Может ли слово быть без корней?

Содержание

1. Вступление……………………………………………………………………..…..3

2. Глава 2 «Тайны слов»………………………………………………………..……4

3. Глава 3 «Иконичность и личность»…………………………………………...….6

4. Глава 3 «Может ли слово быть без корней?»………………………………..…..7

5. Глава 4 «Философия имени»……………………………………………………...8

6. Глава 5«Оторванность от корней своих или современное состояние русского

языка»…………………………………………………………………………….10

7. Глава 6 «То, что вызывает недоумение»………………………………………12

8. Глава 7 «Мы в ответе за каждое слово!»……………………………………….14

9. Глава 8 «Каков язык – таков и народ!»………………………………………..15

10. Глава 9 «Лики Родины»………………………………………………………...18

11. Глава 10 «Страна иных»………………………………………………………..20

12. Глава 11 «Великий русский народ»…………………………………………...22

13. Глава 12 «Дорога к Храму»……………………………………………………24

14. Глава 13 «Тайные значения слов»……………………………………………..26

15. Глава 14 «Духовная глухота»………………………………………………… 28

16. Заключение……………………………………………………………………....29

17. Список литературы……………………………………………………………..30

Вступление

Драгоценным даром для нас стал наш родной русский язык. Это самое ценное, что досталось нам от наших предков. Русский народ на протяжении тысячелетий создал великое богатство – великую культуру слова, художественного образа, возвышающей гармонии и музыки. Но порой мы не задумываемся об этом драгоценном даре, искажая слова, наполняя нашу речь иностранными словами и сленговыми выражениями. Современное состояние русского языка оставляет желать лучшего. Процессы, которые происходят сейчас в русском языке лингвисты называют «третьей варваризацией». Первая была в Петровскую эпоху, вторая – после революции 1917 г. Происходит стремительная жаргонизация русской литературной речи, жаргонизмы все расширяют свое присутствие в языковом пространстве. Что делать, чтобы сохранить нашу русскую речь чистой и правильной для наших потомков? В этом я вижу актуальность своей работы. Наша будничная речь привычна для нас как дыхание, но в тоже время она либо исполнена Божественным отсветом, либо искалечена лукавой лексикой. Апостол Иаков связывал нашу речь с духовной жизнью, со спасением: «кто не согрешает в слове, тот человек совершенный, могущий обуздать и все тело». (Иак.3,2) Но язык- это и великая заповедь творчества: человек получил от Господа возможность творить посредством своего слова. Это и бесценное сокровище, которое мы часто бездумно расточаем.

Цель моей работы обратиться к духовным истокам, раскрывая тайны русского слова. Для достижения цели я поставила следующие задачи:

1. собрать материал по данной теме и проанализировать;

2. изучить историческое значение некоторых привычных для нас слов;

3. проанализировать состояние современного русского языка;

4. проследить связь русского языка с духовно-нравственными качествами человека;

5. проанализировать влияние этой связи на развитие личности человека.

Тайны слов

Начнем со слова человек: что оно значит в русском языке?

А.С. Шиш­ков возводит его этимологию непосредственно к понятию «слово»: слово - словек - цловек ~ чловек - человек. И дело не только в том, что таким обра­зом подчеркивается главное отличие людей, как существ словесных, мыслящих словами, от всего живого, сотворен­ного Богом, но и в том, что Слово - это прежде всего имя Са­мого Бога! На какую же неизмеримую высоту поднимает нас эта мысль, какое высокое достоинство придано всем нам. Вспомним Евангелие от Иоанна: «В начале было Сло­во, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». (Ин. 1, 1-3) Больно слышать, когда Православную веру пытаются (и попытки эти в последнее время становятся все более настойчивыми) представить всего лишь одной из религий. Можно ли с этим согласиться? Ни в коем случае. Ведь Господь Бог наш Иисус Христос, в Которого мы веруем, личностен. Именно в этом заключается коренное отличие нашей веры от иных религий. Гос­подь был явлен нам, воплотившись, жил среди нас, учил и исцелял нас, радовался и горевал вместе с нами, принял за нас крестные страдания. И разве не этим сокровенным делится с нами святой апостол Иоанн: «О том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, о Слове жизни,- ибо жизнь явилась и мы видели и свидетельствуем, и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам, - о том, что мы видели и слышали, возвещаем вам, чтобы и вы имели общение с нами: а наше общение- с Отцем и Сыном Его, Иисусом Христом». (1 Ин. 1, 1-3) И далее: «Сей ученик и свидетельствует о сем, и написал сие; и знаем, что истинно свидетельство его».(Ин. 21, 24)

Давно известно, что восприятие какого-либо предмета или явления во многом зависит от того, с каких позиций мы их воспринимаем. Меняется ракурс - и тогда слова, привычные слуху и не сулящие, казалось бы, ничего нового, приобретают совершенно иной смысл. Блистают - как дивной красоты алмаз - многоцветием граней. И тогда по-новому осознаешь, кажется, давно известное: что в том же слове образование содержится очень важная для всех нас- и тех, кто учит, кто учится- информация. Ведь корень этого слова- образ, то есть икона.

Сам язык наш многомудрый подсказывает нам, что самое главное для «образователей» всех ступеней вовсе не передача суммы неких знаний. Это подразумевает­ся само собой. Куда важнее, оказывается, восстановление в человеке образа Божия. Да-да, извечное христианское стремление вернуть человеку, созданному по образу и подо­бию Божию, иконичность, некогда им трагично утрачен­ную. Нам, «Иванам, не помнящим своего высочайшего род­ства», русский язык настойчиво напоминает о нем, зовет прежде к постижению - еще до законов физики и химичес­ких формул, до математических уравнений и правил грам­матики - именно этого совершенства. А потому и безобра­зие - есть именно потеря образа Божия.[1] И как же понятна становится наша любовь к иконам, трепетное к ним отноше­ние, ведь образ всегда стремится к первообразу.

Такой же подход нужен и к слову наказание. В процессе образования и воспитания никак не обойтись без наказания, однако понимать его нужно не как истязание, а как дачу на­каза, то бишь наставления. Словом, наказание есть не что иное, как важная органичная составляющая этого процесса.

Иконичность и личность

Тут же возникает вопрос: человек есть икона?! А как же убийцы, террористы, воры, вся­кого рода проходимцы, которым несть числа. Парадоксаль­ность (но только внешняя!) заключается именно в том, что и они, так страшно распорядившиеся данной им божествен­ной свободой воли, - тоже созданы по образу и подобию, то­же иконы, только порой поврежденные до неузнаваемости.

Восстановить утраченную иконичность под силу ее Со­здателю, Которому, в отличие от людей, все возможно. Так это происходило в истории христианства со многими святыми. Так случилось и с Савлом, который непостижи­мым для нас Промыслом Божиим из неистового гонителя христиан превратился в святого первоверховного апостола Павла. Так случилось в одночасье на Голгофе с благоразум­ным разбойником, который принес искреннее покаяние и первый последовал вослед за воскресшим Спасителем в рай.[1]

Думаю, с понятием иконичности тесно связано понятие личности. Вспомним, сколько копий было сломано, сколь­ко слов потрачено педагогами и философами, писателями и политиками, всевозможными специалистами в области об­разования и воспитания по поводу формирования гармони­чески развитой личности, как непримиримы порой их по­зиции в определении самого главного - критериев этой самой личности. И это изрядно поднадоевшее: а Наполеон личность? А Чингисхан? А Сталин?

Нельзя не обратить внимания на то, что «номинантами» на роль личностей, как правило, выступают люди, пролив­шие моря крови. И разве это не красноречивое свидетельст­во нашей ущербности? Ведь обретение личности - это, прежде всего прочего, уподобление Тому, Кто есть носитель Лика. И именно по этому пути шли все наши святые, иного просто нет.

Что же касается пресловутых критериев, то о них убеди­тельно свидетельствует Евангелие: это слова и поступки са­мого Христа. Личность - это Тот, Кто, будучи Господом, сми­ренно умывает пыльные ноги своим ученикам, простым галилейским рыбарям. Личность - это Тот, Кто с необозри­мой высоты Голгофского Креста, истекая кровью, зверски избитый и оплеванный, оклеветанный и осмеянный, распятый, одного взмаха ресниц Которого было бы достаточно, чтобы смести всю эту толпу, все это воинство, весь этот неблагодарный, погрязший в мерзостях мир, - просит Отца твоего Небесного: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают». (Лк.23,34)

Может ли слово быть без корней?

Вы никогда не задумывались о том, почему нам так больно, именно больно, смотреть на избитое, обезобра­женное лицо другого человека? Ответ я нашла совсем недавно, прочитав статью в газете «Благовест». Автор этой статьи Василий Ирзабеков.

«Несколько лет назад, ока­завшись во время паломнической поездки в Никольском женском монастыре города Арзамас, с болью в сердце при­пал к иконе Пресвятой Богородицы, над которой глумились в бесовском опьянении безбожники, изрубив топором изоб­ражение глаз Пречистой. Но свершилось Божье чудо - и над шрамами заново проявились очи Приснодевы, как вечное на­поминание всем нам о том, что святыня поругаема не бывает».[2]

А разве человек - не святыня? Разве допустимо для нас, православных, называть несчастных, обездоленных людей, несущих на себе пусть замутненный, но отпечаток Бога, постыдной аббревиатурой бомж, позабыв, что подоб­ных людей на Руси всегда называли бродягами, бедолагами, горемыками, бездомными, босяками, что - помимо простой человечности самого слова - очень точно отражало их со­стояние.

Все это случилось неспроста. Искажение языка - это одно из позорных свидетельств отпадения русского челове­ка от Бога. Именно тогда человек попросту перестал рассматри­ваться власть предержащими как творение Божие, как Его образ. Только так могло появиться и позорящее человечес­кий образ слово рыло, столь печально укоренившееся среди так называемого «простого народа». Вот и запасаются те­перь молодые люди к праздникам спиртным и снедью в расчете не на человека, а на рыло. Почти по Гоголю![2]

Философия имени

Но не только понятий и восприятий коснулись искажения. Искажения коснулись и имен. Случай описанный в статье Василия Ирзабекова вызвал у меня и моих одноклассников приступ гомерического хохота, вы только представьте себе: отец семейства в одной из южных республик бывшего СССР очень ждал рождение сына, в семье уже были три дочери. Дождавшись, наконец, рождения вожделенного сына, он назвал его - Нэрд. Оказа­лось, такого имени нет ни у одного народа, так что в ЗАГСе поначалу отказались записывать малыша. Не мудрено. Ведь это была аббревиатура, придуманная отцом, которая расши­фровывалась как научный эксперимент Рагима Джавадова. Но отца не остановило то, что такого имени нигде нет. Проявив настойчивость, отец на целых шестнадцать лет (пока у парня не появилась законная воз­можность самостоятельно взять нормальное благозвучное имя), испоганил жизнь своего единственного наследника, собственноручно сделав его объектом многочисленных насмешек и издевок сверстников.[2]

А чего стоят эти аббревиатуры, используемые в советское время вместо имён: Даздрапермы (да здравствует первое мая), Вилены (Владимир Ильич Ленин), Марлены (Маркс и Ленин), Урюрвкосы (ура, Юра в космосе).

Даже ребёнок знает, что «как вы судно назовёте, так оно и поплывёт». Так почему же родители не думали тогда и, порой, не думают сейчас, когда нарекают своё чадо новомодным именем, что тем самым они лишают своего ребёнка дорогого святого имени?!

Вспомним, как завораживает нас родословие Иисуса Христа с первых же строк Евангелия от Матфея. Вспомним, как начинаются молитвы наши: «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа! »

И это неудивительно, ведь имя - мистический образ личности! Более того, наше отчество связывает нас с нашим отцом, а фамилия- с целым родом не просто звуковым и графическим образом.

«А то, что имя есть жизнь, что только в слове мы общаемся с людьми и природой, что только в имени обоснована вся глубочайшая природа социальности во всех бесконечных формах ее проявления, это все отвергать- значит впадать не только в антисоциальное одиночество, но и вообще в античеловеческое, в антиразумное одиночество, в сумасшествие. Человек, для которого нет имени, для которого имя только простой звук, а не сами предметы в их смысловой явленности, этот человек глух и нем, и живет он в глухонемой действительности. Если слово не действительно и имя не реально, не есть фактор самой действительности, наконец, не есть сама социальная действительность, тогда существует только тьма и безумие и копошатся в этой тьме только такие же темные и безумные, глухонемые чудовища. Однако мир не таков», - писал А. Ф. Лосев в книге «Философия имени»[3]