Шумеры не сумели создать философии в общепринятом смысле этого слова. Им никогда не приходило в голову, что истинная природа вещей или их представления о вещах могут быть поставлены под сомнение, а потому у них отсутствовала такая отрасль философии, как гносеология (теория познания).
Тем не менее шумеры размышляли и строили предположения о природе вселенной, и прежде всего о ее происхождении и устройстве, и о законах мироздания. Есть все основания предполагать, что уже в III тысячелетии до н. э. в Шумере были мыслители и педагоги, которые пытались ответить на подобные вопросы и для этого разработали свою космологию и теологию. Созданная ими система взглядов оказалась настолько убедительной, что ее безоговорочно приняло большинство стран Ближнего Востока.
Однако тщетно было бы искать в литературе шумеров систематического философского изложения их космологии и теологии. Мыслители Шумера еще не овладели тем незаменимым оружием познания, которое мы воспринимаем как нечто само собой разумеющееся: они не знали научного метода определения и обобщения, без которого наука никогда бы не достигла современного уровня. Возьмем хотя бы такую очевидную истину, как взаимозависимость причины и следствия. Мыслители Шумера, несмотря на то что повседневная жизнь давала им тысячи примеров такой взаимозависимости, так и не сумели вывести из них общего и всеобъемлющего закона: «Каждое следствие имеет свою причину». Не удивительно, что почти все сведения о шумерской философии, теологии и космологии приходится сегодня собирать по крохам из отдельных литературных произведений, в частности из мифов, эпических сказаний и гимнов.
|
|
Какими же «научными» данными располагали шумеры? Из чего они исходили в своих представлениях о мире, которые ложились в основу их философских построений и теологических доктрин?
Для шумерского философа или педагога главными элементами мироздания были земля и небо. Поэтому они называли вселенную «ан-ки», что означает «небо-земля». Земля, по представлениям шумеров, это плоский диск, а небо — пустое пространство, опирающееся наверху и внизу на твердую поверхность. Из какого материала была, по их мнению, эта поверхность, до сих пор неясно. Поскольку шумеры называли олово «небесным металлом», можно думать, что она считалась оловянной. Между землей и небом располагался третий элемент — «лиль»; это слово означает (приблизительно) «ветер» (воздух, дуновение, дух). Его главной отличительной чертой, очевидно, считалось движение и способность занимать пространство, что приблизительно соответствует нашему понятию «атмосфера». Солнце, луна, планеты и звезды созданы из того же вещества, что и атмосфера, но, кроме того, обладают способностью светиться. «Небо-земля» сверху, снизу и с обеих сторон окружены бесконечным океаном, в котором они каким-то образом сохраняют неподвижность.
Исходя из этих основных представлений, которые им казались очевидными и непреложными, шумерские мыслители и строили свою космогонию. Вначале, по их мнению, был первозданный океан. Судя по некоторым данным, можно предположить, что шумеры считали этот океан своего рода «первопричиной», «первым двигателем», не задаваясь мыслью о том, что же предшествовало океану во времени и пространстве. В этом первозданном океане каким-то образом зародились небесный свод и плоская земля, отделенные друг от друга движущейся и всепроникающей «атмосферой». Затем из атмосферы были созданы светящиеся тела: солнце, луна, планеты и звезды. Далее, после отделения неба от земли и возникновения светоносных астральных тел, появились растения, животные и, наконец, человек.
|
|
Но кто же создал вселенную и кто заставляет ее совершать свой круговорот день за днем, год за годом, на протяжении бесчисленных веков? Насколько нам известно из наиболее древних письменных источников, шумерские теологи не сомневались в том, что существует целый пантеон живых существ, похожих на людей, однако бессмертных и наделенных сверхчеловеческим могуществом, которые незримо управляют ходом мироздания по непреложному плану, в соответствии с незыблемыми законами. Каждое из этих антропоморфных, но сверхъестественных существ ведает определенной частью мироздания и действует по строго определенным правилам. Одному поручено следить за землей, другому — за небом, остальным — кому за морем, кому за воздухом, кому за тем или иным крупным небесным телом (солнцем, луной, отдельными планетами и т. д.). В шумерском пантеоне были божества, ведавшие ураганами, бурями и ветрами в атмосфере; реками, горами и равнинами на земле. Были особые божества для каждого города, страны, плотины, канала, для каждого поля и хозяйства, и даже божки для таких орудий труда, как мотыга, плуг, форма для выработки кирпича.
К подобному непреложному для них убеждению шумерские теологи могли прийти только путем логических умозаключений, потому что никто из них, разумеется, никогда не видел ни одного из этих многочисленных человекоподобных божеств. Они исходили из структуры человеческого общества, каким они его знали, то есть судили о неведомом по хорошо известному. Они видели, что страны и города, дворцы и храмы, поля и угодья — короче, все в общественной жизни и сфере производства — управляется, содержится, контролируется и возглавляется живыми человеческими существами, без которых страны и города обречены на запустение, дворцы и храмы обращаются в руины, а посевы засыхают. Поэтому, рассуждали они, и вселенная со всеми ее составными элементами тоже должна управляться, содержаться, контролироваться и возглавляться живыми существами, имеющими облик людей. Но поскольку вселенная неизмеримо больше всех поселений человека, поскольку строение ее неизмеримо сложнее, эти живые существа должны быть гораздо могущественнее простых людей. Прежде всего они должны быть бессмертными. Ибо если они умрут, во вселенной воцарится хаос и придет конец света — перспектива, которая, по вполне понятным причинам, не устраивала шумерских мыслителей. Этих антропоморфных, но в то же время сверхъестественных и бессмертных существ шумеры обозначали словом «дингир», которое мы переводим как «бог», «божество».
|
|
Какова была структура этого божественного пантеона? Прежде всего, — для шумеров такое предположение вполне естественно, — божества занимали в их пантеоне различные места в соответствии со значением каждого. Вряд ли божество мотыги или формы для выработки кирпича могло сравниться с богом солнца. Бог плотин и каналов тоже не мог быть одного ранга с богом, ведавшим всей землей. Вполне естественно, что, по аналогии с политической организацией своих государств, шумеры поставили во главе пантеона главного бога, которого остальные божества признавали своим правителем или царем.
Таким образом, шумерский пантеон представлял собой нечто вроде собрания под председательством верховного правителя. Следующими за ним по рангу были семь богов, «вершащих судьбы», и пятьдесят так называемых «великих богов». Однако самое любопытное подразделение, установленное шумерскими теологами, заключалось в том, что они различали божества созидательные и несозидательные. Это вытекало из их представления о вселенной. Поскольку главными ее элементами были небо, земля, море и атмосфера, все прочие явления могли существовать лишь в рамках этих четырех элементов. Отсюда нетрудно прийти к заключению, что четыре бога, ведавшие небом, землей, морем и воздухом, были созидательными богами и что они создали все сущее, каждый в своей области, в соответствии с заранее разработанным ими планом.
Что касается метода созидания, которым пользовались эти боги, то здесь шумерские философы выдвинули доктрину, которая была впоследствии принята на всем Ближнем Востоке, — доктрину о созидательной силе божественного слова. По их учению, богу-творцу достаточно было что-либо задумать, а затем произнести слово и назвать имя. Вполне возможно, что представление о созидательной силе божественного слова возникло в результате наблюдений над человеческим обществом. Если человек, правитель, мог достичь почти всего, чего ему хотелось, силой приказа, — всего лишь силой слова, слетевшего с его уст, — почему бы сверхмогущественным бессмертным богам, правителям четырех стихий вселенной, не достичь своим божественным словом гораздо большего? Но возможно также, что столь «облегченное» решение проблем космологии, при котором единственное значение имели мысль и слово, просто отражало стремление уйти от реальности, подменить действительное желаемым, что характерно почти для всех людей в тяжелые периоды их жизни.
Одновременно шумерские богословы создали вполне удовлетворявшую их концепцию, которая объясняла, каким образом взаимодействовали природные и общественные явления после их создания. По их мнению, эти явления взаимодействовали гармонично и беспрерывно, не вступая между собой ни в какие противоречия. Этому представлению соответствовало шумерское слово «ме», точный смысл которого до сих пор не установлен. Можно предположить, что данное слово обозначало комплекс правил и закономерностей, предписанный каждому явлению природы или общества создавшим их божеством, дабы эти явления всегда подчинялись заранее задуманному плану. Это был еще один — разумеется, неглубокий, но не столь уж нелепый — ответ на поистине неразрешимую загадку мироздания. Впрочем, такой ответ прикрывал труднейшую проблему космологии оболочкой малозначащих слов.
У шумеров не было литературного жанра, аналогичного ученым трактатам философского, космологического или богословского толка. Поэтому современному исследователю приходится «выкапывать» факты, относящиеся к их мировоззрению, из многочисленных мифов, дошедших до нас полностью или частично. Задача весьма нелегкая, потому что создателей и переписчиков мифов нельзя отождествлять с философами и богословами. С точки зрения психологии и темперамента, поэт и мыслитель — натуры прямо противоположные. Впрочем, качества того и другого, конечно, могли соединяться и в одном человеке.
Мифы записывались писцами и поэтами, главной задачей которых являлось прославление богов и их деяний. В отличие от философов они не были заинтересованы в открытии каких-либо космологических или теологических истин. Они принимали на веру существовавшие в те времена теологические представления и нормы, не думая о том, как они возникли и утвердились. Целью творца какого-либо мифа было создать такую поэму, которая бы объясняла одно из общепринятых теологических представлений в живой, занимательной и убедительной форме. Ему не было дела до логических аргументов и доказательств. Он обращался не к разуму, а к чувствам. Поэтому основным его оружием были не логика, не обоснование, а воображение и выдумка. Создавая мифы, поэты, не колеблясь, придумывали для своих героев, исходя из поведения, людей, такие положения и побуждения, которые зачастую не имели ничего общего с логическим и теоретическим мышлением. Точно так же они без колебаний вводили в свой рассказ фольклорные сказочные мотивы, весьма далекие от рациональных космологических исследований и представлений.
Невозможность отличить шумерского философа от сказителя сбила с толку многих исследователей Древнего Востока, особенно тех, кто в угоду широкой публике больше заботился о религиозных догматах, нежели об установлении истины. Такие исследователи либо недооценивают, либо переоценивают мыслителей древности, бросаясь из одной крайности в другую. Рассуждают они так: с одной стороны, древние по своему умственному развитию были неспособны логически мыслить и разрешить загадки мироздания. Но, с другой стороны, древние были наделены «не испорченным» логикой мифотворческим интеллектом и глубокой природной интуицией, что позволяло им проникать в тайны вселенной гораздо глубже, чем современному человеку с его аналитическим умом и сугубо рассудочным подходом к вещам. Такие рассуждения в основе своей вздорны.
Наиболее зрелые и вдумчивые мыслители Шумера обладали вполне достаточным интеллектом, чтобы логично и последовательно рассуждать о любых проблемах, в том числе о происхождении и устройстве вселенной. Камнем преткновения для них было отсутствие научных данных. Кроме того, им не хватало такого незаменимого интеллектуального оружия, как метод определения и обобщения. Наконец, шумеры практически не учитывали фактора роста и развития, поскольку им было совершенно чуждо столь очевидное для нас понятие, как эволюция.
Не приходится сомневаться, что по мере накопления нового материала, по мере открытия новых, доселе неведомых методов познания, новых перспектив и горизонтов мы тоже когда-нибудь придем к выводу об ограниченности и близорукости философов и ученых наших дней. Но тут есть одно существенное различие: современный мыслитель обычно сам признаёт относительный характер своих выводов и весьма скептически смотрит на любые категорические утверждения. Про мыслителей древнего Шумера этого не скажешь. Они были убеждены, что их взгляд на вещи абсолютно правилен и что они совершенно точно знают, как возникла и как устроена их вселенная.
Что мы знаем о сотворении мира в представлении шумеров? В этом вопросе основным нашим источником является вступительная часть поэмы, которую я назвал «Гильгамеш, Энкиду и подземное царство». О содержании поэмы речь пойдет в главе 26. В данном случае нас интересует не вся поэма, а только вступление, потому что именно в начале своих мифов и эпических сказаний шумерские поэты обычно приводят сведения космологического характера, зачастую не имеющие прямой связи с содержанием дальнейшего повествования.
Во вступлении к поэме «Гильгамеш, Энкиду и подземное царство» есть следующие пять строк:
После того как небо отделилось от земли,
После того как земля отделилась от неба,
После того как человеку было дано имя,
После того как (бог неба) Ан поднял небеса,
После того как (бог воздуха) Энлиль опустил землю…
Переведя эти строки, я проанализировал их и пришел к выводу о том, что в них содержатся следующие космогонические представления:
1) когда-то небо и земля были едины;
2) некоторые боги существовали до отделения неба от земли;
3) после отделения неба от земли бог неба Ан поднял небеса, а бог воздуха Энлиль опустил землю. (В подлиннике — Ан «унес» небо, а Энлиль «унес» землю).
Этот отрывок ничего не говорит о следующих основных вопросах и не затрагивает их даже косвенно:
1. Если шумеры представляли себе землю и небо не извечно существовавшими, а когда-то созданными, то кто их создал?
2. Какова была в их представлении форма земли и неба?
3. Кто отделил небо от земли?
Покопавшись в доступных мне шумерских текстах, я нашел следующие ответы на эти три вопроса:
1. В табличке с перечнем имен шумерских богов богиня Намму, чье имя изображено пиктографическим значком, обозначающим первозданный океан, названа «матерью, породившей небо и землю». Таким образом, в представлении шумеров земля и небо были порождением первозданного океана.
2. Миф «Скот и зерно», описывающий рождение на небесах божеств скота и зерна, которые затем спускаются на землю, чтобы принести процветание роду человеческому (см. гл. 15), — этот миф начинается следующими строками:
На горе земли и небес
Ан зачал (богов) Ануннаков.
3. Поэма, описывающая изготовление и освящение мотыги, этого важнейшего земледельческого орудия, начинается следующим образом:
Владыка, дабы создать то, что полезно,
Владыка, чьи решения непреложны,
Энлиль, приносящий зерна «полей» с земли,
Решил отделить небеса от земли,
Решил отделить землю от небес.
На основании первой строки мифа «Скот и зерно» можно предположить, что, когда земля и небо представляли собой одно целое, они были горой, подножие которой было низом земли, а вершина — верхней частью неба. А поэма о мотыге отвечает на вопрос о том, кто отделил небо от земли: это сделал бог воздуха Энлиль.
После того как мои изыскания в шумерских текстах привели к таким заключениям, стало возможным суммировать космогонические представления шумеров, то есть их представления о сотворении мира.
Шумеры объясняли происхождение вселенной следующим образом:
1. Вначале был первозданный океан. О его происхождении или рождении ничего не говорится. Вполне вероятно, что в представлении шумеров он существовал вечно.
2. Первозданный океан породил космическую гору, состоявшую из земли, объединенной с небом.
3. Созданные как боги в обличье человека, бог Ан (небо) и богиня Ки (земля) породили бога воздуха Энлиля.
4. Бог воздуха Энлиль отделил небо от земли. В то время как его отец Ан поднял (унес) небо, сам Энлиль опустил (унес) землю, свою мать. Брак Энлиля со своей матерью-землей положил начало устройству мира — сотворению человека, животных, растений и созданию цивилизации.
Что касается происхождения и природы небесных тел — луны, солнца, планет и звезд, — то об этом нет почти никаких прямых сведений. Однако из того факта, что даже в самых древних письменных источниках шумеры называли бога луны, известного под двумя именами, Син и Нанна, сыном бога воздуха Энлиля, можно сделать вывод о том, что они считали луну ярким воздухоподобным телом, созданным каким-то образом из атмосферы. В свою очередь бог солнца Уту и богиня планеты Венеры, Инанна, во всех текстах именуются детьми бога луны. Вероятно, шумеры полагали, что эти два небесных тела были созданы луной после того, как последняя возникла из атмосферы. Это относится и к остальным планетам и звездам, о которых в текстах образно говорится, что «крупные движутся возле (луны) подобно диким быкам», а «мелкие рассыпаны возле (луны) подобно зернам».
Относительно рождения бога луны Сина сохранился очаровательный, глубоко человечный миф, созданный, видимо, для того, чтобы объяснить происхождение этого бога и трех других богов, осужденных влачить существование в подземном (темном) мире вместо восточного (светлого) неба, где обитают более счастливые божества. Моя первая попытка восстановить и перевести этот миф содержится в книге «Шумерская мифология», вышедшей в 1944 г. Однако в моей расшифровке фабулы мифа были серьезные ошибки из-за пропусков в тексте, а также из-за некоторых неправильных выводов.
В 1946 г. Т. Якобсен опубликовал серьезную, убедительную статью (Journal of Near Eastern Studies, vol. V), в которой исправил текст и пояснил его. Кроме того, в 1952 г. совместная экспедиция Восточного института и Музея Пенсильванского университета обнаружила во время раскопок в Ниппуре хорошо сохранившуюся табличку с этим мифом, позволившую восполнить ряд пропусков в первой его части и значительно прояснившую смысл всей поэмы в целом. Учитывая замечания Якобсена и дополнения из новой таблички, найденной в Ниппуре, этот миф можно изложить следующим образом.
Когда человек еще не был создан, в городе Ниппуре обитали только боги: «его юношей» был бог Энлиль, «его девушкой» была богиня Нинлиль, «его старухой» была мать Нинлиль, Нунбаршегуну.
Однажды, склонившись сердцем и разумом к тому, чтобы поженить Нинлиль и Энлиля, Нунбаршегуну так сказала своей дочери:
В чистом потоке, женщина, в чистом потоке омойся,
Ступай, Нинлиль, вдоль берега потока Нунбирду,
Ясноглазый властелин, ясноглазый,
«Великая Гора», отец Энлиль ясноглазый увидит тебя,
Пастырь… определяющий судьбы, ясноглазый увидит тебя
И тут же обнимет (?) тебя, поцелует тебя.
Нинлиль с радостью следует советам матери:
В чистом потоке омылась женщина, в чистом потоке,
Пошла Нинлиль вдоль берега потока Нунбирду,
Ясноглазый властелин, ясноглазый, «Великая гора», отец Энлиль ясноглазый увидел ее,
Пастырь… определяющий судьбы, ясноглазый увидел ее.
Властелин хочет с нею сочетаться, (?) она не желает,
Энлиль хочет с нею сочетаться (?), она не желает:
«Мое лоно мало, оно не знает соития,
Мои уста малы, они не умеют целовать…»
Энлиль обращается к своему визирю Нуску и говорит о своем желании обладать прекрасной Нинлиль. Нуску дает ему барку. Энлиль вместе с Нинлиль плывут по реке, и во время этого плавания Энлиль силой овладевает девушкой. Так был зачат бог луны Син. Но богов встревожил этот безнравственный поступок, и, несмотря на то что Энлиль был их властелином, они схватили его и изгнали из города в подземное царство.
Следующий отрывок весьма любопытен, он в какой-то мере объясняет устройство шумерского пантеона:
Энлиль направился в Киур[18].
И когда Энлиль вошел в Киур,
Великие боги, числом пятьдесят,
Судьбу вершащие боги, числом семь,
Схватили Энлиля в Киуре, (сказав):
«Энлиль, нечестивец, уходи из города!
Нунамнир (эпитет Энлиля), нечестивец, уходи из города!»
И вот Энлиль, подчиняясь решению богов, направился в шумерский ад. Однако Нинлиль, уже носившая во чреве его ребенка, не захотела оставить Энлиля и последовала за ним в подземное царство. Мысль о том, что сын его Син, предназначенный править самым крупным светящимся небесным телом, луной, будет прозябать в мрачном, темном подземном мире, вместо того чтобы сиять на небесах, встревожила Энлиля. Чтобы избежать этого, он придумывает довольно сложный план. По дороге от Ниппура к аду путникам встречаются три живых существа (по-видимому, это низшие божества): страж адских врат, «человек адской реки» и перевозчик — шумерский Харон, переправлявший мертвых в ад через реку. Что же делает Энлиль? Он поочередно принимает облик этих трех служителей ада — первый в истории пример «божественной метаморфозы»! — и трижды оплодотворяет Нинлиль, чтобы она родила три божества подземного царства, которые могли бы заменить своего старшего брата Сина и позволить ему вознестись на небо.
Вот несколько отрывков (хотя следует подчеркнуть, что смысл отдельных строк все еще неясен и значение этой части мифа может быть в дальнейшем истолковано по-иному):
Энлиль в соответствии с тем, что ему было предписано,
Нунамнир в соответствии с тем, что ему было предписано.
Энлиль пошел, и Нинлиль последовала за ним.
Нунамнир пришел, и Нинлиль вошла.
Энлиль сказал привратнику:
«Человек двери, Человек замка,
Человек засова, Человек серебряного замка,
Твоя царица пришла!
Если она спросит обо мне,
Не говори ей, где я!»
Нинлиль сказала привратнику:
«Человек двери, Человек замка,
Человек засова, Человек серебряного замка,
Энлиль, твой повелитель, куда….»
Энлиль ответил вместо привратника:
«Мой повелитель не.., прекраснейшая, прекрасная,
Энлиль не.., прекраснейшая, прекрасная.
Мое верное печальное сердце....,
Вот что приказал мне Энлиль, повелитель всех стран».
«Энлиль поистине твой повелитель, но я — твоя повелительница».
«Если ты — моя повелительница, позволь моей руке коснуться твоей щеки (?)».
«Семя твоего повелителя, семя лучезарное у меня во чреве,
Семя Сина, семя лучезарное у меня во чреве!»
«Так пусть семя моего повелителя вознесется вверх на небо,
Пусть мое семя уйдет вниз, в землю,
Пусть мое семя вместо семени моего повелителя уйдет вниз, в землю!»
Энлиль в образе привратника возлег с нею в опочивальне.
Он слился с нею, поцеловал ее.
Слившись с нею, он поцеловал ее,
Он оставил в ее чреве семя Месламтаэа
Затем Энлиль направляется к «реке подземного царства» (шумерскому Стиксу). Нинлиль следует за ним, и точно такая же сцена повторяется между Энлилем, «человеком подземной реки» и Нинлиль. Здесь Энлиль в образе «человека подземной реки» оплодотворяет Нинлиль семенем Ниназу, другого божества подземного царства.
Далее Энлиль идет к шумерскому Харону, перевозчику мертвых. Та же сцена повторяется снова, и Энлиль, на сей раз в образе перевозчика, оплодотворяет Нинлиль семенем третьего бога, чье имя не сохранилось на табличке; однако несомненно, что речь шла об одном из богов, осужденных влачить существование в загробном мире. Заканчивается миф кратким гимном Энлилю, дарящему изобилие и процветание — великому, могущественному богу, чье слово нерушимо.
Этот миф ярко иллюстрирует антропоморфный характер шумерских богов. Даже самые мудрые и могущественные среди них своим обликом, помыслами и деяниями походили на человека. Подобно людям, боги строили планы, действовали, пили, ели, женились, обзаводились семьями, вели большое хозяйство и были подвержены человеческим слабостям и недугам. В общем и целом они предпочитали истину лжи, а справедливость — насилию. Однако их побуждения далеко не всегда ясны для простого смертного.
Считалось, что боги обитают «на горе небес и земли, там, где восходит солнце», или, во всяком случае, находятся там, пока их присутствие не потребуется в какой-либо определенной части вселенной, порученной их заботам. Каким именно способом боги передвигаются в пространстве, тоже не ясно. По сохранившимся источникам можно заключить, что бог луны путешествовал в ладье, бог солнца — на колеснице или, по другой версии, пешком, а бог бурь — на облаках. Однако подобные практические вопросы не слишком затрудняли шумерских мыслителей, и поэтому мы не знаем, как боги проникали в свои многочисленные храмы и святилища, рассеянные по всему Шумеру. Ничего не говорится и о том, каким образом они вкушали пищу. Жрецы, надо полагать, имели дело с изваяниями богов, которые были окружены величайшей заботой и почитанием. Но каким образом каменные, деревянные или металлические статуи могли обретать черты живых существ из плоти и крови, — этот вопрос шумерских мыслителей никогда не тревожил, точно так же, как и неразрешимое противоречие между бессмертием и антропоморфным характером богов. Хотя боги считались бессмертными, они тем не менее должны были получать пищу, могли болеть и даже находиться при смерти; они сражались, наносили раны, убивали и сами могли быть не только ранены, но и убиты.
Несомненно, шумерские мудрецы придумывали многочисленные теологические тонкости, тщетно пытаясь избавиться от несовершенства и внутренних противоречий своей политеистической религии. Но, судя по сохранившимся данным, они никогда не пытались систематизировать свои взгляды, а потому мы, по всей вероятности, никогда не сможем составить о них достаточно полного представления. Во всяком случае противоречия своей религии им вряд ли удалось разрешить. От морального и интеллектуального тупика шумеров спасало то, что многие вопросы, неизбежно возникающие на нашем уровне мышления, наверняка никогда не приходили им в голову.
В III тысячелетии до н. э. в Шумере можно насчитать — по крайней мере по именам — несколько сот богов. Большинство из них известны нам не только по спискам, составленным в школах, но также благодаря перечням даров и жертвоприношений, сохранившимся на некоторых табличках, найденных за последнее столетие. Наконец, имена некоторых богов известны потому, что они встречаются в таких сочетаниях, как «Х — пастух», «X с добрым сердцем», «подобный X», «слуга X», «возлюбленный X», «полученный от X» и т. п. (в каждом случае «X» — имя какого-либо божества). Большинство этих божеств, так сказать, боги второстепенные, то есть жены, дети или слуги главных богов, которыми наделяли этих последних по аналогии с людьми. Многие имена, возможно, представляют собой лишь прозвища или эпитеты уже известных нам богов, но разобраться в этом весьма сложно. Несомненно одно: у шумеров было множество богов, которым они постоянно приносили жертвы, постоянно поклонялись и молились. Главнейшими среди этих сотен божеств были бог неба А н, бог воздуха Энлиль, водяной бог Энки и великая богиня-мать Нинхурсаг. Эти четыре божества обычно возглавляют перечень богов и зачастую действуют вместе. На собраниях и пирах богов им всегда отводятся почетные места.
Есть все основания полагать, что бог неба Ан некогда считался у шумеров главным божеством всего пантеона, хотя в дошедших до нас источниках, восходящих примерно к 2500 г. до н. э., эта роль приписывалась уже богу воздуха Энлилю.
Городом-государством, где находилось главное святилище Ана, был Урук. Долгое время Урук играл главенствующую роль в политической истории Шумера. (Об этом говорят находки немецкой экспедиции, которая незадолго до второй мировой войны обнаружила во время раскопок Урука сотни маленьких глиняных табличек, покрытых полупиктографическими значками, относящимися примерно к 3000 г. до н. э., то есть к той эпохе, когда письменность вообще была только что изобретена). Правда, Ану продолжали поклоняться по всему Шумеру и в последующие тысячелетия, однако он утратил свое главенствующее положение в пантеоне и отошел на второй план. Со временем его имя все реже упоминается в хвалебных гимнах и мифах, а его власть и могущество все в большей степени переходят к Энлилю.
Итак, главенствующим божеством шумерского пантеона, которое в первую очередь упоминалось во время совершения обрядов, в мифах и молитвах, стал бог воздуха Энлиль. Мы не знаем, какие обстоятельства заставили шумеров признать его верховным божеством, однако уже в древнейших доступных нам документах он именуется «отцом богов», «царем неба и земли», «владыкой всех стран». Цари и правители похвалялись, что получили власть над той или иной страной от самого Энлиля, что это Энлиль ниспослал им процветание и победу над врагами. Именно Энлиль «называл имя царя», «вручал ему скипетр» и «взирал на него благосклонным взглядом».
Из более поздних мифов и гимнов мы узнаем, что Энлиль считался добрым богом-творцом, определившим строение вселенной и создавшим ее наиболее благотворные силы. Это он сотворил день, он сжалился над людьми, он способствовал росту всех злаков, растений и деревьев на земле. Он был источником процветания и изобилия страны, изобретателем мотыги и плуга — первых сельскохозяйственных орудий, которыми стал пользоваться человек.
Я намеренно подчеркиваю здесь благотворность деяний Энлиля, чтобы исправить неверное представление о нем как о свирепом, разрушительном божестве бурь, чьи слова и поступки почти всегда причиняли зло, — ложное представление, которое укоренилось почти во всех учебниках и энциклопедиях, где идет речь о шумерской культуре и религии.
Как это часто случается, такое Ложное Представление возникло главным образом в результате археологической случайности. Среди древнейших опубликованных шумерских произведений оказалось по сравнению с другими текстами слишком много так называемых «плачей», в которых на долю Энлиля выпадает печальная необходимость приносить несчастья и разрушения, почему-либо предписанные другими богами. Так и получилось, что первые шумерологи, да и некоторые их современные последователи, стали считать Энлиля свирепым богом-разрушителем. Однако сегодня, анализируя шумерские гимны и мифы, особенно те, что были опубликованы после 1930 г., мы видим, что на самом деле Энлиль был добрым, дружественным богом, по-отечески заботившимся о сохранности и благоденствии всего рода человеческого и, в частности, обитателей Шумера.
Один из наиболее важных гимнов, посвященных Энлилю, был восстановлен в 1953 г. при помощи множества отдельных табличек и фрагментов. В 1951–1952 гг., когда я работал в стамбульском Музее Древнего Востока, мне посчастливилось отыскать нижнюю часть той самой таблички в четыре столбца, верхняя часть которой находится в Музее Пенсильванского университета в Филадельфии (ее опубликовал еще в 1919 г. покойный ассириолог Стефан Лэнгдон). В том же 1952 г. совместная экспедиция Восточного института Чикагского университета и Музея Пенсильванского университета Филадельфии обнаружила при раскопках Ниппура еще один большой отрывок этого гимна. Текст его все еще не полон, и перевод представляет значительные трудности.
Начинается гимн восхвалением самого Энлиля, главным образом как бога, карающего злодеяния. Далее прославляется великий храм Энлиля в Ниппуре, носящий название Экур. Заканчивается гимн поэтическим перечнем разных благ цивилизации, ставших возможными благодаря Энлилю.
Ниже приводятся наиболее понятные отрывки из этого гимна, насчитывающего 170 строк:
Энлиль, чьи повеления достигают самых отдаленных пределов, чье слово свято,
Повелитель, чьи решения нерушимы, чьи предначертания вечны,
Тот, кто взором охватывает все земли,
Тот, чей свет проникает в сердца всех земель,
Энлиль, вольно восседающий на белом помосте, на высоком помосте,
Совершенствующий законы власти, господства и царства,
Тот, перед кем склоняются в страхе все боги земли,
Перед кем ничтожны боги небес
Город (Ниппур), чей облик внушает страх и смирение......
Неправедный, злой, угнетатель
…, доносчик,
Высокомерный, нарушитель договоров, —
Он (Энлиль) не терпит их злодеяний в городе.
Большая сеть....
Он не допустит, чтобы злодей и преступник избежали ее пут.
Ниппур — святилище, где обитает Отец, «Великая Гора»,
Помост изобилия, Экур, который возвышается…,
Высокая гора, чистое место…,
Владыка его, «Великая Гора», Отец Энлиль,
Избрал своим троном помост Экура, возвышенное святилище.
О, храм, — его божественные законы непоколебимы, как небо,
Его священные обряды так же незыблемы, как земля.
Его божественные законы подобны божественным законам бездны, — они непостижимы,
Его «сердце» подобно недоступному святилищу, неведомому, как зенит…..,
Его слова — молитвы,
Его голос — мольбы....,
Его ритуал бесценен,
Его празднества, струящие молоко и жир, богаты изобилием,
Его хранилища приносят радость и счастье,....
Дом Энлиля, гора изобилия Экур, дом из лазурита, высокое обиталище, внушающее страх,
Ужас и преклонение перед ним достигают небес,
Тень его простирается на все земли,
Высота его достигает сердца небес.
Все правители и владыки приносят сюда свои священные дары, свои приношения,
Здесь произносят они молитвы, мольбы и просьбы.
О Энлиль, пастырь, на которого ты взглянул (благосклонно),
Которого ты призвал и возвысил в стране,....,
Он повергает в прах все чужие страны, куда ступает его нога.
Умиротворяющие возлияния отовсюду,
Жертвы из богатой добычи
Он приносит (тебе); по хранилищам
И обширным дворам распределяет он приношения.
Энлиль, пастырь достойный, вечно движущийся,
Первого пастуха среди имеющих дыхание сделал царем.
Создал царскую власть,
Возложил священную корону на его голову.....
Небеса — там Энлиль-владыка; земля — там он первый;
Ануннаки — он их верховный бог.
Когда он, грозный, определяет судьбы,
Ни один бог не смеет смотреть на него.
Лишь своему славному советнику, своему приближенному Нуску
Повеления и слова своего сердца
Открывает он, извещает о них,
Поручает ему исполнить свои всеобъемлющие повеления,
Доверяет ему все священные правила, все божественные законы.
Без Энлиля, «Великой Горы»,
Не было бы возведено ни одного города, не было бы заложено ни одного селения,
Не было бы построено ни одного хлева, не было бы устроено ни одного загона,
Не возвысился бы ни один царь, не родился бы ни один верховный жрец;
Ни один жрец «мах» и ни одна верховная жрица не были бы избраны гаданием по внутренностям овцы.
У работников не было бы ни смотрителя, ни надсмотрщика
Реки в паводок не разливались бы,
Рыбы морские не метали бы икру в зарослях тростника,
Птицы небесные не вили бы гнезд на земных просторах,
В небе летучие облака не отдавали бы свою влагу,
Растения и травы, украшения равнины, не могли бы произрастать,
В полях и на лугах богатые посевы не давали бы зерна,
Деревья, посаженные в горных рощах, не приносили бы плодов…
Третье место среди шумерских богов занимал Энки, бог «бездны» («бездна» по-шумерски — «абзу»).