План
1.1. Отношения, выстраиваемые по линии означающего (от формы к смыслу – семасиологические категории). 1.2. Паронимия и паронимы. 2.1. Отношения, выстраиваемые по линии означаемого (от смысла к форме – ономасиологические категории лексической семантики ). 2.2. Гипонимия. 2.3. Антонимия.
1.1. Вступление. Как уже говорилось в предыдущей лекции о синонимах, парадигматический подход к анализу речевых фактов позволяет моделировать структуру единиц языка всех его уровней: разные позиционно чередующиеся в пределах одной семантической единицы звуки объединяются в одну единицу языка фонему, морфы – в морфему, словоформы – в лексему. Разные смыслы асимметричного знака, актуализованные в речи и реализующие его позиционно распределенные ЛСВ (а они имею семантическую общность и материальную базу в виде тождества означающего), объединяются в одну единицу лексикона – в многозначное (полисемантическое) слово. В основу объединения разных единиц лексико-семантического уровня языка в группы с разными типами отношений положено сходство их означаемых. Обобщение всех видов сходства единиц языка приводит к выводу, что сходство может быть функциональным (парадигма звуков=фонема), функционально-грамматическим (парадигма спряжения, склонения=лексема), формально-семантическим (парадигма однокорневых слов=словообразовательное гнездо) и семантическим (парадигма ЛСВ и парадигма синонимов).
В лексической семантике принято разграничивать два вида категориальных (самых общих, присущих множеству лексических единиц языка) отношений, которые выстраиваются как по линии означающего, так и по линии означаемого. Категории первого типа называются «семасиологическими»: за основу берется означающее, материальная сторона знака, и вектор установления отношений – от означающего к ассоциативно связанным с ним означаемым, можно сказать, от слова – к смыслам. Такого типа отношения лежат в основе полисемии, омонимии, паронимии. Категории второго типа называются «ономасиологическими»: за основу берется означаемое, идеальная сторона знака, и вектор установления отношений – от означаемого к его возможным означающим, т.е. от смысла – к слову. Такого типа отношения лежат в основе синонимии, гипонимии, антонимии, конверсии. Базовой семасиологической категорией является полисемия, а базовой ономасиологической категорией - симметричная полисемии по структуре синонимия: обеим категориям присуща нетривиальная общность семантических параметров составляющих их единиц (радиальная многозначность и идеографическая синонимия) при обязательном смысловом различии находящихся в этих отношениях элементах множества. Полисемия, омонимия и синонимия уже были нами рассмотрены. Рассмотрим не менее значимые для понимания структуры отношений единиц лексикона категории.
1.2. Паронимия и паронимы. Изучению парономастической функции (или парономазии) знаков большое внимание уделял Р. Якобсон. Механизм этой функции он видел в том, что «слова, сходные по звучанию, сближаются и по значению» (Якобсон 1975: 44), поскольку «в поэтическом языке существует некоторый элементарный прием – прием сближения двух единиц» (Якобсон 1921: 47). Изучение сближения разных единиц лексикона в речи позволяет смоделировать структуру ассоциативных связей, которые управляют усвоением языка и формированием языковой компетенции, а также определяют границы языковой креативности и её потенциал. В основании лексических сближений лежат такие универсальные особенности структуры языкового знака, как асимметрия его означающего и означаемого (Карцевский 1965) и фонетическая близость разных означающих, приводящая к их взаимопритяжению (к паронимической аттракции). Эти разные основания можно объединить термином Н.В. Крушевского «лексическая ассимиляция» (Крушевский 1998: 53), в котором проявляется действие закона аналогии.
Следует признать обоснованным разграничение сближения слов вплоть до их смешения в речи теми носителями языка, которые плохо овладели его нормами и за которым стоит неосвоенная семантика слов (это «народная этимология», о которой шла речь в лекции, посвященной внутренней форме слова), и сближения слов в поэтической речи теми носителями языка, которые, напротив, очень хорошо нормами владеют. Но и ошибочное сближение слов в речи (народная этимология, или «семасиологическая ассимиляция», по И.А. Бодуэну де Куртенэ), и «безошибочное», точно бьющее в эстетическую цель, имеют под собой прочный фундамент в виде фонетической общности означающих разных знаков, которая и обеспечивает процесс паронимической аттракции.
В.П. Григорьев, исходя из тех возможностей, которыми располагает система общего для всех носителей языка, определяет паронимию как «систему парадигматических отношений между сходными в плане выражения разнокорневыми словами, реализуемую в конкретных текстах путем сближения паронимов в речевой цепи, благодаря чему возникают различные эффекты семантической близости или, наоборот, противопоставленности паронимов (Григорьев 1979: 264). «Фонетические сближения», основанные на паронимической аттракции означающих, наряду с функцией конструктивной, текстопорождающей (языковая игра) часто выполняют функцию деструктивную – искажают в диалоге восприятие смысла сказанного, порождая так называемые «ослышки», частые, например, в речи детей: Взрослый. Иди, одевайся. – Ребенок. Какой дядя Вася?;Ребенок. Держу парей, что выиграю.; Ребенок. А что такое сикутна в котлете? (услышанные слова песни «секут нас, как плетью»).
Из определения В.П. Григорьева следует, что семантически и формально паронимы имеют сходство с однокорневыми синонимами типа врунья-вруша (паронимы близки, но нетождественны по фонетическому составу и значению в системе языка), а по форме – еще и омонимам (близкие, но нетождественные по звучанию и написанию). Отличие паронимов от омонимов очевидно, поскольку лексические омонимы (или собственно омонимы), как уже было сказано в предыдущей лекции, тождественны по звучанию во всех своих формах: лук 1(‘растение’) – лук 2(‘оружие’) – лук 3 (‘образ, то, как человек выглядит в данный момент’ в отличие от имидж; новое – от англ. look. Все, даже самые мелкие детали, имеют очень большое значение для формирования лука), мир 1 – мир 2. Отличие паронимов от словобразовательных синонимов дискуссионно.
Так, автор словаря паронимов О.В. Вишнякова считает паронимы самостоятельной языковой формально-семантической в отличие от формальной (омонимии) и семантической (синонимии) категорией, видя в них близкие звучанию (и часто по значению) слова одной части речи, принадлежащие системе языка, но различающиеся словообразовательно: СОСЕДНИЙ (‘находящийся по-соседству’) – СОСЕДСКИЙ (‘принадлежащий соседям’); ЗЕМНОЙ (‘относящийся к земле’) – ЗЕМЛЯНОЙ (‘сделанный из земли’), НЕВЕЖА – НЕВЕЖДА. Из примеров видно, что паронимы (в отличие от синонимов) могут иметь как близкие значения, так и достаточно далекие, такие, которые соотносятся с разными понятиями: АБОНЕНТ – ‘лицо, АБОНЕМЕНТ – ‘документ. Их смысловые различия можно подчеркнуть подбираемыми к ним синонимами и антонимами: СЫТЫЙ ‘неголодный, наевшийся (человек)’ – противоп. голодный, СЫТНЫЙ ‘плотный, калорийный (ужин)’ – противоп. скудный, легкий. Однако близость паронимов к синонимам иногда бывает очень явной, не всегда позволяющей эти явления разграничить (АПЕЛЬСИННЫЙ – АПЕЛЬСИНОВЫЙ, ОДЕТЬ – НАДЕТЬ). Это свидетельствует о том, что паронимы бывают нескольких типов и по смыслу, и по структуре. Но совершенно очевидно, что паронимы в понимании Вишняковой связаны со словообразовательной структурой слова, поэтому их совпадение в звучании закономерно определяется фонетическим тождеством корня как деривационной базы (или его близостью с учетом морфонологических чередований, например, огуречный – огурцовый, крошечный – крохотный). Таким образом, в паронимических отношения (по Вишняковой) находятся все кодериваты.
О.В. Вишнякова выделяет следующие типы паронимов: 1) полные (истинные, абсолютные, максимальные) – однокоренные слова с ударением на одном слоге, относящиеся к одной части речи и одной ЛСГ, различаются они только аффиксами: ЗЕМНОЙ – ЗЕМЛЯНОЙ, ВРЫТЬ – ВЗРЫТЬ, МЕЛОДИЯ – МЕЛОДИКА; 2) неполные – бывшие синонимы, еще не до конца размежевавшиеся семантически: ИРОНИЧНЫЙ – ИРОНИЧЕСКИЙ, ТУРИСТСКИЙ – ТУРИСТИЧЕСКИЙ, АПЕЛЬСИННЫЙ – АПЕЛЬСИНОВЫЙ; 3) частичные (приблизительные, квазипаронимы) – однокоренные слова, различающиеся ударением, но совпадающие в сочетаемости: ДОЖДЕВОЙ – ДОЖДЛИВЫЙ, ШУМНЫЙ – ШУМОВОЙ, ГРОЗНЫЙ – ГРОЗОВОЙ. С точки зрения структуры различаются паронимы суффиксальные (ЦВЕТ АСТ ЫЙ – ЦВЕТ ИСТ ЫЙ, ЧЕРЕПАХ ОВ ЫЙ – ЧЕРЕПАШ ИЙ), префиксальные (О ПЕЧАТАТЬ ОТ ПЕЧАТАТЬ, ПРЕД СТАВИТЬ – ПРЕДО СТАВИТЬ) и корневые (НЕВЕЖА – НЕВЕЖДА, ВОСКРЕСАТЬ – ВОСКРЕШАТЬ). Паронимы сопоставляются только в форме одного, числа (ед. или мн.): ОСТАНКИ – ОСТАТКИ (нельзя: ОСТАТОК – ОСТАНКИ).
Сравнение подходов О.В. Вишняковой и В.П. Григорьева выявляют существенные расхождения в понимании ими паронимии как лингвистически значимого феномена. Между означающими разных знаков существует разная степень звукового сходства – и это факт системы, определяющийся ее фонетическими законами (в частности, комбинаторикой звуков). Видеть паронимические отношения в кодериватах ни Р. Якобсон, ни В.П. Григорьев не считают возможным и конструктивным. Якобсон вводит определенное ограничение на понимание паронимии и считает, что паронимические отношения обнаруживаются в «независимых от этимологии связях слов» (шире – в независимых от словообразовательной мотивации).
В.П. Григорьев, продолжая традицию Якобсона, изучает механизм паронимической аттракции и совершенно разных, никак словообразовательно не связанных единиц лексикона в речи (В стае чижей Чужой; Я видел выдел Вёсен в осень. В. Хлебников), и тех, которые являются паронимами языковыми (Меня тревожит встреч напрасность, что и ни сердцу, ни уму, и та не праздничность, а праздность, в моем царящая дому. Е. Евтушенко), а анализируемый им материал – художественный текст, его предмет – поле смыслов: их сопряжение, а также расхождение.
Прослеживая материал паронимической аттракции в ее разновидности «парономазия» от её истоков в классической поэзии (на лоне лени, очей очарованье А.С. Пушкина) до паронимического взрыва в русской поэзии ХХ в. (голос – Логос Л. Мартынова, голубая глубина А. Платонова), Григорьев предлагает типологию текстовой, речевой паронимии, для которой более подходящим представляется термин «парономазия». (Обращаю внимание на размежевание терминов, которые употребляются как дублеты: «паронимия» – факт языковой системы, в котором представлены такие отношения между словами, в которых задействованы все три уровня языка – фонетический, словообразовательный и, естественно, семантический, поскольку морфемы значимы, и «парономазия» – факт семантического, смыслового взаимодействия разных слов в речи, в основе которого лежит их фонетическая близость.)
1. Вокалический тип (самый распространенный в русском языке): бабий платок и пилотка солдата (А. Твардовский).
2. Метатетический тип (самый распространенный во французском языке Jean Sol Partre – Jean-Paul Sartre): ворчали овчарки (Б. Пастернак).
3. Эпентетический тип: Пощадят ли площади меня (Б. Пастернак); франц. Excusez-moi, Monsieur le Capitaine, mais je n’ai pas très bien сompris votre histoire. À la fin, quand on arrive à la grand-mère du prêtre, on s’empêtre (Е. Ionesco. La cantatrice chauve) - le prêtre=священник и s’empêtre перен. =запутываться.
4. Консонантный тип: Несли не хоронить — несли короновать; скандалы точно кандалы (А. Вознесенский); Когда вас раз сто в теченье дня / На ходу на сходствах ловит улица (Б. Пастернак); Цитата есть цикада (О. Мандельштам); «Потом и опытом » (название книги Вяч. Вс. Иванова); отличу личину от обличья, на что уж тороп затрепанный – душа (А. Королев).
Если проследить «историю вопроса», то совершенно очевидно, что проблема речевой паронимии (паронимической аттракции) связана с более широкой проблемой звуковой организации художественной речи (в основном поэтической, но не только), а именно с тем, что в литературоведении получило название «ассонанс» (повторение гласных звуков – не букв!) и «аллитерация» (повторение согласных), создающее определенный смысловой и эстетический эффект (см. тему «Внутренняя форма слова. Звуковой символизм»). И конечно, в сферу парономазии попадает такое явление, как рифма.
Отношения, выстраиваемые по линии означаемого (от смысла к форме – ономасиологические категории лексической семантики).
2.2. Гипонимия. На ономасиологической основе выделяется такой тип парадигматических отношений единиц системы лексикона языка, как гиперо-гипонимические отношения. Гипонимы (от греч. hypo – ‘под, внизу’ и ‘onyma’ – имя) образуют иерархически организованное множество лексических единиц, объединяемое общим понятием, заключенном в гиперониме. Например: водоем – гипероним по отношению ко всему множеству лексических единиц, объединяемых сигнификатом его понятия, которые образуют лексико-семантическую парадигму, отличную от синонимической. В нее входят такие единицы русского языка, как река, ручей, озеро, пруд, канал, водохранилище, лужа (в широком понимании – море и океан).
Логически между гипонимами и гиперонимом устанавливаются отношения одностороннего включения понятий: гипоним включает в себя понятие гиперонима, тогда как гипероним охватывает собой гипонимы, что приводит к так называемой «односторонней импликации»: все яблоки = фрукты, но не все фрукты = яблоки. Между собой гипонимы (согипонимы) находятся в отношении пересечения понятий: они все объединены единой архисемой ‘водоем’. Лингвистически важными представляются два параметра согипонимов: 1) включая общую сему (архисему множества), согипонимы противопоставляются друг другу по дифференциальным семантическим признакам (ДП), образуя при этом многомерную непропорциональную оппозицию (подробнее в предыдущей лекции), что определяет невозможность их взаимозамены: либо пруд, либо озеро – идентификация предмета осуществляется выбором говорящим необходимого слова при восприятии предмета ландшафта (хотя существует такое понятие, как «номинативный тупик», когда для идентификации предмета говорящему не хватает его видимых свойств); 2) среди согипонимов в результате психолингвистического эксперимента устанавливается «прототип», т.е. тот гипоним, который, с точки зрения носителей данного языка, является «лучшим представителем» общей категории предметов, объединенных гиперонимическим понятием: для русских прототипом фруктов выступают яблоки, тогда как для американцев – апельсины. В концепции Ю.Д. Апресяна согипонимы за счет отношений пересечения смыслов входят в неоднородную группу «квазисинонимов» (рыть – копать в их буквальном значении).
В речи (в тексте устном и письменном) гипероним часто выполняет функцию, аналогичную анафоре, употребляясь в качестве средства повторной номинации: Они подошли к реке. Над водоемом поднимался туман. Гипоним, употребленный в одном контексте с гиперонимом, выполняет уточняющую, конкретизирующую функцию: У него была не просто собака – у него была борзая. Следует отметить, что гипонимы как семантически более богатые (у них шире сигнификат, чем у гиперонима за счет конкретизирующих сем) оказываются в тексте белее информативными, чем гипероним, который (по причине семантической «бедности») обладает текстопорождающей силой, например, реплика Да у него собака может спровоцировать уточняющий вопрос Какая?, тогда как замена имени собака видовым именем овчарка либо меняет семантику вопроса-ответа (добрая, тренированная), либо делает вопрос невозможным.
Взаимодействие гипонимов и гиперонимов в текстах разных жанров представляет собой самостоятельную исследовательскую проблему, но поведение этих единиц в речи обусловлено спецификой сложившихся между ними семантических отношений. Так, при перечислении гипонимов гипероним выполняет естественную для него обобщающую функцию находясь в постпозиции (В корзине была дичь: два тетерева и утка. И. Гончаров). В препозиции к гипонимам гипероним «вводит тему», которую и раскрывают гипонимы: Все свои эмоции, как-то: восхищение, удивление, возмущение, он оформлял только в одном предложении: «Ну, ты даешь...» (В. Токарева). Важной функцией гиперонима является метаязыковая, которая проявляет себя не только в лексикографии как инструмент создания словарной дефиниции (толкования), но и в тексте, преимущественно в научном как необходимое условие существования научного текста (Треугольник - фигура, которая состоит из трёх точек, не лежащих на одной прямой, и трёх отрезков, попарно соединяющих эти точки), а также в художественном (Дом господский стоял одиночкой на юру, то есть на возвышении, открытом всем ветрам, каким только вздумается подуть. Н.В. Гоголь) как логическая (а не метафорическая) разновидность авторской (художественной) дефиниции.
Помимо гиперонимических объединений лексических единиц в группы, основанных на их семантической иерархии, выделяются так называемые «функциональные множества», в которые включаются слова с совершенно различными, не имеющими логически ничего общего свойствами, а их значения пересекаются только на том основании, что стоящие за словами предметы выполняют общую функцию. Например, собирательное существительное мебель, определяемое как ‘предметы комнатной обстановки’, является не гипонимом по отношению к видам мебели (стол, диван, шкаф), а функциональным семантическим основанием для объединения имен с разной семантикой, но единой функцией. В пределах одного контекста эти слова ведут себя так же, как и единицы, находящиеся в гиперо-гипонимических отношениях, т.е. одни обобщают (Я взошёл в хату: две лавки и стол, да огромный сундук возле печи составляли всю его мебель. М. Ю. Лермонтов), другие уточняют (Был в лампочке повышенный накал, невыгодный для мебели истертой, и потому диван в углу сверкал коричневою кожей, словно желтой. И. Бродский).
2.2. Антонимия. Особым видом семантических отношений лексических единиц языка являются отношения антонимические, а единицы, состоящие в таких отношениях, называются антонимами. В чем же особенность антонимических отношений слов и/или их отдельных значений (ЛСВ)? По определению ЛЭС, антонимы (от греч. anti- – против и onyma – имя) – это слова одной части речи, имеющие противоположные значения. Но понятие “противоположность”, являющееся логической основой антонимии, не элементарное понятие, а языковые возможности выражения противоположных смыслов неоднородны.
С философской точки зрения данное понятие связано с понятием «противоречие», однако между ними есть существенное различие, которое философия трактует следующим образом: отношение противоречия (или контрадикторности) – это установление взаимоисключающего отношения («либо-либо»), которое устанавливается между разными сущностями (феноменами), тогда как отношение противоположности (или контрарности) представляет собой крайние проявления одной сущности, знаки которого можно трактовать как раздвоенное единство. Например, отрицание любой сущности воплощает противоречие – белое и не-белое, тогда как отношением противоположности связаны разные проявления одной сущности, например, отношения между словами белый и черный связаны между собой тем, что они обозначают крайние проявления такой сущности, как «цвет»: белый лучи отражает, а черный поглощает. И это их физическое свойство, неведомое наивному сознанию, осмысляется им символически как две крайности одного и того же. Таким образом, логической основой антонимии является противоположность двух видовых понятий внутри одного родового.
По определению Л.А. Новикова, «два понятия противоположны, если между явлениями, в них отраженными, существует наибольшее различие в пределах, которые устанавливает родовое понятие». Однако далеко не все единицы языка могут находиться в таких отношениях, а только те, в которых отображается восприятие мира, но не в режиме его констатации, а в режиме его оценки (аксиологически), но сама оценка бывает разной – рациональной и эмоциональной, хотя часто их трудно разграничить. Явления мира не могут быть ни близкими, ни противоположными сами по себе, такими их делает воспринимающее и оценивающее сознание. А к этой функции предрасположены прежде всего качественные прилагательные, поскольку качество может проявлять в своих крайних степенях как у одного предмета (вещи) в разное время (тетрадка была новая, а стала старая), так и у разных предметов в одно и то же время (у него тетрадка новая, а у меня старая), именно поэтому традиционными антонимами считались прилагательные этого лексико-грамматического класса, но разнокорневые. Следует отметить, что ни предметные существительные (пень, забор, рыба), ни относительные прилагательные (ледяной, туманный, деревянный) не могут находиться в отношениях антонимии, если речь идет об их буквальных значения, даже если они обозначают предметы, связанные отношением пространственной ориентации, как, например, потолок и пол (отношения «верх-низ»).
Из сложности содержания и разнообразия языковых форм его выражения складывается современное представление о лексико-семантическая категории «антонимия». Помимо непроизводных качественных прилагательных типа молодой-старый, составляющих ядро категории, в эти отношения оказались втянуты производные прилагательные типа грамотный-неграмотный, воплощающие разные проявления такой меры (параметра) культуры человека, как его «грамотность», при этом дериват с НЕ- становится антонимом только в том случае, если отсутствует однокорневой. В оценке проявления некоторых качеств и их градации русский язык проявляет особую изощренность, например: антонимы полезный-вредный («гастрономический» ЛСВ – продукт, овощ) стали производящими для таких прилагательных, как неполезный-невредный (невысокая степень категоричности оценки), с одной стороны, бесполезный-безвредный (высокая степень категоричности оценки), с другой, и небесполезный-небезвредный (осторожная степень оценки качества), с третьей (ср.: небезынтересный факт).
Кроме качественных прилагательных отношения антонимии увидели в таких именах существительных, которые выражают противоположные понятия, сложение которых дает нераздельное целое, например: жизнь-смерть (в рамках «бытие»), женатый-холостой (в рамках социальных отношений «брак»), а также в глаголах, выражающих разновекторные отношения (входить-выходить). Осмысляя накопленный лингвистикой материал, Л.А. Новиков предложил свою классификацию антонимов, основанную на характере оппозиции и включающую три типа: 1. Контрарная оппозиция (крайние проявления параметра внутри некоторого множества некрайних, промежуточных проявлений) – старый-молодой, выражающие единое понятие «возраст», а внутри этого семантического контура есть нестарый, немолодой, пожилой, возрастной (новое), т.е. представлена некоторая градация качества, а между элементами множества устанавливаются как квазиантонимические отношения (молодой-немолодой), так и синонимические отношения (молодой-нестарый, немолодой-старый), причем приставочное образование с НЕ- в синонимах всегда прагматически отмечено как смягчение оценки, как эвфемистическое по отношению к партнеру-антониму. 2. Контрадикторная (комплементарная) оппозиция (нет средних членов): можно-нельзя, истина-ложь, вместе-врозь. 3. Векторная оппозиция (противоположно направленные действия): входить-выходить.
По своей словообразовательной структуре антонимы делятся на разнокорневые и однокорневые (производные). Особый вид антонимических отношений представляет собой «энантиосемия», определяемая как внутрисловная антонимия: просмотреть = ‘увидеть’ и ‘не увидеть’, одолжить = ‘дать’ и ‘взять’, завязать (новое, производное, конструктивно обусловленное, разговорное) = ‘начать’ и ‘закончить’. Особенно часто прямо противоположные оценки «хорошо-плохо» выражаются разным интонационным оформлением одного слова: Молодец! (+) и Молодееец. (-)
Любая классификация ценна тем, что она может объяснить различия в речевом поведении лексических единиц. Для отношений контрарной антонимии очень важными являются понятия «мера» и семантическая равноудаленность антонимов от «точки отсчета». Тот факт, что одно и то же антонимическое прилагательное приложимо к совершенно разным предметам оценки, не означает его многозначности, однако предметы эти должны быть однородными. Так самый маленький слон значительно больше самой большой мыши, потому что стандарты размеров слона и мыши совершенно различны, а параметрическое прилагательное лишь указывает на то, что предмет превышает стандарт, установленный для данного типа предметов (для слонов человек устанавливает свои стандарты, для мышей – свои). Эти рациональные оценки связаны с мерой, информация о которой имплицитно содержится в определяемом имени существительном. Это первое.
Прилагательное юный, связанное семантически с параметром «возраст», не является антонимом к прилагательному старый, поскольку оно семантически сложнее его: юный – это молодой до определенного возраста, и всякий юный - молодой, но не всякий молодой – юный.
В антонимических отношениях находится не все многозначное качественное прилагательное, а только его отдельные ЛСВ, поэтому одна пара антонимов может образовать целое множество лексических единиц, находящихся между собой в синонимических отношениях: мокрый-сухой (почва, но ветер – сухой и влажный, а человек – сухой и отзывчивый). (Предлагаю проделать такое упражнение самостоятельно с парой мягкий-твердый.)
В особый тип антонимических отношений Л.А. Новиков предлагает выделять «прагматические» антонимы, т.е. те, которые прочно стоят на присущих именам коннотациях: отцы и дети, ад и рай, душа и тело. Диагностическим контекстом для антонимов является контекст противопоставления «не Х, а У» (не глупый, а умный, не новый, а старый). Однако в современной публицистике (и в разговорной речи) появилось довольно много контактно совмещенных («оксюморонных») употреблений качественных прилагательных, например: Мы избрали нового старого декана; «Плохой хороший человек » (название фильма по повести А.П. Чехова «Дуэль»). Оксюморон (греч. остроумное глупое) как сочетание в одном контексте слов с противоположным значением является распространенной стилистической фигурой: живой труп, Старый Новый год.