Нёсколько близкихъ отцу Владимиру Шикину людей видёли необыкновенные сны, въ которыхъ Государь говорилъ съ ними о необходимости глубокаго покаян\я Росс\и.
Раба Божи\я Ксен\я: "Особенно чтимый мною день уб\ен\я святой Царской Семьи былъ, по милости Бож\ей, отмёченъ серьезными проповёдями, какъ за всенощной, такъ и послё Божественной Литург\и. И утёшало это подлинное почитан\е любимыхъ святыхъ и здёсь, въ Дивеево, далеко отъ Москвы. Недавно услышала отъ отца Владимира: "Государь Николай II и его Августёйшая Семья - главные святые, при покаянной всенародной молитвё къ которымъ можетъ быть измёнена сегодняшняя ситуац\я".
18 \юля этого года получила въ руки брошюру, поразившую меня своимъ содержан\емъ. Въ этомъ сборникё были тексты о близящемся приходё антихриста: "Шенгенская зона", "Еще разъ о числё 666"...
Не скажу, что наборъ свидётельствъ о близгрядущемъ антихристё былъ для меня новымъ. Но фактическ\й матер\алъ этихъ документовъ поистинё ошеломлялъ. Кончила читать къ половинё третьего ночи. Изъ души вырвались невольные слова молитвы: "Милостивый Господи, что же это за ужасъ! Как\е сверхчеловёческ\е силы брошены на то, чтобы уничтожить Росс\ю - Православ\е, самое имя русскихъ, а мы, христ\ане, въ такомъ слабомъ, бездёйственномъ состоян\и. На насъ идетъ лавина, а мы какъ будто дремлемъ... Нужно же что-то дёлать... Боже мой, смилуйся надъ Росс\ей!" Въ тё минуты я съ рёдкой болью ощущала, какъ мало и слабо мы молимся, бездёятельны, какъ неглубоко страдаемъ за Родину, погибающихъ близкихъ, самое себя. Сколько я еще не спала - не знаю. Заснула и вижу сонъ. Въ Росс\и война. Меня ведутъ по быстро темнёющимъ улицамъ. Нигдё ни единаго огня. Глубина улицъ дышитъ опасностью и угрозой. Но не страшно - я подъ охраной Небесныхъ Силъ Безплотныхъ. Меня ведутъ въ штабъ-квартиру военныхъ дёйств\й. Входимъ. Слышу о предстоящей высокой ауд\енц\и - сейчасъ я предстану передъ Государемъ и Государыней. Не вёрю сама себё. Неужели сейчасъ увижу тёхъ, кто безгранично для меня велики и дороги? Съ сильнёйшимъ волнен\емъ: "ведь я недостоинъ а!" - переступаю порогъ. Склоняюсь въ поклонё, касаясь правой рукой пола. Со страхомъ и трепетомъ поднимаю голову. На меня привётливо смотрятъ два свётлыхъ знакомыхъ лица - Государь Императоръ Николай II и Государыня Императрица Александра Феодоровна. Поражаютъ необыкновенные доброжелательность и простота. Забытая нами учтивость. И удивительное, разкрепощающее чувство: они меня давнымъ-давно знаютъ, будто съ дётства, и такъ, какъ могутъ знать только самые близк\е - мать…, которой у меня давно нётъ.
Съ благоговён\емъ смотрю на Государя, который что-то живо и свётло говоритъ мнё. Улыбается. Глаза син\е, больш\е, затёнены сокровенной заботой-печалью, такъ глубоко не внёшней... Глаза человёка, который знаетъ то, что намъ неизвёстно и несетъ бремя непомёрно серьезной ситуац\и, за которую онъ отвёчаетъ. Пытаясь передать выражен\е этихъ глазъ, чувствую явную свою недостаточность, столь большое, невысказываемое впечатлен\е производитъ то, что ихъ наполняетъ. Серый военный китель, перетянутый ремнями - весь обликъ легк\й, стройный. Государь безъ царскихъ регал\й, но безусловно, что онъ - Главнокомандующ\й.
Государыня въ бледно-серомъ закрытомъ платьё, съ прекраснымъ и, я бы смела сказать, изможденнымъ лицомъ. Выражен\е, которое освящаетъ лики святыхъ послё ночи слезной молитвы. Скорбное знан\е (о грядущихъ событ\яхъ?). Позже это выражен\е напомнило мнё слова изъ ея письма: "Помолимся о забывающихъ молиться и о всёхъ людяхъ". Думая объ этомъ, хочется плакать: "Государыня-матушка, какъ тяжко молиться о насъ, забывающихъ молиться по-настоящему. Но именно этому ты учила своихъ дётей, а теперь всёхъ насъ, такъ какъ являешься Матерью всей Росс\и, какъ Государь продолжаетъ быть ея Отцомъ".
Быть можетъ отъ переживаемаго волнен\я (и тайнаго дётскаго восторга) - ничего не запоминаю изъ сказаннаго мнё въ началё. Первая фраза, которую отчетливо помню: "Не могли бы вы поискать среди вашихъ близкихъ художника, который захотёлъ бы отдать силы на служен\е Царскому дёлу?" Всеусиленно пытаюсь вспомнить нужное лицо (для этихъ людей - нужно сдёлать все! отдать все!)- никого не припоминаю. Склоняю голову передъ ихъ Величествами и горячо обёщаю, что этимъ немедленно займусь.
Сразу же послё первыхъ привётливыхъ фразъ и небеснаго дара довёр\я, которымъ меня совершенно незаслуженно окружаютъ, - Государь приглашаетъ за столъ. Размещаемся на стульяхъ. Государыня сидитъ на небольшомъ диванё, придвинутомъ къ этому же столу. Остаюсь подъ впечатлен\емъ ея непрерывной сосредоточенной молитвы. Обстановка кабинета собранная, строгая, вещи старинные, но простые - никакой роскоши.
Несмотря на то, что все мое возпр\ят\е необыкновенно обострено и слушаю со всецёлымъ вниман\емъ - проснувшись, конкретныхъ словъ возстановить не могу. Только понимаю: все, о чемъ говорилъ Царь, уже безъ единой улыбки - было безконечно важно для него. И въ высшей степени важно для меня: вызывало глубочайш\й внутренн\й откликъ. (Рёчь шла о серьезности сегодняшнего положен\я въ странё и о взволновавшей меня темё близящегося антихриста). И послёдняя фраза, запечатлевшаяся во мнё съ большой ясностью: "Мы съ Государыней просимъ васъ передать вашимъ друзьямъ и знакомымъ: необходимо позвать людей, которые могли бы посвятить себя служен\ю Богу, Царю и Отечеству въ это апостас\йное время".
Въ тотъ мигъ, когда внимала стоящему напротивъ меня Государю - сознавала всю значимость этихъ словъ. Во всемъ обликё и выражен\и лицъ Государя и Государыни въ этотъ моментъ было что-то особенное, глубоко содержащее, очень большое.
Была взволнована до глубины души, какъ будто пр\общилась внутреннимъ невысказаннымъ страдан\ямъ этихъ необыкновенныхъ людей. И живу съ новымъ знан\емъ о необходимости для Росс\и преданныхъ вёрноподданныхъ, способныхъ отозваться на призывъ Царя.
И сейчасъ, какъ тогда, изпытываю чувство глубокой вины передъ нашими Небесными покровителями. Мы здёсь въ суетё заботъ о своихъ, нерёдко преувеличенныхъ, потребностяхъ, сытости, покоё. А они продолжаютъ приносить Себя въ жертву за Росс\ю - въ великомъ напряжен\и, въ безмёрномъ духовномъ подвигё трудовъ и молитвъ о насъ, недостойныхъ. И Государь во главё Священной войны за спасен\е страны.
Викторъ С. свидётельствовалъ, что передъ лицомъ Государя онъ ощутилъ себя въ потокё его глубокой отцовской любви. "Мнё было открыто, - пишетъ онъ, - что этотъ даръ Христовой любви данъ Государю по отношен\ю къ каждому изъ его подданныхъ". Въ свётё этой всеподлинной, ничёмъ нами не заслуженной, проливаемой съ Небесъ на насъ, грёшныхъ, любви - мы должны принести Царю сугубое покаян\е.
Помню бёлаго, какъ лунь, согбеннаго старца – сх\архимандрита Серафима (Тяпочкина). Физическаго голоса, кажется, уже не было - остался шелестъ, но было внятнымъ каждое слово. Невозможная тишина. Переполненный храмъ безмолвно плакалъ. Малословная проповёдь. Батюшка говорилъ о предательствё Господа. Весь последующ\й смыслъ проповёди можно вложить въ два слова: "Ведь мы же - \уды! Мы всё - \уды..." И слезы по впалымъ щекамъ - не каплями - потоками, двумя ручьями струились съ бороды на амвонъ. Пережитое въ тё минуты не поддается описан\ю... Это и есть - слово о насъ - о Росс\и. И мы считаемъ, что не совершили въ жизни смертныхъ грёховъ?!
Святые Царственные великомученицы, молите Бога и вымолите насъ, всепрегрёшившихъ передъ вами!
АКАФИСТЪ