Мы едем на игру.
Позади осталась уютная Тарасовка, умиротворяющие пейзажи Подмосковья, два десятка километров Ярославского шоссе. Въезжаем в город. Автобус втискивается в вязкий поток машин, растянувшийся от самой кольцевой дороги до Рижского вокзала, затем поворачивает к Марьиной роще.
Один светофор, второй. Мы знаем, что приедем вовремя ‑ ровно за час до начала, что опоздание исключено, и все равно даже минуты ожидания перед матчем заставляют напрягаться и дергаться.
Невозмутим только наш шофер ‑ на лице ни тени волнения. Лишь иногда он недовольно морщится и что‑то бормочет, реагируя таким образом на неожиданные маневры лихачей.
Наконец, проскакиваем Беговую, по улице Тысяча девятьсот пятого года спускаемся к Москве‑реке и по набережной, уже без остановок, под приветствия знакомых «гаишников» (большинство из них, конечно, симпатизируют динамовцам, но это не мешает им одновременно с уважением относиться и к «Спартаку») мчимся к стадиону.
Мне рассказывали, что раньше, года до шестьдесят второго, спартаковцы добирались на игру иначе.
Сначала от Тарасовки до Москвы на электричке. Затем у Ярославского вокзала пересаживались в ожидавший их автобус ЛиАЗ, который и доставлял команду на стадион.
Для болельщиков такой способ передвижения их любимцев был чрезвычайно приятен. Он давал им возможность сесть в один вагон со своими кумирами ‑ Игорем Нетто, Анатолием Масленкиным, Валентином Ивакиным, Анатолием Крутиковым, Юрием Севидовым, Галимзяном Хусаиновым, Анатолием Исаевым, Валерием Рейнгольдом и наблюдать за ними в течение целых тридцати с лишним минут пути следования до конечной станции.
С утра они появлялись на базе в Тарасовке, не опаздывая даже к утренней зарядке, с тем чтобы первыми выяснить, как готовы футболисты к сегодняшнему матчу, не заболел ли кто. И, убедившись, что все в строю, разбредались в разные стороны, в разговорах о предстоящей встрече и прочих беседах коротали время, оставшееся до отъезда на стадион.
|
|
Обычно в электричке болельщики усаживались единой группой, где‑то неподалеку от футболистов, сдерживая страстное желание заговорить со своими любимцами, ну и, конечно, попытаться узнать у них, удастся ли сегодня на поле Лужников или «Динамо» одолеть очередного дерзкого соперника, почему‑то не понимающего, что сильнее и лучше «Спартака» нет у нас в стране клуба.
На перроне Ярославского вокзала происходило грустное для одних и незаметное для других расставание. Болельщики устремлялись в метро, футболисты спешили к чистенькому, праздничному ЛиАЗу.
Их следующая встреча должна была состояться уже на стадионе, где игрокам предстояло играть, а болельщикам ‑ болеть.
Теперь все по‑иному.
Мы выходим из современного здания базы, построенного рядом с деревянным, уже чуть покосившимся от старости домиком, где в те далекие времена жило легендарное поколение спартаковских асов, садимся в мощный, дышащий громадными механическими легкими «Икарус» и по уже описанному маршруту мчимся на игру.
...В футболе, как и в жизни, время от времени все меняется.
Не меняются только болельщики.
Я не знаю, кто первый окрестил людей, отдающих свою любовь тому или иному виду спорта, «болельщиками». Но то, что человек этот выбрал определение очень точное, вне всякого сомнения.
|
|
Легендарный Пеле в своем последнем интервью игрока, данном прямо на поле в окружении многочисленных репортеров и неизвестно как прорвавшихся туда поклонников, сдерживая рыдания, сказал, обращаясь к трибунам: «Я благодарю вас всех, без которых не было бы Пеле. Футбол без зрителя мертв!»
Игра для зрителя ‑ один из непреложных законов футбола. Преступивший его, забывший о нем (один ли это футболист или целая команда) рано или поздно будет наказан. И самым суровым приговором здесь станет молчание пустых трибун.
Последние несколько сезонов в таблице посещаемости матчей первенства, регулярно публикуемой еженедельником «Футбол‑хоккей», столичные армейцы постоянно занимают места в нижней ее части. И дело здесь не только в их турнирных показателях, которыми они, кстати, не блещут, хотя это также определяет число зрителей. Просто футболисты этого столь уважаемого, правда, теперь уже больше по традиции, клуба не играют в чемпионате, а участвуют в нем. Моментами они борются, стараются, но того, что ждет от них болельщик ‑ игры с ее неожиданными ходами, хитрыми комбинациями, красивыми, запоминающимися голами, ‑ нет. Отсюда и многочисленные «плешины» на трибунах во время матчей с участием ЦСКА.
Мне могут возразить ‑ мол, что это за болельщик, который отворачивается от своей команды, в трудную минуту? Стоит ли такового считать истинным?
Действительно, настоящим, преданным клубу болельщиком можно считать лишь того, кто с ним вместе и в минуты радости, и в часы неудач. Но можно ли испытывать терпение даже истинных болельщиков? В начале каждого очередного сезона обещать им перемены в игре и турнирной судьбе команды и не выполнять обещанного. А ведь многие из нынешних поклонников ЦСКА еще помнят и с восторгом рассказывают о знаменитых рывках Григория Федотова, таранных проходах Всеволода Боброва, полной огня игре Валентина Николаева, Владимира Демина, Анатолия Башашкина, прекрасных футболистов клуба более позднего поколения ‑ Альберта Шестернева, Николая Маношина, Валентина Афонина, Владимира Федотова... Дежурные объяснения о постоянной недоукомплектованности состава, о потере армейского духа, о бесконечных травмах только повергают в уныние. Правда, кое‑кто из болельщиков этой команды еще продолжает приходить на стадион ‑одни в надежде на чудо, другие ‑ просто по инерции. Вот из таких и складываются скромные цифры, публикуемые из сезона в сезон еженедельником «Футбол‑хоккей»...
|
|
Болельщик может многое.
Это я понял в год своего прихода в «Спартак», отчаянно боровшийся за возвращение в высшее футбольное общество. И сразу же почувствовал, что зритель не стал сводить счеты с командой, еще недавно так огорчавшей его. Конечно, ему было непривычно и грустно видеть среди ее соперников не киевское «Динамо» или столичное «Торпедо», а кемеровский «Кузбасс» или, скажем, ашхабадскую «Колхозчи». Но он упрямо шел на стадион, веря в грядущие перемены.
Эту веру футболисты всеми силами стремились подкреплять игрой. И трудно предположить, что бы произошло, если бы «Спартак», вдруг забыв о ней, начал заниматься только добыванием очков с применением всех существующих для этого средств. Но, к счастью, он двинулся по пути, пусть более рискованному, но ведущему к сердцам тех, кто не терял веры в клуб, попавший в беду.
Я был тогда еще зеленым новичком. Не знал, удержусь ли в команде, но это тепло сердец болельщиков, их внимание распространялись и на меня. В Тарасовке, где я жил в то время, порой появлялись некоторые из них. И случалось, совсем незнакомые люди подходили ко мне после тренировок, интересовались, как идут дела, спрашивали, не надо ли чем‑нибудь помочь. И сейчас, много лет спустя, на поле, во время матча, мне иногда кажется, что в тревожном гуле трибун я слышу их голоса, отчего сразу становится спокойнее и легче...
Завоевать расположение, доверие зрителя ‑ дело непростое.
Вряд ли сейчас среди болельщиков найдутся такие, которые бы стали утверждать, что нападающий донецкого «Шахтера» Виктор Грачев ‑ футболист неинтересный, лишенный таланта. А ведь было время, когда подобное мнение бытовало и высказывалось без колебаний. Сложилось оно во время пребывания Виктора в московском «Торпедо», куда он был приглашен лет семь назад из Ашхабада.
Не очень выразительный дебют в нелегкое для команды время сразу же обрек его на положение дублера. И хотя в резервном составе он себя не щадил, в основном появлялся лишь от случая к случаю. Да и то в моменты, когда матч складывался не в пользу торпедовцев. Но известно, когда надо переломить его ход, когда от тебя лихорадочно ждут гола, проявить себя еще труднее ‑ спешишь, нервничаешь, ошибаешься. И как следствие ‑леденящий свист трибун: «С поля!..»
Грачев ушел из «Торпедо» в «Шахтер», куда был отпущен с легким сердцем и тренерами, и московскими болельщиками. А там на одном самолюбии сделал себе имя, отблагодарив тех, кто поверил в него. Двадцать голов, забитых в «Шахтере» за два сезона, показатель, согласитесь, для форварда, еще совсем недавно считавшегося почти безнадежно списанным, неплохой.
В сезоне восемьдесят второго года «Спартак» очень нуждался в остром, смелом нападающем. И Грачева пригласили к нам. Мне лично, как и многим в команде, импонировало его постоянное стремление сыграть неожиданно для соперника. Обладая серией им же изобретенных финтов, Виктор мог по ходу обыграть нескольких защитников противника, успевая в последний момент нанести коварный удар.
Правда, как выяснилось, характер у Виктора оказался не из легких ‑ он трудно входил в контакт с ребятами, болезненно реагировал на любую критику, был вспыльчив. Но на поле, попав в родную ему стихию атаки, неукротимо шел вперед, забывая обо всем.
Наверное, спустя какое‑то время он обжился бы в коллективе, стал в нем своим, как и многие другие, кто приходил в «Спартак». В душе мы в это верили.
А вот московские болельщики почему‑то нет.
Они продолжали упорно помнить «торпедовского» Грачева, упрямо не замечая перемен, происшедших с ним за два года. И встречали каждое его появление уже в спартаковской майке с откровенным недоверием. Того, что так помогло Виктору заиграть в Донецке, ‑ терпения и доброжелательности трибун, в Москве вновь не оказалось.
Сыграв за «Спартак» всего пять встреч и решив, видимо, не испытывать судьбу, Грачев возвратился в Донецк.
Уверен, что зрители были несправедливы, а моментами просто бестактны по отношению к нему. Впрочем, в этом они сами спустя некоторое время и убедились: опять заиграв в «Шахтере» легко, свободно, Виктор получил приглашение в олимпийскую сборную, где был в сезоне‑83, вместе с другим форвардом Валерием Газзаевым, самой заметной фигурой.
Теплым апрельским вечером восемьдесят четвертого года трибуны Лужников все‑таки вернули ему свой долг, отмечая каждый проход Грачева к воротам олимпийской команды Венгрии взрывом аплодисментов...
Впрочем, настроение трибун, увы, не постоянно и бывает переменчивым даже по отношению к людям с достаточным футбольным именем.
...К огромному сожалению, мне так и не пришлось увидеть на поле Льва Ивановича Яшина. Нет, конечно, старую хронику, почему‑то так поскупившуюся на внимание к этому вратарю из легенды, смотреть доводилось.
Время разделило нас. Я только еще присматривался к футболу, а он уже расставался с ним. И лишь позднее я узнал, как нелегко, а порой адски трудно становился он Яшиным. Как моментами несправедлива и безжалостна была к нему публика.
В 1962‑м наша сборная с чемпионата мира в Чили, вопреки ожиданиям, возвратилась раньше времени. И хотя, но убеждению людей знающих, авторитетных, повинен в этом вратарь не был, болельщик вновь поторопился с выводами, признав одного Яшина единственным и главным виновником неудачи.
Того самого Яшина, которого знал и уважал весь мир, считавшегося не просто великим голкипером, но и уникальным мастером. Яшина, блиставшего в олимпийском Мельбурне. Яшина, не дрогнувшего холодным дождливым вечером на поле стадиона «Парк де Пренс» в финале первого розыгрыша Кубка Европы.
Говорили, что по возвращении из Чили каждый незначительный промах, пустяковая ошибка вызывали недовольство и свист трибун «Динамо» и Лужников, еще недавно буквально боготворивших его. «Отдыхай! На пенсию!» ‑ не стесняясь, кричали они человеку, верой и правдой прослужившему футболу ровно половину своей жизни, великолепно, до тонкостей знающему вратарское дело...
Яшин не ушел на пенсию.
Он не мог этого сделать в сложившейся ситуации ‑ не в его характере. Не знаю, как удалось Льву Ивановичу пережить ее, каких сил стоило вновь обрести привычную уверенность, спокойствие. Но после мирового первенства в Англии (третьего по счету в его биографии) специалисты с именем, немало повидавшие на своем веку, маститые обозреватели в один голос заявили, что игра Яшина была на чемпионате одной из самых ярких, стабильных, выделявших его среди прочих именитых голкиперов.
...Его провожали в Лужниках очень торжественно. На прощальный матч прибыли футбольные знаменитости с мировым именем ‑ Мазуркевич из Уругвая, итальянец Факкетти, югослав Джаич, англичанин Чарльтон, болгарин Аспарухов...
Уходил великий вратарь.
Когда Яшина на руках несли по полю, трибуны стоя аплодировали. Не знаю, о чем думал он в те грустные минуты. Но убежден: не вспоминал о том, что был момент, когда вот эти самые трибуны были так несправедливы к нему, требуя расставания гораздо раньше.
Сильные люди всегда находят в себе мужество быть снисходительными...
...Футбольный болельщик своеобразен. Он не похож, допустим, на шахматного, внешне спокойного, задумчивого, или на хоккейного, импульсивного, нетерпеливого, постоянно жаждущего острых ощущений.
И смотрит он игру по‑разному. Для одного нет ничего превыше результата. «Очки любой ценой!» ‑ вот его главный девиз. Для другого гораздо важнее, как они добыты, в какой борьбе. Такой даже после победы любимой команды, если ее игра оказалась неинтересной, лишенной выдумки, настроения, может уйти со стадиона огорченным. И напротив ‑ он многое может простить в случае неудачи, если его любимцы горели на поле огнем, жили игрой.
Вот такие мне особенно симпатичны. С ними приятно общаться, они обстоятельны в разговорах, объективны в оценках, никогда не спешат с выводами. Наконец, от них всегда веет доброжелательностью.
Другая же категория, наоборот, стремится всегда навязать только свое мнение и отстаивает его даже вопреки элементарной логике, споря до хрипоты там, где истина совершенно очевидна. Причем чаще всего слыша в споре лишь себя.
Да, болельщики бывают разными.
Однажды, совершенно случайно, мне довелось быть свидетелем довольно острого обсуждения моей игры. В сезоне восемьдесят четвертого года «Спартак» завершил первый круг в лидерах, и все в один голос прочили ему титул чемпиона. Но второй круг мы начали неважно: травмы, последовавшие одна за другой, заставляли все время что‑то перекраивать в составе, менять в игре, сразу же потерявшей из‑за этого недавнюю мощь.
Во втором круге в Лужниках мы принимали оказавшегося довольно неудобным для «Спартака» противником ‑ вильнюсский «Жальгирис». В первые пять минут мы упустили два стопроцентных голевых момента. А на шестой... забили нам: Иванаускас справа под острым углом ворвался в штрафную и, не раздумывая, пробил в ближний от себя угол. Я же был уверен, что полузащитник «Жальгириса», как обычно в подобных ситуациях, прострелит вдоль ворот, и начал смещаться к дальней штанге. Вот почему его удар и застал меня врасплох.
Обсуждение этого гола заядлыми болельщиками мне и довелось потом совершенно неожиданно услышать. Один, негодующе размахивая руками, утверждал, что если бы не первый пропущенный мяч, то «Спартак» ни за что бы не проиграл. И что вот из‑за таких «пенок» Дасаева команда потеряла игру, перестала набирать очки. Второй ‑ более спокойный, хотя и не менее огорченный нашим поражением ‑ пытался объяснить своему разгоряченному собеседнику, что у любого вратаря бывают спады, что если результаты клуба зависят только от состояния его голкипера, то, значит, дело не только в нем одном.
Я не знаю, чем закончился этот бурный диалог, дожидаться завершения которого не стал. Но, оказавшись невольным его свидетелем, лишний раз понял, как по‑разному люди видят и воспринимают футбол.
И уверен, что из тех двоих болельщиков помогать на трибуне мне станет второй, потому что верит в Дасаева, который уже успел ему доказать свое право на место в воротах «Спартака».
Вот для таких мы и не щадим себя на поле ради победы, поскольку друзей, как известно, огорчать нельзя...
Мир футбольных болельщиков многолик. Кого только не встретишь порой на трибунах. Не редкие гости на них и те, кто сам не обделен зрительским вниманием, кто знает цену творческому успеху и много сил отдал тому, чтобы завоевать сердца самой требовательной аудитории, ‑ это режиссеры, популярные актеры, писатели, поэты.
Видимо, все‑таки существует какая‑то давняя традиция, связывающая людей искусства, литературы со спортом. И особенно с футболом. Среди друзей «Спартака» таких немало: главный режиссер театра Дружбы народов Евгений Симонов, режиссер киностудии «Мосфильм» Андрей Разумовский, поэт Юрий Ряшенцев, актеры Александр Калягин, Анатолий Ромашин, Вячеслав Невинный, Наталья Гундарева, Игорь Кваша.
Вообще, среди людей театра особенно много наших поклонников. Есть даже целая театрально‑футбольная сборная, с которой мы дружим и встречаемся вот уже много лет. Да‑да, именно футбольная. Я говорю о команде Театра имени Маяковского ‑ коллективном спартаковском болельщике.
У нее свой тренер ‑ уважаемый Гавриил Дмитриевич Качалин, всю свою жизнь посвятивший футболу. А помогает ему, несмотря на свою невероятную занятость, Армен Борисович Джигарханян. В составе «маяковцев» популярные актеры ‑ Александр Фатюшин, Александр Мартынов, братья Ильины ‑ Александр и Владимир, Юрий Соколов. Есть даже играющий администратор (он же по совместительству еще и центрфорвард) ‑ Александр Гольдман. А директор театра ‑ Михаил Петрович Зайцев ‑ неугомонный начальник команды.
Мало кто знает, что с некоторых пор театральные коллективы столицы, а также сборная Госкино во главе с капитаном Никитой Михалковым проводят два турнира в год ‑ зимний и весенний. Мне доводилось неоднократно бывать на этих матчах в роли зрителя. И, поверьте, вратарские приемы Мартынова, смелые проходы Фатюшина, изобретательность Михалкова вызывали чувство профессионального уважения.
Как правило, первенствует в подобных состязаниях сборная Большого театра, составленная в основном из артистов балета, всегда находящихся в отменной спортивной форме. «Маяковцы» занимают обычно второе призовое место. Ну, а на третьем чаще всего оказывается дружный коллектив «ленкомовцев», тон в игре которых задают два темпераментнейших форварда ‑ Александр Абдулов и Николай Караченцов. А тренерское слово здесь принадлежит Олегу Янковскому, в прошлом, говорят, неплохому голкиперу.
Сами актеры шутят, что профессиональную спортивную практику они проходят на экране. Так, Александр Мартынов «становился рекордсменом мира» в картине «Право на прыжок». Армен Борисович Джигарханян и Виктор Иванович Коршунов исполняли роли футбольных тренеров в лентах «Одиннадцать надежд» и «Удар, еще удар!..» А Анатолий Владимирович Ромашин был наставником советских волейболисток в фильме «Путь к медалям». Кстати, он же утверждает, что идея «двойной» стенки (когда при штрафном сначала против мяча выстраиваются все футболисты, тем самым закрывающие обзор игрокам и вратарю противника), так часто применяемой его бывшими земляками ‑ ленинградскими зенитовцами, принадлежит именно ему.
Вот и получается, что мы ‑ футболисты ‑ отдыхаем и восстанавливаемся, приходя в театр или кинозал. А те, за кого переживаем, кому аплодируем на сцене или экране, прекрасно чувствуют себя в роли заядлых болельщиков. И все мы знаем, как нелегко даются настоящие творческие победы. Возможно, именно поэтому наша дружба такая давняя и прочная.
К числу наших самых строгих судей я отношу еще и журналистов, пишущих о футболе.
За время знакомства со многими из них я убедился, что профессия эта совсем не простая, как кажется некоторым, и чрезвычайно необходимая. Каждый отчет, каждое обозрение, комментарий, интервью ‑ повод для размышлений, выводов, раздумий. Случается, правда, что не со всем прочитанным соглашаешься. Кое‑что кажется спорным. Но и в таких публикациях все равно находишь для себя что‑то очень нужное, мимо чего до этого мог бы пройти мимо.
Взаимоотношения людей футбола и тех, кто пишет о нем, не просты. Помнится, один из уважаемых футбольных обозревателей как‑то публично упрекнул динамовца Валерия Газзаева в отчете о матче в стремлении, по его мнению, картинным падением в штрафной соперника выпросить у арбитра одиннадцатиметровый. По окончании игры стало известно, что в том моменте нападающий не без «помощи» опекавшего его защитника получил серьезную травму, после чего надолго выбыл из строя.
Не спорю, с трибуны могло показаться, что форвард лишь изображает падение ‑ такое на поле случается. Но следует поинтересоваться, как все было на самом деле, проверить свои впечатления, которыми журналист явно поспешил поделиться с читателями.
Специалист, наверное, тем и должен отличаться от болельщика, что обязан знать намного больше. А потому к оценке игры каждого футболиста, команды в целом, ее результатов должен подходить без ненужных эмоций, руководствуясь только фактами. Поверьте, это вовсе не призыв к возможному оправданию на страницах тех или иных наших неудач. Четкая, грамотная информация не только помогает читателю быть в курсе футбольных дел и событий, но и мешает рождению среди них всевозможных сплетен и небылиц.
К примеру, в отсутствие своего лидера популярный клуб терпит неожиданное поражение. Естественно, болельщик тут же начинает интересоваться, почему того не было в составе. И сразу же находятся «знатоки», которые непременно удовлетворят любопытство, сообщив, что футболист «X» не играл потому, что в пух и прах разругался с тренерами, подав заявление о переходе в другую команду. Или еще хлеще ‑ вчера (что они «сами видели») до утра гулял с дружками в «Арагви».
На самом деле «X» неожиданно заболел и потому на поле не вышел.
Вот об этом непременно и следует рассказать журналисту и комментатору. И чем скорее, тем лучше. Иначе с помощью «горе‑знатоков» родятся сплетни, которые порой оказываются далеко не безобидными.
Ну, скажите, кому приятно слышать о себе всякие небылицы. Помню, года три‑четыре назад кто‑то распустил слух, что вслед за своим другом Хидиятуллиным собирается перейти в ЦСКА и Дасаев. Я не мог подходить дома к телефону, буквально раскалившемуся от непрерывных звонков поверивших этим россказням болельщиков. И лишь после того, как попросил одного из журналистов под каким‑нибудь предлогом сообщить в газете, что это, мягко говоря, просто неудачная шутка, их пыл заметно поиссяк.
Я очень люблю читать наполненные глубоким смыслом грустноватые размышления о футболе Льва Филатова. Всегда страстные, острые выступления Валерия Винокурова. Основанные на фактах рассуждения Олега Кучеренко. Точные и обстоятельные наблюдения Виктора Понедельника. Любопытные, разнообразные статистические публикации Константина Есенина. Интереснейшие рассказы о зарубежном футболе Геннадия Радчука.
Можно не всегда соглашаться с некоторыми их замечаниями, выводами. Но чем чаще я встречаюсь с материалами этих по‑настоящему знающих футбол, преданных ему людей, тем яснее ощущаю, насколько велика их любовь к своей профессии, футбольной игре.
Вот почему и они среди наших самых строгих судей.
...Мы на скорости проскакиваем сквозь приветливо распахнутые ворота Лужников. Еще метров шестьсот‑семьсот по набережной и, наконец, притормаживаем у восьмого служебного подъезда стадиона. Вокруг автобуса тут же смыкается кольцо болельщиков, которые, словно давние знакомые, приветливо улыбаются, машут руками, что‑то кричат. И хотя в салоне за толстыми стеклами слов не разобрать, чувствуется, говорят они что‑то доброе, хорошее. А скорее всего, просто желают удачи.
Вежливо отказываемся от протянутых ручек с блокнотами. Давать автографы перед игрой не принято ‑традиция. И спешим в раздевалку, откуда за пятнадцать минут до начала матча выйдем на разминку, сразу же окунувшись в такой привычный и волнующий гул стадиона.
Чуть позже вместе с соперниками выстроимся в центре поля, повернемся лицом к трибунам, поприветствуем их.
Затем прозвучит свисток, и начнется ФУТБОЛ!
ДИАЛОГ СЕДЬМОЙ, в котором авторы пытаются выяснить, какими же все‑таки должны быть отношения футболистов и их «самых строгих судей».
А. Львов: В размышлениях о взаимоотношениях игроков и болельщиков любители футбола выглядят слишком уж противоречивыми. С одной стороны, они и игру любят, и разбираются в ней, а с другой ‑ бывают излишне категоричными, поспешными в выводах, способными в азарте переживаний не заметить талантливого игрока, быть несправедливыми к нему.
Так каков же все‑таки нынешний футбольный зритель?
Р. Дасаев: Убежден: в сегодняшнем болельщике больше внимания, такта, объективности, чем чрезмерной горячности и нездорового азарта. Надеясь на победу своей команды, он тем не менее ждет от нее прежде всего игры, поскольку она и только она определяет его отношение к футболу.
А. Львов: Не слишком ли на сей раз идеальный портрет получился? Ведь ты сам вспоминал, как несправедлив был зритель в свое время к такому большому игроку, как Яшин, к тому же наделенному незаурядными способностями Грачеву.
Р. Дасаев: По своей натуре болельщик ‑ максималист. Трудно упрекать его в стремлении видеть любимую команду не только постоянно в роли победителя, но и регулярно показывающей футбол высшей пробы. Когда зимой на торжественных вечерах нас по традиции поздравляют со вторым или третьим местом, многие с оттенком грусти здесь же напоминают об упущенных возможностях стать чемпионом. И это служит своеобразным пожеланием на будущий сезон.
А. Львов: Но каждому ясно, что одни пожелания болельщиков еще не гарантируют команде ожидаемых ими успехов. Ведь не известно, как сложится ее жизнь в следующем году. И возможны обстоятельства, которые нельзя предусмотреть заранее, ‑ травмы футболистов, раннее форсирование формы, вызванное участием в европейском турнире, и, как правило, последующая ее потеря... Согласись, что все это загодя предвидеть сложно.
Р. Дасаев: Сложно, но необходимо. Зритель приходит на стадион получить удовольствие от игры. Он не знает, в каком состоянии находятся сегодня футболисты его клуба. Их же долг, несмотря ни на что, не разочаровывать его.
А. Львов: Однако тебе самому неоднократно приходилось появляться на поле не совсем здоровым. И в этом состоянии избежать ошибок удавалось не всегда...
Р. Дасаев: Переживал я свои промахи после матча так же, как если бы провел его абсолютно здоровым. В футболе существует закон: вышел на поле ‑ играй!
Вот почему иной раз даже самая резкая критика болельщиков по сути своей оказывается верной.
А. Львов: Но ты сам рассказывал, как обидно было слышать от них после матча с «Зенитом» летом восемьдесят четвертого (который, кстати, ты провел с травмой), что, не пропусти Дасаев мячи со штрафных, пробитых Желудковым, «Спартак» наверняка бы не проиграл. Они же не упрекнули в неудаче, скажем, Черенкова и Милевского, упустивших великолепные моменты, или Гаврилова, который и вовсе не забил пенальти.
Р. Дасаев: Верно, тот матч я играл с больным коленом. Но сумей я отразить те удары, счет и впрямь мог бы быть иным...
А. Львов: Выходит, болельщик всегда прав?
Р. Дасаев: Я этого не сказал. Просто с тех, кто завоевал право называться мастером, спрос всегда особый.
Другое дело, что на трибунах не всегда успевают верно разобраться в возникшей ситуации. В той же уже упомянутой встрече с «Жальгирисом» в Лужниках я парировал сильнейший удар Янониса. А набежавший Якубаускас оказался тут как тут и забил второй гол. Кое‑кто обвинил в этом меня. И в горячке мало кто на трибунах обратил внимание на то, что раньше Якубаускаса к отбитому мячу должен был подоспеть кто‑то из наших защитников, обязанных в подобной ситуации подстраховывать вратаря.
А. Львов: У «Спартака» есть категория поклонников, от которых никогда не услышишь ни слова критики в адрес команды и ее футболистов. Они горой за нее в любой ситуации, при любых обстоятельствах...
Р. Дасаев: Речь, как я понял, идет о разноцветной, вечно взбудораженной группе молодых людей, которые обычно выбирают места на «севере» Лужников или «востоке» «Динамо», стремясь экстравагантным видом и «раскованным» поведением привлечь к себе внимание окружающих. И не только на стадионе, но и за его пределами.
Мне они не по душе. Поначалу я с любопытством присматривался к ним, старался понять, чем же их привлекает футбол? Но сейчас думаю: появление на трибунах для таких крикунов всего лишь возможность выплеснуть накопившиеся эмоции, что они и делают все девяносто минут встречи, а затем и в метро.
Они забывают о том, что мешают сидящим рядом зрителям, считают, что бездумными выкриками и скандированием бессмысленных четверостиший помогают нам выигрывать. Их не волнует ни сам матч, ни игра с ее сюжетом, комбинациями, голами. Для них важен лишь результат.
А. Львов: Мне не раз приходилось от тебя слышать, как раздражает на поле крик и распущенность этих просто‑напросто невоспитанных зрителей.
Р. Дасаев: Я играл на многих стадионах мира. На одних болельщики вызывали симпатию умением понимать игру, чувствовать ее, на других они просто мешали показывать ее.
На чемпионате мира в Испании, во время матча с командой Шотландии в Малаге, один из совершенно потерявших голову поклонников соперника бросил в меня с трибуны пустую пивную бутылку. Первым желанием было тут же вернуть «подарок» хулигану. Но сдержался ‑ отвлекаться от игры не положено.
Вообще о разнузданности шотландских болельщиков наслышан весь мир, и их скандальная репутация известна далеко за пределами Британских островов. В некоторых странах им даже отказывают во въездных визах, опасаясь серьезных беспорядков.
И не скрою, всегда приятно слышать о радушии, гостеприимстве и высокой футбольной эрудиции нашего болельщика. Поэтому особенно досадно видеть на трибунах небольшую группу крикунов, воспитанием которых надо просто заняться. И поскольку это в основном молодежь, то почему бы райкомам комсомола не попытаться взять да организовать клубы болельщиков, где ребята могли бы обмениваться мнениями и новостями о последних событиях чемпионата, говорить и спорить о любой игре? К ним в гости могли бы приезжать игроки, тренеры, журналисты.
А. Львов: А не считаешь ли ты, что подобный контакт необходим не только молодому зрителю?
Р. Дасаев: Убежден, что регулярные встречи футболистов с болельщиками очень нужны. Во время них те и другие получают интересную информацию. Мы узнаем, что думают о нашей игре на трибунах, а болельщики имеют возможность удовлетворить свое любопытство, получив ответы на вопросы, как говорится, из первых рук.
От этого выиграет каждый из нас.
И прежде всего сама игра.
ПРОВЕРЯЕТ ИГРА
...Мы летим домой. В салоне Ил‑62 тихо. Никто не снует взад‑вперед по проходу, усталость вдавила всех в кресла ‑ позади уже половина пути. За подернутыми морозцем стеклами иллюминатора сероватая дымка, и в ее причудливых формах вдруг видится мне табло леонского стадиона, на котором сквозь пелену тяжелого июньского дождя в бешеном темпе мелькают цифры убегающего от нас времени.
Еще мгновение ‑ цифры застывают.
Обезумев от радости, еще не осознав до конца, что произошло, бросаются обнимать друг друга бельгийцы. А мы, словно оглушенные грозовыми раскатами грома, стоим и никак не можем поверить, что для нас все здесь, в Мексике, кончилось.
«Грандиозный спектакль с громким названием «Мундиал‑86» опустил для советских футболистов занавес. И из его недавних участников они мгновенно превратились в зрителей, хотя и были в первом акте этого пышного представления на весьма заметных ролях» ‑ так прокомментировала в утреннем выпуске наше поражение одна из мексиканских газет.
Но все это уже в прошлом.
Мы летим домой. И хотя знаем, что не прибудем в Шереметьево раньше положенного расписанием часа, все равно мысленно торопим время.
‑ Вы что‑нибудь хотите? ‑ предупредительно спрашивает внезапно появившаяся рядом с креслом стюардесса. И поняв, что ее услуги не требуется, так же неожиданно исчезает.
Что я хочу?
Моего, да это и не только моего, желания сейчас никто не в силах выполнить: вернуть время на двое суток назад, в Леон, и нам вновь сыграть тот матч с бельгийцами. Матч, разом перечеркнувший четыре года адского труда, надежд и ожиданий.
Сто двадцать промелькнувших как мгновение минут игры и тысяча четыреста шестьдесят невероятно долгих дней надежд. Какое жестокое соотношение времени!
Можно, конечно, успокаивать себя тем, что в числе неудачников оказались, как и мы, чемпионы мира ‑итальянцы, что сошли с дистанции раньше времени всегда устойчивые в турнирных спорах поляки, что уже давно дома португальцы. Но обсуждение чужих несчастий не может служить утешением. Это известно.
...Не думали мы в феврале, когда летели на «разведку», тренировочный сбор в Мексику, что нам придется покидать ее в июне, оставшись за бортом мирового первенства, вот в таком настроении. Строили планы будущей игры, говорили о борьбе, которая предстоит. Но о неудаче?..
Убежден, что о ней даже канадцы, у которых до чемпионата вообще никакой футбольной репутации не было, не думали. Писали, что их тренер Тони Уотерс, узнав о результатах жеребьевки, невесело усмехнувшись, бросил: «Единственное в данной ситуации для меня и моих парней утешение в том, что соперники знают о нас столько же, сколько и мы о них. И вот здесь наши шансы равны».
Прав мистер Уотерс ‑ пока игра не началась, шансы у всех равны. Не принимает она во внимание никакие прежние заслуги, титулы, не подсчитывает голы забитые и пропущенные.
На чемпионатах мира проверка особая ‑ ИГРОЙ. По самому большому счету.
И готовясь к ней, необходимо учитывать любую мелочь. Вот почему, отправляясь в Мексику, кроме всего прочего, мы хотели поближе узнать, что же это за страна, где так восторженно, почти по‑детски любят футбол, познакомиться с ее особенностями, поскольку заранее были наслышаны, как непросто там играть.
Подготовку в Мехико было решено провести под девизом «Сквозь тернии к звездам». За неполных три недели предстояло «объять необъятное» ‑ проделать колоссальную тренировочную работу, познакомиться с особенностями климата, реакцией на смену времени, местную пищу, воду. И в ходе подготовки сыграть три контрольные встречи, одна из которых планировалась со сборной Мексики на знаменитом стадионе‑гиганте «Ацтека».
Программа, как видите, чрезвычайно насыщенная. И составлялась в таком режиме, по всей вероятности, сознательно. К этому моменту сборная под руководством Эдуарда Васильевича Малофеева играла, жила и трудилась вот уже третий год. Позади был доставивший много волнений отборочный турнир, огромное количество разных матчей, перемен в составе, поисков, споров. И все‑таки тренеры не были уверены до конца в правильности отбора. В Мексике они еще раз хотели проверить крепость каждого.
Забегая вперед, скажу, что февральский сбор внес ясность во многие вопросы, но одновременно породил и немало новых, острых, неожиданных, ответы на которые дали последующие события в жизни сборной. Причем в момент, когда она уже стояла на пороге мирового чемпионата.
...Наш путь лежал в небольшой, с полумиллионным населением городок Толуку, значившийся в туристских проспектах как самый высокогорный (2561 метр над уровнем моря) в стране. В июне, так определил турнирный жребий, здесь должны были проходить встречи команд Ирака, Бельгии и Парагвая. По мнению обозревателей, им явно не повезло ‑ разреженный, затрудняющий дыхание воздух, жара. Нас же подобные условия при подготовке вполне устраивали.
После шестнадцати часов, проведенных в самолете до Мехико, да еще полутора до Толуки в автобусе, мы, вконец измотанные длинным путешествием, прибыли на место.