Джон поперхнулся вином и закашлялся. А Пол покраснел от смущения, сам удивляясь собственной выходке. И, в то же время, он был горд своей смелостью.
Прокашлявшись, Джон захлопал ему в ладоши, и его поддержали остальные.
Пол вернулся на диван, а Лиззи уже стояла на его месте:
– Я говорить по-английски, чтобы все понимай меня, – сказала она. – Я хочу ехать в Париж. Моя мечта быть балерина, чтобы все сказать: «Какая она прекрасная». Маме стыдно, что я танцевать в ресторане. Я хочу, чтобы она сказала: «Ты умница, Лиззи»… Хочу много денег. Но это за себя. А больше я хотеть за вас. Вы все такие хорошие… Я хотеть, чтобы все, что вы говорить сегодня, сбылось.
– Особенно у Пола, – с усмешкой проворчал Джон из своего угла.
– Особенно у Пола, – с вызовом посмотрела Лиззи в его сторону. – Да.
И она вернулась на свое место. И никто не засмеялся. Даже Джон. Но удержаться от ехидного замечания он все же не сумел:
– Только не сейчас, потерпите, – сказал он, зажигая свет. И волшебство рассеялось. – Пора топать в клуб.
Запись с Тони Шериданом длилась несколько дней. Он был «свой в доску» и большинство песен, которые он спел, были самыми популярными хитами. Кроме того «Битлз» уже давно и сами играли их в клубе. Так что особых проблем не возникло.
Правда, Берт Кемпферт заявил, что название «Битлз» немецкую публику вряд ли привлечет, да, к тому же, оно созвучно с местным сленговым словечком «пидлз», означавшим член. И он предложил назваться по-другому – «Бит Бразерз». Как ни странно, Джон легко проглотил это. Его сговорчивость объяснялась просто: если бы они записывались на диск сами, это были бы «Битлз» и только «Битлз», а как аккомпаниаторам, не все ли равно, как называться?
|
|
Для пластинки они записали шесть песен, но к июню, когда они собрались обратно в Ливерпуль, диск еще не вышел. Появился только сигнальный миньон с двумя песнями – «My Bonnie»[36] и «When The Saints Go Marching In»[37].
Но и это, наряду с отъездом, стало достаточным поводом для грандиозного сабантуя в «Топ Тене». Тут уж в гримерку набились все – и музыканты, и друзья, и подруги.
Шнапс и пиво лились рекой. Проигрыватель надрывался американскими рок-н-роллами вперемешку со слащавыми немецкими шлягерами. Астрид Кирхгерр фотографировала всех на память.
Это было грустное веселье.
– Я вернусь, честное слово вернусь, – говорил Пол, обнимая свою Лиззи. – Не могу же я остаться, когда уезжают все…
И, как гром среди ясного неба, прозвучал тост Стюарта:
– Ребята! – начал он. – Ребята, я хочу сказать что-то важное. Сделайте музыку потише.
Проигрыватель выключили, все зашикали друг на друга.
– Ребята. Сегодня у нас масса причин для выпивки. Во-первых, расставание, это знают все. А во-вторых, мы с Астрид решили пожениться.
– О-о-о! – обрадованно загалдели все. Только Джон, смекнув, что из этого следует, помрачнел и выкрикнул:
– Ты что, остаешься тут?!
– Да Джон. Прости. Профессор Лерхенфельд сказал, что подготовит меня, и с сентября я буду принят в Гамбургскую академию художеств. Ты знаешь, я плохой музыкант, и до сих пор я был с вами только потому, что очень люблю вас. Но игра в музыку кончилась. Началась настоящая музыка… Эта пластинка, – он взял с колонки миньон и помахал им, – начало больших побед.
Он замолчал, притихли и остальные. Трудно было представить «Битлз» без Стюарта.
|
|
– Ты не можешь нас бросить сейчас! – крикнул Джон.
– Я не бросаю. Я отпускаю вас. Я выпрыгиваю из корзины, и шар под названием «Битлз» устремляется к звездам.
А это, – Стюарт положил диск на место и взял за гриф бас-гитару, – это – тебе. – И он протянул инструмент Полу.
Даже по нынешним временам это был королевский подарок, и у Пола, когда он принимал гитару из рук Стюарта, к горлу подкатил комок.
– А теперь – выпьем! – закончил тот.
И в то время, когда все последовали его призыву, он, понизив голос, добавил специально для Пола:
– И не забудь о том, что я тебе говорил, – он показал глазами на Ринго Старра, который, никого не слушая, с идиотским выражением выстукивал что-то ладонями по ляжкам. – Вместе вы будете рядом с Богом.
Пол кивнул. И, сквозь радость от ощущения всеобщего братства, сквозь горечь от расставания с другом, в его душе, словно чернильная клякса через промокашку, проступило пятно безотчетного страха.
Ему нравился Ринго. Но он уже почти не сомневался, что мистические выкладки Стюарта верны.
Так кто же станет следующей потерей?
Нельзя сказать, чтобы Брайан Эпштейн уж очень любил музыку. Но во всяком случае, против музыки он не имел ничего. И, раз уж вышло так, что ему пришлось заведовать отделом грампластинок, он решил подойти к этому делу серьезно.
Во-первых, он выписал самые крупные музыкальные журналы и иногда листал их. Во-вторых, стал лично, часто не без отвращения, прослушивать все поступающие к нему диски. А в-третьих, завел «книгу спроса», в которой фиксировал поступающие заказы и каждый факт продажи. Он хотел ориентироваться в музыкальном рынке.
|
|
К его прискорбию, наибольшим спросом у ливерпульцев пользовались не Сибелиус и Григ, а разная грохочущая и бренчащая, преимущественно американская, ерунда. В качестве нештатного корреспондента Брайан стал сотрудничать с местной музыкальной газеткой «Мерси Бит», пытаясь хотя бы таким образом возвышать эстетические пристрастия сограждан.
Однако, бизнес есть бизнес. И потомственный торговец Эпштейн делал все для того, чтобы каждый покупатель мог найти у него то, что хотел.
Неожиданно для Эпштейна-старшего, отдел его непутевого сына на Шарлот-Стрит стал процветать и расширяться.
Настолько, что вскоре появилась возможность превратить его в самостоятельный магазин.
Поначалу Брайан относился к своей работе, как к тяжкой повинности. Но только не теперь. Теперь он летел в свой магазинчик «Немз» как на крыльях. И дело тут было не в коммерческом процветании. Дело было в том, что на днях он принял на работу продавщицу – молоденькую аппетитную еврейку Риту.
Брайан был без ума от нее.
Только для того, чтобы пустить ей пыль в глаза, он купил подержанный, но еще вполне приличный «Форд-зодиак». Только из-за нее он перед выходом на работу не меньше часа проводил перед зеркалом, наводя марафет, оценивая свою внешность, а, соответственно, и шансы.
Именно этим занимался он и сейчас.
«Зрелище не из приятных, – уныло констатировал он, разглядывая свои худые и кривые ноги, не желающие признавать моду курчавые волосы, а так же розовые, без тени одухотворенной бледности, щеки… – Как не соответствует все это моей тонкой поэтической душе! Но если девушка полюбит меня, она почувствует за этой обманчивой грубой внешностью нежное и трепетное сердце художника!.. Решено! Сегодня я буду настойчив и смел!»
Узрев через стекло витрины машину управляющего, Рита торопливо сказала в трубку телефона:
– Ну, все, Мейбл, мой болван приехал! О, Боже, видела бы ты какой ужасающий куст герани он тащит в своих лапах! Купил?! Жди! У мамочки из горшка украл, точно говорю! Ну все, пока! Позвоню позже…
Рита торопливо бросила трубку, одернула юбку, подтянула грудь вверх и поспешила встречать хозяина к дверям.
Увидев ее на пороге, Брайан, несший цветок впереди себя, вдруг испуганно спрятал руки за спину.
– Какие новости? – спросил он, неловко протискиваясь между продавщицей и косяком. – Много ли посетителей?
– Что это у вас в руках, мистер Эпштейн? – вместо ответа спросила Рита, изогнув роскошную черную бровь.
– В руках? – Брайан вынул из-за спины левую руку. – Ничего…
Рита продолжала смотреть на него все с тем же выражением. Брайан нехотя достал и правую руку.
– Ах это?! – воскликнул он в притворном удивлении. – Чуть не забыл! Это вам.
Сунув ей букет, он, не оглядываясь, быстрыми шагами протопал в свой кабинет. Щелкнул замок.
– Болван… – покачала головой Рита.
А Брайан в это время, бормоча то же самое слово, бегал из угла в угол своего кабинета, то и дело ударяя себя ладонью по лбу:
– Болван! Болван! Какой же я болван! Полное ничтожество!.. – Он остановился. – Я должен немедленно исправить ситуацию!
Он кинулся к телефону и, покопавшись в записной книжке, набрал номер:
– Муниципальный театр? Что у вас сегодня вечером? Премьера? «Сигурд Крестоносец»? А нельзя ли чего-нибудь повеселее? Ах да, простите… Я могу заказать у вас два билета? Все продано? Как же быть? Мне совершенно необходимо попасть туда! Может быть у вас найдется бронь для газеты «Мерси бит»? Кто говорит? Брайан Эпштейн, музыкальный обозреватель… Почему не представился сразу? Как-то не подумал… Ах, это ты, Мордыхай? Да, да, конечно! Конечно напишу. Спасибо, спасибо, ты меня очень выручил!
Положив трубку, Эпштейн опять принялся клясть себя: «Действительно, какого беса я не представился сразу, ведь администратор театра мой старый знакомый. Папа прав, я никогда не стану настоящим евреем…»
– Рита, – позвал он, отперев дверь.
– Да, сэр?
– Рита, э-э-э… Нам не привезли ничего новенького?
– Нет, мистер Эпштейн. Но поступило два заказа на миньон ансамбля «Битлз».
– Какое дурацкое название… Рита, – продолжал он, пряча глаза, – вы знаете, мамочка купила мне билет в театр. Сегодня вечером там дают «Сигурда Крестоносца». Прекрасное произведение. Почему-то она купила два билета. Не могли бы вы, э-э-э… Не составите ли вы мне компанию?
Рита возвела очи к потолку:
– О, нет, мистер Эпштейн! «Сигурд Крестоносец» – это же такая скучища… Вы уж не сердитесь на меня…
– Ну что вы, Рита, раз вам неинтересно…
Брайан попятился обратно в кабинет. Заперевшись, он приник горячим лбом к холодному стеклу дверцы книжного шкафа и прикрыл веки. «Как все глупо, как глупо!..»
Открыв глаза, он увидел прямо перед собой корешок книги Даниэля Дефо «Робинзон Крузо».
«Нет! Только не опускать руки! – сказал себе Брайан решительно. – Надо что-то делать! Все что угодно, только не отступать!»
Набрав прежний номер, он выпалил:
– Мордыхай? Это снова я. Пожалуйста, извини, но я не приду сегодня. Мне и самому жаль, но ситуация изменилась.
Он нажал клавишу сброса и тут же набрал следующий номер:
– «Адельфи»? Добрый день. Я могу заказать столик на двоих на сегодняшний вечер? Да, да, прекрасно. Эпштейн. Брайан Эпштейн.
Бросив трубку, он опять появился в отделе. Рита в этот миг тоже разговаривала по телефону.
– Вы знаете, Рита, у меня ужасная память! Как я мог собираться в театр, если у меня сегодня юбилей?!
– О?! Какой юбилей? – сделала заинтересованный вид Рита.
– День рождения… День рождения… моей любимой лошади. Да.
– Лошади?!
– Да. Ее звали «Эмбер». Вы не представляете, Рита, как много она для меня значила! Но нас разлучили. Мы не виделись уже много лет. Я собираюсь отметить эту дату в «Адельфи». Может быть, вы пойдете со мной?
– Мистер Эпштейн, мне так жаль… Я сейчас на диете. Мне ничего нельзя – ни есть, ни пить. Совсем нельзя… – Всем своим видом она просила извинения за свой отказ. – Может быть, как-нибудь в другой раз?
– Действительно, жаль, ужасно жаль, – кивнул Брайан и, чуть не плача, убрался обратно в кабинет.
– Ты слышала, Мейбл? – тихо спросила Рита в трубку, которую все это время держала в руках. – Похоже, мне придется увольняться. Этот болван окончательно обезумел. Теперь он пригласил меня в ресторан, отмечать день рождения какой-то лошади… Да! Именно лошади!
«Все! – сказал себе Брайан, – хватит бродить вокруг да около! Я должен открыться ей… Пусть я буду отвергнут, но я должен знать точно!»
И он в какой уже раз выскочил в отдел.
В этот миг в магазин вошел патлатый юноша в кожаной куртке.
– Крошка, – обратился он к Рите, – сделай-ка мне сингл «My Bonnie» ансамбля «Битлз».
«Крошка!» – повторил Брайан про себя, мгновенно приходя в ярость.
– У нас нет этой пластинки! – рявкнул он посетителю.
Рита удивленно покосилась на него, а паренек пожал плечами и пошел к выходу.
«Как некрасиво вышло», – тут же пожалел Брайан о своей выходке и крикнул посетителю вдогонку:
– Одну минутку!
Паренек обернулся.
– Давайте, я запишу ваш заказ, и в течении недели мы постараемся найти для вас эту пластинку.
– Валяйте, – согласился тот, снова пожав плечами.
– Так, так, так, – сказал Брайан, доставая из-под прилавка книгу спроса, – ваше имя?
– Курт Раймонд Джонс.
– Ансамбль… ансамбль…
– «Битлз». Еще их называют «Бит бразерз». Пластинка «My Bonnie». Записана в Гамбурге.
Открыв журнал на «би», Брайан уставился на его страницу, как на гремучую змею. Вся она была исписана заказами на этот самый диск!
Брайан внес данные заказчика, а когда тот вышел, обернулся к Рите:
– Почему вы мне не сказали о том, что эти «Битлз» пользуются таким спросом? Мы теряем прибыль, теряем заказчиков!
– Я обзвонила всех наших поставщиков, – стала оправдываться Рита, – этой пластинки нет ни у кого.
– А есть ли она вообще? Лично я такого названия никогда не слышал.
– Есть, есть, – я слушала ее у подруги.
Эпштейн тут же набрал номер редакции «Мерси Бит».
– Джим, это я, – обратился он, услышав голос знакомого журналиста. – Что ты знаешь о «Битлз»?
– О! И ты туда же! – заорал ему в ответ коллега. – Нас уже замучили с этими «Битлз»!
– Кто замучил?
– Фанаты! Пустоголовые тинейджеры.
– Ну, я-то не тинейджер. И не пустоголовый, надеюсь. Мой вопрос связан с бизнесом. Заказывают пластинку, а я не знаю, где ее взять. Что посоветуешь?
– Спроси у самих «Битлз».
– Глупая шутка. Я что должен отправляться для этого в Гамбург? Или они американцы?
– В какой Гамбург?! Это наша, местная, ливерпульская группа. Честно говоря, я не уверен, что пластинка, о которой ты говоришь, действительно существует. Кому могли понадобиться наши провинциальные лоботрясы?
– Местная группа? – не поверил своим ушам Брайан. – И пользуется таким спросом?
– Да-да! Ко мне толпами ходят их поклонники, все, как один, в кожаных куртках и с нечесаными шевелюрами! И они требуют, чтобы я написал о «Битлз» хоть что-нибудь… Слушай, может быть ты выручишь меня? У меня совершенно нет времени на эту чепуху.
Тут только Эпштейн заметил, что прежде флегматичная Рита вдруг оживилась и делает ему какие-то отчаянные знаки.
– Подожди-ка минутку, – бросил он журналисту и прикрыл трубку ладонью. – В чем дело?
– «Битлз» играют в клубе «Каверна», это в двухстах ярдах отсюда. Мистер Эпштейн, возьмите меня туда, я столько слышала о них, мне так понравилась пластинка, я просто мечтаю на них посмотреть!
Не веря своему счастью, Брайан вновь поднес трубку к уху.
– Джим, оказывается, они работают в «Каверне». Ты можешь сделать мне контрамарку на двоих?
– Все что угодно, Брайан, лишь бы ты написал материал! Ты меня просто спасаешь! Я немедленно позвоню хозяину «Каверны» и обо всем с ним договорюсь. Ты пойдешь сегодня?
– Сегодня? – спросил Эпштейн Риту, вновь прикрыв трубку ладонью.
Та усиленно закивала, сделав большие глаза.
– Да, – сегодня, – ответил он журналисту.
– Приходишь, называешь свое имя, и все проблемы решены. Начало в восемь. Дерзай!
Услышав гудки, Брайан положил трубку на аппарат.
– Идем?! – с мольбой и надеждой в голосе спросила Рита.
– Идем, – кивнул тот, приглядываясь к ней. Такой он ее еще не видел.
– Вы – просто гений! – закричала она, подскочила к нему и страстно поцеловала.
Эпштейн ошарашено потрогал щеку.
«Что же это за „Битлз“ такие? – подумал он. – Кто бы они ни были, но они умеют творить чудеса».
Вечером Рита удивила Брайана. Сев в автомобиль, она моментально перестала быть его подчиненной, а превратилась в капризную, знающую себе цену светскую даму.
Но он не сразу заметил эту перемену.
Вставив ключ, но не поворачивая его, Брайан решил развлечь свою спутницу беседой:
– Вы знаете, Рита, вчера мне приснился удивительный сон. Как будто я лезу на высоченный столб и никак на могу добраться даже до половины. И я сползаю вниз. Я плачу и повторяю попытки – снова и снова… И вдруг я вижу, что из-за горизонта в мою сторону ветер несет облако. Но не простое, а состоящее из цветочных лепестков и стофунтовых банкнот! Увидев это, я, конечно, сразу смог забраться на самый верх. Но только я добрался до облака, деньги дождем посыпались вниз. А я не могу ловить их, ведь тогда я упаду. И я вижу, что внизу множество людей с радостными песнями собирают этот урожай. А мне – не успеть спуститься. И я торчу на этом столбе, как осел. К чему это, как вы думаете, Рита?
– К тому, что вы – осел, Брайан. Мы когда-нибудь, наконец, поедем?
«Вот тебе раз, – подумал он, заткнувшись и поворачивая ключ, – все-таки она ко мне неравнодушна…»
Их провели и усадили за отдельный столик, как особо уважаемых гостей. Тут было душно, сыро и шумно. «Лучше бы мы все-таки сходили на „Сигурда Крестоносца“», – мелькнуло в голове Эпштейна, но сказать об этом Рите он не посмел. Ей-то тут явно нравилось, она вертела головой, с любопытством разглядывая посетителей. И он побаивался, что она снова назовет его «ослом».
Неожиданно для Брайана, он услышал свое имя. Спрыгнув со сцены и держа микрофон в руках, Диск-жокей Боб Вулер объявил:
– Эгей, ребятки! А у нас тут большой человек! Позвольте представить вам владельца магазина «Немз» и корреспондента «Мерси бит» мистера Брайана Эпштейна!
Посетители захлопали и засвистели. Боб как раз добрался до столика раскланивающегося Брайана и протянул микрофон ему:
– Два слова, мистер Эпштейн.
– Добрый вечер, друзья, – заговорил Брайан. – Я рад приветствовать вас в этом замечательном клубе. И вот что я, в связи с этим, хотел бы вам рассказать. Недавно мне приснился поразительной сон. – Он почувствовал, что Рита пинает его под столом, но остановиться уже не мог. – Мне приснилось, что я нахожусь примерно в таком же клубе, как этот, и стою возле стойки бара. И вдруг к стойке на задних лапах подходит огромный ёж. Ёж в человеческий рост. А бармен, словно бы так и надо, спрашивает его: «Что будете пить, мистер?» Но ёж почему-то оказался глухонемым. И он начал объяснять жестами…
Рита пинала Брайана все сильнее. Боб Вулер, вежливо улыбаясь, пытался отобрать у него микрофон… Но не тут то было.
– …И тогда пришлось вмешаться мне. Я сказал бармену: «Налейте-ка ему виски». И бармен сделал это. Но, оказалось, я не угадал. Ёж понюхал рюмку, сморщился и выплеснул ее содержимое мне в лицо. А затем злобный еж пригвоздил меня к стойке своими гигантскими иглами. Спасибо за внимание. Продолжайте веселиться. – В полной тишине Брайан отдал микрофон и уселся за столик. Утирая платком пот со лба, он спросил Риту:
– Как я их, а?!
Та молча постучала себя пальцем по лбу и отвернулась. Боб Вулер, нервно похохатывая, объявил:
– Вот такая замечательная история приключилась с мистером Эпштейном. А теперь – «Битлз»!
Зал взорвался аплодисментами.
– Тут понимают хорошую шутку, – заметил Брайан Рите. Ему все больше нравилось здесь. Хотя объявленые музыканты выглядели не слишком опрятно.
Точнее – слишком неопрятно. Они заиграли, и солист в очках запел:
«Люби, люби меня,
Ведь я люблю тебя…»
Ей богу, не вру,
Не вру…[38]
Ничего глупее Брайан не слышал. Но ритм был упругий, мелодия симпатичной, а главное – у него было прекрасное настроение. Он даже начал пританцовывать, не вставая со стула.
– Рита, – позвал он. – Может, попляшем?
Она не услышала его. Целиком поглощенная музыкой, она во все глаза разглядывала то, что происходило на сцене. А на сцене происходило черт знает что. Музыкантам, похоже, было наплевать на публику, и они преспокойно поворачивались к ней спиной, кричали что-то друг другу, жевали резинку… Как ни странно, именно это и нравилось зрителям.
Но то, что Рита совсем не обращает на него внимания, слегка обидело Брайана:
– Выпьем? – достал он бумажник.
Никакой реакции.
Но вот песня закончилась, и Рита сама обернулась к Брайану:
– Как здорово! Как они мне нравятся!
Он тут же придумал, как превратить их успех в свой:
– Хочешь, я тебя с ними познакомлю?
– Да?! – она схватила его за рукав. – Брайан, какой ты милый! А что ты им скажешь?
– Я скажу, что хочу познакомить их с самой прелестной продавщицей моего магазина. Пойдем, когда кончится отделение, – успел еще сказать Брайан, прежде чем снова заиграла музыка, и Рита вновь стала невменяемой.
А он задумался. Действительно, для того, чтобы подойти к «Битлз» нужен какой-то предлог. Он тут же сочинил его.
Через сорок минут, сложив в дипломат несколько заказанных бутылок шампанского, Брайан повел Риту за кулисы.
– Эпштейн, – сказал он, войдя в музыкалку.
– Кто? – спросил певец-очкарик, смерив его взглядом.
– Я, – ответил Эпштейн.
– Зря, – сказал тот и отвернулся.
«Не слишком-то они гостеприимны», – подумал Брайан и решил сразу перейти к только что придуманному делу:
– Давайте поговорим о наших проблемах, – заявил он.
– А у нас есть проблемы? – вмешался смазливый паренек, игравший на басе.
– Теперь будут, – сказал Брайан. – Я стану вашим менеджером.
– А кто вы такой-то? – снова обернулся очкарик.
– Эпштейн, – весомо повторил Брайан.
– Так бы сразу и говорили, – протянул руку очкарик. – Я – Джон, этот левша – Пол, вот тот мальчишка – Джордж, а вон та злобная хитрая морда – это Пит.
– Очень приятно, очень приятно, – пожимал он руки музыкантам. – А это, позвольте представить, Рита Гаррис.
Джордж пожал девушке руку. Пол ей руку поцеловал. Джон, приобняв ее, чмокнул в щечку. А Пит, не по-детски облапив ее, поцеловал в губы, в засос.
Брайан оторопел. Нужно было срочно отвлечь их внимание от Риты.
– Значит так, – быстро заговорил он. – Вы не поверите! Представляете, вы будете отдавать мне двадцать пять процентов своего заработка!
Пит тут же отпустил девушку:
– С какой стати?! – выпучил он глаза.
– Да так, – пожал плечами Эпштейн довольный успехом.
– У нас уже есть менеджер, – заметил Джон. – Его фамилия Вильямс, и он берет только десять процентов.
– Ну и чего вы с вашим Вильямсом добились? – поднял брови Брайан. – Играете в этом грязном подвале. А если за дело возьмусь я, вы уже через месяц будете выступать в Лондоне. В «Королевском театре»!
Джон присвистнул и бросил:
– Что-то слишком у вас все просто. Вы кто такой-то?
– Я – еврей, – ответил тот так, словно это объясняло все.
О евреях Джон знал только одно. Что они страшные скупердяи.
– А почему бы вам для начала не купить нам пару бутылочек? – провокационно предложил он.
– Ничего не надо покупать, – ответил Эпштейн.
– Так я и думал, – махнул рукой Джон и усмехнулся. – Зачем покупать? Нужно только брать с нас двадцать пять процентов, а покупать ничего не надо.
– Не надо, – подтвердил Эпштейн, открывая дипломат. – У меня все с собой. – И он выставил на стол три бутылки шампанского.
Джон поглядел на него совсем другими глазами.
– Так как вы смотрите на мое предложение? – спросил Эпштейн. – Если согласны, сейчас и отметим.
Рита восхищенно таращилась на него.
В музыкалку заглянул Боб Вулер:
– Через минуту – на сцену.
– Хорошо, – кивнул ему Джон и снова обернулся к Брайану. – Мистер, а машина у вас есть?..
– Конечно, – кивнул тот. – И у вас скоро будут машины. Ну что, согласны?
Джону показалось, что соглашаться сразу будет не по-деловому.
– Мы немного подумаем, – ответил он.
– Вот как? – Брайан сложил бутылки обратно в дипломат. – Тогда отложим до следующего раза.
Как ни странно, идея продюсировать «Битлз» действительно захватила Эпштейна. Теперь в «Каверне» его видели чуть ли не ежедневно. И, наблюдая за реакцией публики на музыку группы, он с каждым разом все больше верил в то, что дело пахнет большими деньгами.
Заказанные им в Гамбурге двести дисков «My Bonnie» исчезли с прилавков «Немз» за три дня.
Он с головой ушел в это дело, Рита, раньше словно бы и не замечавшая его, сейчас, напротив, стала оказывать ему всяческие знаки внимания. Но теперь уже ему было не до нее.
Чтобы лучше понять, что же это собственно за дело – менеджмент, и с какими людьми ему предстоит работать, он встретился с Вильямсом.
– Леннон – несносный тип, – сказал Вильямс. – Представьте, он отказывается выплачивать мне десять процентов от заработка, если находит работу сам.
– Но это же естественно… – удивился Брайан.
– Ничего не естественно. Если я – их импресарио, то они не должны искать работу сами.
– Ну, а если вы этого не делаете? – продолжал удивляться Брайан.
– Это уже – мои проблемы.
– Даже странно, что вы до сих пор работаете с ними, – заявил Брайан двусмысленно.
– И не говорите! Только последний осел станет с ними работать!
Тут Вильямс замолк и внимательно присмотрелся к Эпштейну.
«Вот тебе два», – подумал тот.
Наконец, третьего декабря, когда все предварительные шаги были сделаны, Брайан пригласил «Битлз» в молочный бар, принадлежавший его отцу.
Встреча была назначена на половину пятого.
«Битлз» и сами успели навести о нем справки, и решили, что такое сотрудничество может принести им пользу.
Ради такого случая не опоздал даже крайне непунктуальный Джон. А вот Пол как раз отсутствовал.
– Я не имею права начинать переговоры, если нет хотя бы одного из вас, – втолковывал Брайан. – Свою подпись в контракте должен поставить каждый. Да позвоните же ему, кто-нибудь!
Джордж нехотя подошел аппарату на стойке, и, поговорив, вернулся:
– Пол принимает ванну, – сказал он Брайану.
– Как это можно – вести себя столь безответственно в такой важный момент?! – вскричал Эпштейн.
– Зато он будет чистым, – усмехнулся Джордж.
Пол прибыл, и Брайан, поджав губы, протянул ему контракт.
– Где расписываться? – спросил тот, не читая. Он больше, чем все остальные хотел завязать отношения с человеком, у которого есть свой магазин, автомобиль и куча денег.
– Погоди, погоди, – отобрал у него бумагу Джон, который продолжал ожидать подвоха от этого буржуа.
Водя пальцем по строчкам и шевеля губами, он внимательно ознакомился с договором от первой до последней буквы.
– Ладно, – кивнул он, – пойдет. – И поставил свою подпись. Затем расписались Пол, Пит и Джордж.
– Вот и прекрасно! – потер ладони Брайан и сунул бумагу в дипломат. – Предлагаю отметить это дело стаканчиком молочного коктейля. Я плачу!
«Раньше он предлагал шампанское», – разочарованно подумал Джон. Но сдержался и не напомнил Брайану об этом. В конце концов, тот играет честно.
Когда «Битлз», выпив коктейль, покинули бар, Эпштейн достал контракт и, усмехаясь, осмотрел оставленные подписи.
«Папа будет гордился мной, когда я покажу ему эту бумажку! Эти „Битлз“ – сущие дети! Расписавшись сами, они не потребовали подписи с меня! Теперь, если дело выгорит, я подпишу контракт и буду получать свои проценты, а не выгорит – не подпишу, и бумага будет недействительной!»
Ему нравились «Битлз». Но он был деловым человеком.
После такого хлопотливого денька Брайан уснул, едва коснувшись головой подушки.
И ему приснился страшный сон.
Сцена. Толпа юношей и девушек не отпускают «Битлз». Но вот Джон и компания скрываются за кулисами. Там Брайан приоткрывает огромный кованный сундук и, просунув руку в щель, зачерпывает ковшом золотые монеты. А затем – ссыпает их в ладони и карманы музыкантов.
Они пытаются заглянуть в сундук, но Брайан не позволяет им этого. Хитрый Пит Бест, делая вид, что страшно ему благодарен, даже обнимает Брайана и целует его в губы, как давеча Риту. А сам все косится на щель под крышкой сундука. Но Брайан бдителен и осторожен. Никто не смог узнать, сколько золота у него осталось!
Все садятся в автофургон. Тогда Брайан хватает сундук за ручку… но не может сдвинуть его с места. Он налегает на него изо всех сил, но безуспешно.
Он хочет вернуть остальных, чтобы они помогли ему. Но он боится, что количество золота они определят по весу…
И фургон отъезжает без него.
Брайан плачет. Он ломает руки и зовет хоть кого-нибудь.
Но внезапно темнеет, и из леса (а раньше Брайан даже и не замечал этого леса) выходит огромный ёж.
Неторопливо, на задних лапах, вразвалочку приближается злобный ёж к Брайану. Тот кричит в ужасе, но ручку сундука отпустить не может…
Эпштейн проснулся в холодном поту. Включил ночник и достал из письменного стола папку для бумаг. Извлек из нее контракт, взял «Паркер» и занес его над графой «подписи сторон».
«Стой!!!» – вдруг закричал его еврейский внутренний голос.
«Что это со мной, действительно? – подумал Эпштейн. – Нервишки шалят…»
Он сунул ручку обратно в стаканчик, контракт аккуратно вложил в папку и задвинул ящик стола.
Остаток ночи он проспал без сновидений.
Спустя неделю Брайаном была зарегистрирована продюсерская фирма «Немз Энтерпрайзес», которая должна была устраивать концерты «Битлз» и выпускать диски с их записями.