Мурманск
Год
В 1945 году мама привезла нас троих в Мурманск к папе, и после войны в нашей семье родились ещё два мальчика, два моих младших брата. Мы жили в Мурманске на Петушинке, в доме гидрометеослужбы. В здании гидрометеослужбы нам дали комнату. Мама работала там вахтёром. А папа продолжал служить на Северном флоте шофёром. Он приезжал к нам из Ваенги.
Я пошла учиться во 2 класс в женскую школу № 19 на Жилстрое, на улице Кирова. Мне купили деревянный портфель, обтянутый тканью, и я его носила на спине.
Продукты тогда были по карточкам. Я бегала в магазин на судоверфь по дощатой дорожке, по обе стороны которой стоял высокий забор, за ним работали пленные немцы.
Игрушек у нас не было, не во что было играть. В основном мы, то есть я и 2-3 ребёнка из ближайших домов, выходили во дворы, искали на земле, чем можно поиграть, собирали военные трофеи, что-то выковыривали из грунта, а если находили верёвочку, привязывали к палочке, а к кончику верёвочки прикрепляли вроде гвоздика, получалась удочка. Спускались к заливу на понтоны ловить рыбу. Рыба не ловилась, и через какое-то время мы поднимались наверх.
В определённое время пристраивались к сотрудникам гидрометеослужбы (они нас не прогоняли), поднимались вместе с ними на крышу нашего дома с большими шарами (зонды). Там стояли приборы (здание было двухэтажное). Шар сотрудники запускали, вели какие-то записи. Нам было интересно, мы просили разрешения смотреть в эти приборы, как высоко улетел шар, рассказывали друг другу, что каждый из нас увидел.
Иногда мы ходили на рынок за Полярные зори, вместе со взрослыми месили грязь, вставали около «слепых» музыкантов, играющих на гармошках, и слушали песни «Тёмная ночь», «На позицию девушка…» и др. Из наших карманов исчезало всё, что было. Около моей школы мороженщицы продавали мороженое на палочке, но съесть мы, девочки, не успевали, потому что мимо нашей школы шли мальчишки в свою мужскую школу (дальше, выше нашей) и выхватывали мороженое у нас из рук. Мы плакали, потому что денег у нас было только на 1 порцию и то не всегда.
В школе мы шли к учительской встречать слепого учителя музыки, вели его за руки в класс на урок, а после урока назад провожали. Слушали рассказы о прекрасной земле Мурмана, о цветах, травах, зверях и птицах, о будущем областного центра, о строительстве многоэтажных домов, об уходящих вдаль проспектах, о добыче полезных ископаемых, о новой технике (телевизорах), о новых материалах (искусственной вате).
Иногда нас награждали бесплатными билетиком в кинотеатр. Бегать надо было в клуб «Строитель» (кажется, он был Ленинградской улице – деревянное здание в районе вокзала).
Часто мы, дети, сидели дома. Мама топила печку, варила суп из обрезков рыбы, жарила хлеб на рыбьем жиру. А ещё мама брала меня в лес за грибами и ягодами. Мы ездили на поезде до Лопарской. Водила нас с сестрой в баню № 2, обязательно поила там нас вкусным морсом.
В Мурманске жили мамины родственники (мама с ними жила ещё раньше до 1935 года, там и папа работал ещё до войны, там они поженятся, папа уедет учиться на шофёра в г. Архангельск). Родственники - дядя Спиридон, пограничник, и его жена тётя Поля жили на Карьерном переулке (у них был свой дом), они держали огород, подкармливали нас картошкой, зелёным луком.
Папа в конце войны возил меня в Ваенгу (перед КП прятал меня под руль), показывал мне самолёты. В войну он ввозил на полуторке снаряды, после войны – гуманитарную помощь с иностранных кораблей.
Мы – дети войны – бегали по улицам Мурманска вдоль и поперёк, радовались тому, как строится, мужает и благоустраивается наш город, как военный Мурманск уходит в прошлое.
Пока писала эти воспоминания, родились вот эти строки:
Мурманск, Мурманск, - город мой,
В войну ты выстоял – настоящий Герой.
За тебя сражались и стар и млад,
Голову сложили тысячи солдат.
Мурманск защищал и мой отец – моряк,
Поставлял он в Ваенгу боевой снаряд.
Наступил Победный сорок пятый год!
Радуется празднику весь народ!
Пусть в глазах сияет радость вместо слёз
Пьём сто грамм за стойкость, мужество, любовь!
Слава тебе Мурманск – город – Герой!
Слава тебе, непобедимый Северный флот!
Лиинахамари
Год
Я опять возвращаюсь в детство, в те далёкие, но уже невозвратимые года, когда наша семья из Мурманска переехала в Печенгский район, в порт Лиинахамари, на постоянное место жительства. Это был 1948 год, июль месяц.
В Мурманске мы сели на пароход «Вологда». В порт Лиинахамари можно было попасть только морским путём за двое суток. Мы спустились в трюм, заняли место. Из узла мама достала какие-то вещи, расстелила их на металлическом лежаке, нас (детей) разместила и сама рядом улеглась. Пароход отчалил от берега. Мне всё хотелось хоть одним глазком взглянуть на море. В трюме было темновато. Лиц пассажиров было не видно. Немножко жутковато. Я прошу папу вместе со мной подняться на палубу, он же моряк, с ним не страшно. Вдруг резкий свисток возвестил об остановке. На палубу стали выходить пассажиры. Я увидела, как над морем висело небо. При движении тёмно-зелёные волны хлестали по борту парохода. Судно как будто проваливалось в бездну, а капельки воды оседали на моём лице. Через двое суток мы были в порту Лиинахамари. Вышли на шестом причале - здесь высаживали пассажиров парохода. Шестой причал был на отшибе, дальше всех других. Отсюда был виден почти весь Печенгский залив. По обеим сторонам залива тянулись сопки, чёрными пятнами камни…
От дощатого настила причала по берегу шла извилистая дорога, ведущая вверх до перекрёстка, а потом она раздваивалась: одна серпантином вилась по берегу залива до второго причала, другая поднималась вверх от перекрёстка и вела в сторону Печенги.
Чуть выше перекрёстка стоял каменный дом, позднее он будет назван «Офицерским клубом», второй каменный дом – в горе от 4 причала, где всегда стояли «Охотники» - десантные корабли.
Мы поселились тут же на правой стороне от шестого причала в деревянном дощатом домике в виде сарая. Папа завербовался работать шофёром в военторге, контора военторга находилась на 19 км, а мама устроилась сторожем склада, у неё только 6 классов, она ничего не успела - сирота, и мама была сторожем этих продуктов.
А налево за забором стояла воинская часть (напротив мыса Крестовый), где у входа всегда стоял дневальный, и наш домик стоял у этого забора.
К шестому причалу подходили морские корабли пассажирские, сначала «Вологда», а потом «Сестрорецк» стал ходить. И вот всех пассажиров с Никеля везут, на шестой причал выгружают, и все пассажиры, кто пить хотел, шли к нам водички попить.
А если подходили тральщики с рыбой, кричали: «Фёдоровна, забери вёдра, и мама с вёдрами шла за треской, особенно за селёдкой, селёдка у нас такая, селедка у нас такая, селедка у нас еще такая: на первое селёдка, на второе селёдка, и на третье … Рыбу мы ели утром, днём и вечером. Заходили в залив и рыбу просто так нам давали, сколько хочешь, сколько хочешь!
Эти моряки тоже кричали: «Тётя Настя-я! За ягодами на ту сторону идём, на Крестовый! Вас перевезти? И мама сажала меня, Дину, и мы на ту сторону, на мыс Крестовый, за ягодами! Черники-то было полным-полно. Мы перешагивали через трупы, один-два попадались, ещё тогда они лежали прямо на земле, мы проходили какую-то тропинку, и вдруг мама увидела надпись «Заминировано»! А мы уже прошли! Она скажет: «Девки, ну-ка, теми же шажками назад!» Как мы там угадывали? Мама у нас потом прощения просила, когда мы уже взрослые были и когда она уже в Заполярном жила, из Лиинахамари переселилась, скажет: «Как вот я вас не погубила? Потому что мы ходили везде. И вот теми же шажками мы опять выберемся наружу. Ну, она брала кусочки чёрного хлеба, пополам нам делила: вот ведёрко наберете, и домой пойдёте. Вот Динка и я – ведро, и мама ведро. И нас опять назад перевезут эти же моряки. Брали ягоду только руками.
Мы дети слонялись по берегу залива. Спускались по серым камушкам к воде, вкушали запах морской воды, разглядывали разных живностей, слушали гортанные крики носящихся над водой чаек, рылись во всяких железках. Повар (кок) звал нас на камбуз, поил компотом. Игрушек у нас не было.
Прямо около дома лазили по сопке, собирали пригоршнями воронику, чернику, бруснику.
Я помню груды разбитых фашистских кораблей в заливе, доты и дзоты по берегу Лиинахамари. Нас манили и «дальние» походы по берегу залива, где тянулись оборонительные доты между причалами, окопы…
Вскоре мы переехали в район 4 причала, там был магазин, в горе (так говорили в Лиинахамари) - «Матросский клуб», туда мы ходили в кино, бесплатно ходили. Нас пропускали, и на первый ряд сажали детей. В книге М. Златогорова «Вышли в жизнь романтики» этот клуб описан подробно.
От клуба – направо – тыл, налево в финском домике – начальная школа, наверху в горе – каменный дом, где жили семьи офицеров.
Нам дали комнату в магазине, мама охраняла магазин и работала в нём уборщицей.
Часто моросил мелкий дождь. Мы сидели дома. Я как старшая из детей придумывала игру в школу, сажала сестру и брата за уроки, учила младшего писать, читать и считать. Сестра Дина возмущалась, при этом говорила мне: «Подумаешь, какая учительница!» А брат подбодрял меня словами: «Давай, Галя, заниматься!» И когда Гене пришло время идти в школу, его приняли сразу во второй класс.
Учёба в Мурманске – 5 и 6 класс
А я была постарше, и мне негде было учиться в пятом классе, а потом и в шестом. Папа повёз меня в п. Кильдинстрой. Там жили его родные сёстры – тётя Валя работала медсестрой, её муж – дядя Ваня, председателем поселкового совета, тетя Нюра - секретарём поссовета. Дядя Ваня второй сестры муж без руки был председателем Кильдинского поселкового Совета. Он с войны без руки пришёл, был разведчиком. Его жена тётя Валя работала медсестрой в больнице. Когда я приехала, они жили в одной трёхкомнатной квартире на три семьи, хоть он, дядя Ваня, и председатель поселкового Совета был. Потом я то у тёти Нюры поживу, то у тёти Вали, кто меня там покормит, как говорится. Тут школа рядом была, тут я училась. Учителя меня почему-то любили, дядя Ваня почему-то приходил, его собственная дочь одна приносила по поведению допустим два, а Галя все пятёрки, он скажет: «Галя, посмотри-то, как учится. А ты-то что делаешь?» Скажет: «На уроки приду к вам». Приходил. Сидел на уроках как председатель поселкового совета. И всё уговаривал (я сейчас заплачу): «Галя будешь моей второй дочкой?» А я говорю: «У меня мама и папа есть». Они-то жили лучше, чем мои родители. Я жила у них, мама с папой посылали на моё содержание 100 рублей. Училась я хорошо, только очень скучала по маме с папой и по сестре и братьям.