Бывшего флибустьера, не подвело его и на сей раз.
В то время как Коровьев и Бегемот чокались второй рюмкой прекрасной
Холодной московской двойной очистки водки, появился на веранде потный и
Взволнованный хроникер Боба Кандалупский, известный в Москве своим
Поразительным всеведением, и сейчас же подсел к Петраковым. Положив свой
Разбухший портфель на столик, Боба немедленно всунул свои губы в ухо
Петракову и зашептал в него какие-то очень соблазнительные вещи. Мадам
Петракова, изнывая от любопытства, и свое ухо подставила к пухлым масленым
Губам Бобы, а тот, изредка воровски оглядываясь, все шептал и шептал, и
можно было расслышать отдельные слова, вроде таких:
-- Клянусь вам честью! На Садовой, на Садовой, -- Боба еще больше
Снизил голос, -- не берут пули. Пули... пули... бензин, пожар... пули...
-- Вот этих бы врунов, которые распространяют гадкие слухи, -- в
Негодовании несколько громче, чем хотел бы Боба, загудела контральтовым
голосом мадам Петракова, -- вот их бы следовало разъяснить! Ну, ничего, так
и будет, их приведут в порядок! Какие вредные враки!
-- Какие же враки, Антонида Порфирьевна! -- воскликнул огорченный
Неверием супруги писателя Боба и опять засвистел: -- Говорю вам, пули не
Берут... А теперь пожар... Они по воздуху... по воздуху, -- Боба шипел, не
Подозревая того, что те, о ком он рассказывает, сидят рядом с ним,
Наслаждаясь его свистом. Впрочем, это наслаждение скоро прекратилось. Из
Внутреннего хода ресторана на веранду стремительно вышли трое мужчин с туго
Перетянутыми ремнями талиями, в крагах и с револьверами в руках. Передний
крикнул звонко и страшно:
-- Ни с места! -- и тотчас все трое открыли стрельбу на веранде, целясь
В голову Коровьеву и Бегемоту. Оба обстреливаемые сейчас же растаяли в
Воздухе, а из примуса ударил столб огня прямо в тент. Как бы зияющая пасть с
Черными краями появилась в тенте и стала расползаться во все стороны. Огонь,
Проскочив сквозь нее, поднялся до самой крыши Грибоедовского дома. Лежащие
На окне второго этажа папки с бумагами в комнате редакции вдруг вспыхнули, а
За ними схватило штору, и тут огонь, гудя, как будто кто-то его раздувал,
Столбами пошел внутрь теткиного дома.
Через несколько секунд по асфальтовым дорожкам, ведущим к чугунной
Решетке бульвара, откуда в среду вечером пришел не понятый никем первый
Вестник несчастья Иванушка, теперь бежали недообедавшие писатели, официанты,
Софья Павловна, Боба, Петракова, Петраков.
Заблаговременно вышедший через боковой ход, никуда не убегая и никуда
Не спеша, как капитан, который обязан покинуть горящий бриг последним, стоял
Спокойный Арчибальд Арчибальдович в летнем пальто на шелковой подкладке, с
Двумя балыковыми бревнами под мышкой.
Глава 29. Судьба мастера и Маргариты определена
На закате солнца высоко над городом на каменной террасе одного из самых
Красивых зданий в Москве, здания, построенного около полутораста лет назад,
Находились двое: Воланд и Азазелло. Они не были видны снизу, с улицы, так
Как их закрывала от ненужных взоров балюстрада с гипсовыми вазами и
Гипсовыми цветами. Но им город был виден почти до самых краев.
Воланд сидел на складном табурете, одетый в черную свою сутану. Его
Длинная широкая шпага была воткнута между двумя рассекшимися плитами террасы
Вертикально, так что получились солнечные часы. Тень шпаги медленно и
Неуклонно удлинялась, подползая к черным туфлям на ногах сатаны. Положив
Острый подбородок на кулак, скорчившись на табурете и поджав одну ногу под
Себя, Воланд не отрываясь смотрел на необъятное сборище дворцов, гигантских
Домов и маленьких, обреченных на слом лачуг. Азазелло, расставшись со своим
Современным нарядом, то есть пиджаком, котелком, лакированными туфлями,
Одетый, как и Воланд, в черное, неподвижно стоял невдалеке от своего
Повелителя, так же как и он не спуская глаз с города.
Воланд заговорил:
-- Какой интересный город, не правда ли?
Азазелло шевельнулся и ответил почтительно:
-- Мессир, мне больше нравится Рим!
-- Да, это дело вкуса, -- ответил Воланд.
Через некоторое время опять раздался его голос:
-- А отчего этот дым там, на бульваре?
-- Это горит Грибоедов, -- ответил Азазелло.
-- Надо полагать, что это неразлучная парочка, Коровьев и Бегемот,
Побывала там?
-- В этом нет никакого сомнения, мессир.
Опять наступило молчание, и оба находящихся на террасе глядели, как в
Окнах, повернутых на запад, в верхних этажах громад зажигалось изломанное
Ослепительное солнце. Глаз Воланда горел так же, как одно из таких окон,
Хотя Воланд был спиною к закату.
Но тут что-то заставило Воланда отвернуться от города и обратить свое