Быстренько забрались Бабы-Яги, каждая в ступу свою, метлами враз взмахнули, свистнули так, что уши заложило, ступы рванулись вверх, ввысь, понеслись над лесом к замку Змея Горыныча, что под Лысой горой стоит, возвышается.
- Хорошо летим, - восторженно крикнул внутренний голос Настене.
- Хорошо! – крикнула в ответ Яга. Олимпиада удивленно оглянулась на подругу: Ты что кричишь, случилось что? На скорости разговоры начинать несподручно было, Настена лишь рукой махнула, мол, все в порядке, летим дальше.
Летели они быстро, стремительно, на приличной высоте и плавно так, без воздушных ям и ухабов. Ступа не самолет, тут все от настроя зависит. Бабу-Ягу еще в детстве учили: чтоб ступа полетела, надо, что бы внутри тебя самой полет ощущался. Все эти взмахи метлой да посвист разбойничий при старте – так, антураж внешний, без него можно свободно обойтись. А вот ежели внутри ощущения полета нет, ступа ни в жись не стартует, в воздух не поднимется.
Ныне они с Олимпиадой в приподнятом, праздничном настроении на бал отправились, ступы тот настрой чувствовали, весело неслись, с огоньком! Над головой звезды, луна золотым блюдом, в ушах ветер свистит, одежонку раздувает, под тулупы забирается. Вниз поглядишь – тени ступ мелькают по заснеженным полям да лесам. И разогнаться как следует не успели – вот уж Лысой горы знакомый профиль показался. Черной громадой в темноте ночи стоит-возвышается, только вершина ее лунным светом подсвечена, туманом золотистым окутана. Люди все ищут Лысую гору, гадают, где расположена. А что искать – вот она, под самым носом.
- Замка Змеева что-то не разгляжу, - всполошился внутренний голос.
- Не каждому видеть дано, только тем, кто приглашение имеет. У тебя оно есть? То-то, что нет. Незваным летишь. А незваный гость хуже татарина, - подзадорила его Настена.
|
|
Внутренний голос аж задрожал от обиды:
- Тебе, значит, есть приглашение, а мне нет? Мне что, назад отправляться?
- Да успокойся ты, шучу я, куда ж без тебя. Сейчас гору облетим, с той стороны в большой расщелине замок поставлен. Лунный свет обманчивый, глаз отводит, от любопытных оберегает. Вон, видишь, тусклое облачко света показалось у подножия горы, на круг похожее – то знак опознавательный, на посадку на него заходить будем.
Олимпиада ступу свою первой к земле направила, за ней и наша Яга в хвост пристроилась. Спикировали они точно в середину круга, светляками отмеченного, как летели, так и приземлились – на отлично! Тут же к ним тролли подбежали, обслуга аэродромная. Лапами машут, ушами волосатыми трясут, кричат-торопят:
- Убирайте ступы на стоянку, плацдарм для других освобождайте!
Яги из ступ мигом вылезли, заклинание постановочное быстренько пробормотали, транспорт свой восвояси отправили, а сами к замку направились по дорожке – лесенке, то ж светлячками помеченной.
Вблизи замок частью горы казался: фронтоны и колонны, террасы и лестницы, окна и входы его грубо в скале вырублены - обозначены, только башенки со шпилями отдельно возвышаются – чудо - юдо архитектурное, колдовством сотворенное. Из оконных проемов мягкий свет струится, тени гостей мелькают, музыка веселеньким напевом звучит. Вот и двери в бальный зал широко распахнуты. Яги в них прошли, на входе остановились, чтоб глаза к полумраку привыкли, да и гостей разглядеть не мешало.
|
|
- Что это освещение какое негодное, - вопросила Олимпиада, - Змей над златом чахнет, а на электричестве экономит?
- Совсем, ты, Липа, очеловечилась,- фыркнула Настена, - чай здесь не Подмосковье, линии ЛЭП не подведены к Лысой горе. По старинке освещают, огнями каминными да светляками болотными – вон мыши летучие их под потолком в корзинках таскают. И не Змей над златом чахнет, а Кощей. Спутала ты. У змея, сказывают, проблемы с деньгами, проигрался он в рулетку. Азартным оказался. Как на Руси казино пооткрывали, так и не вылезает из игорных залов.
- Зачем тогда балы закатывать? Ну а свечи где, в прошлом году вроде как свечи были, помнится?
Ближайший мажордом в разговор их вмешался, посчитав нужным гостям ответствовать:
- Зажгутся сейчас свечи, полного сбора гостей дожидались, хозяин приказал попусту их не расходовать, дорог ныне воск - то.
И впрямь, в канделябрах вдоль стен и на обручах люстр в потолочных сводах вспыхнули свечи, разогнали полумрак по углам бальной залы.
- Ну, скупердяй проклятый, - пробурчала себе под нос Олимпиада, - У нас в Москве от рекламы света больше.
Но все ж лики гостей возможным рассмотреть стало. К ним с радостным криком подлетела Матрена, тоже Баба-Яга из Ивановской области. Вопрос с нарядом, как видно, решился в пользу «маленького черного платья». И с чего это Матрена решила, что ей черный цвет к лицу? – подумалось Яге – Настене,- Вон как темные круги под глазами подчеркивает, да землистый цвет лица выделяет, не уж то не понимает? Олимпиада тоже неодобрительно оглядела Матрену, но все вместе они тут же защебетали друг другу: Как ты прекрасно выглядишь! Ах, какая прическа, а макияж! Ну, а платье вообще выше всяких похвал! Притворялись привычно, согласно придворному политесу и хорошему тону, но каждая думала про себя, что уж она- то выглядит лучше подруг.
|
|
Тут громче зазвучала музыка, привлекая внимание. В центр зала, под главную люстру вышел главный мажордом, звучным голосов пророкотал: Рождественский бал у Змея Горыныча открывается!
На середину бальной залы выплыли русалки хороводом, ветками в руках машут, изящно в стороны наклоняются-изгибаются, песнь заунывную поют.
- Каждый год одно и тоже, репертуар не меняется, - вздохнула Настена.
- А когда угощать – потчевать будут? – вопросил внутренний голос.
- Проголодался, что ль? Чем есть собираешься? Рта нет, желудка тоже вроде не наблюдается.
- О тебе беспокоюсь, с голода ты на меня бросаться начнешь, - захихикал голос, - Иль у нищего Змея пиршество не предусмотрено?
Насчет праздничного обеда ясности не было. В приглашении про него умалчивалось.
Бабы-Яги переглянулись: в спешке, да сборах, наряжаясь да прихорашиваясь, ни одна из них пообедать не успела. К внутреннему голосу Настены они уж давно привыкли – сызмальства это у нее.
Егозой она была в детстве то, озорничала много. Вот как-то бабушка ейная, Старая Хрычовка, (ох и зловредная была Яга, прежнего еще закалу, безжалостная - вот от таких люди детей и прятали), так вот, как то в наказание отвела она Настю в дальний скит старообрядческий, давно заброшенный. Там на семь дней оставила, чары вокруг колдовские наложила, чтоб не пробраться – не выбраться. Настена совсем крохой была. Вот с тех пор и появился друг сердечный - внутренний голос то.
Пока молчал голос, о еде не думалась, а как сказал – так и накатило чувство голода, аж в желудках заурчало! Внутренний голос тут как тут, съехидничал:
- Настен, а Настен? Вы с товарками так кишками воете, прям русалкам в унисон – подпеваете, что ль?
- Брысь, - шикнули не него враз все три Яги, не сговариваясь.
- Поговори еще у меня, - добавила Настена. Голос, знамо, осерчал – разобиделся, не прощаясь удалился. Но легче не стало… Голод крепчал, а концерт заканчиваться и не думал.