Закончился матч.
Мы выиграли. Можно спокойно идти в раздевалку, отрешившись от всего, посидеть несколько минут в кресле, не спеша обсудить с ребятами игру. Потом, также не торопясь, отправиться в душ. И опять поблаженствовать в кресле в предвкушении вечера, который наконец удастся провести дома.
...Сегодня мы победили. Я не пропустил мяч. Но настроение почему‑то неважное ‑ будто кошки на душе скребут. Значит, что‑то было в этой встрече у меня не так, значит, игра моя в чем‑то не удалась.
А в чем?
Смотрю на ребят ‑ смеются, радуются. Для них матч уже в прошлом. Отчего же мне так не по себе? Вспоминаю, ага, в самом начале первого тайма выскочил на угол штрафной, не предупредив защитников, и чуть дров не наломал. Хорошо, нападающий «Жальгириса» растерялся и ударил мимо. И во второй половине матча, когда Данисявичус пробил, вместо того чтобы отбить мяч, начал его ловить. Выпустил. Всех заставил поволноваться.
А может быть, зря об этом думаю? Ведь выиграли же.
Нет, не зря. Настроение непраздничное потому, что не удовлетворен собой. Даже интересоваться не буду, какую оценку в протоколе поставил мне «Старший». Я ее уже вывел сам.
Игра вратаря всегда должна оцениваться по‑иному, чем игра остальных. И прежде всего им самим.
Известно, что ошибка полевого игрока может быть исправлена, а то и вовсе остаться незамеченной. Ошибка голкипера чаще всего заканчивается самой крупной в футболе неприятностью ‑ голом.
Вратарская игра оценивается по принципу: «пропустил ‑ не пропустил». Тогда чего же я занимаюсь самобичеванием? Ведь на сей раз не пропустил гола. И так ли необходим этот неприятный саморазбор?..
Да, необходим. Необходим для того, чтобы, прокрутив в памяти эпизоды, в которых сыграл не так, как следовало, разобраться, почему это произошло. Только таким образом можно помочь себе избавиться от ошибок.
|
|
Когда я только пришел в «Спартак», то с жадностью начал интересоваться, как тренируются, играют и даже ведут себя в жизни те, кто добился признания на вратарском поприще.
Я восторгался подчеркнуто яркой игрой Владимира Астаповского из ЦСКА. Одновременно мне импонировали спокойствие и рассудительность державшегося с достоинством Юрия Дегтярева из «Шахтера». Подкупала экспансивность неугомонного Александра Ткаченко из «Зари». Нравилась сосредоточенность Владимира Пильгуя из московского «Динамо».
Но выше всех я ставил взрывного, прыгучего Александра Прохорова, который сразу же завоевал мое сердце.
Почему именно он?
Прохоров очень походил на кумиров моего детства ‑ Макова и так поразившего мое мальчишеское воображение еще в Астрахани Анзора Кавазашвили.
Глядя на него, я довольно быстро постиг, что внутренняя уверенность в себе играет в нашем деле далеко не последнюю роль, а может быть, даже и главную.
Как‑то мы разговорились на эту тему с Владиславом Третьяком. Он хоть и хоккейные ворота защищал, но с теми же, что и я, трудностями в свое время сталкивался. Да и вообще голкиперам, независимо от вида спорта, всегда найдется, о чем поговорить. Есть у нас свои маленькие секреты.
С Третьяком мы впервые встретились осенью семьдесят девятого в Новогорске, куда сборная по футболу приехала перед матчем с командой ГДР, в котором мне предстояло дебютировать. Хоккеисты, жившие в уютном коттедже, куда поселили и нас, готовились к приближающемуся сезону.
|
|
К футболу хоккеисты относились не просто с уважением, а с любовью, может быть, чуть меньшей, чем к хоккею.
Футбольные схватки у хоккеистов на занятиях проходили весело, с огоньком. Здесь разрешались толчки, жесткое единоборство и прочие приемы, которыми так щедра их любимая игра.
В хоккейной сборной талантливых, ярких спортсменов в тот период было много, но меня интересовал только Третьяк.
Не счесть, сколько игр я видел с его участием. И всегда не переставал удивляться, как это удается ему на протяжении столь долгого времени оставаться камнем преткновения для самых искушенных бомбардиров? В чем секрет неизменного спокойствия и невозмутимости в бесчисленных поединках с соперниками?
Хотя Владислав держался очень просто, я постеснялся навязываться малознакомому человеку.
Позднее, часто встречаясь в Новогорске, мы познакомились поближе. И однажды я затеял так волновавший меня разговор, который в какой‑то степени помог раскрыть «тайну Третьяка».
Говорили о делах хоккейных, футбольных, о вратарских трудностях и радостях, сойдясь во мнении, что в нашем деле самым необходимым является внутренняя уверенность, позволяющая не зависеть от игровой ситуации, всегда оставаться ее хозяином.
Признаюсь, я был ошеломлен, когда услышал от Владислава, фантастически талантливого вратаря, что ему пришлось в свое время немало помучиться, прежде чем он обрел это состояние внутренней уверенности.
‑ Но еще труднее было, ‑ говорил Третьяк, ‑ научиться не терять его ни при каких обстоятельствах.
|
|
‑ Так как же тебе все‑таки это удалось? ‑ спросил я, надеясь, что сейчас‑то и откроется «секрет Третьяка».
‑ Работал, ‑ сказал Владик. И, словно почувствовав, что разочаровал меня таким ответом, продолжил: ‑ Тут все дело в том, как относиться к тренировке. Я ведь на каждую из них выхожу, как на самую ответственную игру. Неважно, что по воротам бросают товарищи, а не соперники, что пропущенные шайбы ничего не решают. Главное, не пропустить. Ни за что не пропустить. Трудно это выдерживать. Но зато приучаешь себя не расслабляться, постоянно быть начеку, обретаешь требуемую уверенность. Вырабатываю я ее в тренировках, которые превращаю в один непрекращающийся труднейший матч...
Многие матчи, которые я видел с нашим прославленным вратарем, заставляли вспоминать эти его слова. Но один врезался в память особенно. Весной восемьдесят третьего, за год до окончательного ухода Владислава со льда, в Мюнхене, в финале мирового первенства, сборная СССР встречалась с командой Чехословакии, к концу турнира вдруг заигравшей сильно и удачно.
Когда же при счете 1:1 прозвучала финальная сирена и наши ребята бросились обнимать Владислава, отразившего бесчисленное количество шайб, оператор неожиданно дал его крупным планом. И все увидели на экране осунувшееся, в каплях пота лицо человека, невероятно уставшего, но гордого тем, что он мужественно и с честью выполнил свой долг.
Таким я видел Третьяка однажды после очередной тренировки, когда он уходил в раздевалку.
Я не знаю, как тренируется итальянец Зофф. Но когда я увидел, как в свои сорок лет он просто, без лишней суеты, в манере истинного мастера защищал в Испании ворота сборной, ставшей, вопреки самым мрачным прогнозам, первой в мире, то понял ‑ он из тех, кто владеет искусством тренировки. Даже в матче с бразильцами, когда Сократес забил ему гол в ближний угол (это считается грубой вратарской ошибкой), Зофф не проявил ни малейшей растерянности.
Когда же в самом конце встречи бразильцы навалились, желая сравнять счет, на ворота итальянцев, он лишил их последней надежды, встав на пути мяча, посланного тем же Сократесом.
Дино Зофф... Мужественный, крепкий, упрямый. Не зря капитанская повязка «Скуадры адзурры» была доверена именно ему.
И это вовсе не являлось обычной данью уважения к игроку, самому старшему по возрасту, а признанием его мастерства, авторитета, стопроцентной верой в своего голкипера.
Мне часто задавали вопрос, считаю ли я Зоффа лучшим голкипером испанского первенства, ведь мою фамилию, когда речь заходила о присуждении этого символического звания, называли вместе с его. И всякий раз я отвечал; «Зофф ‑ настоящий вратарь чемпионов мира».
В Испании журналисты взахлеб писали о «черной пантере» из Камеруна. Так они окрестили высокого, гибкого, словно виноградная лоза, первого номера этой сборной Томаса Н'Коно. Но, отдавая должное незаурядности Н'Коно, мне все‑таки резала глаз тяга камерунца к эффектности, к приемам неоправданно сложным, без которых можно было бы обойтись. Там, где требовалось отбить мяч, он почему‑то старался поймать его. При этом постоянно падал, вставал и вновь бросался за мячом по делу и без. Одним словом, стремление непременно понравиться публике, произвести на нее впечатление (что само по себе нисколько не возбраняется) довольно часто мешало ему, нервировало партнеров.
Зофф и Н'Коно. Вратари разных поколений, разных стилей. Но оба талантливые, своеобразные, сумевшие доказать, что из многих кандидатов на «пост № 1» своих сборных выбраны тренерами не зря и занимают его по праву.
Если я заговорил о «первых номерах» испанского чемпионата, то было бы несправедливым не уделить внимания голкиперу из ФРГ Харальду Шумахеру.
‑ Я невероятно самолюбив, ‑ заявил он Как‑то в одном из интервью репортерам. ‑ И футбол для меня ‑ отличная возможность доказать свою незаурядность. Это я понял сразу, как только надел вратарские перчатки.
Лихо сказано, что и говорить. Суть характера этого высокого, словно вырубленного из скалы человека, с копной вьющихся золотистых волос, сразу же становится ясной. В Испании Харальд не попал в центр внимания, которого он страстно желал и к которому так стремился. Играл он чересчур эмоционально и моментами походил на разъяренного тигра, общение с которым, как известно, не сулит ничего хорошего.
В фильме «Гол», снятом английскими кинематографистами на испанском чемпионате, есть кадры, показывающие Шумахера во время матча с французами. Зрители видят человека, внутри у которого клокочет вулкан, ‑ так разгорячен и неистов он в каждой схватке за мяч. В одной из них Харальд, похоже, потерял контроль над собой и врезался в прорывавшегося к его воротам защитника Батистона.
Чуткий объектив кинокамеры беспристрастно зафиксировал этот печальный эпизод, после которого французского футболиста вынесли с поля на носилках. И мы вновь видим лицо Шумахера ‑ грозное, глаза мечут молнии. Он так и не сумел погасить в себе огонь переживаний, эмоции буквально разрывали его, моментами делая неуправляемым.
После матча на него бросились в атаку журналисты.
‑ Я не собирался наносить травму Батистону, ‑ убеждал он репортеров, ‑ это был чисто игровой эпизод. И не правы те, кто считает иначе. Тем не менее очень жаль, что он оказался в больнице. Но я обязательно навещу его и принесу свои извинения. Хотя, признаюсь, не чувствую за собой никакой вины.
Шумахер сдержал свое слово и побывал у получившего повреждение недавнего соперника.
Мне же лично показалось, что столкновение не было случайным. Но так ли это ‑ известно лишь самому голкиперу сборной ФРГ. Кстати, лучшим его матчем стал финальный. Но, несмотря на все усилия, сделать для своей команды ничего не мог.
Вратарей, не только надежно охраняющих свои ворота, но и в стремительных атаках поражающих чужие, пока в футболе нет...
Мы познакомились с Шумахером тем же летом, когда «Кельн», чьи ворота он защищает в национальном чемпионате, и «Спартак» были приглашены на турнир в Испанию, еще живущую отголосками событий мирового первенства. Обыграв в финале «Атлетико» (Мадрид), нам удалось завоевать первое место. И с красивым серебряным кубком в приподнятом и радостном настроении мы уезжали домой. В аэропорту я увидел знакомую фигуру в летнем костюме нежно‑голубого цвета. Это был Шумахер. Приметил меня и он. И в следующий момент с протянутой рукой и приветливой улыбкой на добродушном, совсем ином, чем мелькало на экранах телевизоров во время чемпионата мира, лице направился ко мне легкой стремительной походкой.
Мы поприветствовали друг друга. И на только нам понятном диалекте из смеси немецких и английских слов стали по‑приятельски выяснять, как здоровье, дела, настроение и все прочее, чем обычно интересуются малознакомые люди вот при таких неожиданных мимолетных встречах.
Естественно, ни он, ни я не могли предполагать, что два года спустя судьба сведет нас вновь в матче Кубка УЕФА, в котором Харальд пропустит на один гол меньше, чем я, и это позволит «Кельну» продолжить борьбу.
В первой встрече в Тбилиси у нас было достаточно шансов забить ему по крайней мере мяча на два‑три побольше.
Лишь один только раз Поздняков пробил без спасительной для Шумахера паузы. И тот был бессилен что‑либо предпринять.
Две недели спустя в Кельне мы проиграли. После матча Харальд разыскал меня под трибунами и, сочувственно похлопав по плечу, протянул хрустящий целлофановый пакетик ‑ новенькие игровые перчатки. Он понимал мое состояние и хотел подарком поднять мое настроение.
Вратари всегда с сочувствием относятся к неприятностям друг друга.
... В Испании я учился, следя за игрой других. Это была великолепная школа, с программой чрезвычайно короткой, но удивительно насыщенной, интересной и предельно понятной.
Мне было жаль голкипера англичан Шилтона, пропустившего в пяти встречах лишь один гол, но вынужденного из‑за своих форвардов, неожиданно потерявших в четвертьфинале прицел, вместе с командой отправиться домой ни с чем.
Нельзя было не посочувствовать очень симпатичному французу Эттори, отдавшему столько сил и нервов в последнем на пути к финалу матче, но отверженному судьбой в серии пенальти, настолько опустошивших его, что во встрече с поляками за третье место он уже был не в состоянии выйти на поле. И тренеры заменили его Кастанедой.
А какие переживания выпали на долю тридцатилетнего бразильца Переса сразу после гола, забитого ему Андреем Балем, объявленного самым слабым игроком в рядах «трикампеонов»? К тому же впоследствии признанного главным виновником того, что бразильцы возвратились на родину без победы, которой от них ждали все.
Перес действительно не был самым сильным и удачливым из выступавших в Испании голкиперов. Но обвинять его во всех смертных грехах глупо. За исключением мяча, пропущенного во встрече с нами, в остальных пяти он вряд ли был повинен. Скорее всего, их следует отнести на счет оказывавшихся далеко не всегда расторопными защитников, которые к тому же, видимо, не слишком верили в своего вратаря, в его надежность, в способность выручить в критический момент. Это недоверие и делало защиту великолепной бразильской команды уязвимой и менее стойкой, чем это требуется для восхождения на мировой трон.
...В хоккее считается, что хороший вратарь ‑ половина команды. Думаю, что и наш брат ‑ футбольный голкипер ‑ стоит не меньше. Пример ‑ все те же Зофф и Перес.
Один своим мастерством, уверенностью давал возможность товарищам смело, без оглядки на собственные ворота идти вперед, помогал играть, вдохновлял. Второй растерянностью, частыми ошибками, напротив, нервировал партнеров, сеял в них сомнение.
Еще пример. В конце восемьдесят второго года тренеры тбилисского «Динамо» отказались от услуг Отара Габелия, верой и правдой долгие годы защищавшего ворота клуба, включая победный матч в розыгрыше Кубка обладателей кубков. После этого на его месте появлялись Мчедлидзе, Куция, Кантария, Баладзе, Абусеридзе.
Все это время команду в обороне лихорадило. Способные голкиперы, неплохо проявлявшие себя в других клубах, выходя в составе тбилисского, допускали азбучные просчеты.
Встреча второго круга с «Зенитом» (1984 г.), которую грузинские футболисты уверенно выигрывали с перевесом в два мяча, совершенно неожиданно завершилась драматическим для них исходом. В конце ее грубейшие промахи заметно нервничавшего Баладзе, которому на этот раз было доверено место в воротах, лишили хозяев верной победы.
После этой досадной неудачи клуб сбился с набранного турнирного ритма и потерпел еще несколько поражений. Сознание того, что все усилия команды могут быть в любой момент перечеркнуты вратарскими срывами, сковывало, заставляло то и дело оглядываться назад.
Дело кончилось тем, что тридцатилетнего Габелия после двух трудных и потерянных для тбилисцев сезонов было решено вернуть назад. Кто знает, может быть, и не лихорадило бы так эти годы динамовцев, не поспеши тренеры с непонятной легкостью отказаться от услуг вратаря, которому они неожиданно перестали верить.
Случаев, когда, оказываясь в безнадежном положении, команды обращались за помощью к уже, казалось бы, списанным, «отыгранным» вратарям, можно припомнить немало.
Так, лет эдак пятнадцать назад помог оказавшимся в критическом положении московским торпедовцам Виктор Банников, отчисленный из киевского «Динамо».
Возвращался в родной «Шахтер» в трудные для него времена простившийся было с футболом Юрий Дегтярев.
В свои тридцать восемь буквально творил чудеса, поражая болельщиков и поднимая боевой дух партнеров, Сергей Крамаренко, срочно отозванный с тренерской работы на свой прежний пост в ворота бакинской «Нефтчи».
Могли бы эти уважаемые голкиперы, испытавшие, казалось, в футболе все, оставаться в нем подольше?
Да и вообще, каков вратарский век? Сколько должен играть вратарь?
Думаю, что ответ на этот вопрос один: «Столько, сколько он может играть». В отличие от полевого футболиста, вратарь не имеет возможности с возрастом изменить игровую манеру, перестроиться, наконец, поменять амплуа и, скажем, из грозного форварда превратиться в разыгрывающего полузащитника.
Законы футбола здесь безжалостны. И единственно, чем можно попытаться продлить вратарский век, ‑ это работать, не давая себе пощады, не делая ни на что скидок, забывая обо всем, что способно укоротить его.
Так прожили футбольную жизнь Яшин и Зофф, получив за все испытания, выпавшие на их долю и с честью ими выдержанные, в награду от футбола счастливейшую возможность играть дольше остальных.
Именно играть. Они ушли из спорта красиво, под победные звуки труб, на руках растроганных прощанием товарищей и под аплодисменты огорченных расставанием трибун.
Так уходят «звезды», не теряя своего блеска. Оставляя тепло воспоминаний и ощущение легкой грусти.
Так ушел и Владислав Третьяк. Ушел потому, что исчерпал себя в постоянной борьбе с собой, прежде рождавшей в нем состояние вратарской силы и твердости.
Вратарь, вовремя сумевший сказать: «Все!», заслуживает величайшего уважения.
Да, уходить нелегко.
Я чувствую это по тому, как борются за свою вратарскую жизнь те, кто еще верит в себя, для кого каждый новый день в футболе одновременно праздник и надежда.
Володя Пильгуй оказался тем самым счастливчиком, которому было суждено сменить самого Льва Яшина.
Мне совсем не трудно предположить, что чувствовал Пильгуй в воротах, где привыкли видеть Яшина, или что он испытал в том так трагически завершившемся для него и команды матче семидесятого года в Ташкенте с ЦСКА, решавшем судьбу золотых медалей.
...Яшин, уже в роли начальника команды, сидел на скамейке запасных. А Пильгуй отчаянно, не щадя себя, защищал ворота. Оба переживали одинаково по‑вратарски ‑ страстно, эмоционально. И, уверяю вас, еще неизвестно, кому из них было легче.
Говорят, что Володю тогда подвела кочка, от которой отскочил перелетевший через него в сетку мяч. И уже после встречи, убежав раньше остальных из раздевалки, он в быстро надвигающихся густых южных сумерках в отчаянии искал ее на поле, все еще не веря в случившееся.
В жизни каждого вратаря хоть раз, но обязательно встречается такая коварная кочка. Однако он прекрасно знает, что она никогда не послужит для него оправданием.
Таковы неписаные законы нашей футбольной профессии.
Та неприятность огорчила, но не сломила Пильгуя.
И спустя некоторое время Владимир был уже приглашен в сборную, где с честью провел не одну встречу. Сезон за сезоном, матч за матчем. Не все одинаковые, не каждый удачный. Но своей репутации Пильгуй не терял. И вдруг, когда ему перевалило за тридцать, стало известно, что он собирается уходить из «Динамо» в краснодарскую «Кубань».
‑ Что это ‑ желание в тихой футбольной заводи продлить свой вратарский век? ‑ интересовались одни болельщики.
‑ Чудак. Закончил бы себе потихоньку в своем «Динамо», тренировал бы ребятишек да поигрывал за ветеранов, как многие, ‑ рассуждали другие.
Но Владимир не был чудаком. Его показавшийся странным поступок не являлся стремлением просуществовать в футболе как можно дольше. «Кубань» отнюдь не была той командой, в которой это было возможно. Напротив, игра в ней требовала еще большей отдачи и напряжения, поскольку новые его партнеры по обороне заметно уступали в мастерстве прежним.
Но, как ни странно, именно это устраивало Пильгуя. Когда в своем клубе в него перестали верить, он решил во что бы то ни стало доказать в другом, что еще способен играть. И играл ‑ по‑мальчишески смело, отчаянно, так, что тренеры соперников «Кубани» начинали предматчевые установки с обсуждения, какими способами можно на поле попытаться перехитрить опытного голкипера краснодарцев.
У Владимира не было торжественных проводов. Но ушел он по‑своему красиво, с гордо поднятой головой.
Примерно так же поступил Слава Чанов, которому я во многом обязан тем, что на каждый матч испанского чемпионата выходил, не теряя спокойствия и уверенности.
Прекрасно зарекомендовав себя в различных юношеских сборных, Вячеслав довольно рано получил приглашение в «Шахтер». Но затем надолго осел в его дубле, поскольку место в основном составе было прочно занято уже испытанным Юрием Дегтяревым.
Вратарь всегда рвется в игру...
И хотя можно было ждать спокойно своего часа, путешествовать с командой по стране и миру, строя при этом из себя обиженного, обойденного вниманием судьбы и начальства таланта, Слава «нырнул» в водоворот неизвестности и надежды. Он принял предложение столичного «Торпедо». И, решив круто изменить жизнь, отправился в возрасте двадцати девяти лет в Москву.
Мне показалось тогда, что он явно поспешил с переездом в столицу и вряд ли сумеет многого добиться в «Торпедо». Но вскоре я понял, как, впрочем, и те, кто думал точно так же, что ошибся. Уже по окончании своего второго сезона в торпедовском клубе Чанов получил приз журнала «Огонек», присуждаемый лучшему по итогам года вратарю. В нем что‑то переменилось. Вернее, в его игре, ставшей более зрелой и стабильной, чем прежде. Думаю, пришло это одновременно с уверенностью, с доверием, которое он стал ощущать, которого так не хватало ему прежде.
Фамилия Чанова стала регулярно появляться в списках тридцати трех сильнейших футболистов сезона. Его пригласили в олимпийскую сборную.
В «Торпедо» с момента прихода Вячеслав играл практически без замены, уступая место в составе своему дублеру Валерию Сарычеву только в исключительных случаях.
Но в следующем году Чанов получил серьезное повреждение колена. И, пока ему делали операцию, пока шло выздоровление, ворота защищал Сарычев ‑ без тени сомнения, с подчеркнутой, внезапно появившейся уверенностью и рассудительностью, обычно редко свойственной новичкам. И тренеры не решились менять его даже тогда, когда Чанов вернулся в строй и был готов занять свое прежнее место.
Что было делать Вячеславу в подобной ситуации? Вновь, как когда‑то в «Шахтере», сидеть и ждать «его величества случая», который бы помог вернуться в состав?..
Чанов принял предложение бакинской «Нефтчи»...
Время и игра рассудят, насколько верным оказался такой шаг. Но как бы то ни было, я понимаю и Пильгуя, и Чанова‑старшего (младший брат его Виктор, тоже вратарь, как известно, уже давно и прочно закрепился в составе киевского «Динамо»), которые, движимые самолюбием, пошли наперекор судьбе.
Поиск своей команды ‑ дело непростое, связанное с риском, горьким разочарованием, завершающееся успехом в редких случаях.
Не без сожаления можно считать так до конца и не сложившимися судьбы тех, кого считаю заслуживающими в футболе гораздо большего: Владимира Олейника: «Спартак» (Орджоникидзе) ‑ «Зенит» (Ленинград) ‑ «Спартак» (Орджоникидзе); Виктора Юрковского: «Таврия» (Симферополь) ‑ «Динамо» (Киев) ‑ «Таврия»; Михаила Квернадзе: «Торпедо» (Кутаиси) ‑ «Зенит» (Ленинград) ‑ «Спартак» (Москва) ‑ «Торпедо» (Кутаиси); Владимира Николаева: «Зенит» (Ленинград) ‑ «Пахтакор» (Ташкент) ‑ «Нефтчи» (Баку); Виктора Радаева: «Уралмаш» (Свердловск) ‑ ЦСКА ‑ СКА (Ростов‑на‑Дону); Владимира Тростенюка: «Памир» (Душанбе) ‑ «Карпаты» (Львов) ‑ «Металлист» (Харьков) ‑ «Памир» (Душанбе).
Вслед за именем каждого зигзаги маршрутов, вычерченные их футбольной судьбой...
Они начинали интересно, обещающе. А затем, в силу разных обстоятельств, не выдерживали, «ломались». Но не сдавались. И, стиснув зубы, искали, надеялись, старались...
Кому‑то из них повезло чуть больше, кому‑то чуть меньше. Однако по большому счету ‑ никому.
Но есть среди вратарей и победители в споре с собственной судьбой. Как, скажем, Александр Яновский, прошедший долгий путь, чтобы по‑настоящему проявить свое дарование в «Пахтакоре», где он стал капитаном, лидером команды.
Лучшие свои сезоны провел в столичном «Локомотиве» пребывавший на вторых ролях в киевском «Динамо» Валерий Самохин.
Совсем по‑новому раскрылся в минском «Динамо» талант одессита Ивана Жекю.
Нашел себя в ленинградском «Зените» и Миша Бирюков, с которым я познакомился, когда его еще пробовали в спартаковском дубле, куда пригласили из Орехово‑Зуева.
Он прилежно у нас тренировался, старательно играл. Но выглядел каким‑то скованным, закрепощенным. Видимо, чувствовал, что попал не в «свою» команду. И, недолго пробыв в «Спартаке», отправился в Ленинград. В «Зените» Михаил поначалу тоже не выделялся. Осваивался с обстановкой постепенно, не спеша, но со свойственной его натуре обстоятельностью и упорством, которые моментами проявлялись и во время его короткого пребывания у нас.
Бирюков дождался своего часа. Дождался вместе с командой. Сила, игра, уверенность пришли к нему и к команде одновременно.
Тот факт, что в год завоевания «Зенитом» золотых медалей его голкипера признали лучшим в сезоне и пригласили в сборную, это подтверждает.
С момента моего прихода в «Спартак» и после ухода Александра Прохорова у нас в «Спартаке» были разные вратари ‑ чересчур горячий Леша Прудников, темпераментный Михаил Квернадзе, постоянно думающий о чем‑то своем Андрей Михалычев, рослый Геннадий Цветков, резкий Станислав Черчесов. Каждому из них я по мере сил старался быть помощником, другом, какими оказались для меня в свое время Юрий Маков, Александр Прохоров, Николай Гонтарь и Вячеслав Чанов.
Эта переходящая из поколения в поколение солидарность «первых номеров» ‑ один из наших неписаных вратарских законов.
Вратарь, живущий в футболе только для себя, никогда не станет в нем личностью. Это проверено и подтверждено временем.
...Закончился матч.
Мы выиграли. И я радуюсь победе так же, как и все, ‑ с легким сердцем, не терзаясь сомнениями и переживаниями. Можно расслабиться, позабыть об игре, дать отдохнуть измотанным нервам, уставшим мышцам.
Но только на время.
Потом я мысленно вновь вернусь на поле, встану в ворота и снова прокручу в памяти эту встречу. От начала до конца. Проверю и оценю каждый свой шаг, каждое движение. И возьму в следующий матч все самое лучшее из того, что удалось в предыдущем.
ДИАЛОГ ШЕСТОЙ, в котором авторы ведут разговор о превратностях футбольной жизни «первых номеров», о том, как нелегко завоевать авторитет вратарю и как еще труднее его сохранить.
А. Львов: В составах команд сезона‑87, опубликованных еженедельником «Футбол‑хоккей», в графе «сыгранные за клуб матчи» против фамилии мастера спорта международного класса Дасаева значилась цифра 279. И это лишь встречи, проведенные в чемпионатах. Но кроме них были еще кубковые и около сотни матчей в составе сборной. В итоге получается почти пятьсот игр. Такого показателя нет ни у одного голкипера высшей лиги.
Не многовато ли для девяти проведенных тобой сезонов в ней?
Р. Дасаев: А ты считаешь, что много? Полагаешь, что нужно ввести для нашего брата вратаря на сей счет какие‑то ограничения?
А. Львов: Нет, я о другом. Заняв в семьдесят восьмом году место в воротах «Спартака», а в следующем ‑ в сборной, ты затем защищал их практически без замен. И когда, пусть нечасто, но допускал в игре осечки, кое‑кто спешил утверждать, что они следствие усталости Дасаева, что его необходимо заменить.
Что думаешь об этом ты сам?
Р. Дасаев: Вратарская жизнь нелегкая, конечно, и устаешь. Но, скорее, психологически: начинаешь чувствовать, что на поле тебя не тянет, что мяч даже сквозь перчатки обжигает руки, а любое падение причиняет боль. Появляются неуверенность, нервозность. Отсюда и ошибки. Причем порой самые нелепые.
А. Львов: Наверное, нужно приложить максимум усилий, чтобы вернуть прежнее привычное состояние. Что делают голкиперы в подобных случаях?
Р. Дасаев: Специальных рецептов не существует. У каждого свой способ преодоления игрового кризиса. Ясно, что опытному вратарю легче (хотя и не всегда) пережить игровой спад, чем молодому, необстрелянному, поскольку он уже знает, что следует в таких случаях делать. Я стараюсь прежде всего перебороть вялость, апатию, вернуть желание играть. На тренировках вместо привычной работы в воротах занимаюсь вместе с полевыми игроками или ухожу побегать в лесную тишь. Одним словом, делаю все, чтобы снять напряжение...
А. Львов: А не лучше ли действительно сделать перерыв, пропустить несколько матчей, прийти в себя?
Р. Дасаев: В данной ситуации это казалось бы логично. На самом же деле меня пауза, напротив, может совсем выбить из колеи. А вот игра, если, конечно, сумеешь взять себя в руки, помогает быстрее восстановить форму.
А. Львов: Получается, что прибегать к помощи второго вратаря нет необходимости, он, выходит, и не нужен. Разве только для того, чтобы выступать за дубль...
Р. Дасаев: Обсуждение темы ‑ должны ли быть в команде два равноценных голкипера или достаточно одного опытного, за спиной которого ждет своего часа его молодой коллега, ‑ идет в футболе с давних пор. На первый взгляд два «классных» вратаря для тренера большое подспорье. Травма одного из них не застанет команду врасплох.
Но возникает много других проблем. Так, вратарю необходима игровая практика ‑ иначе потеряешь форму. Причем серьезная. Игрой в дубле ее не заменишь. Вот и ломают тренеры голову над вопросом ‑ кому из вратарей доверить место в составе. И решить его безболезненно, без потерь для команды, самих голкиперов удается далеко не всегда.
А. Львов: Однако в киевском «Динамо», видимо, решили...
Р. Дасаев: Голкиперов этого клуба ‑ Виктора Чанова и Михаила Михайлова ‑ хорошо знаю по сборной. Оба они талантливые, интересные вратари. Но когда тренеры отдают предпочтение кому‑то одному из них, другой, оказавшись на скамейке запасных, в какой‑то мере теряет боевую форму и уверенность.
Вратарь, если он, конечно, не болен и не травмирован, должен играть.
А. Львов: Но ведь тогда не может быть и речи о конкуренции «первых номеров», которая, по мнению многих, отличное средство для поддержания ими оптимального игрового состояния. В этом в свое время харьковчанин Кривовязов усматривал причину отдельных твоих срывов в игре. О чем и написал в газете «Советская Россия».
Р. Дасаев: Вратарские промахи всегда воспринимаются трибунами гораздо болезненней, нежели полевых игроков. Вот почему и рождаются в среде болельщиков всякого рода гипотезы по поводу природы ошибок «первых номеров». Опровергнуть их можно лишь игрой ‑ стабильной, уверенной, это лучший аргумент в заочных спорах со зрителем, в какой‑то момент вдруг начавшим сомневаться в возможностях вратаря.
Что касается конкуренции, то ее отсутствие кажущееся. Для меня она существует и в клубе, и в сборной, со стороны коллег из других команд. В заочном споре с ними я и стараюсь доказывать игрой право на место «первого номера» в «Спартаке» и в сборной.
При этом, отнюдь не в качестве оправдания, замечу ‑ без ошибок на поле не обходилось ни у одного даже самого опытного, проверенного футбольным временем голкипера. Однако эпизодический промах вовсе не повод для того, чтобы сразу же ставить под сомнение его квалификацию.
А. Львов: Но ошибки ошибкам рознь. И если они лишают команду, ее почитателей желанной победы, то вряд ли о вратаре, допустившем их, можно говорить как о классном.
Р. Дасаев: В какой‑то мере ты прав. Но только отчасти. Вот, скажем, Шумахер в решающей встрече мирового первенства с аргентинцами сыграл менее удачно, чем в предыдущих. Его просчет привел к первому голу в ворота сборной ФРГ. Да и в некоторых других эпизодах он выглядел не таким уверенным, как прежде. И тем не менее благодаря выдержке, хладнокровию, мастерству Харальда его команда оказалась в финале.
Безусловно, право считаться мастером высокого класса дает вратарю умение проводить без срывов главные поединки. Поэтому Шумахера с полным основанием можно считать таковым. Не случайно по окончании чемпионата он оказался названным в составах различных символических сборных.
А. Львов: Действия вратарей в Мексике не были обойдены вниманием прессы. И в сравнении с испанским чемпионатом получили более высокую оценку. А что об игре коллег можешь сказать ты?
Р. Дасаев: Я тоже считаю, что на этом первенстве вратари сыграли гораздо лучше, чем четыре года назад в Испании. Бельгиец Пфафф, француз Батс, англичанин Шилтон, Салман из Ирака независимо от результата их сборных показали высокий класс игры.
Блестяще провел встречи с нами и испанцами Пфафф. Не случайно тренер бельгийцев Ги Тисс заявил, что надежность и самоотверженность голкипера помогли его команде попасть в четверку сильнейших.
Многое сделал для своей сборной Батс. На европейском первенстве во Франции в 1985 году он выглядел не столь впечатляюще. А вот в Мексике проявил все качества классного голкипера. Вспомним, с каким блеском в послематчевой серии пенальти Жоэль выиграл спор у таких «звезд», как бразильцы Зико и Сократес.
Представляю огорчение англичанина Шилтона, когда в его ворота, которые он так отчаянно защищал, влетел мяч от руки аргентинца Марадоны. В этой встрече вратарь британцев был великолепен.
Что касается Салмана из Ирака, то в нем подкупает смелость, азарт, прекрасная реакция, великолепная прыгучесть.
А. Львов: И все‑таки почти каждый из названных вратарей допускал отдельные промахи.
Р. Дасаев: Без них, увы, не обошлось. Батс дрогнул в полуфинале с французами, пропустив несложный мяч после розыгрыша штрафного от Бреме. Да и когда забивал Феллер, он явно поспешил покинуть ворота.
Пфафф выглядел уставшим, очень нервничал в матче с аргентинцами. Правда, преградить путь мячам, дважды отправляемым в сетку его ворот Марадоной, вряд ли смог бы и кто‑то другой из вратарей.
А. Львов: В чем же причина таких перемен в игре? Ведь до этого и Батс, и Пфафф были на высоте...
Р. Дасаев: Думаю, что с приближением финала, когда все больше росло напряжение, таял запас психологической прочности, от которой зависит во многом игровое состояние вратаря, и сил на последние матчи оказалось недостаточно. Батс, Пфафф, как и Шумахер, прошли до этого испытание тяжелейшей серией послематчевых пенальти. И как тут не согласиться с комментатором радио и телевидения, бывшим «первым номером» польской сборной Томашевским, назвавшим эту процедуру «пыткой для голкиперов». Психологические перегрузки и сказались в решающий момент.
Тренеры, конечно, предполагали, что в какую‑то минуту вратари могут дрогнуть. Но на замену не решились, хотя и располагали неплохими дублерами.
А. Львов: Выходит, психологическая устойчивость играет в жизни «первого номера» заметную роль?