Попытка охарактеризовать язык Н.В. Гоголя предпринималась А. Белым, который писал: «... Гоголя читают и не видят, не видят доселе, что нет в словаре у нас слова, чтобы назвать Гоголя; нет у нас способов измерить все возможности, им исчерпанные: мы еще не знаем, что такое Гоголь; и хотя не видим мы его подлинного, все же творчество Гоголя, хотя и суженное нашей убогой восприимчивостью, ближе нам всех писателей русских XIX столетия» (Белый).
В.В. Розанов дополняет своего современника: «Нет в литературе нашей более неисповедимого лица, и, сколько бы в глубь этого колодца вы ни заглядывали, никогда вы не проникнете его до дна; и даже по мере заглядывания все менее и менее будете способны ориентироваться, потеряете начала и концы, входы и выходы, заблудитесь, измучитесь и воротитесь, не дав себе даже и приблизительно ясного отчета о виденном. Н.В. Гоголь - очень таинствен; клубок, от которого никто не держал в руках входящей нити. Мы можем судить только по объему и весу, что клубок этот необыкновенно содержателен...» (Розанов).
Известно несколько исследований середины XX века о синтаксисе Н.В. Гоголя. Лингвисты обращали внимание на сложность синтаксического строя поэмы «Мертвые души», в отличие, например, от синтаксиса пушкинских прозаических произведений. Ранее А. Белый писал: «Стереотип прозаической фразы А.С. Пушкина: она - коротка; она точками отделена от соседних: существительное, прилагательное, глагол, точка; строй таких фраз подобен темперированному строю Баха. У Н.В. Гоголя фраза взорвана, разметанная осколками придаточных предложений, подчиненных главному, соподчиненных между собой; нарушено равновесие между существительным, прилагательным, глаголом; вместо «1+1+1» - например, «3+1+5»...» (Белый).
Уже современники Н.В. Гоголя чувствовали необычность его индивидуального стиля. В.Г. Белинский отмечал: «... как всякое глубокое создание, «Мертвые души» не раскрываются вполне с первого чтения даже для людей мыслящих: читая их во второй раз, точно читаешь новое, никогда не виданное произведение. «Мертвые души» требуют изучения» (Белый).
-50-е годы XIX века считаются революционной эпохой в истории русского литературного языка. Как пишет В.В. Виноградов, в это время «обозначились принципы и приемы более широкого нового национально-демократического перерождения литературной речи» [Розенталь, с. 379].
Констатируя, что «национальный язык для Н.В. Гоголя - форма национального самоопределения» [Виноградов, с. 413], В.В. Виноградов намечает дальнейшие пути исследования языка писателя. В своем фундаментальном труде «Очерки по истории русского литературного языка XVII-XIX веков» он исследует в основном лексическую, отчасти фразеологическую и стилистическую эволюцию русского литературного языка.
Н.В. Гоголь заложил основы дальнейшей демократизации русского литературного языка во второй половине XIX века. Язык Н.В. Гоголя, по словам В.В. Виноградова, представляется «наиболее полной системой литературного выражения, включавшей в себя не только стили литературного языка предшествующей эпохи, но и отражавшей сложный поток социально-групповых диалектов города и деревни» [Виноградов, с. 378]. Вместе с тем язык писателя, пришедшего в Россию из Украины, не был скован «традициями и нормами старорусской аристократической речевой культуры: он пестрел диалектными «неправильностями» [Виноградов, с. 379]. И все же эволюция стиля Н.В. Гоголя анализируется ученым в русле «общей языковой жизни эпохи». В языке Н.В. Гоголя диалектически совмещались революционные и архаистические, реставрационные тенденции. История изменений гоголевского стиля осложняется еще двуязычием Н.В. Гоголя, смешением в его литературной системе разных элементов русского языка с формами языка украинского. И все же языковая и стилистическая эволюция Н.В. Гоголя тесно связана с общей языковой жизнью эпохи.
Самостоятельное отношение Н.В. Гоголя ко всем основным вопросам литературно-языковой борьбы 30-40-х годов не сразу установилось и определилось. Оно менялось в течение 30-х годов, и лишь к самому концу их наметились твердые основы широкой, стройной и цельной литературно-языковой концепции. «Мертвые души» явились литературным манифестом, раскрывавшим сущность русской национально-языковой политики в понимании Н.В. Гоголя [Виноградов, с. 379].
Известно внимание Н.В. Гоголя к формирующемуся русскому национальному стилю, отличительными чертами которого он признает объективизм, реализм и лаконизм. Н.В. Гоголь «доводит до предела» творческий метод, найденный А.С. Пушкиным. Он «смешивает разные стили литературного языка с разными диалектами устной речи». «В недрах национальной речи Н.В. Гоголь находит еще не использованные русской литературой залежи «коренных» русских «сокровищ родного слова» [Виноградов, с. 407].
Как видим, изучение творчества Н.В. Гоголя проводилось в русле исторической лексикологии и стилистики. Области синтаксиса произведений Н.В. Гоголя достаточного внимания не уделялось, а если и уделялось, то только поздним произведениям, например, поэма «Мертвые души». Мы считаем необходимым рассмотреть «Вечера на хуторе близ Диканьки», поскольку это произведение относится к числу ранних произведений Н.В. Гоголя, ко времени, когда писатель еще испытывал влияние романтизма, а также эстетики украинского барокко, особенностью которой была пышность, в том числе и пышность языка художественных произведений.