МАЛЕНЬКАЯ УТОПИЯ НА ШЕСТИ СОТКАХ
Литературная биография дачи
Сегодня почти 60 % россиян хотя бы раз в году отдыхают на даче. Для меня, как и для большинства жителей страны, дача - это заветный островок покоя, отдушина среди городской суеты и бесконечных загрузок. То, что заставляет по выходным спешить из объятий города в далекий, пусть в чем-то неустроенный, но все равно родной дачный рай.
Русский феномен
Для иностранцев же dacha- одно из самых непонятных слов в русском языке. Иноземные словари выдают, что dacha (англ.), Datscha (нем.) или даже - dacia (итал.) - это русское загородное жилище, не являющееся, между тем, «домиком в деревне» и играющее в России особую социально-культурную, досуговую и хозяйственную роль. То есть это такой же неповторимый феномен, как русский балет, русская интеллигенция или, скажем, «загадочная русская душа». Это нечто такое, что даже невозможно с точностью перевести на другие языки мира, ибо присутствует исключительно в русской жизни. Не загородный дом, не огород, не площадка для пикника, а все это и еще многое другое.
Действительно, понятие «дача» знакомо иностранцам из-за популярности пьес Антона Чехова во всех странах мира - пожалуй, ни один крупные театр не обошёл «Вишнёвый сад», где дачный вопрос стоит весьма остро. Негоциант Лопахин, «из новых», поучает беспечную, непрактичную барыню: «Вы будете брать дачников самое малое по двадцать пять рублей в год за десятину, и если теперь же объявите, то, я ручаюсь чем угодно, у вас до осени не останется ни одного свободного клочка, все разберут». В хрестоматийной чеховской пьесе можно заметить интереснейшую подробность: превращение имения в дачный посёлок. Точнее, замена имения на дачу. Или даже так - создание дачи по образу и подобию имения.
Дача - от слова «давать»
А вообще, сугубо российская, казалось бы, дача ведет свое начало из Древнего Рима. В нем отставным легионерам и чиновникам давали «премии», небольшие участки земли вокруг города, - места там хватало, чтобы построить домик и разбить огород, который кормил служивого до конца жизни. Порой владельцы богатели, и домики превращались в роскошные виллы.
С концом античной эпохи между городским и сельским миром пролегла пропасть; только в XVIII веке короли и аристократы заимели привычку - кроме дворца в городе заводить себе сельское имение, где можно было укрыться от шума и светской суеты.
В России тогда же появилось понятие «дача» от слова «давать» - Петр I за особые заслуги перед Отечеством награждал подданных земельными наделами в окрестностях столицы. Дача - это то, что даётся. Изначально это были места близ Петербурга. Смысл дач - привязать аристократию к неуютной и мало устроенной питерской жизни. Но слово прижилось, хотя первоначально имело другое значение.
Во времена Александра Пушкина дачей все еще именовалось именьице под Петербургом, а потом и под Москвой. Помните? «С восхищением глядел он на ясное, бледное небо, на величавую Неву, озаренную светом неизъяснимым, и на окрестные дачи, рисующиеся в прозрачном сумраке», - это строки из недописанной повести «Гости съезжались на дачу». Также дачей называлась петергофская Александрия, выстроенная в 1830-х годах по заказу императора Николая I для нежно любимой жены - Шарлотты Прусской (после крещения - Александры Фёдоровны).
В 1844 году Николай I издал первый официальный указ о раздаче земли в Кронштадте для «постройки домиков или дач». Строгий император требовал непременно окружать дачи забором, запрещал там петь, плясать и вообще шуметь.
Дольче-вита для мещан
Но время шло - постепенно уходила Россия - поместная, Россия «дворянских гнёзд». Зато заявляла о себе буржуазия, появлялась прослойка состоятельных горожан - адвокатов, заводских управляющих, конторских начальников, …а также инженеров-путейцев, связистов, гимназических инспекторов, руководителей телеграфных пунктов….
Как заявил чеховский Лопахин: «До сих пор в деревне были только господа и мужики, а теперь появились ещё дачники». У них, разумеется, не было имений, зато был заразительный пример перед глазами - недосягаемая, непостижимая аристократия.
Вот и получается, что русская дача - это не что иное, как доступный «заменитель» барского поместья. Дачная жизнь заменяла адвокату или инженеру ту самую дворянскую дольче-вита («сладкую жизнь»), которую они знали по книгам или даже наблюдали в реальности.
К 1880-1890-м годам дачников сделалось так много, что о них стали писать рассказы, фельетоны, а модные журналы советовали носить на даче просторную и практичную одежду, не лишённую, меж тем, изящества и прелести. Издания «Дамский мир» и «Модный магазин» в летние месяцы регулярно помещали раздел, посвящённый «дачным нарядам». Разумеется, это были именно наряды, а не надоевшая одежда, которую свезли на дачу с целью доносить и выбросить! Так, дамам советовали немного ослаблять корсеты, а мужчинам - носить канотье и пиджаки из чесучи.
Дальше - больше. Вспомним всё того же Лопахина: «Все города, даже самые небольшие, окружены теперь дачами. И можно сказать, дачник лет через двадцать размножится до необычайности. Теперь он только чай пьёт на балконе, но ведь может случиться, что на своей одной десятине он займется хозяйством, и тогда ваш вишневый сад станет счастливым, богатым, роскошным...»
Но вот наступил Серебряный век с его тоской по рифмам и томительным ожиданием не то революции, не то конца света, не то…приезда новой кафешантанной дивы из Парижа. Дача - это усадьба, место идеального отдыха, это побег из города и последняя попытка укрыться от губительных страстей городской жизни.
Вдали над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздаётся детский плач, - писал Александр Блок.
Все описания дореволюционных дач похожи - это непременная речка, романтическая веранда, шум поезда в вечерних сумерках, палисадник, и - миленькая дачница.
Наиболее напряжённо и даже трагически противопоставление города и дачи звучит в рассказе Леонида Андреева «Петька на даче». Помните? Мальчик-подмастерье, проводящий дни в настоящем аду, волею судьбы попадает на дачу. Это становится для него настоящим шоком - он никогда не был в таком райском месте.
«В первые два дня Петькина пребывания на даче богатство и сила новых впечатлений, лившихся на него и сверху, и снизу, смяли его маленькую и робкую душонку». Но ничто, увы, не бывает вечным - вскоре мальчик снова оказывается в своём привычном кругу - в замызганной дешёвой парикмахерской для непритязательного люда. Что характерно, «…про город он забыл, а другое место, куда ему всегда хотелось уйти, - уже найдено».
Кстати, основой рассказа послужило воспоминание однофамильца писателя - модного и востребованного парикмахера Ивана Андреева, который вышел из самых низов общества, но к моменту написания рассказа слыл богатым и уважаемым человеком. Так что, не стоит так уж жалеть несчастного Петьку - его ждало блестящее будущее.
С легкой руки Андреева дачник сделался популярным персонажем литературы.
Вот и знаменитая насмешница Тэффи иронически отмечала: «Дачник - происхождения доисторического, или, уж во всяком случае, - внеисторического».
Ностальгия по потерянному раю
Интересно, что воспоминание о той, старой, довоенной и дореволюционной дачной жизни иной раз прослеживается в произведениях русских, советских авторов 1920-1930-х годов. Совершенно прустовское звучание - в поисках утраченного времени. Возьмём таких непохожих авторов, как Владимир Набоков и Валентин Катаев.
В набоковской «Машеньке» эмигрант, живущий в «каменном, сером мешке» равнодушного Берлина, вспоминает свою любовь. Разумеется, на фоне дачного бытия. «В сосновом перелеске, на шероховатых стволах, вечернее солнце лежало огненно-румяными полосками. Из дачных садиков доносился стук крокетных шаров…» Дача тут выступает как зримый символ России, куда нет возврата. Напыщенный и - нищий Берлин остро и драматически противопоставлен старой даче; асфальтовая злая громада, пожирающая души - навсегда ушедшей романтике русских вечеров. И главный герой отказывается от встречи с Машенькой - она попросту не возможна в подобных декорациях.
Но, что интересно, сугубо советский автор Валентин Катаев, певец революционных будней и прекрасной солнечной современности, всё-таки позволяет себе ностальгию по дачам давно ушедшего времени.
«Утром под абрикосами был накрыт громадный стол, уставленный букетами полевых цветов. Середину его занимал сдобный крендель величиной с велосипед. Все дачники были приглашены под абрикосы к утреннему чаю. День, начавшийся так торжественно, продолжался в том же духе и закончился детским костюмированным вечером с музыкой и фейерверком…»
Среди приглашённых дачников было и семейство Бачей, где папа - прогрессивный интеллигент, а сын - лучший друг революционного босяка - Гаврика. Впрочем, повесть «Белеет парус одинокий» писалась в середине 1930-х, когда русские, точнее уже - советские люди снова почувствовали вкус дачных яблок и вишен. Тогда стало вновь актуально снимать дачу на лето или хотя бы на месяц.
В 30-е годы же советской элите начали предоставлять обширные участки земли, где можно было за казенный счет выстроить дом. Но простым гражданам об этом приходилось только мечтать. Дачи в то время вручали вместе с орденами и званиями ударникам труда и прочим знаменитостям. В 1934 году по просьбе М. Горького у деревни Переделкино в сосновом лесу началось строительство дачного поселка для писателей.
Не случайно, во многих вещах Аркадия Гайдара есть упоминание о дачной жизни. Берём «Голубую чашку» и - читаем:
«Только в конце лета я получил отпуск, и на последний теплый месяц мы сняли под Москвой дачу. Мы со Светланой думали ловить рыбу, купаться, собирать в лесу грибы и орехи».