, Дэйвон, таких детей, стремящихся к смерти как к спасению, слишком много.
Сказав это, череп щелкнул пальцами, и комната растворилась, превратилась в серое облако пыли, из которого моментально сформулировалось нечто другое.
Вместо темной комнаты Дэйвон оказался на крыше высотного дома, обдуваемый со всех сторон порывами холодного ветра. Серые облака заволокли небо и нависли над крышей так низко, что, казалось, до них можно дотянуться рукой. С высоты птичьего полета открывался вид на город, скрытый утренним туманом.
- Значит, - сказал череп, выходя из-за спины Дэйвона, - ты считаешь, что таких детей немного? Тогда попробуй сказать это ей, пока не поздно.
Сопроводитель указал рукой, закутанной в черную ткань, куда-то в сторону. Взглянув туда, Дэйвон увидел девочку, ниже его ростом, стоящую к ним спиной и медленно идущую к краю крыши.
- О дьявол, - хрипло сказал Дэйвон. - И что же у неё в жизни не так?
- Ага, тебя уже не удивляет чье-то желание со всем покончить.
- Меня это ужасает, а не удивляет. Так что же с ней?
- Классика, - спокойно сказал ангел. - Родители развелись со скандалом, дело дошло даже до драки. Дочь осталась жить с матерью, которая не в состоянии обеспечить их обеих. Девочка считает себя кругом виноватой неудачницей и старается помочь матери, но у неё ничего не получается, мир отталкивает с презрением. В школе она постоянно подвергается нападкам сверстников, изводящих её и доводящих до слёз, заставляя чувствовать себя ничтожеством. Жизнь впроголодь с постоянными насмешками довели её, и она нашла лучший выход из ситуации — избавить всех от себя.
- Без меня всем будет только лучше, - сказал Дэйвон, завороженно наблюдая за незнакомкой, которую от края отделяли всего несколько шагов.
- Именно, - кивнул череп. - Это логика большинства юных самоубийц. Они думают, что жертвуют собственной жизнью ради блага тех, кто постоянно изводит их и унижает. Ничего не напоминает?
Ангел засмеялся, а девочка тем временем встала на самый край и застыла, всматриваясь вниз, готовясь к падению.
- Неужели тебе не жалко её? - закричал Дэйвон, ощущая жгучее желание спасти невинную жизнь.
- Я ли должен жалеть её? - спросил ангел. - Может, жалеть её должны были те, кто довели её до самого края? Знаешь, что было бы, если б я жалел каждого мертвеца?
- Она ведь ещё жива!
- Уже нет. Для неё жизнь ничего не стоит.
Словно подтверждая его слова, девочка медленно подалась всем телом вперёд, после чего резкий порыв ветра подхватил её и утощил за собой вниз в объятия смерти.
- И так всегда, Дэйвон, - сказал череп после молчания, длившегося, казалось, вечность. - Ты всё ещё веришь в ценность жизни?
Помедлив, Дэйвон ответил:
- Верю.
- Хорошо, - сказал ангел и вновь щёлкнул пальцами. Крыша тут же испарилась, и Дэйвон вместе со своим спутником переместился обратно на землю в шумный городской квартал. Толпы сонных людей шли по улице мимо Дэйвона и его мрачного спутника, не обращая на них внимания.
Живым плевать на мертвых, которых они никогда не знали, подумал Дэйвон, машинально стараясь ни с кем не столкнуться.
- Здраво мыслишь, - похвалил его черепоголвый. - Наша с тобой последняя прогулка по миру живых явно идёт тебе на пользу.
- Я бы так не сказал. Ты показываешь мне детей, переставших видеть в мире что-то хорошее и оттого стремящихся к гибели. И для чего всё это? Чтобы я тоже счёл жизнь пустой тратой времени? Или ты хочешь, чтобы я увидел всё, что потерял и зачем-то раскаялся, прежде чем стать ничем?
- И тебя это тяготит? Разве не знаешь, что смерть — это вовсе не поражение? Умирая, ты не проигрываешь никакую битву. Жизнь — это не война, а если и война, то выиграть её никому не под силу. Твоё исчезновение из мира живых является доказательством чего угодно, но только не поражения. Разве можно проиграть самому себе? Или ты считаешь поражением свой уход, печалишься, что оставляешь людей сходить с ума от потока столь ценной жизни без тебя?
- Я не жалею о своей смерти и не смотрю назад, не стремлюсь к жизни. Я просто не понимаю, к чему всё это? Я не изменю своего мнения. Только мертвым известна ценность жизни, ценность того, что они потеряли.
- Ты во многом прав, Дэйвон, но всё-таки ценность жизни — понятие относительное. Детям, которых я тебе показывал, смешно слышать об этой ценности, поскольку они глубоко несчастны. Но человек любящий жизнь и ценящий её всегда счастлив.
- Разве я счастлив?
- Ты намного умнее живых, поскольку знаешь то, чего не знает ни один живой счастливый человек. Страх смерти, помнишь? Эта странная боязнь проиграть лишь увеличивает желание жить и наслаждаться. К тому же, я не уверен, что ты ценишь жизнь.
- Значит, ты не отрицаешь ценности жизни?
- Отрицаю. Жизнь вовсе не сокровище. Каждый человек самостоятельно придает ценность своей жизни. Сама по себе жизнь ничего не стоит, потому так легко и распространяется, зарождается даже в мертвых горах. Что нужно, чтобы создать жизнь? По сути совсем немного. Механизм всегда один и тот же, люди называют его спариванием. Это и есть то, что вы называете рождение жизни. И это что, какое-то чудо?
- Хочешь сказать, что ценность жизни зависит от людей?
- Конечно! Каждый человек сам вешает на свою жизнь ценник. И не только человек, этот принцип работает везде. Для кого-то жизнь значит многое, и он не готов променять её на смерть, боясь объявить себя проигравшим королем, потерявшим свое королевство. Для другого же жизнь ничего не значит, и он стремится к «поражению», видя в смерти истинную свободу и счастье.
Дэйвон задумчиво уставился под ноги.
- Посмотри на того мужчину в шляпе, - сказал ангел смерти и указал на другую сторону улицы. - Он банкир с годовым доходом в несколько тысяч долларов. У него есть красавица жена и двое прекрасных детей. Для него жизнь — это сказка, и он боится выслушивать от своих коллег шутки о смерти. Он боится смерти, поскольку она лишит его счастья. Он тот чудак, мечтающий об эликсире вечной жизни. Он знает цену своей жизни, а о смерти и думать не хочет, страшась того дня, когда он проиграет, потеряв всё.
- Кажется, теперь я понимаю, - произнес Дэйвон, глядя на мужчину, переходящего бодрой походкой дорогу, с опаской глядя по сторонам и ожидая опасность откуда угодно.
- Что ж, - сказал череп. Он хотел сказать что-то, но передумал. - Нам пора. Мы и так потратили много времени.
Раздался щелчок, и улица растворилась вместе со всеми прохожими, счастливая жизнь которых состояла из постоянной суеты и страха перед неизвестностью. Вместо этого вернулась знакомая чернота.
- Время имеет какой-то смысл в мире мертвых? - спросил Дэйвон своего сопроводителя.
- Нет, - ответил тот. - Просто я не хотел более задерживаться там. Итак, ты готов?
- Думаю, да.
- Ты всё помнишь, что я тебе говорил?
- Да, ценность жизни зависит…
- Я не об этом. Как себя вести ты помнишь?
- А, да, помню.
- Отлично, - удовлетворенно сказал ангел смерти. - Тогда иди, тебя ждут.
И Дэйвон шагнул вперёд в объятия тьмы, которая совершенно не пугала его. Тут же со всех сторон прямо из черноты стали возвышаться колонны, покрытые пепельно-серым мрамором, а откуда-то сверху раздался жуткий завывающий голос:
- Внимание! Аудиенция со Смертью начинается. Проситель — Дэйвон Баррет, двадцать четыре года, самоубийца. Просьба названную душу выйти в центр зала.
Смерть — это не поражение, смерть — это не поражение, повторял про себя Дэйвон. Он попробовал вздохнуть, но вспомнил, что дышать он больше не может, поэтому шагнул вперёд просто так.
Боже, Спасибо, Это Пятница!
В пятницу вечером Адриан встал на носочки и дотянулся до дверного звонка. Он точно знал, что отчим Джулии откроет дверь лишь через двадцать три секунды, но всё равно надеялся на чудо. Находиться одному в темном коридоре, где в воздухе стоял мерзкий запах тушеной капусты и плесени, а штукатурка осыпалась при легком дуновении ветерка, он не хотел. Не хотел, потому что ему было страшно. Джулия однажды рассказала ему, что по их лестничной площадке бродит завывающий старик, который ловит детей и уносит их в мешке.
- Продавать уносит, на рынок, - сказала она и засмеялась, глядя на побелевшее от страха лицо Адриана. - Ну, ты чего, испугался? Трус!
- Я не трус, - буркнул Адриан.
- Тогда подойди к тому старику и спроси, что у него в мешке.
- Нет никакого старика.
- Есть. Он ходит здесь и воет постоянно. Я его видела один раз.
Джулия наклонилась к нему и прошептала:
- Знаешь, что он спросил у меня?
- Что?
- Где квартира Адриана! - закричала Джулия и резко схватила мальчика за руку, от чего тот вскрикнул и упал.
- Я же говорила, что ты трус, - смеялась Джулия, довольная своей шуткой.
- Не трус я... и старика никакого нет, - обиженно ответил он.
Но Адриан никогда не верил в то, что говорил. В силу юности или же в силу нерешительности - он и сам не мог понять. Поэтому с тех пор он выходил на лестничную площадку осторожнее, всматриваясь в каждый черный угол. Убедившись, что никого нет, он пробегал вперед и звонил в дверь, после чего считал до двадцати трех, боясь обернуться или, не дай бог, услышать старческий вой.
Наконец послышались шаги и кряхтение, а следом щелкнул замок, и дверь открылась. Адриан облегченно вздохнул, хоть и увидел на пороге пухлое лицо совершенно не уважаемого им человека.
- А, это снова ты, - булькнул заросший щетиной мужчина и отварил дверь пошире. Адриан молча прошел внутрь, подальше от мифического, жуткого старика.
- Зачистил ты что-то, - сказал грузный мужчина, закрывая за ним дверь на шесть замков.
- Я прихожу к Джулии каждую пятницу, - сказал Адриан, снимая рваные ботинки и стараясь привыкнуть к запаху табачного едкого дыма и древности, который всегда царил в семье Джулии.
- Думаешь я запоминаю? - пробурчал в ответ мужчина. - Мало ли кто к ней когда шляется.
Адриан решил не продолжать беседу, которая всё равно повторится через неделю. Вместо этого он прошел вглубь дома, оставив одетого в рванье отчима Джулии позади. Тот равнодушно уселся на диван, покрытый пятнами от пива, и продолжил смотреть ящик, иногда почесывая горло.
Дойдя до комнаты Джулии, Адриан постучался и, не дож