Идеал будущего Л.-С. Мерсье
(по роману «Год 2440»)
Доклад
студентки III курса в/о
гр. В-302
Паниной А.М.
Руководитель семинара:
д.и.н. Бовыкин Д.Ю.
Москва, 2018
СОДЕРЖАНИЕ:
| Введение | ||
| Характеристика источника | ||
| Обзор историографии | ||
| I. | Человек будущего | |
| II. | Общество будущего | |
| III. | Государство будущего | |
| IV. | Пути и способы достижения идеального государства | |
| Заключение | ||
| Список источников и литературы | ||
ВВЕДЕНИЕ
XVIII век принято характеризовать как Век Просвещения – время, когда в среде европейских мыслителей и философов появляются совершенно новые и радикальные идеи, касающиеся разных сфер жизни человека, общества и государства в целом.
Особый вклад в развитие философии века Просвещения оказали такие известные французские просветители, как Монтескьё, Вольтер, Руссо, Дидро и другие. Всех их отличало общее, отличное от привычной для Европы христианской идеологии, мировосприятие, характеризующееся принципами рационализма - «провозглашения всесилия человеческого разума»[1] и свободомыслия. Воплотить идеи просвещения «здесь и сейчас» было невозможно, но все дороги на пути к совершенствованию были открыты, об этом писал еще Кант, отвечая на вопрос «Что такое Просвещение?»: «Если задать вопрос, живем ли мы теперь в просвещенный век, то ответ будет нет, но мы живем в век просвещения. Еще немного недостает для того, чтобы люди при сложившихся в настоящее время обстоятельствах в целом уже были в состоянии или могли оказаться в состоянии хорошо и надежно пользоваться своим рассудком в делах религии без руководства со стороны кого-то другого. Но имеются явные признаки того, что им теперь открыта дорого для совершенствования в этом, препятствий же на пути к просвещению или выходу из состояния несовершеннолетия, в котором люди находятся по собственной вине, становится все меньше и меньше. В этом отношении наш век есть век просвещения…»[2]. Но если нельзя добиться в короткие сроки реализации кардинально новых идей в реальности, то не препятствий тому, чтобы оформить их на бумаге – разработать проекты идеального общества, соответствующего тенденциям Просвещения, живущего либо в вымышленном месте, либо в далеком будущем, а может быть и в прошлом. Таким образом «Век Разума обернулся Веком Утопий»[3].
Прежде всего Просвещение включало в себя возможность изменения человека к лучшему, достижения всеобщего счастья и торжества добродетели, а также преобразования социального и государственного строя. Несмотря на то, что жанр утопии не является продуктом века Провещения, но именно эта эпоха богата разными по своему характеру романами и трактатами, в которых философы могли изобразить идеальное, по их мнению, общество и пути их построения и установления.
Условно утопии можно поделить по принципу места, в котором разворачиваются описанные тем или иным автором события: на территории вымышленного государства, в далеком прошлом или же в будущем. Так как тяга к прошлому, к некоему «золотому веку» в некотором роде «противоречила лозунгу прогресса и реформ»[4], некоторые философы оставались равнодушны к этому жанру. Отражение просветительских идей на каком-либо вымышленном народе было делом совершенно обычным и привычным для утопий, что помимо прочего позволяло произведениям проходить через цензуру. Что же касается утопий, в которых действия разворачиваются в будущем, то это действительно был продукт Века Просвещения. Бегство в будущее становится чертой утопической традиции благодаря личности Луи-Себастяна Мерсье и его произведения «Год 2440»[5].
Луи-Себастьян Мерсье – родился в 1740 году в Париже в семье торговца и владельца лавки металлических изделий. Основное воспитание Мерсье получил дома, затем был отправлен в коллеж Четырех Наций.[6] Еще с самого детства Мерсье мог наблюдать жизненные трудности, проблемы и чаяния мелкой буржуазии в среде которой он рос.[7] Немаловажное влияние на идейное становление Мерсье оказал Ж.Ж. Руссо, что в будущем отразилось на создании ряда его теоретических трудов, в которых он обличает феодально-сословное общество, гневно обрушивается на паразитирующую аристократию и абсолютистскую монархию, подвергает критике официальное католическое учение.[8] Но особое место среди трудов Мерсье по праву занимает уже упомянутый роман «Год 2440», которому будет посвящен этот труд.
Основной целью данного исследования является определение тех стороны жизни современной Мерсье Франции, которые, по его мнению, нуждались, в преобразованиях, а также характеристика этих преобразований.
Для достижения поставленной цели необходимо решить ряд задач. Во-первых, необходимо понять на чем основываются представления об идеальном будущем у Мерсье? Как они вписываются в контекст идей Просвещения? Важно также узнать, оставил ли Мерсье в своем видении будущего неизменными со времен Франции XVIII века какие-либо институты, нормы, порядки или обычаи. И последнее, но не менее важное, понять, является ли Франция 2440 года идеальным государством по мнению Мерсье? И, если нет, то к чему ей все еще необходимо стремиться? А также, определить, какие пути достижения идеального будущего видит Мерсье.
Анализ романа «Год 2440» должен помочь узнать не только каких идей, как представитель французского Просвещения, придерживался Мерсье и грезил их реализацией в далеком будущем, но и какими «пороками», по мнению автора обладала современная ему Франция.
ХАРАКТЕРИСТИКА ИСТОЧНИКА
Совсем немного информации нам известно о главном и единственном источнике этого исследования – романе Л.-С. Мерсье «Год 2440».
Год начала написания романа – 1968, об этом автор сам пишет в комментариях ко второй главе своего произведения[9]. Подтверждение этому также находится в письме Мерсье к одному из близких его друзей, литератору Антуану-Леонару Тома от 22 июня 1768 г., где он сообщает, что приступил к работе над новым романом.[10]
Впервые роман был анонимно издан в Амстердаме в 1770 или в 1771 году[11], но вскоре он был запрещен[12]. Несмотря на это «Год 2440» быстро получил широкое распространение во Франции, где, однако, особых отзывов не получил.[13] Затем роман издавался в 1772 на английском языке, в 1792 – на голландском.[14]
Благоприятные отзывы на роман печатались в голландских журналы, что безусловно удовлетворяло Мерсье, ровно также, как и широкий интерес публики к роману, который регулярно переиздавался.[15] Издания по-прежнему выпускались анонимно, что давало повод приписывать авторство книги другими именитым современникам Мерсье – Руссо, Дидро, Вольтеру и другим, а также отрывки из романа время от времени «перекочевывали» в совершенно другие произведения.[16] В начале XIX века было выпущено тринадцатое издание романа на французском языке – последнее при жизни Мерсье.[17]
Широкий интерес вызвал роман и у заграничной публики. В Германии, например, труд Мерсье издавался дважды в 1772 и 1782 годах.[18]
В России также произведение завоевало интерес, несмотря на цензурные преграды. Первое упоминание о нем в российской печати сделано в 1782 году в периодическом издании «Утра», автор которой пока только советует делать перевод романа, и уже в 1788-1789 годы перевод двух глав публикуется в журнале «Утренние часы».[19] Автор перевода – издатель журнала И.Г. Рахманинов выбрал для публикации непосредственно главы, в которых раскрывались темы «волнующие русское прогрессивное общество того времени: отношение к крестьянству и нравственное воспитание личности»[20]. Несмотря на дальнейшую заинтересованность романом ряда личностей, он так и остался известен только крайне малой части образованных людей в России.[21]
Роман Мерсье «Год 2440» относится к жанру утопия. Главная отличительная черта этого труда Мерсье от произведений принадлежащих к тому же жанру – место, в котором разворачиваются события. До Мерсье события утопий происходят преимущественно в прошлом или в вымышленных странах и землях, здесь же мы перемещаемся на столетия вперед – во Францию 2440 года.
В своем произведении автор описывает усовершенствованное будущее Франции, которое он увидел во сне после долго утомительного разговора с англичанином, критиковавшего в своей речи французские устои и порядки.
О новой, приятно изменившейся до неузнаваемости Франции Мерсье рассказывает ученый старец, который на протяжении почти всего «путешествия» сопровождает героя по Франции XXIII века. Периодически герой вступает в диалог и с другими жителями, от которых получает ответы на бесконечный поток вопросов. Иногда диалоги сменяются пространными размышлениями на темы, волнующие автора.
Книгу эту также можно называть роман-сравнение, помимо того, что герой получает информацию о разных сферах жизни обновленной Франции, он или его спутники сопоставляют это с Францией современной Мерсье. Очевидно, что Франция XVIII века в данном контексте выступает совсем в неблагоприятном свете.
ОБЗОР ИСТОРИОГРАФИИ
Отдельных работ, посвященных исключительно разбору романа Мерсье «Год 2440» в литературе на русском языке нет, если не считать статью П.Р. Заборова «Утопический роман Мерсье»[22], размещенную в Приложении к русскому изданию романа. Все, использованные в данном исследовании труды, позволяют только косвенно соприкоснуться с поставленной проблемой.
Для того, чтобы постараться понять ход мыслей и источник возникновения идей Луи Себастьяна Мерсье, отраженных в его романе, в первую очередь необходимо было разобраться в той феноменальной эпохе, в которой он жил. Произведением, которое позволяет рассмотреть совершенно разные стороны этой эпохи, является сборник «Мир Просвещения»[23] под редакцией Венченцо Ферроне и Даниэля Роша. Данная книга составлена в форме словаря, который состоит из 42 статей. Редакторы книги, как они сами говорят, «попытались собрать и единообразно представить специфические результаты, достигнутые различными историографическими школами (американской «интеллектуальной историей», французской «социальной историей», итальянской «историей идей» и другими течениями современной исторической мысли), а также ответить – пусть даже частично и преимущественно с исторической точки зрения – на классический вопрос «что такое Просвещение?»[24]. Удобство данного труда заключается в том, что формат словаря позволяет с легкостью найти нужные для данного исследования конкретные аспекты, формирующие эпоху Просвещения.
Почему утопия – это неотъемлемая часть Просвещения позволяет понять сборник лекций доктора исторических наук Алеександра Викторовича Чудинова.[25] Благодаря этой работе можно проследить как философия Просвещения, которая по мнению Чудинова в первую очередь формировалась на принципах нового мировосприятия, отличного от христианского[26], активизирует написание ряда утопических произведений или, как сам он пишет, как «Век Разума стал Веком Утопий»[27].
Работа советского критика и филолога Лидии Аркадьевны Левбарг «Луи Себастьян Мерсье. 1740-1814.»[28] в основном содержит материалы о драматургии и театральных взглядах Л-С.Мерсье. Существенная для данной работы информация, которую можно почерпнуть из ее исследования, - страницы из биографии Мерсье.
Статьи Кушелевой Маргариты Леонидовны[29] и Михаила Давидовича Эльзона[30] помогают дать характеристику роману Мерсье, как историческому источнику, а также рассказывают о появлении романа в России и восприятии его русскими интеллектуалами.
ГЛАВА I
ЧЕЛОВЕК БУДУЩЕГО
Безусловно, для того, чтобы достичь тех преобразований в обществе и государстве, о которых пишет в своем романе Мерсье, и о которых речь пойдет далее, необходимо было, чтобы изменился сам человек. Внутренние, моральные перемены, должны были кого-то подтолкнуть к совершению долгожданных и назревших перемен, а кого-то к принятию их.
«Человеческие страсти — вот те ужасные препятствия, что стояли у нас на пути. Но, постигнув с помощью просвещения подлинные свои интересы, люди становятся справедливее и честнее. Мне кажется, что когда бы терпимость и правда воцарились во всех сердцах, миром мог бы управлять один человек. Хотя людям вашего века и свойственна была непоследовательность, они все же верно сумели предугадать, каких успехов достигнет когда-нибудь разум. »[31], - вот, что отвечает спутник героя романа на вопрос, каких усилий ими стоили перемены. Эта цитата, во-первых, может служить подтверждением тому, что роман Мерсье был написан непосредственно под влиянием идей просвещения. Во-вторых, становится понятно, что путь борьбы со страстями, мешающими всеобщему благоденствию, - следование идеям просвещения, что в свою очередь способно привести к торжеству разума. «Разум развивает то, что заложено в каждом человеке, но порой сокрыто страстями»[32], - читаем мы в историческом словаре «Мир Просвещения». Именно таких же мыслей придерживался и Мерсье.
Но просто добиться каких-либо изменений исключительно на уровне восприятия каких-либо идеи практически невозможно, а если и возможно то, только для наиболее образованной части общества. Просвещением человека в XXV веке занимаются с ранних лет. Имена французских просветителей и их идеи известны им с самого детства; «едва только дети начинают учиться, как мы вкладываем им в руки вашу знаменитую «Энциклопедию», заботливо нами исправленную»[33]. Но борьбу со страстями не только надо воспитать в человеке, ее также надо поощрять. Так, например, Мерсье рассказывает о вышитых шапках, которые вручались человеку за какие-либо заслуги: «В ваши времена умели карать людей за преступления, но ничем не поощряли их за добродетель. То был весьма несовершенный правопорядок. У нас всякий мужественный человек, спас ли он жизнь своему согражданину, предупредил ли какое-либо общественное бедствие, или совершил любой благородный и полезный поступок, получает такую шапку, и вышитое на ней, выставленное всем напоказ почтенное его имя пользуется большим уважением, нежели имя того, кто владеет огромным богатством…»[34].
Так какой же он – обновленный человек, лишенный всяческих страстей? Чтобы ответить на этот вопрос, стоит, в первую очередь отметить, что идеальная Франция 2440 года – это по-прежнему страна с сословным делением общества. Но, несмотря на это, каждый гражданин, независимо от принадлежности к тому или иному сословию, своего имущественного состояния, старается жить и работать ради всеобщего блага, никогда не впадая в праздность: «Ни одного дня не должен человек оставаться праздным: следуя за природой, которая никогда не останавливается в своей деятельности, он должен чувствовать себя виноватым, если прекращает свою. Отдых – это отнюдь не праздность. Бездействие есть реальный вред, причиняемый отчизне, и прекращение работы в сущности означает смерть.»[35].
Несмотря на свой статус, король Франции XXV века – такой же человек, как и все остальные граждане, которого помимо особо ничего не играющего в этом обществе достатка, от других отличал разве что высокий уровень ответственности за страну и за своих подданных. Наследники престола, до того, как сменить своего предшественника путешествуют по стране, посещая различные провинции. Так, они знакомятся с жизнью своих будущих подданных, что в дальнейшем должно помочь им вести правильную политику: «Он носит ту же одежду, что и прочие крестьянские дети, ест обычные блюда, ему рано преподают умеренность; впоследствии эта позволит ему лучше усвоить, что собственная бережливость должна служить примером, ложная же щедрость разоряет государство и бесчестит сумасбродных расточителей. (…) особо заботятся о физическом его воспитании, которое всегда должно предшествовать воспитанию нравственному.»[36] Таким и другими путями до него пытаются донести мысль, что он ничем не отличается от других людей, что «короли сделаны из того же теста, что и все прочие люди»[37]. Уже, будучи королем, он обязан соблюдать ежегодных трехдневный пост, который «рождает в его сердце более глубокое сострадание к людям неимущим»[38].
Использовать свое имущество и положение в обществе на благо всего народа и государство свойственно не только королю, который помимо прочего «занимается врачеванием, хирургией и ремеслами»[39], но и «самым значительным людям нации», которые «употребляют ныне свое богатство на то, чтобы вырвать у природы ее тайны, и золото, бывшее некогда источником преступлений и залогом безделья, ныне служит человечеству и облагораживает труд его.»[40]. Особо показателен и примечателен также момент, когда герой роман заходит со своим спутником в харчевню. Владелец харчевни – принц, что крайне удивляет героя, который и представить себе не может, что человек столь благородный и достаточно высокого ранга, способен быть настолько открытым обществу, использовать свои сбережения ради его блага, а не на удовлетворение собственных прихотей (вроде охоты и траты денег на «лакеев, лошадей и льстецов»[41]): в его доме всегда накрыты столы – для чужеземцев и бедняков и сам принц не гнушается присутствия всех своих посетителей и гостей.[42]
Но действительно «всеобщим благодетелем» Мерсье считает простого крестьянина, чей труд кормит целую нацию. В предпоследней главе романа «Надгробная речь поселянину»[43], перечисляются все заслуги хлебопашца. Теперь крестьянин – это не самый последний и ничем не примечательный человек в обществе, теперь он – истинный пример добродетели. По мнению Мерсье он собрал в себе все лучшие человеческие качества. Этот хлебопашец был с детства воспитан в любви к труду, которую также воспитал и в своих детях, которых у него было двадцать пять, а, затем, и во внуках. Всегда он был в хорошем настроении, никогда не оставался равнодушным не к чужому горю, не «в годину, когда решалась судьба родины». «Он всем сердцем поддерживал законный порядок, ибо обладал врожденной любовью к добродетели.»[44], - говорится в надгробной речи о хлебопашце священник, что еще раз подтверждает важное место человеческой добродетели, по мнению Мерсье, для установления должного порядка в обществе.
Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что человек будущего для автора романа «Год 2440» - это человек, который все свои материальные и нематериальные блага устремляет на пользу общества и государства.
Глава II
Общество будущего
Что представляет собой общество, которое состоит из «идеальных» людей, о которых речь шла в предыдущей главе?
Во-первых, главный принцип этого общества – равенство, а точнее стремление к его достижению. Тема равенства всегда была актуальна в кругах просветителей, она являлась одной из основополагающих идей Просвещения. В течение XVIII века представителями Эпохи Просвещения были разработаны разные эгалитарные модели.[45] Французский философ Мабли писал на тему равенства: «Мне кажется, что именно неравенство научило людей предпочитать добродетелям множество ненужных и вредных вещей»[46]. Если брать за основу эту мысль Мабли, то можно рассудить, что общество, в котором живет и развивается «идеальный» человек Мерсье, который более всего отдает свое предпочтение добродетели, должно быть основано на равенстве.
Однако, как мы уже отчасти выяснили в прошлой главе, общество, описываемое Мерсье, отнюдь не лишено имущественного и сословного неравенства. Но все же есть в этом обществе исключение из «сего губительного изъяна всех политических обществ»[47]: «Все граждане, отнюдь не будучи равны между собой, обретают естественное равенство, когда речь идет о столь чистом, свободном и столь необходимом для счастья деле, как подписание брачного контракта.»[48] Жители идеальной Франции и сами философски смотрят на вопрос неравенства, хороня принцев и простых граждан в одном гробу: «После смерти все различия между людьми у нас исчезают, и мы возвращаемся к тому равенству, которое установила природа для детей своих. Сей мудрый обычай ослабляет в сердцах народа страх перед смертью и в то же время не позволяет возноситься великим мира сего. Великими делают их лишь добродетели, высокие же звания, почет, богатство — все это стирает смерть»[49]. Неравенство не является здесь способом показательного возвышения над другими: «Сам государь наш нередко гуляет пешком среди нас; иной раз он удостаивает своим посещением наши дома. Устав от ходьбы, он выбирает для отдыха лавку какого-нибудь ремесленника. Он охотно являет нам пример того естественного равенства, которое должно царить среди людей.»[50]. Возвышение одних над другими скорее требует от первых большей ответственности перед народом, так как обладая в большей мере материальными и нематериальными благами, им необходимо делать своей нации и государству больше пользы, чтобы по крайней мере не прослыть в обществе скупердяями.
Стоит также отметить, что даже с прислугой в этом обществе обращались более чем уважительно: «Слуги находились тут же, в конце стола, они ужинали вместе с хозяевами — и от этого только больше их любили; в их обществе слуги получали уроки честности, которые облагораживали их сердца; они просвещались, слушая разговоры за трапезой; не были они ни грубыми, ни дерзкими, ибо никто больше их не унижал.»[51]
Тот факт, что Мерсье оставляет нетронутой систему неравенства даже во Франции XXV века (хоть ее жители и стремятся хоть как-то приблизится к «естественному равенству»), говорит о том, что даже будучи утопистом, автор романа осознавал, что есть вещи, реализация которых практически невозможна, даже независимо от просвещенности того или иного общества.
Несмотря на отсутствие равенства, общество это наделено различными свободами. «Все искусства, все ремесла здесь были одинаково свободны, не то что в жестокий век, век тирании и глупости, когда на промыслы накладывались оковы и от человека, стремившегося работать, требовали денежного взноса, вместо того чтобы платить ему.»[52] Свободна здесь и печать – мечта, которая была не достижима во времена, когда творил Мерсье, и которая является «подлинной мерой гражданской свободы»[53]. Об отсутствии цензуры герой романа узнает увидев человека в маске, осужденного за то, что тот написал дурную книгу: «— Но ведь прежде чем эта книга была напечатана, ее кто-то одобрил? — Помилуйте, кто же смеет судить о книге прежде, чем это сделает публика? Кто может предугадать, какое влияние окажет та или иная мысль в тех или иных обстоятельствах? Каждый писатель самолично отвечает за то, что он пишет, и никогда не скрывает своего имени. Публика — вот кто выставляет его на позор, если он оскорбил те святые принципы, на коих зиждется поведение и честность людей; но в то же время именно она поддержит его, если он выскажет какую-нибудь новую истину, способную пресечь те или иные недостатки; словом, публика — единственный судья в такого рода случаях, и только к ее голосу и прислушиваются.»[54].
Какое место в этом обществе отводит Мерсье женщинам? Этому вопросу он посвящает целую главу[55] в своем романе. Женщина в этом обществе полностью зависит от своего мужчины. Единственная их обязанность (прописанная законом) – на их плечах лежит воспитание детей и уход за домашним очагом. Мерсье утверждает, что, предаваясь только этому ограниченному кругу обязанностей, женщины могут обрести настоящее счастье, ничего более не волнует их душу и не привлекает должного внимания. Следовательно, на женщин не распространяются все выше обозначенные права и свободы, так как в виду своей деятельности они более в них не нуждаются: «Женщины от всего этого, разумеется, выиграли. Вместо пустых и скучных развлечений, которым предавались они из тщеславия, они обрели нашу любовь и наше уважение; в обладании нашими сердцами они черпают более постоянные и чистые радости, нежели в однообразной, утомительной погоне за мимолетными удовольствиями. На них полностью лежит воспитание наших детей, они единственные их наставницы; более вдумчивые и образованные, чем женщины вашего века, они способны полнее наслаждаться радостями материнства!»[56].
Очень сложно сохранить общий порядок, при котором, все члены общества остаются одинаково разумны, благожелательны и полезны для этого самого общества. Поэтому в идеальной Франции Мерсье есть «блюстители нравов – наставники, несущие повсюду свет разума»[57].
Глава III
Государство будущего
Форма правления присущая данному идеальному государству, характеризуется Мерсье, как «разумная форма правления, имеющая пользу для людей»[58]. «Монархии больше не существует. Монархические государства, как вам это хорошо было известно, хоть никаких выводов из этого вы так и не сделали, сливаются с деспотизмом, подобно тому как реки сливаются с океаном, а деспотизм рушится под собственной тяжестью.»[59], - объясняет герою романа его попутчик. Бремя власти, по мнению Мерсье, не может лежать на плечах одного человека, это слишком безрассудно, поэтому власть короля в XXV веке ограничена. Здесь также действует принцип разделения властей: законодательная власть находится в руках Собрания народных представителей, которое собирается раз в два года, исполнительная власть – в руках сената, и только особые случаи остаются в подведомственности короля.[60] Представители правительства в этом государстве – настоящие «отцы народа», которые заботятся исключительно о благе своих граждан: «Бразды правления ныне находятся в твердых руках разумных людей, действующих согласно определенному плану. Мы чтим законы, и никто не вправе считать себя выше закона, как это было в те далекие времена, на великую беду тогдашних правительств.»[61]. Отрицание абсолютной монархии Мерсье было вовсе не случайно: опасения, что политическая система Франции может выродиться в деспотизм, в середине XVII века казались отнюдь не преувеличенными[62].
Что же касается законов, то в них не осталось ничего от законов, по котором жило французское государство в XVIII веке, и, которые Мерсье характеризует, как «беспорядочное нагромождение противоречивших друг другу установлений, обветшалые, не связанные между собой понятия, нелепые заимствования»[63].
«В четырнадцать лет нас впервые знакомят с законами нашей отчизны. Каждый обязан переписать их собственноручно, и каждый приносит присягу в том, что свято будет выполнять их. Законы эти предписывают нам осведомлять правосудие о всех случаях нарушения общественного порядка, но преследуется по этим законам только тот, кто причинил обществу действительный ущерб. Каждые десять лет мы возобновляем священную эту присягу, и любой из нас, не будучи доносчиком, стоит на страже законов, бдительно следя за их исполнением.»[64]. Знакомство с законами в столь раннем возрасте свидетельствует о том, что язык законов написан уже не сухим и сложным языком, но языком весьма понятным для восприятия даже детьми. Это позволяет каждому гражданину быть в меру юридически образованным. Законы в связи с этими становятся скорее назидательными, чем карающими: тот, кто знает, что ждет его в случае нарушения закона, реже будет этот самый закон преступать, чем человек в данном вопросе не сведущий.
Религия по-прежнему существует в XXV веке, правда она уже мало чем напоминает католицизм и скорее походит на протестантизм, что в контексте большого уважения и любви к труду людей «идеальной» Франции, совсем не кажется необычным. Религия будущего очищена от множественных догм и предрассудков, которые, по мнению, как Мерсье, так и других представителей Просвещения, только мешают истиной вере. Религия Франции XXV века представляет собой разновидность той «философской» религии, о которой писали и другие просветители.[65]
Храм, в котором справляется культ, отчасти привычен для современной Мерсье Франции. Однако, отсутствие живописи и скульптур, наличие прозрачного купола[66] – все это непривычно взору героя романа и в тоже время такое «убранство» храма кажется ему естественным – только таким образом можно добиться невидимого присутствия Бога, или как они называют его – «Верховного существа», среди молящихся. Мерсье не отказывается полностью от ритуалов в пользу «естественной религии», о которой писал Руссо[67]. Люди по-прежнему собираются в храм для молитвы. Остались в этой религии и служители культа: «У нас мало священнослужителей; но все они — люди мудрые, просвещенные и терпимые; они не преследуют инакомыслящих и за это еще более любимы и уважаемы. У них одна забота — простирать чистые свои руки к престолу отца всего живого; по примеру преблагого господа, они любят людей. Их поступки, так же как и речи, исполнены мира и согласия. Потому-то, повторяю, они так всеми любимы, а святой прелат относится к остальным пастырям, как к братьям, как к равным себе.»[68].
Эта религия сохранила в себе одно из таинств, изменив его до неузнаваемости: молодому юноше, при достижении времени, когда «его разум способен воспринять картину чудес творения»[69], дают посмотреть в телескоп, а затем в микроскоп. Вот новый способ познания Творца – такой естественный и простой. Его Мерсье предлагает взамен на многочисленные тома богословских трактатов, которые во Франции двадцать пятого века оказываются под запретом[70].
Все сферы деятельности государства, о которых повествует Мерсье, работают исключительно на благо общества, в этом их высшее и единственное предназначение. Подтверждением этому может служить успешная социальная политика этого государства: «В больницу люди обращаются не затем, чтобы обеспечить себе бесплатное погребение, а потому, что здесь им скорее и лучше, чем дома, помогут исцелиться. (…) Приюта для бедных более не существует, так же как нет и Бисетра, смирительного дома, где содержатся умалишенные, а лучше было бы сказать — сводимые с ума.»[71]. Отсутствие приютов для бедных, следуя простой логике, объясняется отсутствием самих бедных.
Хлеб – самый главный продукт рациона – никогда не дорожает: «мы благоразумно устроили общественные амбары, всегда заполненные на случай голода, и не продаем неосмотрительно свое зерно за границу с тем, чтобы через месяц вновь покупать его втридорога. У нас интересы хлебопашца и потребителя уравновешены, и тот и другой получают свою долю.»[72]. Ценовая политика по другим товарам не известна, но можно предположить, что она более чем благоразумна.
Что касается экономики, то страна эта преимущественно аграрная. Большое уважение к крестьянину, о котором говорилось в I главе, вырастает из того, что земледелие здесь – источник основных доходов.[73] Распределение товаров по стране происходит исключительно посредством внутренней торговли. Внешняя торговля, как источник роскоши, владение которой тут отнюдь не поощряется, приостановлена: «Наши корабли не огибают земной шар ради того, чтобы добыть нам кошениль и индиго. Знаете, где наши золотые прииски? Где наше Перу? Они в труде и промышленности. Все то, что способствует благополучию людей, их удобствам, удовлетворению прямых потребностей природы, встречает у нас и внимание, и поддержку. Зато на все, что связано с роскошью, что подсказывается тщеславием, прихотью, суетным желанием обладать чем-то особым, исключительным, наложен строгий запрет.»[74].
Кульминацией в государственной политике, направленной, как мы могли убедиться, на благосостояние своего народа, является способ сбора налогов. Никто не заставляет население выплачивать государству налоги, каждый делает это из своих благих намерений. Хотя контроль за выплатой налогов так или иначе ведется: каждый глава семейства, после внесения суммы денег в специальный сундук, расписывается на висящей рядом доске. Вот, что пишет Мерсье о процедуре сбора налогов: «Сундук, который вы здесь видите», — сказали мне, — это и есть наш главный сборщик налогов. Сюда каждый гражданин опускает те деньги, кои надлежит ему внести для поддержания государства. В первый сундук мы обязаны ежегодно вложить пятидесятую часть всех наших доходов. Поденщик, не имеющий собственности, или человек, чьих доходов едва хватает на прожитье, налоги у нас не платит, ибо можно ли отбирать кусок хлеба у несчастного, которому приходится весь день трудиться, чтобы его заработать. Второй сундук предназначен для добровольных приношений на разного рода полезные предприятия, а также на осуществление тех проектов, что удостоились одобрения публики. Случается, что сумма взносов во втором сундуке оказывается выше, нежели в первом, ибо мы предпочитаем быть свободными в своих деяниях и щедрость наша зиждется исключительно на разуме и привязанности к своему государству.»[75]
Таким образом представляет Мерсье себе идеальное государство – государство всеобщего благоденствия.
Глава IV