ТВОИ ГЛАЗА
Когда нежна,
они как окуляры телескопа,
направленного в сердца глубину,
где проживают чуткость, верность и любовь.
Я в них смотрю часами,
как астроном-маньяк,
забыв про сон и про еду.
Они влекут к себе, как небо,
таинственное, в ярких звездах,
и как вселенная бездонны.
Во гневе они как темные стволы ружья,
калибра, который и медведя свалит.
Я в них смотрю тогда со страхом
и мысленно молю,
чтоб не мелькнул в них злой огонь,
чтобы заряды оказались холостыми.
* * *
Напоминаю шахматиста-неудачника,
который, стыдливо спрятавшись от людей,
анализирует проигранные партии.
Только вместо шахматной доски
передо мной прошедшая жизнь...
Я горько смотрю на вертикали падений
и горизонтали отступлений.
Да! Много "матов" поставила мне судьба.
Но завтра снова иду к ней на встречу.
Приятно играть с сильным противником!
И пешки моих желаний
когда-нибудь прорвутся в ферзи.
* * *
Передо мной тяжелый шлагбаум,
на котором давно умерший
написал: "Проход запрещен!"
нарисовал череп с костями
и поставил охранником страх.
И действительно:
за шлагбаумом была вырыта пропасть
и многие сгинули в ней. Без следа и вести...
Но! Неунывающий ветер перемен засыпал ее
песком фактов и камнями событий.
Так не пора ли открыть дорогу?
Может, здесь кратчайший путь к ИСТИНЕ!
Застоялись резвые лошади поиска
лучшей жизни!
* * *
Когда я уставал от забот и борьбы,
и падал в изнеможении
твой голос ложился к моему изголовью
мягким котенком
и ласково мурлыкал...
Когда я вязнул в перинах
суеты и довольства,
твой голос пел походной трубой
и трепетал флагом.
Но когда я уходил, ослепленный другой,
почему он безмолвствовал?
Или холод наступающего одиночества
уже застудил тебе горло
и ангина обиды сковала его?
* * *
ТВОРЧЕСКИЙ ВОЗРАСТ
Если вы спросите:
- Сколько лет Пушкину?
Воскликну:
- Двадцать
Если спросите:
- Сколько лет Лермонтову?
Скажу:
- Тридцать три!
Если спросите:
- Сколько лет Некрасову?
Вздохну:
- Он не молод!
Если вы спросите:
- Сколько лет тебе?
Отвечу:
- Еще не любил как Пушкин,
еще не был одинок как Лермонтов,
еще не страдал как Некрасов...
* * *
Есть радиоигра - "охота на лис":
надо найти спрятанный радиопередатчик.
Я же охотник за свободой!
Она настойчиво посылает мне
через долгие километры лет,
через трясину лени и усталости,
через буреломы нетерпения
зовущие сигналы счастья,
которые звучат то громче, то тише -
в зависимости от верности
каждого моего шага...
Не сбивайте меня с пути,
не слышащие сладостных призывов!
* * *
Дни висят на нити жизни,
как бельевые прищепки.
Холостяк сушит на них дырявые носки,
ловелас - женское белье,
модник - фирменные тряпки.
А где-то смерть уже точит ножницы...
Только красные флажки
детских трусиков
могут спугнуть ее как волчицу.
* * *
Белый цвет больничных стен,
белый цвет простыней и подушек.
Всюду белый цвет!
Но на белых стенах
можно нарисовать голубое море,
но и из белых простыней
можно сшить парус!
* * *
По мятой и нестиранной
джинсовой юности
прошелся горячий утюг
армейской службы -
и теперь из нее
можно шить" галифе".
* * *
Есть две породы людей: старатели
и те, кто пришел в жизнь на прогулку.
Последние лениво перелопачивают
отмеренный судьбой участок,
надеясь, что в "пустой породе" дней
мелькнет золотом песчинка удачи.
Первые же знают, где искать.
И каждый день им прибавляет уверенности,
что за многометровым слоем труда и забот,
ждет их щедрая жила истины.
* * *
Для способного человека одобрение,
как порция азота для воздушного шара.
Он наполняется
чувством собственного достоинства,
разглаживает складки сомнений
и готов воспарить духом в горние выси,
и будет красив его полет!
Смотрите в удивлении,
задрав головы и открыв рты,
те, кто с шилом зависти в руке.
Вам уже не догнать его!
* * *
Каждый - скульптор своей души.
Он может сделать ее плоской
под тяжестью выгоды,
как "цыпленка-табака",
и подавать, словно в ресторане,
каждому, кто солидно платит.
Он может сделать ее круглой,
если будет избегать в жизни острых углов
и катиться футбольным мячом
под ногами сильных...
Он может сделать ее тупоугольной,
если ляжет кирпичом
в непробиваемую стену равнодушия
на пути идущих вперед.
Каждый - скульптор своей души.
И хорошо бы, замесить ее на тесте добра,
мять жесткими пальцами совести
и сунуть как хлеб в горячую печь любви.
* * *
Жила-была добрая маленькая капелька.
Она мило поблескивала на солнце.
И люди улыбались, видя в ней
свое отражение и всю красоту мира.
Но ей захотелось занять больше пространства.
Она пыжилась-пыжилась - и растеклась.
Фу ты... Стала темным сырым пятном.
ВЕЧНОЕ МЕРЦАНИЕ ЗВЕЗД
ПОЛОВОДЬЕ
О весеннее пробуждение любви!
Кама с треском порвала "ночнушку" льда,
И нагая, бурля в мутной страсти телом,
понеслась к морю,
чтоб целовать его теплые соленые губы
и раствориться в его могучих объятиях.
Не так ли и ты шепчешь мне ночью:
"Милый, я хочу раствориться в тебе"...
* * *
Свою мечту, как морскую ракушку,
азартно слушает каждый день
и наивным мальчишкой верит,
что в ней звучит о камни прибой
и шумит в парусах ветер...
А это журчит вода суеты
в импортном унитазе благополучия.
* * *
Черная дыра –
беременная женщина вселенной!
Как и положено, она много ест,
но вместо хлеба - свет,
вместо молока - туманности,
а вместо мяса - астероиды и кометы...
Кушай-кушай, Черная дыра!
В твоих тесных недрах уже зреет
новая планетная система.
Взрыв - и появится новая Звезда
яркая, теплая, как хорошая мать.
А вокруг в веселом хороводе
помчатся планеты-дети
и в родинках кратеров,
и в пеленках облаков.
И, может быть, будет среди них одна,
ласковая и самая любимая,
что родилась в голубой "рубашке" атмосферы,
с нежным именем "Земля"?
* * *
Некоторые люди -
как цветы в горшках,
что стоят на подоконнике...
Они довольны:
никто чужой не залезет корнем
в их глиняное пространство.
В определенное время их польют
из кувшина общественных фондов,
защитят от непогоды
стеклом социальной защиты.
А как хочется быть
просто васильком в поле!
Чтобы дышать свежим ветром свободы.
И быть омытым ливнями страстей...
* * *
Знает ли уродливый, что ущербен,
если живет среди уродов?
Покажите ему Аполлона,
пусть сравнит себя с ним
и почувствует тягу к совершенству.
Знает ли человек, что несвободен,
если живет среди невольных?
Стань для него Аполлоном свободы.
Знай только, что мраморных боготворят,
а живых недолюбливают...
* * *
Как часто жалуемся мы,
что в нас саднит заноза боли!
Но кто же виноват, коли не сами?
Ведь есть закон,
что жить нельзя взадиру...
Как опытнейший столяр,
взяв древесину жизни,
строгать ее должны с умом мы,
c любовью, гармонии не нарушая.
Иначе снова навтыкаем в душу
множество заноз.
* * *
Скрипкой своей души
пытаюсь сыграть божественную музыку.
Представив чудную картину мироздания
и закрыв от удовольствия глаза,
вожу смычком страсти
по струнам нежных чувств.
Но вот открываю глаза и вижу: мир рушится...
И надо сколачивать его гвоздями страдания,
ударяя по ним той самой скрипкой.
Как долго потом приходится ее настраивать,
чтоб перестала издавать
металлический звук!
* * *
Женщина - это ромашка,
к чистым лепесткам которой
тянутся потные руки мужчин,
чтоб погадать для удовольствия:
"Любит - не любит...".
Женщина - это ромашка,
страсти и желания которой
все равно завянут и отлетят...
И поэтому она думает,
кому подарить себя,
чтоб каждый лепесток обрывался
с благодарным возгласом: "Любит!".
* * *
Я тяжело болен. Но нет таблеток,
способных излечить!
Любовь прописала мне,
хотя бы раз в неделю,
зеленоокий взгляд,
в который могу нырнуть,
как в целебную ванну.
Прописала чарующую улыбку,
что проникает в страдающую душу
блаженным бальзамом.
А в придачу рекомендовала нежный голос,
от которого, как в летнем саду,
я успокою сердце щебетом птиц,
журчанием ручья и шелестом листьев.
Только жаль, закрыта для меня аптека,
куда хочу принести рецепт.
* * *
Насыщаюсь общением с людьми.
Одних хочу видеть постоянно - как хлеб,
который никогда не приедается.
Другие вроде экзотических фруктов:
появляются в жизни нечасто,
принося с собой нечто яркое,
но больше и не надо, ибо понимаешь,
что не то сытно, что броско.
Третьи - вроде специй и соли,
привносят в повседневность остроту,
но потреблять их надо
в малых количествах,
ибо от них организм устает.
Четвертые...В каждом есть что-то такое,
что вызывает аппетит
к разнообразию жизни.
Но грустно, когда той,
без которой не могу прожить, как без хлеба,
я нужен лишь приправой - редко и мало.
* * *
Ожирел, лежа на теплом песочке удобства,
от тоскливого солнца лени
выцвели карие глаза,
измельчали чувства
от тупого созерцания тех,
кто лежит вокруг меня на пляже жизни.
И как только я тяжело вздохну,
они возмущаются: "И какого рожна еще надо?!
Тут шашлык и вино...".
Кинусь в грозное море риска,
одиноким пловцом поплыву
к горизонту большой цели,
в борьбе с волнами восстановлю мышцы воли...
Вот если бы подняться на четвереньки
и доползти до воды -
там зовет без устали пенный прибой!
* * *
Прорвало плотину прежней жизни,
и бурлящий поток реформ и новых идей
понес людские судьбы, словно щепки,
крутя их в водоворотах и бросая на камни.
Некоторые кричат:
"Повесить тех, кто открыл шлюзы!".
Другие ждут, что вскоре
поток сам собой обмелеет,
и тогда они обретут под ногами
прежнюю мировоззренческую опору.
Конечно, рано или поздно
все войдет в свои берега.
Но, милые, научитесь все-таки
сначала плавать,
иначе крики и надежды
захлебнутся в мутных волнах...
Я - безногий - и то плыву!
* * *
Попал под притяжение Идеала,
как заяц на ночной дороге, -
в луч автомобильных фар.
Ой, как ярко светит он,
освещая путь на много лет вперед!
Так бы и побежал туда,
где обещание вечного мира,
вселенского счастья
и райского блаженства...
Но вовремя выскочил на обочину:
боже мой! Разве сравнится этот
промчавшийся мимо очередной Идеал,
топча своими колесами
тысячи ослепленных фанатиков,
с вечным мерцанием звезд?!
* * *
Кажется, гибнет страна,
сбрасывая с себя панцирь
имперского мышления,
который, надо сказать,
верой и правдой служил,
защищая от таких же мастодонтов.
Но всему приходит конец.
И вот скрипят в надсаде хребет и кости,
отрывается вместе с панцирем
и живое мясо -
все-таки ой как крепко
за столетия прирос он!
Да и жалко его бросать -
авось еще пригодится.
И посмотрите!
Посмотрите, какая слабая, голенькая,
неприкрытая от опасностей Россия
выползает из него!
А все-таки надо.
Тяжело стало бежать
с окостеневшей ношей по пути прогресса.
Ведь не хочется остаться
последней черепахой...
* * *
Живу с тобой,
словно ем каждый день пресную похлебку.
Когда был молод и голоден,
я ел ее с аппетитом,
да еще просил добавки.
Но теперь...
Положи в похлебку
лавровый лист таинственности,
заправь обжигающими губы специями,
поднеси в дорогой посуде уважения...".
"Ишь чего захотел! - говоришь ты. -
А может быть, хлопнуть тарелку об пол
и оставить тебя голодным?!".
Я молча начинаю есть, что дали.
А на следующий день
с удивлением чувствую,
что мне поднесли
нечто бесподобно вкусное.
Ведь умеешь же!
* * *
Мне хочется быть халатом и прижиматься
к твоему божественному телу
каждой ниточкой,
когда ты выходишь из ванной.
Согревать тебя
долгими зимними вечерами,
не стесняя твоих изящных движений.
И терпеливо висеть на спинке кровати
вместе с лифчиком,
охраняя в ночи твой сон.
и с удовольствием впитывать ароматный пот
твоих подмышек.
Только не превращай меня
в половую тряпку,
о которую будут вытирать
свои грязные ботинки
приходящие к тебе мужчины.
ЧАСЫМУЧИТЕЛЬНЫХ РАЗДУМИЙ
Алхимиком смешиваю
множество компонентов,
чтоб получить эликсир жизни.
Я бросаю в ступу
часы мучительных раздумий,
тяжесть забот,
боль неутоленных желаний
и подогреваю все на огне страсти.
Но пока мало что получается...
И мне вдруг кажется,
что в эликсир следует добавить
духов и пота молодой женщины,
которую видел вчера из окна машины.
Но осталась ли у меня еще монета
чистой любви и страданий,
чтоб заплатить за это?..
* * *
Я - кислородная подушка,
наполненная живительной силой.
Ау... та, что задыхается
от нехватки любви и нежности,
прикованная к койке апатии
смертной тоской!
Та, что хочет вдохнуть
ночной аромат трав и грозовых ливней...
Я жду! Ведь и моя сила, словно кровь,
застоялась от невостребования.
* * *
Он чувствовал себя
властным кофейником,
который только один
имеет возможность и право
разливать кофе по чашкам-просителям:
в одну - полглотка,
в другую - глоток...
Не понимал, что важнее рука,
которая его поднимает.
И когда он обжег ей пальцы,
она уронила его на пол.
* * *
Перепахали огромное поле страны
в надежде посадить нечто плодоносящее,
а вырастить ничего не можем.
Все спорим: что садить, как садить?
И заросло поле лебедой коррупции,
чертополохом преступности
и репейником злобы.
Когда же найдется умный агроном?
Или наш запущенный пустырь
в самом деле, отдать
под американский или китайский плуг?
Они его уже давно точат...
* * *
Бакенщиком плыву по реке жизни
и шестом своих чувств
измеряю ее глубины,
оставляя бакены - свои творения!
Пусть они мигают
огоньками мыслей и добра,
освещая вам в бурю и темень
безопасный фарватер.
* * *
Эх, да помоемся в баньке,
нашей русской баньке - перестройке!
Эх, да растопим пожарче печурку
гробами былых вождей!
Эх, да скинем с себя пробитую пулями
шинельку казарменного коммунизма!
Эх, да намылимся иллюзиями,
и окатим себя из ушата реформ.
Эх, да смоем с тела соленый пот
трудовых пятилеток!
Эх, да всыплем по своей заднице
березовым веником матюгов!
Эх, да выскочим голышом
к расфуфыренной дамочке
западной демократии,
что приготовила пивка холодного
гуманитарной помощи!
Эх, да облапаем ее ручищами
мужицких желаний.
Эх, да получим звонко
по своей наивной пьяной роже...
Ну как, хорошо!?
* * *
Он дегустатором себя считал,
но дегустировал не вина - женщин!
Он брал сии нежнейшие сосуды,
как рюмочки хрустальные, за ножки,
и пил бальзам их ароматных губ
в прохладных погребках спален.
* * *
Друг раздувал в себе огонь духовный,
пытался искрами искусств разжечь его,
любовью к женщине себя воспламенял.
Но тщетно. Душа лишь тлела.
И вдруг нашелся детонатор - слово Бога!
И вырвалась энергия любви вселенской,
как мощный взрыв, все осветив кругом.
Желаю каждому найти свой детонатор,
чтобы при жизни превратиться в свет,
а не истлеть в гробу,
лишь синим огоньком маяча над могилой,
пугая этим увидавших.
* * *
Ты сказала: "Будем просто друзьями".
И превратила меня в зонтик,
который брошено лежит
в теплые ясные дни.
И лишь когда над твоей головой
сгущаются тучи,
достаешь меня...
Милая, хотя бы суши
после этого
мою отсыревшую душу,
чтоб я дольше прослужил!
* * *
Cидят жрецы в Кремле,
со святостью вещая нам,
как надо жить.
Убрав портреты
трех пророков коммунизма,
они сейчас в язычники пошли:
согнулись в пояс
пред идолом из-за границы -
золотым тельцом!
* * *
Проела шинель
идеологических убеждений
моль сомнений.
И почил портной,
который суровыми нитками
своих цитат
быстро зашивал дыры.
И зябко... И свищет в прорехи
ветер перемен.
Не бойтесь.
Он выдует затхлый запах
ваших подмышек,
если больше не будете
держать руки по швам.
* * *
Зубило времени
сбивает письмена ушедших,
оставленные даже
на гранитных плитах
дворцов властителей.
Давайте материалы выбирать покрепче:
бумага, холст, пожалуй, подойдут.
* * *
Пришла пора признать:
Земля - "малосемейка",
и если кто-нибудь кричит от боли
на соседнем континенте,
то слышно всем.
И ванная у нас одна (пускай большая) -
океаны!
Два холодильника на всех -
на Севере и Юге.
И помни, если ты чадишь
на общей кухне,
то гарью дышат все.
А если мусор разбросал, то прибери -
иначе за него другой запнется.
И плохо лезет нам
кусок обильный в горло,
коль видим: а сосед-то голодает...
* * *
Страстной метелью играют твои бедра
на чистой простыне наших отношений,
и упругая кожа первозданным снегом
хрустит под лыжами моих губ,
которые в поисках услады
катят меня с крутых горок твоих грудей,
разгоняясь на поляне живота,
к трамплину лобка - и летят кувырком,
теряя голову, в мягкие сугробы
твоей нежности...
* * *
Феном своего горячего рта
сушу жемчужные капли
на твоем нежном лобке,
когда выходишь из ванны!
А трепетным бигуди языка,
смоченным слюной желания,
завиваю черные густые волосы
в маленькие колечки кудрей -
как они блестят после этого!..
* * *
Под кинокамерами влюбленных взглядов,
когда режиссер-случай кричит: «Мотор»!
и пошла пленка нашего внимания...,
мы на несколько часов
становимся весьма красивыми и умными
в изящном интерьере ресторана
или камина с жарящимся шашлыком.
Это не так сложно!
Сделать пару блистательных дублей
во время наших редких встреч.
А если семейная жизнь
усталой гримершей
смоет с нас флер таинственности,
готовы ли будем тогда
посмотреть друг на друга!?
* * *
Спасаясь от холода одиночества,
залезла мне в подмышку,
словно в норку, и сладко засопела,
отогреваясь в тепле моей нежности.
Вот только не рассмотрел:
хитрая лисица поселилась там
или заботливый пушистый хомячок?
пока щекотно и хорошо...
* * *
Жаришь мне яичницу
с таким количеством соли,
что я с интересом думаю:
«Или ты вправду любишь меня
или помнишь мои слова,
что со своей женой я съел
не один «пуд соли»,
а с тобой пока лишь -
чайную ложечку...»
Желаешь поскорее наверстать?
* * *
ПУТЬ К ОСТРОВАМ СЧАСТЬЯ
Нарисовал обнаженную женщину своей мечты
на разделочной доске
(холста под рукой не было),
где еще недавно чистил рыбу и резал морковку.
Теперь ножиком плотоядного взгляда
мои друзья отрезают от нее по кусочку -
и смакуют.
Спрячу деликатес в холодильник ожидания,
ибо сам ужасно голодаю по ней...
* * *
Накинула на мою натруженную шею
опытного сторожевого пса
ошейник своих юных рук.
Признаю: он украшает мою
поседевшую густую шерсть.
Только о поводке даже и не мечтай!
* * *
Одиноко плавая в жизненных морях
и, истосковавшись по взаимопониманию,
вы кинули друг другу чалки доверия.
И сдвинулись бортами страсти
в желании: отныне плыть вместе!
Но в первую же бурю парус его воли сник,
а корпус характера дал течь.
Тогда ты спасла его,
израсходовав запас своей плавучести.
Но хватит ли его на следующую бурю?
Да и плыть, как выяснилось, не по пути.
Ему - к рифам праздности,
а тебе - к островам счастья...
* * *
Проверяя тебя,
заставил идти по зыбкой трясине отношений
со страхом в юной душе
провалиться в омут,
прежде чем выйдешь
на цветочную поляну любви.
Не бойся, если у тебя есть
компас добрых дел и посох верности...
Но если кикимора, то там и место твое!
* * *
Милая, ничто не вечно...
И надо привыкнуть каждый день
в трудах штопать связующую нас
тонкую ткань любви иглой заботы,
ибо коряги наших нелепых поступков
и сучья смутных мыслей
порой рвут ее в клочья.
* * *
После многих ночей наших бурных ласк
ты эбонитовой палочкой притягиваешь меня,
словно пушинку,
к своему светящемуся от энергии любви телу
и искры многовольтовой нежности
летят из твоих чутких пальцев.
Касанием их ты теперь запросто
можешь вывести меня из комы
умирающих чувств,
если это, не дай Бог, случится...
* * *
Стоит мне только позвать,
как верным часовым
в любое время дня и ночи, в стужу и зной
ты мчишься на охрану нашей любви,
схватив простейшее оружие - косметичку.
Я бы повысил тебе звание,
только перед любовью мы оба - солдаты...
Зато как здорово, не смыкая ночами глаз,
вместе охранять ее!
* * *
Положив горячие пластины ладоней
на соски-контакты твоих грудей
и прижавшись обнаженным телом,
словно лечебным электрофорезом,
пускаю мощные токи нежности и любви,
выгоняя душевные болячки:
страхи сомнений,
боль разочарований и обид,
муть необдуманных поступков.
И с радостью вижу,
как штормовая круговерть в твоих глазах
уступает место чистоте зелено-голубой волны.
* * *
Плыву по чистой реке твоей любви:
Теплые руки-волны ласкают мое тело,
нежит слух журчание сладкого голоса,
рыбки игривых поцелуев касаются моих губ.
С любопытством и благоговением
ныряю на дно твоей таинственной души....
И, кажется, это блаженство продлится вечно!
Но вдруг меня вносит в водопад твоего гнева,
бросает на камни острых слов,
крутит в водоворотах необдуманности.
Боже! Чтоб не утонуть,
поскорее хочется выбраться на берег…
* * *
В суете огромными ножищами забот
порой давлю свои трепетные чувства,
как неуклюжий слон топчет цветы и зверюшек...
Но когда надеваю очки творчества,
то через линзы стихов
с умилением и восторгом разглядываю,
насколько причудливы и таинственны
эти пугливые обитатели души...
Как сера и тосклива была бы без них жизнь!
* * *
Намылил физиономию пеной покаяния
и натужно скребу бритвой совести
густую щетину былых дон-жуановских грешков.
О, какая гладкая, розовая кожица
появляется после нее!
Впрочем, ранее я выглядел мужественнее...
* * *
Могучим львом-самцом,
загнанным судьбою в клетку неволи,
с болью смотрю на слабенькую бабенку,
которая возомнила себя дрессировщицей,
и, желая, чтобы котенком
ползал только у ее ног,
стегает меня хлыстом обидных слов
и еще с недоумением восклицает:
«Что ты так непокорно смотришь?»
* * *
Шаровой молнией
ты влетела в окно моего любопытства,
переливаясь всеми гранями сложной натуры.
«Боже, какое чудо»! - воскликнул я
и захотел поймать тебя
сачком своего восхищения!
«Осторожно, - прошептала ты.
- Меня пытались ловить
и шляпой чиновника,
и котелком биржевого маклера,
и шлемом хоккеиста,
и даже каской военного, но, увы...
Я прожигаю все! Однако, этой ночью
я, пожалуй, отдохну
на Новогодней елке нашего праздника
хрупким сверкающим шаром твоей надежды».
* * *
О, сколько в урне моего сердца
скопилось окурков былых мечтаний!
Некоторые в девичьей губной помаде...
Есть от кондового советского «Беломора»,
купленного на студенческие деньги,
и вымазанного в цементном растворе стройотрядов.
Есть от «Мальборо», когда хвастался
коммерческими успехами.
Скручу-ка я из них «Козью ножку» иронии
и затянусь дымком воспоминаний...
* * *
Начищенным самоваром
разжег угли своего сердца,
наполнил душу родниковой водой любви
и по русскому обычаю встречаю гостей.
Радушно пыхчу дымком обаяния,
каждому готов налить
бодрящего чайку добрых слов
и подставить зеркальный бочок,
чтоб полюбовался своим ликом...
Только не несите с собой
пощечину подлости - обожжетесь...
* * *
Сей человек как сейф
закрытый накрепко -
не подобрать отмычку добрых слов.
А он и рад спокойствию,
живет себе за несгораемыми дверцами угрюмости,
не слышит, как маленьким котенком
плачет и скребется,
пытаясь тщетно вырваться наружу,
одинокая душа.
Я - твой камин.
Зажги огонь моей души
искрящей спичкою улыбки,
когда придешь с мороза жизни.
Прижмись руками нежности своей
к горячим кирпичам моей груди.
И я спою тебе негромко,
огнем и ветром
сыграв на саксофоне трубы
мелодию любви.
* * *
Корни моей растущей души,
чтоб не засохнуть от недостатка новизны,
стремясь насытиться впечатлениями,
пробивают даже скалы нравственных устоев,
а ты, милая, рубишь их топором запрета.
Видимо, хочешь, чтоб остался
декоративным растением в уютном садике
семейной жизни,
а не символом свободы духа,
что поднялся вершиной к тайнам бытия.
* * *
Теряю жизнь и силы,
словно метеорит, влетевший
в плотные слои атмосферы,
теряет свою массу.
Но он-то сгорает красиво:
рассекая огромное небо
огненным штрихом.
И, может, влюбленные
в этот момент загадывают желание?..
Ну а я лишь тускло чадю
в суете мелких проблем.
* * *
Повесил свои теплые чувства
в темный шифоньер лет,
в надежде, что они
рано или поздно
потребуются тебе,
чтоб согреть в жизненную непогоду.
Но, боюсь, изъест чувства
моль переживаний
и плесень покроет в затхлости бездействия.
Лучше изорви их сразу в клочья
при очередном своем капризе.
* * *
Под лекалом
непогрешимой отеческой пятерни
очередного вождя,
тяжело ложившейся на наши головы,
становились похожими, как перчатки.
И умели:
громко аплодировать,
хватать лопату и винтовку,
ловить подачки,
что бросало нам государство,
сжиматься в кулак и опускать
его по приказу на непослушных...
Ну, а когда никто нас не видел,
радостно сворачивали фигу!
* * *
В КАНДАЛАХ ТВОРЧЕСКИХ МУК
Болит культя былой любви,
безжалостно отрезанной
пилой времени.
Особенно в непогодь...
Когда ветер тоски
бьется в стены моего одиночества.
И, надев скрипучий протез флирта,
я выхожу на танцплощадку Весны -
авось, пригласит кто на танец?
* * *
Бильярдным шаром катаюсь
под хлесткими ударами судьбы.
А кто-то уже успел
улизнуть в свою лузу.
Но я не страдаю:
зато ко мне приковано внимание
и все удивляются:
"Как? Этот еще не раскололся?..".
* * *
Собрался консилиум специалистов
около моей умирающей Любви,
и среди них Долг, Надежда и Вера,
которые твердят,
что надо бороться за жизнь!
И только юная Мечта
перекрывает кран с кислородом -
и благодарная Любовь улетает с улыбкой...
в бескрайние небеса воспоминаний.
* * *
В кандалах творческих мук
добываю в копях мудрости
алмазы нежнейших слов,
чтоб какой-нибудь вьюноша
подарил их любимой
дорогими серьгами на уши.
* * *
Перед выходом к народу
иной политик стягивает жирное пузо
солдатским ремнем аскетизма.
А ночью в сауне,
набив его шашлыком и шампанским,
развязывает шелковый кушак
сладострастия.
* * *
Как быстро стал ты
жирным каплуном,
из сотен куриц выбрав ту,
которая смогла кастрировать
твои порывы и желания
тупым ножом своего эгоизма?
И на заре уж не поешь...
* * *
Я капсюлем хотел бы быть,
чтоб порох чувств
людских воспламенить
и поиска заряд послать
в цель совершенства.
Но где любовь,
которая курок взведет
тугой пружины творчества?
* * *
Cловно кактус начинаю защищаться
иголками равнодушия.
Ибо вижу: моя душа,
соблазнительна для пытающихся
насытиться за чужой счет
среди диких прерий рынка,
где все иссушает
сверкающая незакатным солнцем
золотая монета...
* * *
Было бы полезно,
если б иной политик,
с грацией надевающий на себя
тогу решительного реформатора,
ужаснулся от своих деяний,
как ужасается нежная дамочка
в каракулевой шубке,
увидев мученическую смерть
хотя бы одного из десятка
безвинных ягнят,
шкурки которых украсили ее.
Ведь и мы походим на таких...
* * *
Ты заклеила окна в моем доме –
теперь зимние ветра не проникают в него.
Но в самую стужу
ты открыла дверь и ушла.
Теперь меня трясет в ознобе:
как спрятаться от тех сквозняков,
которые свищут в раны души?
Ведь ты оторвала,
вместе с моей с кожей,
лейкопластырь своих губ,
а с кровью - бинты своих рук.
* * *
Как удержаться в вертикальном положенье,
когда ветра невзгод сбивают наземь,
когда качается и дыбится
мировоззренческая твердь? -
Крутится в танце жизни радостной юлой
среди забот, проблем и планов,
вилять, увиливать, но не юлить…
* * *
Вы, как деревья,
разделенные стенами семейных уз,
прорыли корнями чувств и желаний,
скрытый под толщей тайны,
глубокий колодец для встреч
и насыщаетесь влагой счастья
из единого источника любви.
И удивляются другие:
откуда в ваших кронах столько пышности
в засушливые дни обыденных сует?!
А я завидую, мне горько,
что завалил свой путь к тебе и сохну…
*
Легче верблюду пройти через игольное уши,
Чем богатому в рай.
(БИБЛИЯ)
Знакомый мой монах
ведет себя как выпрямитель тока,
считая, что мы все,
колеблемся растерянно туда-сюда.
То в грех, то в праведность.
Поэтому наш путь извилист и тернист.
И зазывает нас в радушные объятия Христа,
Которые в его устах вдруг превращаются
в библейское игольное ушко…
Я не верблюд, но все же
ломать хребет бы не хотелось…
* * *
Вкушаю ночами чудную амброзию
с алых лепестков твоих влажных губ
и чувствую великий прилив сил.
Пусть я не стану бессмертным,
как насыщавшиеся ею древнегреческие боги,
но, вдохновленный твоей щедрой любовью,
может быть, обессмерчу в своих стихах
Твой благословенный образ…
* * *
Кисть обстоятельств размазывает нас красками
по великому полотну жизни,
выбирая для своего времени и места
тот или иной мазок.
И мы ложимся в эту бесконечную картину
кто на века, а кто на день.
Не зная, что завтра, может, нас затрут другими,
как портящих пейзаж… И что!?
Покуда не засох, переливайся словно радуга,
всем цветом оптимизма!
* * *
Иной писака - словно унитаз:
с удовольствием подглядывает в дырку
за испражнениями человеческих чувств
и несет этот понос в канализацию книг.
Мол, вот какой я смелый:
отображаю жизнь во всей могучей полноте!
То-то в мире вони развелось...
А надо быть бы биотуалетом,
Перерабатывать все через фильтр души в компост
и удобрять грядки страниц,
на которых только тогда вырастут плоды
прекрасных стихов.
* * *
Финиковой пальмой я взрастил тебя
в пустыне своего одиночества,
годами поливая влагой ласк и нежности,
защищая от иссушающего ветра невзгод.
А теперь почему-то униженно жду,
когда ты бросишь мне в запекшиеся губы
сладкий финик поцелуя
и прикроешь от зноя седеющую голову
зелеными листьями своих рук…
* * *
Закройщиком-портным
ты шьешь подвенечное платье нашей любви.
по семь раз отмеряя тончайшую ткань чувств,
прежде чем отрезать лоскуток нежности и тепла.
Я не тороплю тебя, ибо те усердие и мастерство,
с какими ты это делаешь,
дают гарантию, что не отрежешь по живому…
* * *
Глажу по баскетбольному мячику твоей попки
широкой ладонью мастера,
чувствуя тонко пупырышки твоих родинок
и мурашки страха: мол, вдруг наиграется
и закинет снова
в темный угол невостребованности...
Да, тобою играли лишь любители-школяры
в душных случайных залах бесперспективности,
а я выведу на широкую арену судьбы,
и мы прыгнем в едином порыве любви
через узкое стальное кольцо обстоятельств
в небо нашей надежды!
* * *
Заворожено прильнул к твоим зеленым глазам,
как к иллюминаторам батискафа.
Боже! Какой чудный мир вижу там!
Изящными водорослями
качаются томные желания,
неясными силуэтами проплывают медузы печали.
Темные гроты прошлого влекут мутными тайнами.
И светлые блики радости редко проникают туда…
Я не облачусь в скафандр осторожности,
я не возьму
механические щупы спеца-исследователя,
А голеньким мальчуганом нырну
в этот неспешный мир твоей души.
Игривым дельфином буду кувыркаться
и взбултыхаю азартом жизни
покрывшую его тину застоя…
* * *
Худосочной телочкой
ты жевала солому своего одиночества,
мечтая о зеленых лугах любви и нежности,
и понуро шагая из сто