Вертов любил читать Хлебникова вслух, искал для себя и для подарка друзьям редкие в те времена книжки его стихов.
Однажды, уже после войны, на Тверском бульваре случайно встретились Вертов и давний, еще в двадцатых годах, защитник его картин Сергей Ермолинский.
.
Разговор не вышел, получился нескладным.
И вдруг Вертов, вспомнив, что когда-то, в конце двадцатых годов, они говорили с Ермолинским о Хлебникове, стал читать хлебниковский "Зверинец".
…Где звери, устав рыкать, встают и смотрят в небо.
Где орлы падают с высоких насестов, как кумиры во время землетрясения с храмов и крыш зданий.
Где олени стучат через решетку ногами.
Где волки выражают готовность и преданность…
Где слоны забыли свои трубные крики и издают крик, точно жалуются на расстройство.
Где в зверях погибают какие-то прекрасные возможности…
А перед тем, как начать чтение, Вертов объяснил, чем заинтересовало его это стихотворение:
- Там каждый абзац начинается с "где". Это напомнило мне знаете что? Надписи в моих старых фильмах!
Хлебниковские строки могли напомнить Вертову надписи не в старых фильмах, а в старом фильме.
Только в одном - в "Шестой части мира".
Рефрены меняли характер изображения: хроника становилась зрелищем - ярким, необычным, острым.
Вертовские поиски способов обострения обыденного, выведения заурядного из рядового состояния смыкались с поисками новаторского искусства тех лет, с идеями "остранения", "очуждения" действительности, преломленной искусством.
В этом Вертов оказывался близок даже театру, исканиям Мейерхольда, начинаниям Брехта.
С Мейерхольдом Вертова познакомил Февральский. Вертов ходил на спектакли, смотрел с интересом.
"Шестая часть мира" была поэтически не только чрезвычайно насыщенна, но и прекрасно оснащена.
В тридцать девятом году Вертов сделал в дневнике запись, ясно и точно, без туманностей, свойственных ранним манифестам, объяснил существо своего метода (как не раз случалось, говорил о себе в третьем лице):
"Он - охотник. Охотник за кинокадрами. За кадрами правды. Киноправды. Он не замыкается в кабинете. Уходит из клетки комнаты. Пишет с натуры. Наблюдает. Экспериментирует. Ориентируется в незнакомой местности. Принимает мгновенно решения. Маскируется, используя естественные возможности. И в необходимый момент метко стреляет. Киноснайпер. Спокойствие, смелость, хладнокровие, инициатива, самообладание…
Он - разведчик. Он - наблюдатель. Он - стрелок. Он - следопыт. Он - исследователь.
Но он еще и поэт.
Он проникает в жизнь с художественными намерениями.
Он извлекает из жизни поэтические образы. Он синтезирует свои наблюдения в своеобразные произведения искусства. Делает художественные открытия. Сливает драгоценные крупинки подлинной правды и песни правды в поэмы правды, в симфонию объективной действительности".
В работе над картиной образовалась ситуация, аналогичная работе над "Шагай, Совет!". Заказ открывал великолепные перспективы для решения художественных задач грандиозного масштаба и одновременно исподволь суживал этот масштаб.
Но Вертов теперь был более тверд и последователен в осуществлении как собственных намерений, так и задания, полученного со стороны.
Он ни в коем случае не хотел подводить заказчика.
Учитывая опыт предыдущего фильма, Вертов постарался сделать все возможное, чтобы воплощение собственного замысла не помешало Госторгу признать картину.
В интервью, опубликованном печатью 16 октября, предгосторга А. А. Трояновский отмечал, что в фильме нужно было показать роль, какую в строительстве СССР играет Госторг.
- Выполнение этой задачи Вертовым, - говорил Трояновский, - оправдало наши ожидания… "Шестая часть мира" - ценный вклад не только в кинематографию, но и в освещение жизни и работы в СССР вообще… Ценный материал, оставшийся от "Шестой части мира" (который мы считаем нашей собственностью), таким образом, будет использован до конца. Горячий прием, оказываемый фильме на просмотрах, убеждает нас в том, что и с коммерчески-прокатной стороны "Шестая часть мира" оказалась рентабельной. Вертов полностью удовлетворил заказчика и выполнил задачи, которые ставил перед собой. Но преодолеть противоречия ситуации до конца, во всех деталях не удалось.
Критика со стороны ЛЕФа
Виктор Шкловский писал о фильме «Шестая часть мира»:
«В последней работе Вертова произошло любопытное явление. Прежде всего исчезла фактичность кадра, появились кадры инсценированные. Они оказались географически незакрепленными и обессиленными рядом с сопоставлением. Мы в этой ленте с интересом узнали, что в одной местности овец моют в морском прибое, а в другой местности моют их в ручье. Это очень интересно, и прибой снят хорошо, но где он снят, не установлено точно… Человек, уходящий на широких лыжах в снежную даль, стал уже не человеком, а символом уходящего прошлого. Вещь потеряла свою вещественность и стала сквозить, как произведение символистов».
Шкловский не понял образной природы произведения, и не сразу принял свободное обращение с кинодокументами, поднятыми до степени поэтического обобщения.
И если этнографист Флаэрти вносил документальное начало в игровое кино, то Вертов стремился привнести художественное начало в неигровое кино. И поэтому он не всегда был понят современниками. В советской литературе антиподом Вертова традиционно называют Эсфирь Шуб. Еще в двадцатые годы Шкловский бдительно предупреждал: "Вертов режет хронику!"
Этого делать нельзя, считал Шкловский, Шуб - не делала.
На самом деле, Эсфирь Шуб тоже резала хронику. Просто делала это иначе.
Режиссеры использовали разный материал и ставили себе разные цели.
На первых порах Леф поддерживал Вертова. Но вскоре главным союзником для них стала Эсфирь Шуб. Ее самые известные картины «Падение династии Романовых», «Россия Николая II и Лев Толстой».
Эти фильмы были ближе лефовским позициям, чем «символический кинематограф» Дзиги Вертова.
Но лефовцы не до конца разобрались в природе творчества Эсфирь Шуб. Она пользовалась документальными кадрами, и тоже нередко отрывала их от временных и пространственных условий съемки и использовала для создания публицистического кинообраза.
Невозможно запечатлеть реальность без искажения. Ведь "резать" хронику (вернее, жизнь, фиксируемую хроникой) начинают вовсе не ножницы режиссера при монтаже, а камера оператора при съемке.
В указаниях дат и мест съемки Шуб действительно проявляла несколько больший педантизм, чем Вертов, но и это не имело никакого отношения к превосходству метода, а объяснялось все тем же: она строила историческую картину.
Но педантизмом она себя вовсе не связывала, не превращала "анкетирование" кадра в обязанность - чтобы убедиться в этом, надо чуть-чуть внимательнее посмотреть ее фильм.
Шуб брала хроникальные кадры, где крестьяне пашут помещичью землю под наблюдением управляющего, но не указывала, что кадры сняты, скажем, в Орловской или Курской губернии.
Не указывала, потому что для понимания времени конкретный "адрес" не имел ровным счетом никакого значения.
Вернее, имел, но совсем иной, чем требовал Шкловский.
Адресом была вся Россия.
Шуб открыла новую область документального кино, но ведь не мог для нее пройти бесследно предшествующий десятилетний опыт Вертова.
Лента "Падение династии Романовых" появилась уже после "Шестой части мира", в атмосфере возросшего общественного интереса к возможностям документального кино, вызванного последней вертовской работой, - это не случайно.
В книге воспоминаний, написанной через тридцать лет, Шуб называла себя учеником, а Вертова - учителем - это тоже не просто дань уважения памяти Вертову.
Кадры со вспашкой помещичьей земли отличались в ее картине неторопливостью, зрителю надо было дать поподробнее рассмотреть (и обдумать) то, что ушло в прошлое.
Но монтажные принципы двух художников сближались.
Кадры точно "адресуются" в фильме Шуб в очень немногих местах, там, где нужно прочертить историческую канву.
Обязательная адресованность - это "выдумка", которой Шуб обязана не себе.
Когда она снимала фильм на современном материале "Сегодня" пли "Комсомол - шеф электрификации" ("КШЭ"), - она вообще не связывала себя адресованностью и широко использовала короткие кадры.
Хроника без мест и дат съемок, утверждал Шкловский, это карточный каталог в канаве.
Необязательно, все зависит от рук, в которые хроника попала, можно сделать и кинопоэму, как сделал Вертов.
А вот хроника, сведенная к датам, местам съемки и номерам паровозов, действительно часто становится похожей на каталог, только не в канаве, а на экране.
Вряд ли, потому что на самом деле она занималась не кинокаталогом времени, а социально-историческим осмыслением эпохи и художественным переосмыслением материала, который отражал ее.
Иначе использованная Шуб "царская кинохроника", покоившаяся в коробках с пугающей надписью "Контрреволюционный материал", не стала бы картиной такого революционного накала.
Каталог бесстрастен к материалу, и в этом его достоинство.
Искусство - пристрастно.
Контакты между Вертовым и Шуб складывались не просто.
Разные обстоятельства порой разводили их, они сами этому не раз способствовали.
Нередко спорили друг с другом, нередко - теперь очевидно - по-пустому.
А шли - рядом, в одном сомкнутом строю.
В противопоставлениях Вертова и Шуб Шкловским его несогласия с Вертовым продолжали существовать, но все с меньшей аргументированностью, как бы по инерции.
Если талантливость Вертова в высказываниях Шкловского шестидесятых - семидесятых годов стала все чаще выходить из скобок, то несогласия стали все чаще в них попадать.
Увольнение
В конце декабря двадцать шестого года "Шестая часть мира" пошла в большинстве московских кинотеатров, поступила в клубную киносеть.
На дискуссии в Ассоциации Революционной Кинематографии в январе следующего года представитель Госторга сообщил, что Гос-торгом собраны сорок два положительных отзыва партийной печати на фильм.
А четвертого января директор объединенной кинофабрики и член правления Совкино И. Трайнин подписал приказ об увольнении Вертова.
Отношения с правлением Совкино, особенно с Трайниным, у Вертова давно складывались напряженно. Возникла личная неприязнь, но она отражала принципиальные несогласия. Трайнину была чужда не только поэтика нестандартных вертовских фильмов, он вообще недооценивал роль документального кино в процессе кинопроизводства. Об этом много писалось и говорилось в то время. На диспуте "Пути и политика Совкино" в октябре 1927 года об этом со всей резкостью говорил (как и многие другие участники диспута) Маяковский.
Формальным поводом для увольнения Вертова послужило то, что он не представил к сроку подробного сценария следующего своего фильма - "Человек с киноаппаратом".
В ответ многие газеты и журналы немедленно выступили с осуждением принятого Совкино решения. В конце концов под давлением общественности правление согласилось принять Вертова на работу, но он понимал, что сложившаяся ситуация мало соответствует реализации тех совершенно новых творческих замыслов, которые им связывались с "Человеком с киноаппаратом".
В Совкино Вертов не вернулся.
И все-таки картину "Человек с киноаппаратом" он завершил.
В апреле в газетах появились сообщения: Вертов принял приглашение ВУФКУ (Всеукраинского фото-кино-управления) на постановку фильмов в плане Кино-Глаза и 1-го мая выехал в Киев и Одессу.
"Таким образом, - писала "Кино-газета" в своем разделе "Вкратце", - Совкино окончательно потеряло Вертова, по крайней мере на ближайший период".
С отъездом Вертова на Украину перестала существовать как единый коллектив группа "Кино-Глаз".
Рядом с Вертовым осталась Свилова, чуть позже к Вертову присоединился Кауфман.
Остальные разошлись по разным студиям и киногруппам.
Некоторые начали вести (с успехом) самостоятельную авторскую работу, в той или иной степени сохраняя верность киноглазовским традициям и принципам.
Но группа "Кино-Глаз" распалась.
Вскоре Вертов получил из Москвы письмо от Копалина.
Дорогой Дзига!
Шлю привет и лучшие пожелания.
Читал недавно твое письмо Кауфману - очень рад, что ты хорошо себя чувствуешь в новой обстановке. Будем надеяться, что она не изменится в продолжение всей твоей первой работы на Украине. В этом залог успеха работы…
Ну, вот на днях уедет Кауфман, уйдет Лиза, и я останусь кинок в единственном числе на фабрике. Знаешь, как-то жаль вас всех! Раньше как-то недооценивал, насколько привык к вам, а вот уезжал ты, так чтобы не стыдно было, пришлось слезу проглотить. А теперь вот Кауфман… Ну, будем надеяться, что связь не порвется.
Картину "Человек с киноаппаратом" Вертов, согласно предварительной договоренности с ВУФКУ, завершил на Украине.