Л. В. Табунщикова
доцент Южного Федерального Университета
ИНЦИДЕНТ 11 МАРТА 1922 ГОДА В СОБОРЕ РОЖДЕСТВА БОГОРОДИЦЫГ. РОСТОВА-НА-ДОНУ, СВЯЗАННЫЙ С ИЗЪЯТИЕМ ЦЕРКОВНЫХ ЦЕННОСТЕЙ
Народные волнения, связанные с изъятиями церковных ценностей в 1922 г. исследованы современными историкам в общероссийском масштабе достаточно фундаментально. Наиболее широкое освещение в литературе получили инциденты в гг. Шуе и Смоленске. Происшествие в ростовском кафедральном соборе Рождества Богородицы, ставшее первым по времени вооруженным столкновением населения с властями, проводившими изъятие, изучено в гораздо меньшей степени.
Изъятие церковных ценностей в соответствии с декретом от 23 февраля 1922 г. началось в Донской области 4 марта 1922 г. В этот день при Донском исполнительном комитете была учреждена комиссия по изъятию церковных ценностей, которую возглавил член ВЦИК А. И. Муралов (Шадрина А.В., Табунщикова Л.В. Изъятие церковных ценностей в Донской области. 1922 год. Сборник документов. Ростов н/Д: Изд-во ЮНЦ РАН, 2013. С. 15). Первым шагом комиссии стало проведение переговоров с ростовским духовенством о конфискации церковного имущества. На встречу были приглашены: епископ Таганрогского викариатства Арсений (Смоленец), приславший на собрание своего представителя священника Молчанова, ростовский раввин Гольденберг и представитель Армянской Церкви архимандрит Муше. На состоявшемся совещании был прочитан декрет ВЦИК от 23 февраля 1922 г., а также инструкция к декрету. Представитель епископа Арсения (Смоленца) священник Молчанов первоначально выразил несогласие с декретом, однако, когда слова хотели зафиксировать, Молчанов отказался от них, и «пообещал принять все меры к благополучному изъятию ценностей» (Трудовой Дон. 1922. 23 августа. С. 2). Раввин Гольденберг, в свою очередь, заявил, что правление еврейской общины с готовностью отдаст все ценности, находящиеся в синагогах и молитвенных домах. К этому мнению присоединился и представитель армянского духовенства (Трудовой Дон. 1922. 14 марта. С. 1). Далее комиссия разослала повестки о назначении дня изъятия и предложила духовенству избрать от 3 до 5 человек для присутствия при изъятии.
После заседания комиссии протоиерей Молчанов созвал благочинническое собрание, на котором им был сделал доклад о пребывании в комиссии Донисполкома. После коротких прений епископ Арсений утвердил предложенную священником Разногорским по поводу изъятия формулу «Декрет прочесть, слова не говорить». Позже, на допросе Молчанов объяснял это тем, что «слово», т.е. проповедь на тему изъятия могла породить конфликты между его противниками и сторонниками. Облачение при чтении декрета, согласно распоряжению епископа, одевать не следовало, и вообще духовенству рекомендовалось «держаться дальше от изъятия ценностей», подготовив их, тем не менее, для сдачи. «Дух мой не удовлетворен изъятием ценностей, но, как гражданин, подчиняясь декретам, был согласен с передачей ценностей народу», скажет позже на следствии епископ Арсений (Смоленец) (Трудовой Дон. 1922. 27 августа. С. 2).
Сдержанная позиция Смоленца по отношению, как к декрету, так и к возможному ему сопротивлению, выразилась и в отношении полученного им секретного послания от патриарха Тихона, где последний писал, что духовенство не может подчиниться и одобрить изъятие священных предметов. Два экземпляра этого послания были посланы митрополиту Донскому и Новочеркасскому Митрофану (Симашкевичу) в Новочеркасск и протоиерею таганрогского собора, без сопроводительного письма и комментариев. Остальные были уничтожены. Впоследствии, на следствии, Арсений (Смоленец) объяснял свой поступок нежеланием кровавых столкновений на почве изъятия, а также сомнением в авторстве посланий. Факт незнания содержания послания Тихона, фактически призывавшего к активному сопротивлению изъятию, подтверждался впоследствии на допросах ростовским духовенством (Советский Юг. 1922. 28 мая. С. 1).
Изъятие в Донской области началось 10 марта 1922 г. с еврейских синагог. Изъятие в синагогах г. Ростова-на-Дону прошло мирно (Шадрина А.В., Табунщикова Л.В. Изъятие церковных ценностей в Донской области. 1922 год. С. 17). В субботу 11 марта 1922 г. комиссия приступила к изъятию ценностей из православных церквей. Первым в списке стоял собор Рождества Богородицы г. Ростова-на-Дону, где и произошло открытое столкновение комиссии по изъятию церковных ценностей с народом. Подробности этого происшествия детально освещала газета «Трудовой Дон».
11 марта, в 13.00 комиссия прибыла в собор, где застала не 3-5 человек, как было условлено, а свыше 20: почти весь причт, всех членов ревизионной комиссии, часть членов приходского совета и «постороннюю публику». Председатель комиссии Муралов предложил посторонним удалиться. Староста собора Лосев, в свою очередь, предложил членам комиссии прочесть декрет и инструкцию об изъятии, а члены ревизионной комиссии потребовали от прибывших мандаты, чем вызвали изумление у прибывших. Ввиду напора толпы староста предложил комиссии перенести совещание в сторожку церкви (по другим данным – в певческую комнату), и когда комиссия направилась к сторожке, то, по словам прессы: «выхода из церкви уже не было, так как сторожиха Лузаева с криком: «Коммунисты грабят церковь» вместе с другими бросилась вовнутрь и тут началось избиение комиссии» (Трудовой Дон. 1922. 23 августа. С. 2). «Избиение» выразилось преимущественно в том, гражданка Бабиева «держала т. Муралова за ноги, когда он хотел уйти, а другого члена комиссии за волосы» (Там же). Остальные прибывшие ограничивались криками «грабят церковь». По воспоминаниям очевидцев, особое озлобление у толпы вызвал «комиссар», зашедший в церковь «с папиросой в зубах" (Трушнович А.Р. Воспоминания корниловца. URL: https://www.dk1868.ru/history/zap_korn5.htm (Дата обращения: 11. 02.2013)).
Священники Зданевич и Успенский, еще до суматохи, покинули здание церкви. Решающую роль в прекращении драки сыграли протоиерей собора Иоанн Цариненко и протодиакон Дмитрий Новочадов. Священник вышел к толпе с крестом в руках, и, несмотря на крики «Не стоит этих чертей защищать!», призывал к прекращению драки (Там же). Протодиакон Д. Новочадов спас жизнь председателю комиссии А.И. Муралову, заведя последнего в алтарь (Архив УФСБ РФ по РО. П-53110. Л. 163-165 об.).
Несмотря на противодействие, оказанное членами духовенства собора, на место происшествия были вызваны наряды милиции и войск, которые задержали свыше 20 человек, «избивающих комиссию, агитировавших в толпе и бросавших камни, палки и базарные отбросы в вооруженный отряд» (Трудовой Дон. 1922. 23 августа. С. 2). Изъятие было временно отменено. Анализ случившегося властями был произведен оперативно, в тот же день, 11 марта: на заседании бюро Донкома РКП(б) был заслушан доклад «пострадавшего» Муралова «о событиях в городе в связи с изъятием церковного имущества». Решено было поставить на вид Агитпропу за недоработку агитации изъятия, а также развить энергичную агитацию среди населения. Отдельно прописывались карательные меры: «считать необходимым принятие решительных репрессивных мер против лиц, противодействующих проведению декрета и возбуждающих население». Решено было провести следствие по поводу событий 11-го марта и «привлечь виновных к строжайшей ответственности» (Архивы Кремля. Политбюро и Церковь. 1922 – 1925 гг. В 2-х кн. Новосибирск – М.: «Сибирский хронограф», РОССПЭН, 1997. Кн. 1. С. 118-119). Приказ Донисполкома от 12 марта 1922 г. предписывал комиссии немедленно приступить к работе, не останавливаясь перед применением вооруженной силы.
Тем не менее, события в г. Ростове 11 марта заставили ростовские власти временно прекратить работу по изъятию и все «силы бросить на агитационную кампанию», которая была закончена в последних числах апреля (Там же. Кн. 2. С. 241-242). Окончательно первый этап изъятия церковных ценностей не только в Донской области, но и по всей России закончился 21 марта 1922 г. В этот день на заседании бюро Донского комитета РКП (б) было вынесено постановление о прекращении действий по изыманию ценностей в связи с полученной телеграммой ЦК о прекращении действий комиссии по изъятию церковного имущества (Шадрина А. В. Изъятие церковных ценностей в Донской области в документах Центра документации новейшей истории Ростовской области (ЦДНИРО)). Причиной такого решения были события, произошедшие 15 марта 1922 г. в Шуе. В соборе к этому времени успели изъять, очевидно, в показательных целях, 2 п. 26 ф. серебра и 11 зол. Золота.
Вслед за организованной агитационной кампанией власть, так же как и в других регионах страны (см. Якунин В.Н. История Самарской епархии в портретах ее архиереев. ОАО ПП «Современник». Тольятти. 1999. С. 45; он же: Город Святого креста (церковная история города Ставрополя-Тольятти). Тольяттинский государственный университет сервиса. Тольятти. 2007. С. 31) приступила к решению главной задачи – дискредитации духовенства путем организации судебных процессов над духовенством, обвиняемом в «хищениях» церковной собственности. Судебные процессы, начиная с мая по август 1922 г. прошли в следующих районах области: два – в Новочеркасске, два – в Ростове-на-Дону, один – Азове, один – в Морозовском округе, еще один "процесс над 4 попами" состоялся в Первом Донском округе.
Несомненно, «апофеозом» донских судебных расследований явилось дело епископа Арсения (Смоленца), завершающего цепь уголовных дел о «хищениях» церковной собственности. Процесс по делу епископа начался 22 августа 1922 г. в здании ростовского театра им. Карла Маркса и закончился 30 августа 1922 г. Всего по суду, помимо епископа, проходило 35 человек. Билеты на процесс, как на зрелищное представление, распределялись среди членов партии, членов профсоюзов, и среди красноармейцев (Трудовой Дон. 1922. 22 августа. С. 2). Местная газета «Трудовой Дон» пристально освещала ход процесса. Согласно обвинительному акту, именно главный обвиняемый – епископ Арсений – был виновен в происшествии в соборе 11 марта 1922 г., так как не предпринял заранее активной агитации «за» советский декрет об изъятии, что выразилось в одобренном им решении «декрет прочитать, слова (т.е. проповеди – Л.Т.) не говорить». Кроме того, епископ был признан виновным в распространении воззваний патриарха Тихона о сопротивлении изъятию. Передача нескольких экземпляров послания в Новочеркасск и Таганрог была интерпретирована на суде как соглашательство с позицией патриарха. Тот факт, что остальные экземпляры послания были уничтожены, а донское духовенство сознательно не было о них оповещено, в расчет судом не принимался.
Широко распространенное в литературе мнение о том, что Арсений (Смоленец) являлся одним из самых активных противников изъятия церковных ценностей (см.: Кривова Н.А. Власть и Церковь в 1922 – 1925 гг. за церковные ценности и политическое подчинение духовенства. URL: https://krotov.info/history/20/krivova/kriv01.html (14.02.2015); Архивы кремля. Политбюро и Церковь. 1922-1925. Т. 1. С. 32. Никитин Д.Н. Изъятие церковных ценностей // https://www.pravenc.ru/text/293919.html (дата доступа: 28.09.16) не подтверждается опубликованными материалами суда. Согласно Кривовой Н.А., он даже предал анафеме «всех посягающих на достояние церкви и обратился к православному народу с призывом воспрепятствовать изъятию». Данная информация базируется на телеграммах местных властей в Москву от 25-го и 26-го марта (Архивы кремля. Политбюро и Церковь. 1922-1925. Т. 1. С. 32). На суде подобная информация ни разу была оглашена, несмотря на ее несомненную заманчивость для обвинителей.
Наряду с епископом, суд рассматривал дела и других участников происшествия 11 марта 1922 г. Один из главных обвиняемых, священник Молчанов, благочинный г. Ростова-на-Дону, «изобличался» в том, что совместно с епископом Арсением преподнес в свое время Деникину икону Георгия Победоносца. Другие обвиняемые, священники Добротворский, Федосеев и Разногорский «изобличались» в том, что на благочинническом собрании приняли решение «декрет читать, слова не говорить». Священники Цариненко, Успенский, Зданевич обвинялись в «организации беспорядков», выразившихся в том, что Зданевич и Успенский ушли из собора, до начала беспорядков, а Цариненко, хоть и спас главу комиссии Муралова, но сделал это, по мнению следствия, недостаточно быстро. Миряне Лабинский, Лосев, Орлов и Кушко обвинялись в организации беспорядков и «злонамеренном» задерживании членов комиссии в церкви». Гражданки Бабиева и Лузаева обвинялись в нанесении побоев членам комиссии. Профессор Бунаков, также проходивший по делу «о соборе», обвинялся в том, что после инцидента, по показанию свидетельницы Шендеровой, ворвался к ней в комнату со словами «жиды отбирают храмы» и «всякий сброд у власти» (Трудовой Дон. 1922. 24 августа. С. 2).Остальные лица обвинялись в «избиении» прибывших вооруженных красноармейцев, что на деле выразилось всего лишь в бросании в них палок и рыночных отбросов.
Театральность происходящего подчеркивалась обстоятельствами вынесения приговора: в 12 часов ночи, в переполненном зале театра Донской областной ревтрибунал вынес следующее решение: «гражданин Смоленец» признавался виновным в «сознательном участии в контрреволюционных действиях, недонесении властям о контрреволюционной организации Ухтомского и Назарова, в сопротивлении распоряжениям рабоче-крестьянской власти и распространении воззваний патриарха Тихона, о сопротивлении изъятию церковных ценностей», за что приговаривался к расстрелу. Однако, учитывая «искреннее раскаяние» и амнистию ВЦИК, в ознаменование годовщины революции, Ревтрибунал счел возможным заменить епископу высшую меру на 10 лет заключения.
Протоиерей Молчанов приговаривался к 5 годам со строгой изоляцией, священники Разногорский, Феодосьев, Добротворский, Цариненко, Успенский, Зданевич – к 3 годам со строгой изоляцией. Приняв во внимание возраст, Цариненко, Феодосьев, Успенский, Зданевич судом были присуждены к 2 годам без строгой изоляции. Священник Разногорский, подавший формулу «декрет читать, слова не говорить», был осужден условно. Миряне Орлов, Кушков и Лосев приговорены к 3 годам, но первым двум наказание было условное. Рудакова и Лузаева приговаривались к 2 годам. Проф. Бунакова наказали 3 годами условно. Бабиеву, державшую тов. Муралова за ноги, решено было, ввиду состояния психического здоровья, наказанию не подвергать. Остальные обвиняемые получили сроки от 1 года до нескольких месяцев. 7 человек по суду были оправданы (Там же).
Таким образом, инцидент в храме Рождества Богородицы 11 марта 1922 г. стали первым по времени конфликтом верующего населения и властей в Советской России при изъятии церковных ценностей. Епископ Арсений (Смоленец), вопреки распространенному мнению, не занял позицию активного сопротивления изъятию. Напротив, своими действиями он старался избежать возможных эксцессов между населением и властями.