Сегодня уже в пятый раз мы открываем конференцию посвященную памяти историка С.Л. Сытина. Эта конференция впишется в интеллектуальную биографию историка, а ее участники внесут в не свои новые штрихи. Свежие краски сделают биографию этого замечательного человека и ученого еще более многогранной и яркой. Причем я имею в виду не просто биографию, а биографию интеллектуальную. Так хочу подчеркнуть, что Мысли и идеи историка продолжают жить, а результаты его научного творчества нельзя представить в формальном и завершенном виде. Они постоянно актуализируется и переосмысливаются, понимаются по-новому и вплетаются в нашу повседневную жизнь.
Вспомнить все, что может составлять интеллектуальную биографию до последнего момента, нюанса, невозможно, но даже отдельно воспроизводимые фрагменты и места памяти можно представить как содержащие и выражающие всю полноту и целостность личности историка, его жизнедеятельности. В этой связке, представленности индивидуального, уникального, частного во всеобщем, универсальном, целом, а не в подведении индивидуального, уникального, частного под всеобщее, универсальное, целое и проявляется суть микроистории. Вот и мои воспоминания о С.Л. Сытине это всего лишь отдельные штрихи в его биографии, но штрихи, которые говорят о многом и в них содержится все.
Обращаясь к жанру интеллектуальной биографии, невозможно обойти ее современные особенности. Сегодня обогащенная микроисторическими принципами интеллектуальная биография делает акцент не на типичности личности историка – представителя определенной социальной и научной среды в которой он жил и работал, а на ее индивидуальности и неповторимости, делающим его не типичным. Макроисторический подход скрывает, нивелирует и даже вовсе элиминирует индивидуальные черты, качества и нюансы личности. Они становятся различимыми и чувственно осязаемыми только под микроскопом, в микроисторическом масштабе. Зачастую индивидуальность проявляется в том, что раньше легко отбрасывали в качестве никчемной, бесполезной мелочи или отдельной малозначащей детали в макроисторических конструкциях. Более актуальной становится артикуляция не обусловленности деятельности историка обстоятельствами различного порядка, а преодоление им предопределенности, детерминации, сцепления причин и следствий в жизни и, безусловно, в творчестве. Л.П. Карсавин отмечал, что «биография выступает как история индивидуальной души», но «история индивидуальности неуловимо и неизбежно переходит в историю вообще»[1]. Такой переход, как отмечалось выше, представлен творчеством, рождающимся в презентативной связке индивидуально-уникального с всеобщим и универсальным. Творчество отдельного человека – источник инноваций в «истории вообще».
|
|
Действительно про Сергея Львовича могут сказать, что он не создал научной школы, которая бы получила известность на всю страну и не сумел стать доктором наук, не опубликовал крупных научных монографий, не занимал высокие должности в структурном аппарате науки, за исключением должности проректора пединститута и заведующего кафедрой всеобщей истории. На это можно ответить: были трудные время для занятия историей, отсутствовала возможность осуществлять исследования по новой истории (в частности по истории Великой французской революции) в Ульяновске, а повышенная требовательность к себе помешала представить результаты титанической, «египетской»[2] архивной работы по местной истории в обобщающем труде. А к занятию должностей, которые по его выражению создают иллюзию чрезвычайной занятости и востребованности, но не приносит творческого удовлетворения, он не стремился. Главное для С.Л. Сытина, на мой взгляд, заключалось в повседневной черновой работе историка, в умении и желании ей заниматься.
|
|
Ежедневная черновая работа, с точки зрения Сергея Львовича и с этим трудно не согласиться, требует огромных волевых усилий. Но она приносит куда больше, правда зачастую неформальных, но очень значимых результатов в изменении состояния сознания людей как одного из факторов исторических преобразований и, прежде всего, позволяет достигать нового качества в образовании студентов-историков. Он неустанно развенчивал миф о легком труде. Ученый-преподаватель повторял: успех любого дела на девять десятых состоит из черновой работы, а она требует «усилий – иногда на пределе возможностей человека, и не может ежеминутно и ежечасно доставлять удовольствие и радость». Надо всегда помнить: за порханием балерины на ярко освященной сцене с громом аплодисментов с цветами стоит немыслимо тяжелая работа и пенсия в 35 лет[3]. Продолжая тему труда, Сергей Львович рассуждал об интересе. Интерес играет важную роль в работе. Но он не есть изначально априорное данное, не есть предпосылка труда. Интерес приходит с мастерством в результате труда. Призвание – это овладение мастерством. Сергей Львович сам являлся примером неподдельно заинтересованного человека, овладевшего мастерством, мастерством профессии историка.
|
|
Для студентов историков овладение мастерством начиналось с выработки умения читать: чтение с установкой на понимание, включающей словарную работу (неправильное употребление слова подобно крупинке яда, искажает понимание прочитанного) работу с понятиями, установление связей между событиями и явлениями, составлении плана, запоминания материала путем его воспроизведения. Одновременно учились писать: фиксировать лекции по специальной форме на карточках, конспектировать и так далее, а в результате у студентов накапливались профессиональные умения и навыки вплоть до ведения самостоятельного исторического исследования. Выработка умения и привычки вести черновую работу это тот микроуровень или можно сказать контекст, который становился условием самореализации его учеников в жизни независимо от сферы приложения ими своих усилий.
Быть настоящим ученым историком невозможно без осмысления теории и методологии истории. С.Л.Сытин осуществлял непрерывный поиск в этом направлении. Мысль историка работала, несмотря на условия, когда большинство историков пренебрегало или скептически относились к теоретическим вопросам, интерес к которым к тому же не особо поощрялся, в силу того, что единственно правильной теорией и методологией истории считался диалектический материализм. Вносить коррективы в догматизированную и мифологизированную теорию разрешалось только «избранным». Но даже сегодня при теоретико-методологическом плюрализме, когда от вопросов теории трудно отмахнуться, некоторые историки упорно продолжают отвергать их рассмотрение и зачастую разделяют позицию наивного онтологизма. Будучи студенткой, я, как и другие мои сокурсники ощущала теоретическую работу своего преподавателя, но не могла полностью осознать и оценить данный факт.
Сейчас я ясно констатирую интерес Сергея Львовича к проблеме общественных трансформаций, к трансформации капиталистического общества, в том числе и под влиянием Октябрьской революции и опыта преобразований в нашей стране в советский период. Он преимущественно сосредоточил внимание на социально-экономической истории. Ему удалось придти к оригинальным выводам, содержащим новизну по многим вопросам: об изменении форм капиталистической собственности; о мелкотоварном производстве и его интеграции с крупным монополистическим производством; о национализации и приватизации и их роли в государственном регулировании капиталистической экономики; о преимущественном наращивании капитала не в сфере производства, а в сфере финансовых спекуляций; о причинах и росте пропасти между богатыми и бедными странами и многим другим. Также особо им выделялся комплекс вопросов, связанных с организацией, управлением производством, стимулированием труда, на которые не были даны ответы как капиталистической, так и социалистической системой общественных отношений. Весьма важными являются его положения, касающиеся мелкой буржуазии как особого класса, который часто неверно считают частью или слоем класса буржуазии.
Могу точно утверждать, что взгляды Сергея Львовича на социально-экономические проблемы общества носят концептуальный характер и продолжают сохранять свою актуальность в настоящее время. А ведь далеко не всем, даже столичным историкам удавалось похвастаться своей оригинальной исторической концепцией и таким веером теоретических выводов.
Снова сошлюсь на авторитетное мнение Л.П. Карсавина, которое я полностью разделяю. Так вот он отмечал, что от историка мы ждем «не фактов, в добывании которых видят свою высшую цель только не умеющие исторически мыслить профессионалы, без устали роющиеся в архивах», а «умственной работы – нового понимания и освещения» [4]. Правда, эти два вида мастерства историка Сергей Львович гармонично соединял в своих научных изысканиях. Штабели коробок из под обуви, наполненных выписками из архивов и разложенных в определенном системном порядке, заполняли целую комнату в его квартире (пространство другой комнаты и прихожей заполняли книги). Нашему кумиру по плечу приходилась любая работа историка. Он прекрасно справлялся с источниками и установлением фактов, концептуализацией исторического материала, синтезом эмпирического и теоретического знания, опираясь на его актуальность в современной ситуации. Умение мыслить концептуально роднит наших любимых преподавателей М Г. Иванову, Н.Г. Левинтова, С.Л. Сытина.
Невероятно, но многие теоретико-методологические подходы ученого из провинции аналогичны подходам французской исторической школы «Анналов», лидером мировой исторической науки второй половины двадцатого столетия. Данная школа считалась законодательницей моды в исторической науке. Сходство просматривается в позиционировании истории как теоретической науки, в проблемном подходе к исследованию и изложению материала.
Прямое совпадение взглядов я вижу в положении о связи прошлого и настоящего, истории и жизни и др. За такие высказывания тогда легко могли обвинить в презентизме, якобы характерного исключительно для немарксистской историографии. Однако Сергей Львович считал, что в этом своеобразном девизе: «прошлое ради настоящего» заключена главная задача изучения истории, которой он руководствовался в своей исследовательской и преподавательской деятельности. Каждодневный просмотр и чтение огромной кипы газет, включая «Юманите» на французском языке стали для него нормой, позволяли ощущать пульс современности в диалоге со временем. Умение и вкус работы с материалами прессы он прививал своим ученикам.
Хорошо известно, что школа «Анналов» предложила и стремилась осуществить идею «тотальной истории». Последняя не является вариантом всемирной истории, а относится к разряду локальной истории или микроистории. Принято считать, что такая история изучает жизнь небольшого региона в возможно полном объеме, или какого либо социального образования в целостности своих проявлений. Но, по моему, это только частный случай, отдельный вариант применения одного из основных принципов микроистории. Универсальную формулировку данного принципа – многое об одном, а не обо всем по немного - дал Сергей Львович. Она придает открытость тематике и проблемному полю микроистории, повышает эвристический потенциал этого принципа, позволяя применять его при исследовании любых социально-исторических реальностей и образований.
Вся жизнедеятельность ученого Сытина это – упорный бескомпромиссный поиск ответов на вопросы современности. Данный факт можно интерпретировать как демонстрацию солидарности с идей Л. Февра - одного из лидеров школы «Анналов» о том, что «науку не создают в башнях из слоновой кости. Она творится в гуще жизни, творится живыми людьми, сыновьями своего времени»[5]. Активная жизненная позиция историка позволяет внести ощущение жизни в свою работу.
В доперестроичный период Сергей Львович не боялся отстаивать взгляды идущие в разрез с мнением равнодушного большинства угодного и удобного властному руководству. В период перестройки, когда большинство, ранее упрекавшее его в инакомыслии и чуть ли ни в склонности к диссидентству, легко отказалось от прежних принципов, он же продолжал отстаивать и развивать свои позиции, подводя под них еще более прочный и надежный научный фундамент. Так, не понаслышке зная, что профессия историка в нашей стране опасная профессия он всегда оставался ученым. Как заметил историк В.Б. Кобрин в этом случае не надо добавлять «честным», «ведь нечестный ученый – уже не ученый, какими бы академическими знаниями он ни был украшен»[6]. Профессия историка не принесла Сытину материальных выгод. Сергей Львович жил скромно и часто повторял: «от трудов праведных не выстроишь палат каменных».
Ни для кого не секрет, что историческая школа «Анналов» дала начало новым направлениям исторического исследования, в том числе истории ментальностей. И опять вырисовывается синхронистичность и параллельность во взглядах французских историков и взглядов Сытина. Сергей Львович исследовал состояния сознания рабочи х европейских стран и США в нововременной и новейший период истории. Выявлял наличие в сознании иллюзорных, превращенных форм и их происхождение, а также явные и скрытые механизмы использования буржуазией данных форм для влияния на умы рабочих.
Историки школы «Анналов» выступили против «комодной» истории и предложили междисциплинарный подход. Аналогичные идеи провозглашал и отстаивал наш ученый. Он всегда подчеркивал, что узкая специализация историков ведет к отрыву от действительности и не позволяет решать главную задачу исторической науки. И здесь он являлся примером для коллег-преподавателей и студентов. Глубокое и всестороннее знание новой истории зарубежных стран размыкалось в неограниченный контекст, разнородного знания. Сюда входило историческое знание по истории Отечественной от Русской правды до современности включительно, по истории края, знание истории своего рода и др., социально-гуманитраное знание по различным дисциплинам, а также естественнонаучное, техническое. Вопрос преподавателя о том, что такое черные дыры мог вызвать недоумение. Зачем историку надо знать про черные дыры и тому подобное? Так вот одним из условий рождения мысли, вносящей новизну (это и есть творчество) является насыщение сознания разнородными знаниями. Рождающаяся мысль всегда междисциплинарна и это, во-первых. Во-вторых, современные концепции космизации и ноосферичности истории понимают историю как нелинейную коэволюцию континуального образования «Человек-Социум-Природа (Космос). Поэтому все имеет отношение к истории и творчеству историка и историк презентативно связан со всем существующим.
Теперь к вопросу о междисциплинарном подходе в деятельности Сергея Львовича подойду с другой стороны. Разве мог человек, не владеющий междисциплинарными знаниями и подходами выдвинуть идею создания музея-заповедника в городе Ульяновске, изучающего и показывающего жизнь различных слоев симбирян во всем ее многообразии в 70-е гг. позапрошлого века. Создание и работа музея-заповедника служит яркой иллюстрацией междисциплинарного похода и микроистории, превосходящей саму себя.
Увлечение Сергея Львовича фотографией работало на его профессиональные интересы. Фотография помогала делать открытия. Сергей Львович с помощью фотографий сумел установить дом, в котором родился Володя Ульянов. Фотоматериалы представляли для него не просто иллюстрациею, видеофон каких-либо событий, а служили документальными свидетельствами и выступали как важнейший исторический источник. Фотография запечатлевает в мгновении, в отдельном фрагменте индивидуальное и всеобщее, уникальное и универсальное, вечное и временное.
Биография историка пишется с опорой на устную историю и рассказывается в устной истории. Устная история придает герою биографического повествования еще большую индивидуальность и в то же время большую значимость. Кто в 60-70-нач.80-х гг. уже прошлого века учился на историческом отделении историко-филологического факультета ульяновского пединститута узнавали от своих предшественников и сами наверняка пересказывали следующим за ними поколениями историков легенду о «трех китах», на которых держится историческое образование на факультете. Первый «кит» самоироничная М.Г. Иванова, второй «кит» доброжелательный Н.Г. Левинтов, а третий «кит» несколько язвительный С.Л. Сытин. Всех их отличали требовательность, в первую очередь к себе и высокий профессионализм, что нашло выражение в устной истории исторического отделения. Сейчас я понимаю, что в «легенде о трех китах» не обошлось без юношеского максимализма, по отношению к другим преподавателям. Всех их, несмотря ни на что большинство из нас вспоминает с большой теплотой, благодарностью и уважением. Но этих любили и почитали особо. На язвительность Сергея Львовича мало кто обижался всерьез и надолго. Скорее, ее можно проинтерпретировать как нетрадиционный методический прием, призывающий к критическому восприятию знаний на первый взгляд кажущимися очевидными, мобилизации умственных усилий и оптимизации самообразовательной деятельности. Такой манерой общения он побуждал определять неясные вопросы и искать на них ответы. Такие вопросы мы записывали на отдельных листочках под заголовком: «Спросить у Сытина». Задавание вопросов на любые волнующие студентов темы приветствовалось и поощрялось.
С другой стороны строгость и требовательность в обращении свидетельствовали об отсутствии у него популизма, заигрывания со студентами для поддержания рейтинга. Его авторитет в этом абсолютно не нуждался. Вспоминаю эпизод из студенческой жизни, когда к нам, студентам пришел молодой преподаватель. Он начал копировать стиль и манеры Сергея Львовича, но это у него не очень получалось, в силу целого ряда причин и ему тут же дали прозвище «Тень гения». Сергей Львович обладал ярко выраженной индивидуальностью и был неподражаем.
Отдельными штрихами с опорой на микроисторический подход я обрисовала интеллектуальную биографию Сергея Львовича, но о нем хочется говорить и вспоминать снова и вновь. Я надеюсь на продолжение темы жизни и творчества С.Л.Сытина участниками конференции.
[1] Карсавин Л. П. Философия истории / Л.П. Карсавин. – СПб.: АО «Комплект», 1993. – С. 83-86.
[2] Такое определение давали архивным поискам В.О Ключевского его ученики. Оно вполне подходит в нашем случае.
[3] Сытин С.Л. Элементы НОТ в работе студента. Методические рекомендации / - Ульяновск, 1987. – С.4.
[4] Карсавин Л. П.Указан. соч. С.254-255.
[5] Февр Л. Бои за историю / Л. Февр – М.: Наука, 1991. – С. 22.
[6] Кобрин В.Б. Кому ты опасен, историк? / В.Б. Кобрин – М.: Московский рабочий, 1992. – С.133.