Г.Ф. Лавкрафт, Соня Х. Грини
Несмотря на большое количество очевидцев, мне так и не довелось услышать двух одинаковых объяснений того события, что произошло однажды летом в курортном местечке под названием Мартинз-Бич. Что касается свидетельских показаний, собранных представителями местных властей, то среди них нередко можно встретить взаимоисключающие утверждения.
Вероятно, вся эта путаница явилась неизбежным следствием как неординарного характера происшедшего, так и дикого ужаса, буквально парализовавшего всех зрителей. Со своей стороны, администрация отеля «Гребень волны» приложила немало усилий к тому, чтобы положить конец паническим слухам, вызванным статьей профессора Элтона «Гипноз во власти сил, враждебных человечеству?»
В связи с этим я считаю нужным рассказать обо всем, что видел собственными глазами, – дай Бог, чтобы вся эта история в будущем не получила еще более страшного продолжения! Мартинз-Бич ныне вернул себе былую славу популярного морского курорта, но я по-прежнему вздрагиваю при одном упоминании этого названия. С некоторых пор я вообще избегаю смотреть на океан, проявляя таким образом заботу о своем душевном равновесии.
Судьбе на этот раз было угодно построить сюжет в полном соответствии сзаконами драмы, кульминационный момент которой подготавливался целым рядом событий, вызывавших все возрастающее возбуждение среди курортной публики. А началось все 17 мая 1922 года, когда экипаж рыболовной шхуны «Альма» из Глостера во главе с капитаном Джеймсом П. Орном после сорока часов изнурительной борьбы одолел морское чудовище, чьи размеры и внешний вид повергли в изумление ученых-натуралистов из Бостона, принявших срочные меры к изготовлению его чучела.
Тело неизвестного существа имело форму, близкую к цилиндрической, и достигало пятидесяти футов в длину при десяти футах в поперечнике. По всем основным признакам – в частности, наличию жабер – его можно было безошибочно отнести к классу рыб, однако ученых крайне озадачили некоторые особенности строения тела животного, вызванные, вероятно, мутацией, а именно – рудименты передних лап и шестипалые конечности на месте грудных плавников. Помимо колоссальных размеров чудовища, огромное впечатление на публику произвели его необычайно широкая пасть, толстая чешуйчатая кожа и единственный, глубоко посаженный глаз. Когда же натуралисты объявили, что выловленный экземпляр представляет собой не взрослую особь, а всего-навсего детеныша нескольких дней от роду, волна общественного интереса к событию достигла небывалых высот.
Как истый янки, капитан Орн быстро смекнул, что чудовище можно показывать за деньги, и приобрел для этой цели судно, размеры которого позволяли содержать в нем этот славный трофей. Стараниями искусных плотников судно было превращено в настоящий морской музей, после чего взяло курс на юг и в скором времени бросило якорь в гавани процветающего морского курортного местечка Мартинз-Бич, прямо напротив отеля, где капитан Орн принялся собирать обильную мзду с желающих поглазеть на диковину.
Необычной облик существа и то значение, которое оно, по всей видимости, имело в глазах многочисленных высокоученых посетителей из ближних и дальних мест, сделали его гвоздем сезона. Ни у кого не возникало и тени сомнений в том, что оно уникально – уникально до такой степени, что может произвести настоящую революцию в науке. Натуралисты привели неопровержимые доказательства в пользу его коренного отличия от столь же огромных размеров рыбы, выловленной у побережья Флориды. Это отличие (при том, что животное являлось обитателем почти невообразимых глубин – порядка нескольких тысяч футов) состояло в чрезвычайно высоком уровне развития мозга и внутренних органов, что выходило за рамки всех привычных представлений о классе рыб. Очередной пик сенсации пришелся на 20 июля, когда стало известно об исчезновении судна с его необычным грузом. Во время ночного шторма его сорвало с якорей и унесло в неизвестном направлении, а вместе с ним и сторожа, оставшегося ночевать на борту, несмотря на надвигавшуюся непогоду. Заручившись финансовой поддержкой со стороны научных кругов, капитан Орн в сопровождении большого числа рыболовных судов из Глостера предпринял самые тщательные поиски судна, единственным результатом которых стала очередная волна интереса и слухов. Седьмого августа, потеряв всякую надежду на успех, капитан вернулся в отель «Гребень волны», чтобы уладить свои последние дела в Мартинз-Бич, а заодно и посовещаться с теми из ученых мужей, кто еще там оставался. Кошмарная развязка наступила 8 августа.
Все произошло в сумерках, когда серые морские птицы кружили низко над водой возле самых берегов, а восходящая луна еще только начинала прокладывать свою сверкающую дорожку по морской глади. Все эти детали чрезвычайно важно иметь перед глазами для воссоздания полной картины происшедшего. Пляжная публика в этот час состояла из нескольких прогуливающихся пар и припозднившихся купальщиков – тех, кто не спешил с возвращением в свои коттеджи, разбросанные по зеленому склону холма дальше к северу, или же под кров отеля, башни которого вызывающе поднимались над вершиной близлежащего утеса, как бы олицетворяя собой все, что в нашем сознании связано с богатством и блеском. Еще одну группу очевидцев составили те, кто сидел на высокой освещенной веранде отеля и наслаждался танцевальной музыкой, доносившейся из роскошной залы в глубине помещения. Эти очевидцы, в том числе и капитан Орн со своими научными коллегами, успели присоединиться к пляжной публике как раз вовремя, чтобы принять самое непосредственное участие в разыгрывающихся событиях; то же самое можно сказать и о многих других постояльцах отеля. Таким образом, недостатка в свидетелях не было, а то, что их показания весьма сбивчивы и противоречивы, вполне можно списать на пережитый ими страх и разыгравшееся воображение.
В котором часу все началось, с достоверностью не установлено, нобольшинство очевидцев сходятся в том, что диск луны находился на высоте «чуть больше фута» над едва различимой в тумане линией горизонта. Этот факт врезался в память не случайно, а в связи с тем довольно странным явлением, которое предстало их взору – с той тихой, осторожной и в то же время какой-то зловещей зыбью, что, зарождаясь где-то в бескрайних просторах океана, плавно катилась по мерцающей лунной дорожке и постепенно сходила на нет, у самого берега.
Многих, кто не придал этой зыби должного значения, сразу заставили вспомнить о ней последующие события. А между тем она была весьма приметной, резко выделяясь на фоне окружавших ее нормальных волн. Позднее кто-то даже охарактеризовал ее, как расчетливую и злонамеренную. Достигнув гряды черных рифов, выступавшей из воды на значительном расстоянии от берега, зыбь как будто улеглась, и в тот же миг посеребренная луной пучина извергла из себя душераздирающий вопль – вопль, проникнутый таким отчаянием, что у всех сжались сердца от сострадания, пусть даже и незаслуженного.
Первыми, кто среагировал на крик, были дежурившие в этот час спасатели, двое здоровенных парней в белых купальных трико с большими красными буквами на груди, свидетельствовавшими о роде их занятий. Несмотря на многолетнюю привычку к спасательной работе и воплям утопающих, даже им стало не по себе от этих нечеловеческих завываний, но, повинуясь чувству долга, они быстро справились со своим замешательством и поспешили на помощь.
Схватив на бегу надувную подушку с привязанным к ней мотком веревки, один из них пулей помчался по берегу к месту скопления зрителей. Там он, хорошенько раскрутив свой снаряд, бросил его далеко в море – туда, откуда доносился крик. Подушка скрылась в волнах, и толпа затаила дыхание, вот-вот ожидая увидеть несчастного, чье отчаяние было столь безграничным, и от души надеясь на его спасение. Однако вскоре всем стало ясно, что это будет делом далеко не столь скорым и легким, как можно было ожидать, ибо как ни тянули двое мускулистых парней свою веревку, предмет на другом ее конце не подвигался ни на дюйм. Более того, они явственно ощутили, что этот предмет, в свою очередь, тянет веревку с не меньшей, а то и с большей силой в прямо противоположную сторону, что и подтвердилось через несколько секунд, когда неведомая сила свалила их с ног и поволокла в воду.
Один из парней, оправившись от первого потрясения, воззвал о помощи к собравшейся на берегу толпе и швырнул в ее сторону оставшиеся кольца веревки; в ту же минуту спасатели получили поддержку в лице наиболее крепких мужчин, из которых первым откликнулся капитан Орн. Дюжина жилистых рук ухватилась за свободный конец веревки и принялась отчаянно его тянуть, однако это не принесло им ни малейшего успеха.
Как они ни тужились, неведомая сила на другом конце явно перетягивала, а поскольку стороны не ослабляли своих усилий ни на секунду, веревка натянулась, как струна. Между тем участники этого необычного состязания, равно как и болельщики, высказывали массу предположений относительно источника той нечеловеческой силы, что притаилась на дне океана. Предположение о тонущем человеке было давно отброшено; в толпе уже вовсю говорили о китах, подводных лодках, морских чудовищах и демонах, и, таким образом, если изначальным побудительным мотивом спасателей было сострадание, то теперь ими руководило любопытство, и они тянули веревку с твердой решимостью во что бы то ни стало разрешить эту загадку. Когда все, наконец, сошлись во мнении, что в деле замешан проглотивший надувную подушку кит, капитан Орн, как естественный лидер, обратился к стоявшим на пляже с требованием пригнать какую-нибудь лодку, чтобы на ней можно было подплыть к невидимому левиафану, загарпунить его и вытащить на берег. Несколько человек добровольно вызвалось отправиться на поиски подходящего судна, в то время как другие изъявили свою готовность заменить капитана на его посту у веревки, поскольку, по всем законам логики, его место было не там, а во главе будущего экипажа. Тут необходимо оговориться, что сам капитан мыслил о происходящем несколько шире, нежели все остальные, и никоим образом не ограничивался в своих предположениях китом – ведь ему уже приходилось сталкиваться с куда более удивительным монстром. И уж кто-кто, а он-то мог себе представить, чего можно ожидать от взрослой особи той породы, новорожденный представитель которой достигал пятидесяти футов в длину.
В этот момент о себе заявило новое обстоятельство, которое радикально изменило характер происходящего действа, превратив его из занимательного зрелища в нечто поистине ужасающее и сковав всех присутствующих смертельным страхом. Капитан Орн, повернувшись, чтобы покинуть свой пост, внезапно почувствовал, что какая-то непостижимая сила не дает ему оторвать руки от веревки. Вслед за капитаном, без слов догадавшись о постигшей его беде, каждый из его товарищей попытался сделать то же, что и он, и обнаружил себя в аналогичном положении. Факт был налицо – некая магическая сила приковала всех тянувших к веревке и медленно и неумолимо увлекала их в открытое море. Наступила гробовая тишина; зрители словно окаменели, пребывая в состоянии полнейшей пассивности и душевного хаоса. О степени их деморализации можно судить по противоречивости показаний и по тем малодушным доводам, которые они приводили в оправдание своего только с виду бессердечного бездействия. Я был одним из них и знаю, что говорю.
Что касается непосредственных участников происходившей борьбы, то и они, похоже, смирились перед лицом неведомых сил, приковавших их к месту, и стали покорно и молча ждать решения своей участи. При мертвенно-бледном свете луны было видно, как они стоят, покачиваясь в такт волнам, и по инерции тянут веревку, состязаясь с невиданным злом на другом ее конце. Между тем вода все прибывала и уже доходила им до пояса. Луна частично зашла за тучу, и в наступившей полутьме живая вереница людей напоминала гигантскую уродливую сороконожку, извивавшуюся в мертвой хватке чудовищного паука.
Все жестче и жестче становилась веревка по мере усиления тяги за оба ее конца; все толще и тяжелее становилась она, беспрепятственно впитывая воду, уровень которой повышался медленно, но неуклонно. Песчаный пляж, где еще недавно играли дети и шептались влюбленные, вскоре полностью затопило. Толпа охваченных паникой наблюдателей машинально попятилась назад, когда прилив коснулся их ног, а вереница стоявших по грудь в воде мужчин продолжала зловеще раскачиваться – теперь уже на значительном расстоянии от остальной публики. Царило всеобщее молчание.
Зрители, скопившись на пятачке, находившемся вне досягаемости прилива, не отрывали взгляда от моря; ни слова ободрения или совета не слетало с их уст, никто даже не пытался что-либо предпринять. В воздухе висело ощущение надвигающейся угрозы, предчувствие кошмара, какого еще не ведал мир.
Минуты тянулись, как часы, и живая цепочка человеческих торсов по-прежнему виднелась над быстро прибывавшими водами. Ее ритмичные покачивания были невыносимо медленными и несли на себе печать обреченности. Восходящая луна скрылась за густыми тучами, и блестящая дорожка на волнах померкла.
Змеящаяся цепочка голов неясно вырисовывалась в полумраке; когда кто-нибудь из несчастных оборачивался, его бледное лицо тускло вспыхивало на темном фоне. Тучи все сгущались и сгущались, пока, наконец, их черные языки не затмили последние проблески лунного света. Издалека донеслись раскаты грома. Поначалу они были едва слышны, но вскоре достигли оглушительной, бешеной силы. Затем раздался тот заключительный удар, который сотряс небо и землю в равной степени, а следом за ним на потемневший мир хлынул ливень такой сокрушительной мощи, что, казалось, пришел Судный день и разверзлись небеса.
Повинуясь скорее инстинкту, нежели здравому смыслу, зрители поднялись по ступеням, вырубленным в скале, на веранду отеля. Слухи о происшедшем уже достигли ушей постояльцев, и теперь внутри царила та же паника, что и снаружи. При этом, насколько мне помнится, было обронено несколько торопливых, испуганных слов; впрочем, в последнем я не уверен. Некоторые из гостей, дрожа от страха, удалились в свои номера; оставшиеся продолжали следить за участью несчастных страдальцев: при вспышках молнии еще можно было различить цепочку их голов, подпрыгивавших на волнах, как поплавки. Помню, что я не переставая думал об этих головах и о глазах, вылезших из орбит; о глазах, в которых отразились вселенский ужас и безумие, страх, ненависть и боль; все муки, скорби и печали, все лопнувшие надежды и несбывшиеся мечты, что накопились за тысячелетия с начала мироздания; о глазах, светившихся беспредельным отчаянием на пороге всепоглощающей бездны.
И когда я взглянул поверх голов, мне померещился еще один глаз, и он тоже горел, этот глаз, но горел намерением столь противным моему рассудку, что тот поспешил справиться с наваждением, и видение исчезло. Прикованная к месту неведомыми узами, цепочка обреченных еще виднелась над водой, но о чем были их безмолвные крики и немые мольбы, знают лишь демоны черных волн и ночного ветра.
В эту минуту с разъяренных небес обрушился такой сумасшедший взрыв сатанинского грохота, что в сравнении с ним предыдущий раскат вспоминался как обычный удар грома. Ослепительно полыхнула молния, небесные голоса разразились адскими богохульствами, и совокупная агония обреченных отдалась одним апокалиптическим аккордом, от которого содрогнулась поверхность земли. Но эта вспышка ярости стихий оказалась последней – ибо ливень разом прекратился, и луна снова уронила свои бледные лучи на внезапно присмиревшее море.
Там, где раньше виднелась череда подпрыгивающих голов, теперь простиралась ровная морская гладь. Спокойствие ее нарушалось лишь кругами, что расходились по поверхности лунной дорожки, постепенно сужаясь, далеко впереди – там, откуда впервые донесся тот загадочный крик. И пока я, подавленный пережитым ужасом, измученный игрой воображения, вглядывался в эту обманчивую полоску серебристого света, откуда-то из неведомых глубин, с бескрайних просторов пустыни, раскинувшейся на океанском дне, до меня донеслись глухие