Богословская мысль в Византии развивалась в основном монахами, и «великие имена византийского богословия – имена монашеские»: преп. Симеон Новый Богослов, свт. Григорий Палама и другие (13, 54). Богословствуя, византийские монахи были непоколебимо верны святым отцам 1У и последующих веков. Особого интереса к апостольской эпохе и апостольской мысли они не проявляли, а если и обращались к апостольской эпохе, то только через призму святоотеческих учений. Богословские дерзновения монахов не выходили за рамки святоотеческого опыта.
Напротив, западные монашеские ордена, создавая богословские школы, активно развивали богословское учение, не опасаясь нарушить верность учению святых отцов. В 1216 году папа Гонорий III санкционировал организацию ордена «доминиканцев», членам которого вменялось в обязанность изучение и развитие богословия. Задачи изучения богословия были главными и в ордене францисканцев при его «втором основателе» Бонавентуре (1257-1274) (13, 110).. Профессиональное знание богословия стало монополией доминиканских (Слайд №17) и францисканских (Слайд №18) монахов, и именно они преподавали на богословских факультетах в университетах Парижа и Оксфорда.
Итог развития богословия западными монашескими орденами известен: в ХΙΙΙ веке доминиканец Фома Аквинский создал богословие, которое стало господствующим на Западе и сделало имя своего создателя «великим».
Византийские университеты, в отличие от западных, не занимались богословским образованием. Поэтому восточное богословие не могло возникнуть в стенах университетов, где «преподавалась «древняя греческая грамматика и риторика» и обучались люди, «способные служить в императорской администрации и на высших ступенях церковной иерархии» (13, 46). Так, в созданном еще в 425 года в Константинополе университете, просуществовавшем до позднего средневековья, даже не было богословского факультета. В университете, созданном в 1045 году Константином Мономахом, было два факультета – юридический и философский, но не было богословского факультета. Поэтому «никто из интеллигентов, связанных с университетом, не вошел в число влиятельных богословов. Подобно Михаилу Пселлу (1018 -1078), они ограничивались в своих писаниях исключительно философскими или риторическими темами» (12, 111).
Историки, правда, отмечают, что при императоре Ираклии (610-641) была основана Академия, в которой наряду со светскими науками изучались и богословские науки. Но в 726 году император Лев 111 Исавр сжег эту Академию вместе с профессорами и библиотекой за неподчинение иконоборческому движению (7,34-35).
Западные богословы видели в интеллектуальном познании Бога способ приобщения к Нему. Восточные богословы считали, что человек может приобщиться к Богу только через молитвенный опыт и Божью «благодать», что не требует знания античной философии. Поэтому «вопрос о соотношении богословия с философией никогда не ставился на Востоке» (9; 32,35). Опытная природа восточного богословия не позволяла соединить его с античной философией и создать схоластику. Византийский аристократ Димитрий Кидонис удивлялся, «обнаружив, что латиняне «проявляют великую жажду пребывать в тех лабиринтах Аристотеля и Платона, к которым наш народ никогда не проявлял интереса» (Цит. по 13, 110-11).
«Напряженность» между православным богословием и античной философской мудростью византийские богословы определили как проблему «Афины и Иерусалим».
Византийские богословы не теоретизировали по поводу христианской веры, а опытно переживали её, твердо стояли на позиции, согласно которой христианство не является философской рефлексией, подменяющей живое общение с Богом размышлениями о Нем в абстрактных понятиях. Так, в богословских трудах святителя Григория Паламы, одобренных постановлениями соборов (1341, 1347, 1351 гг.), утверждалось, что опытное переживание и познание Бога, составляющие суть православной веры, не зависит от аргументов рассудка. Знание истины христианин получает «из чтения Священного Писания (или слушания его в Храме), из молитвы, богослужебной или личной, из слушания проповедей или от учителя, влияние которого было не только интеллектуальным, но и духовным» (13, 48).
Богословие в Византии, так же как и на латинском Западе, признавалось высшим видом знания. Но это было особое «опытное» знание, а не система теоретического знания. Латиняне считали, что святоотеческое богословие нуждается в просветлении философским разумом.
Западные богословы исследовали вопросы веры преимущественно логически, в совершенстве владея мастерством логической аргументации (Слайд №19). Поэтому они не всегда адекватно понимали и оценивали труды восточных богословов, в которых упор делался не на логику, а на религиозный опыт. В свою очередь, восточные богословы, плохо владея мастерством логической аргументации, не всегда понимали схоластически-философскую аргументацию своих оппонентов, которую те применяли в ходе богословских споров. Аргументы сторон находились в разных контекстах: латиняне апеллировали к разуму, византийские богословы – к святоотеческому живому опыту. В итоге православные богословы проигрывали в богословских дискуссиях с латинянами.
Отрицательное отношение византийских богословов к синтезу с античной философией получало поддержку со стороны императоров. Например, Юстиниан в 527 году н.э. запретил преподавание философии, прекратил финансирование языческих школ и закрыл Афинскую академию «...из опасения, чтобы они (речь идет о языческих философах. -Т.М.), как бы обучая несчастных, посещающих их школы, на деле не испортили бы души своих учеников» (6; 29).
Настороженное отношение к философии подогревалось в Византии не только богословскими, но и политическими обстоятельствами: философия в Византии представляла «собой явление диссиденствующей провинциальной языческой аристократии», тесно контактирующей с латинской Церковью. Созданный орденом доминиканцев центр, расположенный рядом с Константинополем, постоянно налаживал контакты с «пятой», как мы сейчас бы сказали, колонной внутри Византийской Церкви и государства. Латиняне всячески поддерживали возрождение в Византии идей неоплатонизма, стоицизма, эпикуреизма, которые были «своеобразной формой интеллектуального и эмоционального протеста против христианизации империи», «последним прибежищем людей, практикующих различные языческие ритуалы» (6; 28-29), пытающихся реформировать православную религию. Натиск на православные устои византийской Церкви и государства постоянно сдерживался церковными и государственными властями, что привело в итоге к массовой эмиграции византийских философов и полигисторов (свободных интеллектуалов) в Италию. Став учителями Петрарки, Боккаччо, Лоренца Валла и др., византийские эмигранты способствовали расцвету западноевропейского Возрождения.
Итак, Византийская и латинская Церкви после своего разделения по-разному относились к союзу богословия и философии. Римская Церковь, в отличие от византийской, была ориентирована не столько на сохранение божественной истины в ее чистоте и святости, сколько на развитие «внешней образованности народов». В итоге, отделение Рима лишило Запад чистоты христианского учения, и в то же время остановило развитие общественной образованности на Востоке (И.Киреевский). Русские получили от византийских греков не эллинскую систему интеллектуальной деятельности, не эллинские философские проблемы и формы их разрешения, а христианскую религию, которая и стала доминантой русской культуры. Светское философское знание пришло в Россию не из Византии, а с Запада. Это произошло «преимущественно в «век просвещения», что и будет одним из важных элементов тех драматических разрывов, которые характеризуют русскую историю» (13, 168).
О культурном влиянии Византии на Запад не принято говорить. Тем не менее, архимандрит Киприан утверждает, что «философское питание Запад получил» от Византии. Дело в том, что Запад быстро и основательно забыл греческий язык, и произведения античных философов, написанных на греческом языке, стали для его интеллектуалов малодоступными. Общеизвестно, что труды Аристотеля узнали на Западе во второй половине ХΙΙ века, тогда как «к этому времени у византийцев существовали и комментарии на Аристотеля», переводами которых на латынь пользовался папа Иоанн ХХΙ (умер в 1277 году). «Таким образом, Запад наряду с арабскими источниками аристотелизма, имел еще и византийский, более оригинальный» (7, 46).
Огромное культурное и научное наследие Византии не было похоронено под обломками погибшей империи. Культура Византии пережила гибель империи. «Классическое богатство, музей философских и поэтических ценностей унесли на запад зачинатели флорентийского и римского гуманизма. Ризницу богословских и церковных сокровищ Византия передала из рук в руки молодой и возрастающей церкви русской» (7, 41).