Здесь, наоборот, выражена только та иллюзия, что каждая часть капитала в равной степени участвует в создании новой стоимости. Также и та 1/4 часть затрат, которая приходится на труд, на авансированную заработную плату, не создала прибавочной стоимости, а совершено это неоплаченным живым трудом. Но из отношения совокупной стоимости [за вычетом затрат] — в нашем примере это 10 талеров — к заработной плате мы можем видеть, какая часть труда не была оплачена, или сколько было прибавочного труда. В приведенном соотношении необходимый труд объективирован в 25 талерах, прибавочный труд — в 10 талерах; следовательно, они относятся друг к другу как 25: 10 = 100: 40; 40% труда представляли собой прибавочный труд, или, что то же самое, 40% произведенной этим трудом стоимости представляли собой прибавочную стоимость. Верно, что капиталист может вычислять таким образом: если на 100 единиц капитала я получаю 10 единиц прибыли, то на заработную плату, равную 25, я получил 21/2. Непонятно только, какую пользу может дать такой подсчет. Но чего добивается этим Мальтус, мы сейчас увидим, когда займемся его определением стоимости. А то, что он считает, будто его простой арифметический пример содержит в себе некоторое действительное определение, видно из следующего:
«Предположим, что капитал затрачен только на заработную плату; 100 ф. ст. затрачено на непосредственный труд. Выручка к концу года составляет 110, 120 или 130 ф. ст.; очевидно, что в каждом из этих случаев прибыль будет определяться величиной той части стоимости совокупного продукта, которая требуется для оплаты применяемого труда. Если стоимость продукта на рынке равна 110, то часть, требующаяся для оплаты рабочих, будет равна 10/11 стоимости продукта, а прибыль составит 10%».
|
(Здесь г-н Мальтус всего лишь выражает первоначальную затрату, 100 ф. ст., в виде доли совокупного продукта. 100 — это 10/11 от 110. Скажу ли я, что получаю на 100 единиц капитала 10 единиц прибыли, т. е. 1/10 от 100, или же скажу, что из 110 единиц совокупного продукта прибыль составляет 1/11, это одно и то же.)
«Если стоимость продукта 120, то приходящаяся на оплату труда доля будет равна 10/12, а прибыль составит 20%; если стоимость продукта 130, то часть, требующаяся для оплаты авансированного труда, равна 10/13 s, а прибыль составляет 30%».
(Вместо того чтобы сказать: на 100 я получаю прибыль 10, я могу также сказать: затраты составляют 10/11 от 110; или же, если прибыль составляет 20 на 100, то затраты равны только l0/12 от 120 и т. д. Характер этих затрат, расходуются ли они на труд или иным образом, не имеет никакого отношения к этого рода иной арифметической формулировке положения вещей. Если капитал, равный 100, принес только 110, то я могу либо исходить из капитала и сказать, что получил на него 10 единиц прибыли, либо я могу исходить из продукта, из 110, и сказать, что перед тем как получить этот продукт, я авансировал лишь 10/11 его стоимости. Отношение, разумеется, остается тем же самым.)
«Теперь предположим, что капитал, авансированный капиталистом, состоит не только из труда. Капиталист ожидает одинаковой выгоды от всех авансируемых им частей капитала».
(Это означает не что иное, как то, что капиталист распределяет полученную прибыль, происхождение которой может быть для него весьма туманным, равномерно по всем статьям своих затрат, полностью отвлекаясь от их качественного различия.)
|
«Предположим, что 1/4 авансируемой суммы затрачивается на оплату труда» (непосредственного); «3/4 состоят из накопленного труда и прибыли, а также тех добавлений к ней, которые вызваны существованием рент, налогов и прочих выплат. В таком случае совершенно правильным будет утверждение, что прибыль капиталиста изменяется вместе с изменением стоимости этой 1/4 его продукта в сравнении с количеством применяемого труда».
(Не с количеством применяемого труда, как это сказано у г-на Мальтуса, а в сравнении с выплаченной заработной платой.) (Следовательно, совершенно правильным будет утверждение, что прибыль капиталиста изменяется вместе с изменением стоимости 3/4 его продукта в сравнении с затратами на накопленный труд, т. е. прибыль относится к совокупному капиталу, который был авансирован (10: 100), как каждая часть совокупного продукта (110) относится к соответствующей ей части затрат.)
«Например»,— продолжает Мальтус,— «фермер затрачивает в земледелии 2 000 ф. ст., в том числе 1 500 на семена, содержание лошадей, износ своего основного капитала и т. д. — и 500 на непосредственный труд, а его выручка в конце года составляет 2 400 ф. ст. Прибыль такого фермера составит 400 на 2 000 ф. ст., т. е. 20%. И столь же ясно, что если мы возьмем 1/4 стоимости продукта, т. е. 600 ф. ст., и сравним ее с суммой, выплаченной в виде заработной платы за непосредственный труд, то в результате получится точно такая же норма прибыли» («Principles of Political Economy», 2nd edition, London, 1836, стр. 267—268).
(Столь же ясно, что если мы возьмем 3/4 стоимости продукта, т. е. 1 800 ф. ст., и сравним их с суммой, затраченной на накопленный труд, т. е. с 1500 ф. ст., то в результате получится точно такая же норма прибыли. 1 800: 1 500 = 18: 15 = 6: 5. Но отношение 6: 5 означает, что норма прибыли равна 1/5, т. е. 20%.)
|
(Мальтус имеет здесь в виду две различных арифметических формулы, которые он смешивает: во-первых, если на капитал в 100 я получаю 10, то на каждую часть этих 100 я получил не 10, а 10%; следовательно, на 50—5, на 25—21/2 и т. д.; на 100 получить 10 значит на каждую часть этих 100 получить 1/10, и таким образом прибыль должна принять вид 1/10 прибыли на заработную плату, и если она равномерно распределена на все части капитала, то я могу сказать, что норма прибыли на совокупный капитал изменяется вместе с нормой прибыли, приходящейся на каждую из его частей, следовательно, также, например, на ту часть, которая авансирована на заработную плату; во-вторых, если я на 100 получил 10% прибыли, то совокупный продукт равен 110. Если заработная плата составляла 1/4 затрат, т. е. 25, то теперь она составляет только 5/22 от 110; иными словами, заработная плата составляет теперь часть, на 1/44 меньшую первоначальной, и она будет составлять меньшую часть совокупного продукта в той же самой пропорции, в какой продукт возрос по сравнению с первоначальным [капиталом].. Это опять-таки всего лишь иной способ подсчета; Î0 составляют 1/10от 100, но только 1/11 от 110. Я могу, таким образом, сказать, что по мере увеличения совокупного продукта каждая из соответственных частей первоначального капитала составляет пропорционально меньшую часть совокупного продукта. Это — тавтология.)
В своем сочинении «The Measure of Value stated and illustrated» (London, 1823) Мальтус утверждает, что «стоимость труда» является «постоянной» и поэтому вообще является истинной мерой стоимости.
«Любое данное количество труда должно иметь такую же стоимость, как и та заработная плата, которая распоряжается им, или на которую оно фактически обменивается» (стр. 5).
Здесь, конечно, речь идет о наемном труде. Истина же, напротив, заключается в том, что всякое данное количество труда равно тому же самому количеству труда, выраженному в каком-нибудь продукте; т. е. каждый продукт есть лишь определенное количество труда, овеществленное в стоимости продукта, которая измеряется этим количеством труда по отношению к другим продуктам. Заработная плата, конечно, выражает собой стоимость живой рабочей силы, но отнюдь не стоимость [VI—5] живого труда [не стоимость, создаваемую живым трудом], которая, напротив, выражается в заработной плате плюс прибыль. Заработная плата есть цена необходимого труда. Если бы рабочему, для того чтобы прожить, необходимо было работать шесть часов, и он производил бы для самого себя как простой рабочий, то он получал бы ежедневно товар, содержащий шесть часов труда, ценою, скажем, в 6 пенсов. Капиталист же заставляет рабочего работать 12 часов, а платит ему 6 пенсов. Он платит ему за час 1/2 пенса. Все это означает, что данное, 12-часовое количество труда стоит 12 пенсов, и 12 пенсов, действительно, представляют собой ту стоимость, на которую обменивается продукт, когда он поступает в продажу.
С другой стороны, при помощи этой стоимости, если бы капиталист имел возможность вновь вложить ее целиком в один лишь труд, он получает в свое распоряжение 24 часа труда. Поэтому заработная плата дает возможность распоряжаться гораздо большим количеством труда, чем тот труд, который в ней содержится. Данное количество живого труда действительно обменивается на гораздо меньшее количество накопленного труда. Единственное, что несомненно, — это то, что цена труда, заработная плата, всегда должна выражать то количество труда, которое необходимо рабочим для того, чтобы у них душа держалась в теле. Оплата какого-либо количества труда всегда должна быть равна тому количеству труда, которое рабочий должен затратить на воспроизводство самого себя. В рассмотренном выше случае капиталист заставил бы работать двух рабочих, каждого в течение 12 часов — а вместе в течение 24 часов — при помощи количества труда, доставленного одним рабочим. В приведенном примере продукт был бы обменен на другой продукт стоимостью в 12 пенсов, или на 12 рабочих часов, и поэтому капиталисту досталась бы прибыль в 6 пенсов (содержащаяся в продукте прибавочная стоимость для капиталиста).
Стоимость продуктов определяется содержащимся в них трудом, а не той частью содержащегося в них труда, которая оплачена предпринимателем. Стоимость продукта конституируется произведенным, а не оплаченным трудом; заработная же плата выражает только оплаченный труд, а никоим образом не произведенный труд. Размер этой оплаты зависит от производительности труда, так как последняя определяет количество необходимого рабочего времени. А так как эта заработная плата конституирует стоимость труда (если рассматривать самый труд как товар), то эта стоимость всегда является переменной величиной и меньше всего — величиной постоянной. Количество труда, выполняемого рабочим, весьма отличается от того количества труда, которое накоплено в его рабочей силе, или которое необходимо для воспроизводства его рабочей силы. Но рабочий не продает в качестве товара то употребление, которое из него сделают, он продает себя не как причину, а как результат. Послушаем, как г-н Мальтус выбивается из сил, чтобы справиться с этим делом:
«Условия предложения товаров не требуют, чтобы товары всегда сохраняли ту же самую относит льную стоимость, но требуют, чтобы каждый товар сохранял свою надлежащую естественную стоимость, или возможность получить те предметы, которые обеспечат производителю ту же самую способность производства и накопления... Прибыль исчисляется на основе затрат, необходимых для производства... Специфические затраты капиталистов состоят не из сукна, а из труда; и так как никакой иной предмет не может представлять данное количество труда, то ясно, что именно то количество труда, которым распоряжается товар, а не количество какого-либо иного товара, может представлять условия его предложения, или его естественную стоимость» (там же, стр. 17—18).
Уже из того, что затраты капиталиста состоят из труда, Мальтус мог бы понять, что дело тут нечисто. Предположим, что ß часов представляют собой необходимое рабочее время; А и В — два парня, каждый из которых работает на самого себя, но которые обмениваются друг с другом. А работает 6 часов, В — 12 часов. Если теперь А хочет съесть те 6 часов, на которые В проработал больше, чем А, хочет потребить продукт 6 добавочных часов, которые проработал В, то он не может ему дать ничего, кроме 6 часов живого труда, предположим, следующий рабочий день. Итак, В имеет продукт, равный 6 рабочим часам, сверх того, что имеет А. Предположим теперь, что при этих обстоятельствах он вообразил себя капиталистом и вовсе перестал работать. Тогда на третий день, для того чтобы получить от А б часов живого труда, ему нужно было бы только отдать за них свой накопленный продукт, равный 6 часам, и как только он совершил бы этот обмен, ему пришлось бы или снова самому приняться за работу, или умереть с голоду. Но если В будет продолжать работать для А по 12 часов, а А будет продолжать работать 6 часов для себя и 6 часов для В, то они будут обменивать друг с другом точно по 12 часов.
Естественная стоимость товара, говорит Мальтус, заключается в том, что она при обмене снова дает своему владельцу ту же самую способность производства и накопления. Его товар состоит из двух количеств труда: из некоторого количества накопленного труда плюс некоторое количество непосредственного труда. Следовательно, если он обменивает свой товар на некоторый другой товар, который содержит точно такое же количество совокупного труда, то его способность к производству и накоплению, по меньшей мере, осталась той же самой, одинаковой. Однако она возросла, так как некоторая часть непосредственного труда ничего не стоила владельцу товара, а он ее все-таки продает. Но Мальтус приходит к заключению, что то количество труда, из которого состоит товар, представляет собой только оплаченный труд и, следовательно, равно сумме заработной платы, т. е. что заработная плата является измерителем стоимости товара. Если бы все количество труда, содержащееся в товаре, было оплачено, то доктрина г-на Мальтуса была бы правильной, но столь же правильно было бы и то, что его капиталисту не пришлось бы делать никаких «затрат труда» и что он совершенно утратил бы свою «способность к накоплению».
Откуда возьмется прибыль, если не будет дарового труда? Да, думает г-н Мальтус, [прибыль есть] заработная плата за накопленный труд. Но так как выполненный труд перестал работать, то прекратилась его связь с заработной платой. Правда, продукт, в котором он существует, мог бы снова быть обменен на живой труд. Предположим, что этот продукт равен 6 рабочим часам; тогда рабочий отдавал бы 6 живых рабочих часов, а получал взамен затраты, выполненные в течение 6 рабочих часов у капиталиста, который, таким образом, не подвинулся бы ни на шаг вперед. Живой труд очень скоро завладел бы его мертвым трудом. Мальтус же приводит такой довод: так как «никакой иной предмет не может представлять данное количество труда», то естественная стоимость товара состоит из того «количества труда, которым распоряжается товар, а не из количества какого-либо иного товара». Это означает, что данное количество труда может быть представлено только некоторым количеством живого (непосредственного) труда. В действительности не только не «никакой иной», но каждый предмет может представлять данное количество труда, а именно — каждый такой предмет, в котором содержится то же самое количество труда. Но Мальтусу хочется, чтобы содержащееся в товаре количество труда измерялось, было бы равно не тому количеству живого труда, которое он может привести в движение, а тому количеству оплаченного труда, которое он приводит в движение.
Предположим, что товар содержит в себе 24 рабочих часа. Мальтус полагает, что капиталист на этот товар может купить 2 рабочих дня; если бы капиталист полностью оплачивал труд, или если бы количество выполненного труда было равно количеству оплаченного живого труда, то при помощи 24 рабочих часов выполненного труда капиталист мог бы купить только 24 рабочих часа живого труда, и его «способность к накоплению» исчезла бы. Однако капиталист оплачивает рабочему не рабочее время, не количество труда, а только необходимое рабочее время, заставляя его остальное время работать даром. Поэтому при помощи 24 часов проработанного рабочего времени он, быть может, приведет в движение 48 живых рабочих часов. Поэтому в действительности одним часом выполненного труда капиталист оплачивает два часа живого труда и в результате этого выигрывает при обмене 100%. Стоимость его товара теперь равна 48 часам, но отнюдь не равна заработной плате, на которую был обменен товар, и не равна той заработной плате, на которую он вновь будет обменен. Если капиталист будет продолжать [расширять дело] в той же пропорции, то за 48 часов выполненного труда он купит 96 часов живого труда.
Положим, что не существует никакого капиталиста, но непосредственные рабочие, обменивающиеся друг с другом, работают больше, чем это необходимо для жизни, так как они также хотят накоплять и т. д. Назовем заработной платой ту часть труда, которую рабочий выполняет для того, чтобы прожить, а прибылью — то прибавочное время, которое он работает в целях накопления. Тогда стоимость его товара равнялась бы совокупному количеству содержащегося в нем труда, равнялась бы общей сумме живого рабочего времени, но отнюдь не равнялась бы той заработной плате, которую он сам себе выдал, или той части товара, которую он должен был бы воспроизводить, для того чтобы прожить.
Так как стоимость товара равна определенному количеству труда, говорит Мальтус, то она равна количеству содержащегося в нем необходимого труда (т. е. заработной плате) и не равна общей сумме труда, содержащейся в товаре; его целое равно его части. [VI—6] Но «способность к накоплению» возникла у рабочего, очевидно, только потому, что он работал больше, чем это было необходимо для того, чтобы выплатить самому себе заработную плату. Если бы определенное количество живого рабочего времени было равно тому времени, которое необходимо рабочему, чтобы прожить, то определенное количество живого труда равнялось бы произведенной им заработной плате, или заработная плата была бы в точности равна живому труду, приводимому ею в движение. Если бы это имело место, то, разумеется, капитал был бы немыслим. Если рабочий за все свое рабочее время не может произвести ничего, кроме заработной платы, то при всем желании он не может выжать для капиталиста ни гроша. Собственность есть плод производительности труда.
«Когда труда каждого человека хватает лишь на его собственное содержание, то каждый является рабочим; собственность при таком положении вещей невозможна. Если труд одного человека может содержать пятерых, тогда на одного занятого в производстве человека будет приходиться четыре праздных человека» (Ravenstone. [Thoughts on the Funding System, and its Effects. London, 1824, стр. 11]).
Мы видели выше, как мудрствующее глубокомыслие Мальтуса выражалось в чисто ребяческих вычислениях. Впрочем, в их основе лежала доктрина о том, что стоимость труда постоянна и что заработная плата конституирует цену. Так как норма прибыли на совокупный капитал может быть выражена как такая же норма на соответственную часть капитала, которая представляет заработную плату, то Мальтус утверждает, что эта соответственная часть конституирует и определяет цену. И здесь подобное же глубокомыслие. Он полагает, что если товар а равен количеству x другого товара, то это ведь не может означать ничего иного, как то, что товар а равен x живого труда, ибо только труд может представлять труд. Отсюда Мальтус заключает, что товар а равен тому количеству наемного труда, которым он может распоряжаться, и что поэтому стоимость труда постоянна, так как она всегда равна тому товару, которым труд приводится в движение. Суть дела состоит просто в том, что количество живого труда и количество наемного труда у Мальтуса совпадают, а также в том, что он полагает, будто каждая соответственная часть наемного труда действительно оплачена. Но x живого труда всегда может быть равно (а в качестве наемного труда всегда равно) x - у необходимого труда (заработной платы) + у прибавочного труда. Поэтому x мертвого труда может привести в движение x - у необходимого труда (заработная плата) + у прибавочного рабочего времени; т. е. мертвый труд всегда приводит в движение настолько больше живого рабочего времени, сколько прибавочных рабочих часов сверх необходимых содержится в x рабочих часах.
Наемный труд всегда состоит из оплаченного и неоплаченного труда.
Следовательно, утверждение [Мальтуса], что стоимость труда постоянна, просто означает, что все рабочее время является необходимым, т. е. производящим заработную плату рабочим временем. Не существует прибавочного рабочего времени, но все же существуют «способность к накоплению» и капитал. Так как заработная плата всегда равна данному количеству труда, а именно количеству живого труда, приводимому ею в движение, и это есть то же самое количество труда, которое содержится в заработной плате, то стоимость труда постоянна, ибо она всегда равна данному количеству труда в овеществленном виде. Понижение и повышение заработной платы поэтому вызывается понижением и повышением цены товаров, но не стоимости труда. Получает ли рабочий 8 шиллингов серебром в неделю или 16, это вызвано только тем, повысилась или понизилась цена шиллинга, однако стоимость труда осталась той же самой. В обоих случаях рабочий за неделю живого труда получает неделю выполненного труда. Г-н Мальтус доказывает это следующим образом:
«Если бы для добывания земных плодов применялся один только труд без капитала, то большая легкость добывания одного их вида по сравнению с другим, без сомнения, не изменила бы стоимости труда или меновой стоимости всего продукта, полученного в результате определенного количества усилий» [цит. соч., стр. 33].
Это означает только то, что каждый товар независимо от его количества определяется содержащимся в нем трудом, хотя этот последний в зависимости от степени его производительности в одном случае выразится в большем количестве потребительных стоимостей, а в другом случае — в меньшем.
«Мы, без всякого колебания, должны признать, что разница состояла в дороговизне или дешевизне продукта, а не труда» [там же].
Мы сказали бы, что труд более производителен в одной отрасли, чем в другой, или что продукт требует больше или меньше труда. О дороговизне или дешевизне труда мы не могли бы говорить, поскольку не существовало бы наемного труда, и поэтому час непосредственного труда всегда распоряжался бы часом овеществленного труда, что, конечно, не помешало бы одному часу быть более производительным, чем другой час. Но все же, поскольку мы отличаем часть труда, необходимую для существования непосредственных рабочих, от их прибавочного труда — а когда вообще определенные часы дня представляют собой прибавочное рабочее время, это равносильно тому, что каждая соответственная часть рабочего времени состоит из некоторой части необходимого и прибавочного труда, — то нельзя было бы утверждать, что стоимость труда, т. е. заработная плата, та часть продукта, которая обменивается на необходимый труд, или та часть совокупного труда, которая затрачивается на необходимый продукт, является постоянной. Вместе с производительностью труда изменяется та часть рабочего времени, которая воспроизводит заработную плату; следовательно, стоимость труда, т. е. заработная плата, постоянно изменялась бы вместе с производительностью труда. Заработная плата по-прежнему измерялась бы определенной потребительной стоимостью, а так как меновая стоимость этой последней постоянно изменяется вместе с различной производительностью труда, то заработная плата, или стоимость труда, изменялась бы. Стоимость труда вообще предполагает, что живой труд не равен своему продукту, или — что одно и то же — что его продают не как действующую причину, а как произведенный эффект. Утверждение, что стоимость труда постоянна, означает только то, что она всегда измеряется содержащимся в ней количеством труда.
В продукте может заключаться больше или меньше труда. Поэтому то большее, то меньшее количество продукта а может быть обменено на продукт b. Но количество живого труда, покупаемое продуктом, никогда не может быть больше или меньше представляемого им выполненного труда, так как определенное количество труда всегда есть определенное количество труда, существует ли оно в форме овеществленного или живого труда. Поэтому когда взамен определенного количества живого труда дают больше или меньше продуктов, т. е. когда повышается или падает заработная плата, то это вызвано не тем, что повысилась или понизилась стоимость труда, так как стоимость определенного количества труда всегда равна тому же самому определенному количеству труда, — а это вызвано тем, что продукты потребовали больше или меньше труда и что поэтому большее или меньшее количество продуктов представляет то же самое количество труда.
Стоимость труда остается, следовательно, постоянной. Изменяется только стоимость продуктов, т. е. изменяется производительная сила труда, а не его стоимость. В этом квинтэссенция теории Мальтуса, если можно назвать теорией такого рода плоские софизмы. Прежде всего, на продукт, который потребовал только половину рабочего дня, рабочий может жить, а следовательно и работать, целый день. Обладает продукт этим свойством или нет, зависит не от его стоимости, т. е. не от того рабочего времени, которое было на него затрачено, а от его потребительной стоимости, и тот обмен, который здесь имеет место между живым трудом и продуктом труда, не есть обмен между меновыми стоимостями, а их отношение основано, с одной стороны, на потребительной стоимости продукта, а с другой стороны, на условиях существования живой рабочей силы.
Если бы овеществленный труд обменивался на живой труд, то по законам меновой стоимости продукт, равный половине рабочего дня, мог бы купить тоже только половину дня живого труда, хотя рабочий мог бы на этот продукт прожить целый рабочий день; и если бы надо было купить целый рабочий день, то рабочий должен был бы получить целый рабочий день в виде продукта, на который он, согласно предположению, мог бы прожить два рабочих дня. Однако на основе капитала живой и осуществленный труд не обмениваются друг на друга как меновые стоимости, так, чтобы оба они были тождественны: чтобы одно и то же количество труда в овеществленной форме было стоимостью, эквивалентом того же самого количества [VI—7] труда в живой форме. Но между собой обмениваются продукт и рабочая сила, которая сама является продуктом. Рабочая сила не равна тому живому труду, который она может осуществить, тому количеству труда, которое она может выполнить, — это ее потребительная стоимость. Рабочая сила равна тому количеству труда, посредством которого она сама должна быть произведена и может быть воспроизведена. Поэтому продукт фактически обменивается не на живой труд, а на овеществленный труд, на труд, овеществленный в рабочей силе. Живой труд сам является той потребительной стоимостью, которой обладает меновая стоимость, купленная владельцем продукта, и как много или как мало этого живого труда он получил сверх того, что он израсходовал в форме продукта на рабочую силу, — это зависит от количества живого труда, оплаченного рабочему в его продукте.
Если бы определенное количество труда обменивалось на другое количество труда, будь то в форме овеществленного или живого труда, то, разумеется, каждое количество труда было бы равно самому себе, а его стоимость была бы равна его количеству. Поэтому продукт половины рабочего дня мог бы купить только половину рабочего дня. Но тогда фактически не существовало бы никакой заработной платы и никакой стоимости труда. Труд не обладал бы никакой отличающейся от его продукта или от эквивалента его продукта стоимостью, никакой специфической стоимостью, а именно она и конституирует стоимость труда, заработную плату.
Итак, из того, что определенное количество труда равняется определенному количеству труда, т. е. из того, что определенное количество труда равно самому себе, из того великого открытия, что определенное количество есть определенное количество, г-н Мальтус делает вывод, что заработная плата постоянна, что стоимость труда постоянна, а именно равна тому же самому количеству овеществленного труда. Это было бы правильно, если бы живой и накопленный труд обменивались друг на друга как меновые стоимости. Но тогда не существовало бы ни стоимости труда, ни заработной платы, ни капитала, ни наемного труда, ни исследований Мальтуса. Все эти категории основаны на том, что живой труд по отношению к труду, накопленному в виде капитала, выступает как потребительная стоимость, а живая рабочая сила — как меновая стоимость. Мальтус спокойно продолжает:
«То же самое имеет место, если в исчисление стоимости привходят капитал и прибыль и изменяется спрос на труд» [там же, стр. 33].